Онлайн чтение книги Я там же, где и ты I'm where you are
СЦЕНА 22

Несказанно болела шея. Глен повернулся на другой бок и капризно поморщился, когда сквозь закрытые веки стал настойчиво просачиваться свет. Парень недовольно потер лицо и открыл глаза.

В комнату необратимо вползало утро. Рассвет вступал в свои права, захватывая причитающее ему по праву пространство, гоня темноту ночи.

Глен сел на диване, широким жестом откидывая плед. Он повел затекшей шее в разные стороны, разминая. Спать было ужасно не удобно на плоской думочке, но лечь в пустующую кровать бойфренда не хотелось. Слишком большая, слишком холодная, слишком полна воспоминаний. Зорин решил перекантоваться на диване. Он позволил себе заснуть только после того, как дядя Саша перезвонил и сказал, что Майзера ни в морге, ни в одном из «обезьяннике» города нет.

- А это значит только одно: либо пациент скорее жив, чем мертв, либо его еще не нашли, либо…

- Ну, дядь, — заканючил, как маленький, Глен, нутром ощущая черный стеб маминого брата. — Прекрати. Не до приколов сейчас.

Голос собеседника на том конце связи посерьезнел и докончил: что, возможно, Югарт где-то переночевал, не на улице это точно.

- Он ведь мог снять номер в отеле или зависнуть у друзей.

«Каких друзей?» — чуть не закричал в трубку Глен. — Нет у него друзей! А с пацанами он из группы подрался. Да и кого он тут знает?»

- Да, — взяв себя в руки, сдержанно согласился племянник. — Скорее всего, он в отеле. Вот я дурак.

- Ты не дурак, — вразумил племянника Александр Юрьевич. —  И чтобы я больше этого от тебя не слышал. Взрослый мужик, а всякая чушь все так и вылетает изо рта.

- Хорошо. Не буду.

- Вот и порешили. Я могу попросить Михалыча пробить гостиницу, - предложил дядя. — Мне-то как частному лицу они ничего не скажут, а вот органам…

- Нет! Нет надо! — взволновался Глен. — Он же иностранец. А вдруг что и его депортируют из страны.

- Ох, Гленка, тут ты, конечно, загнул, — хмыкнул родственник. — Для депортации он чего по серьезнее должен совершить, а не пацанскую драку. Но на учет могут поставить. Не без этого.

- Дядь, ему осталось отучиться семестр, и он уедет, - безрадостно отозвался Глен. – Давай без этого, лады?

- Лады, - как эхом отозвался старший Зорин. Слегка кашлянув, дядя спросил: - Ты там еще побудешь? Хочешь дождаться… друга?

Глен моментально напрягся. Слово «друг» прозвучало как-то странно, да и эта пауза перед словом. «Он догадался?!» - хлестко ударила неприятная гипотеза. – Или мне просто мерещиться? Я устал, - пальцы прищемили переносицу и с нажимом проехались пару раз вверх-вниз. – Я просто устал».

- Я посплю тут. Утром, если он не придет, пойду домой.

- Да. Так будет лучше всего. Не чего по темноте шастать. Но, если хочешь, могу приехать за тобой.

- Не надо, - забеспокоился Глен. – Еще маму разбудишь. Она же спит?

- Спит, - заверил мамин брат. – Я тут тихо, как мышонок, на кухне сижу. Не беспокойся.

Глен улыбнулся:

- Ну, я тогда на боковую. И ты ложись тоже.

- Хорошо. Завтра поговорим. Приходи домой.

Глен снова нервно сжал пальцами смартфон. Ему однозначно не нравились тон и слова, роняемые дядей. Он сглотнул слюну и как можно беспечнее произнес:

- Конечно, приду. Спокойной ночи. Отбой.

Парень тут же нажал на красный кружок и повалился на диван. «Мне кажется я сейчас сдохну, - ладони с болью ударились о лицо, пальцы скрючились, прочерчивая борозды к бровям. – Что если он узнает? А если мама узнает? Ей так понравился Юг. Боже бо Боже…» Глен сжался, насколько позволило положение тела, до размера эмбриона и застонал, а скорее захныкал как маленький. Совесть уже начала терзать сердце, разум и моральные устои, которые взращивали в нем, которые он сам в себе сеял, нежно берег, гордился и любил всю свою сознательную жизнь. И что теперь? Что он получил на выходе, связав свои мысли и чувства с краснобровым австрийцем? Потерю здравого смысла? Где его принципы, черт их побери?! Где его гетеросексуальность?! Растоптана, перетерта в прах и развеяна по ветру…

  Ближе к одиннадцати утра следующего дня страдалец  решил вернуться к себе домой.

