Онлайн чтение книги Я там же, где и ты I'm where you are
СЦЕНА 20

- О! Снег!

- Снег! Смотрите — снег!

- Как новогодний!

- Красивый!

- Рождественский!

- Из рекламы Кока-Колы!

- Холопья!

- Зимние мушки! — неслись в небо воодушевленные молодые мужские и женские голоса.

- Манна небесная! Несите тазы, собирать будем, нехристи! — сострил кто-то из парней, имитируя бас священника, и молодежь дружно расхохоталась.

Гурьба студентов веселилась на университетском дворе. После душного актового зала свежий воздух действовал как хорошее молодое вино — бодрил. И еще ко всему прочему пошел снег. Красивый прекрасивый.

Белые снежные хлопья падали, словно в замедленном режиме киносъемки, в бесконечном равномерном потоке. Ветра не было, и слипшиеся снежинки медленно кружась, стелились по крышам, по земле, по всему вокруг, укрывая все тончайшим ломким ковром.

Глен, подставив лицо снегу, взглянул на темно-серые матовые тучи. Тотчас на нос упала стайка ажурных снежинок и растаяла от дыхания. Зорин счастливо рассмеялся и его смех легко влился в беспечный гомон одногруппников.

- Пойдем? — Югарт скрытно дернул Зорина за подол куртки. — Ко мне домой.

- Д-да, — тут же отозвался Глен и сладко улыбнулся любимому. — Конечно. Только простимся со всеми и пойдем.

Да-да, так всегда бывает: человек предполагает, а Бог располагает. Нестандартная влюбленная парочка действительно пошла, но не домой. Будущие инженеры были искренне рады тому, что номер их группы занял первое место и решили это дело хорошенько отметить. А как праздновать без победителей? И Глену пришлось пойти в ближайшее караоке, куда уже сговорились рвануть ребята.

Караоке — это не очень правильное название для этого специфического заведение. Скорее «Ржавый контрабас» можно было с натяжкой причислить к джаз-клубу. Идти туда была идеей Маши Светличной, потому что «Контрабасом» заправлял ее дядя, и он, конечно, не будет против (так заверила всех Мария после небольших телефонных переговоров с родственником) ораве молодых людей. Главное надо было оттуда убраться до 23-00, потому что после этого времени планировалось выступление для платежеспособной публики. Приедет какая-то джазовая певица, такая известная, что никто никогда и слыхом не слыхивал ее имени. Маша назвала имя дивы для приличия, но оно тут же вылетело из памяти разгулявшихся девушек и парней, которые уяснили только одно — у них есть место для хорошей тусы, а о большем думать и не хотелось.

 Имитация голосования за клуб, одноголосое: «Ура! До здравствует Машка!», и четверо парней тут же начали качать Светличную. Она визжала при каждом броске и просила не уронить ее. Парни ржали и клятвенно обещали, что обязательно поймают. Остальные девчонки смотрели на это спонтанное представление со скрытой завистью.

- Может, уже двинем? — вальяжно протянула Яна, поправляя на плече ремень от увесистого чехла гитары. — Холодно. Ноги мерзнут.

Качание мигом прекратилось. Маша, как пьяная, стояла поддерживаемая Соколовым и Варкасяном. Ее зеленые глаза нездорово блестели, ко рту приклеилась глупая улыбка, а руки настойчиво и неуклюже пытались убрать под съехавший капор выбившиеся пряди русых кудрей.

Снег золотом кружился под фонарями. Югарт шел в конце толпы. Он так и не понял, как студенты, точно волшебники, с легкостью оттеснили от него Глена и вынесли во главу шествия. Майзер смотрел на знакомую голубую шапку, до его ушей долетали обрывки фраз mein Lieber, его смех.

- Ну, как тебе? — вдруг спросил Пестраков, поравнявшись с одиноким пешеходом. — Как шоу? Глен сказал, что ты никогда не участвовал в самодеятельности. За границей такое не приветствуется?

Югарт скосился на нежданного компаньона и немного подумав, ответил:

- Вы молодцы. Было интересно. А еще хорошо выступил фокусник.

Дима тут же одобрительно закивал и, качнув гитарным чехлом, сказал:

- Да. Славик — молодец. Руки ловкие. Котов в детстве на балет ходил.

- На балет? — удивился Майзер.

Вопрос вылетел спонтанно. Югарту совершенно были безразличен сам Славик Котов и тем более его балетное прошлое, просто мозг не понял связи между ловкость рук и танцами. 