- Привет, - устало протянул Глен, скидывая обувь.

- Поставь ровнее, - тут же потребовала мать. – А то учу, учу, а все мимо ушей. Ну как? Не нашелся? Не пришел, да?

Сын вскинул голову и изумлено уставился в лицо мамы.

- Саша сказал, - подтвердила догадку сына мать. – Я час назад еще раз обзвонила больницы. Вдруг что.

Глен, упершись плечом о стену, виновато опустил голову. Вот теперь вся семья Зориных вовлечена в эту катавасию. Интересно, что сказали бы брат и сестра, узнай они, что беспокоятся не просто об иностранном студенте, одногруппнике Гленушки, но еще по совместительству о любовнике их племянника и сына?

- Мам, я что-то устал… Хочу прилечь.

- Может, поешь сперва? – обеспокоилась мать. – Я сейчас чайник подогрею. Супа хочешь?

От искренней материнской заботы душа Глена съежился еще больше.

- М-мам, я не хочу есть. Правда... Хочу спать.

Людмила Юрьевна посторонилась, давая сыну пройти. И он прошел, как бесплотная тень по коридору, и скрылся в дверях своей комнаты…

Суббота минула однообразно спокойно.

В воскресенье Глен с дядей Сашей навестили апартаменты Югарта, осмотрев все повнимательней, на сколько позволила совесть, покопошиться в чужих вещах. Пальто висело на том же крючке, где его примкнул Глен, куртка так же не меняла места своего расположения. Да и бегло пройдясь по ящикам шкафов и комода, стола – Зорины предположили, что ничего не исчезло. Паспорта Майзера они не наши.

- Наверно он носит с собой, как и визу, мало ли спросят для проверки, - зачем-то подытожил дядя, хотя Глен и так знал добросовестную работу полицейских их курортного городка на проверку прописки. Глен и сам с апреля везде таскался с паспортом, мало ли что, подстраховка никогда никому не вредила.

Обойдя квартиру и проверив: все ли окна заперты, Александр Юрьевич по-хозяйски выключил газ, и незваные гости покинули помещение.

- Еще и двое суток не минуло, - заговорил Зорин-старший, заводя «Москвич», — рано еще в розыск подавать. Он точно не берет трубку? А дозвон идет? Связь есть?

Глен утвердительно кивнул. Он столько раз в надежде набирал номер, что постепенно этот ритуал из разряда «Беспокойство» перешел в разряд «Без толку», ему порядком надоело звонить в никуда. Но для наглядности племянник набрал номер, включил динамик на громкоговоритель, и, получив привычный сброс, испустил грустный вздох. «Вот так всегда и бывает, ты не знаешь от чего улыбнешься, от чего зарыдаешь», — подумал Глен и уставился в лобовое стекло.

- Может, поедем уже? —  парень с равнодушием смотрел как за пару машин от них, медленно заезжает задом на парковочное место увесистый лексус.

Вся обстановка престижного района: высококлассовые автомобили, элитное жилье, придомовое благоустройство — словно немо упрекали Глена, укоряя его: тебе тут не место, зачем вообще связался с представителем «золотой молодежи»? Да, чего тут лясы точить, Глен был не слепой. Общаясь с Югартом, он давно считал в нем богатея. И это невозможно было скрыть: одежда, обувь, отношение к деньгам, к развлечениям, один только мотоспорт давал понять — парень не из простых. Но даже если финансовая разница между ребятами незримо ощущалась, то Глен ни в коем разе не чувствовал себя в присутствии Югарта ущербно. Возлюбленный ни разу не оскорбил его гордость, демонстрируя возможности своего кошелька.

 Укрывшись в своей спальне, Глен не знал чем себя занять. В душе все больше и больше зарождалась обида на Майзера, на его сумасбродство, на его безразличие, и он снова набрал заветный номер. Казалось, что это глупое занятие. Сколько раз можно совершать эти ни к чему хорошему не приводящие однотипные движения? Но Глен не мог не взять телефон в руки, не набрать, не позвонить Югарту. Эти механические действия могли возыметь великолепный успокаивающий эффект, если бы не порождали ощущения назойливости:

- Я точно сталкер, - Глен измучено выдохнул. - Да сколько же можно не брать трубку-то, а? 

Рука с зажатым телефоном бессильно упала на кровать, экран потух. Произнеся свои мысли вслух, парню стало тошно от самого себя - он стал тем, кого ненавидел и презирал. Он словно выискивал и преследовал «немца» - ненормальное поведение. Внезапно перед глазами прояснился образ Югарта: красавчик сидел с обнаженным торсом в своих широких спортивных штанах в троноподобном  кресле с непомерно высокой спинкой, вальяжно-вызывающе закинув левую ногу на колено, и с равнодушием созерцал как проступает, увеличиваясь, новое число «неотвеченных», безукоризненно пополняя копилку самозначимости.

Почему в умаянном мозгу Глена представился именно такой Югарт, только сам Бог и ведает. Но у парня аж все клокотало в душе: что еще за аттракцион «эмоциональных качель» проворачивает с ним этот чужак? То прохода не давал, в уши дул о неземной любви, и тут такой игнор. Единственная ниточка, как невидимые кандалы, удерживало Зорина от ненависти к Майзеру — это неподдельная тревога. Тревога, что с любимым и впрямь произошло что-то серьезное. Глен гнал самые тягостные мысли  прочь, но заставлял себя через не могу, через не хочу мониторить городские и районные (чем черт не шутит) новости  на информацию: найден тот-то тот-то, где-то тут-то там-то.

Слава Богу, таких статей в общей ленте СМИ не попадалось, что позволяло выдыхать и надеяться, что Югарту просто вожжа под хвост попала. 

«Какие же у него были глаза» — парень повернулся на правый бок и потерянным взором окинул комнату. Да и что тут можно говорить, коли Глена реально прошиб пот и мурашки забегали по спине, когда Югарт, точно хищный зверь, сверкнул на него своими иссиними глазами с подозрительно широкими зрачками.

- Он и раньше прожигал во мне дыру, — пробормотал Глен, стараясь не думать про неестественно большие зрачки. — И  это точно не от наркоты. Откуда у него наркота? Это ненормально. Он водит скут. И он еще ни разу не был таким.

«Каким таким? — скрутилось сознание в тонкое, как спица, подозрение и больно укололо сердце. — Много ли ты о нем знаешь? Мистер Надо будет сам все расскажет?»

Гордость такая своеобразная штука, что имеет несколько разнополюсных значений. Плюсы гордости: в проявление внутренней силы, она помогает выстраивать достойные уважительные отношения, рождает позитивные эмоции, увеличивая в человека самость. Но есть и обратная сторона медали — гордыня — не иссекаемый источник эгоизма, иллюзорное возвеличивание себя, что ведет к неприятным конфликтам. И сейчас гордость Глена была ущемлена. Гордость бойфренда не могущего найти любимого, гордость сына не могущего рассказать матери правду про него и Юга, гордость мужчины, который не может проявить стойкость и хотя бы для начала позаботиться о себе — выспаться, и так кусок в глотку не лезет, так еще бессонница мучает.

Глен лег на спину, но полежав так немного, лег на левый бок. Он пытался устроиться поудобнее, стремясь схватиться за исчезающие из уставших рук благословение Морфея. Но все было до нельзя плохо - он уже вторую ночь отвратно спал, часто ворочался. И выходило, что сон был мало похож на сон, скорее это была беспокойная дремота, приносящая изнурение, чем восстановление, и так замученному стрессом и тревогами молодому организму.

Наступил понедельник и хочешь, не хочешь, а учебу никто не отменял. Зорин, как мог, собрался и эмоционально, и физически, стараясь казаться максимально бодрым (дабы не пугать) тоже не шибко радостных прохожих, потащился в институт. И хоть Глен старался казаться молодцом-огурцом, его немного припечатало обухом со слов дяди: если сегодня иностранец не подаст весточки — мол все gut, то надо не рассусоливать, а идти подавать заявление в полицию. Это известие сперва взбодрило Глена — ну наконец-то, хоть что-то можно узнать! Но подойдя к воротам универа, и прокрутив всю ситуацию и так и этак, когтистая длань страха и паники снова внезапным набегом скребыхнула по нутру, порождая тошноту и саднящие ощущения тревоги.

Захваченный мороком опасения и боязни, Глен, как в тумане, поднялся по ступеням.

Вокруг сновали люди, много-много людей, молодых людей: грустных и веселых, улыбающихся и серьезных. Глен цеплялся потерянным взглядом к головам высоких парней, выискивая красную, подобно кумачовому стягу, шевелюру, ведь сердце теряет надежду не сразу, надежда умирает только с человеком.

Это была самая длинная дорога по коридору в судьбе Глена. Ноги как будто жили своей жизнью, монотонно перебирали шаги, глаза не давали натолкнутся телу на препятствие, а руки… а руки просто вцепились в лямки рюкзака — чтобы не мешаться.

Зайдя в нужную аудиторию и увидя ребят, Глен понял, что никто не знает о исчезновении Югарта. Беспечная воркотня, приподнятое настроение, теплые приветствия — все это было тому наглядное подтверждение. Пальцы резко похолодели, в голове зашумело, Зорина качнуло, и панорама аудитории рухнула в вязкую тьму.