- Ага. Его мать заставляла ходить. Он не хотел. Но после того как сломал ногу — перестал. Полгода провалялся в постели. Все уж думали не встанет. Мать каждый день бегала свечки ставить. К Николаю Чудотворнику. Как будто это может помочь. Но ее можно понять. Еще бы. Единственный сын и калека. Кому хочется? А я ему говорил не прыгать с сарая. Но разве Славку убедишь? Балет был страшнее.

Югарт остановился и взглянул в лицо собеседнику:

- Он что? Сам себя травмировал?

Дима, почесав себе нос, произнес:

- Славка отчаянный. Мужик. Сиганул не раздумывая. Я даже не ожидал. Хорошо не шею сломал или руки. Если бы он их повредил, я бы его сам убил. Там же. У него руки — золотые. Такой талант потерять — грех.

Югарт, выслушав конец странной истории, пошел дальше. Пестраков не отставал.

Они шли некоторое время молча. Впереди шумела толпа. Снег поутих, появился ветер.

- Глен, классно поет, — вдруг сказал Дима, смотря на шапку солиста их временно сколоченной в впопыхах музыкальной группы. — Хороший голос. Ему бы в консерваторию поступать. Не понимаю, почему он не стал? Ему и Инесса Эрастовна говорил об этом же. Она у нас почетная учительница музыки, ее все в городе знают, — гордо пояснил рассказчик. — Поехал бы в Питер, как  ему Доркосян советовала или в Москву. Или еще куда, мало ли мест, где уча…

- Он не оставит на долго мать одну, — грубо прервал монолог Майзер.

До репетиций Югарт практически не общался с Димой. Этот низкорослый белобрысый паренек с невнятной, ничем не примечательной внешностью, носивший всегда каких-то светлых тонов спортивные костюмы, в своем поведение был как призрак - без шумно появлялся в неожиданных местах, и так же внезапно исчезал. Но его всегда можно было найти в аудитории, в которой будет проходить нужная лекция, на самом дальнем ряду, где он сидел тише воды, ниже травы.

Хотя стоит признать, что австриец-то не так сильно стремился запомнить всех тридцать пять студентов из группы, но на интересную или красивую внешность бросал неравнодушный взгляд. И хотя Пестраков было не некрасивым, довольно таки симпатичный, но курносый нос делал его лицо похожим на капризного ребенка, что ни как не привлекало эстетический вкус Майзера.

Но вот сейчас, сегодня, большие, точно прозрачные, слегка на выкате глаза, всегда полуприкрытые веками, внушили иностранному собеседнику, что их обладателю известна тайная мудрость, заставляя прислушиваться к не громкому, но на удивление твердому голосу паренька.

- Да-а-а, — согласился парень. — Мать для Глена святое. Да любая мать важна для ребенка. Это удел женщины – быть матерью. Мужику в разы проще. Когда Зориных бросил отец, Глена от маминой юбки оторвать было нельзя. Мамень…

Внезапно Димка ощутил, как ворот куртки собрался тугим кольцом вокруг шеи, и увидел близко-близко рассерженные синие глаза.

- Я не хочу слышать сплетни, распускаемые за спиной mein, — тут Югарт оборвал голос. 

Димка судорожно сглотнул и затараторил:

- А что я такого сказал? Да весь город об этом знает. Его отец-америкашка ушел из дома и уехал в свою Америку. Отпусти!

Пестраков дернул за руки австрийца, и тот, чуть помедлив, разжал схватку. Югарт сжал губы в тонкую брезгливую линию. Он отвернулся от раздражающего собеседника и поспешил догонять ватагу студентов, хвост которой в этот момент заворачивал в подворотню.

Пройдя по узкому коридору мимо домов, Майзер повернул налево. Красная неоновая вывеска над двухстворчатой дверью кричала о своей безвкусице. Три последние буквы не горели, и Югарт ни за, чтобы, не подумал, что «Ржавый Контра…» — это и есть местный караоке клуб. Он  ускорил шаг и протиснулся в дверь за остальными. 

Обстановка внутри положительно удивила австрийца. Из небольшого фойе с гардеробом хорошо проглядывался просторный зал с приглушенным освещением. Слева и справа, как два деревянных крыла, расположились барные стойки-близнецы. Впереди по центру возвышалась миниатюрная полукруглая сцена, а к ней практически впритык прижались двумя рядами столики, с посадочными местами на три человека. Сцену освещал прожектор, и черный штатив с золоченым микрофоном одиноко поблескивал в апельсиновом сиянии.

Студенты одобрительно загалдели, осваивая свободное пространство между баром и столиками. Оно изначально было создано для того, чтобы гости заведения могли походить-размяться или потанцевать и, как-никак, идеально подходило для небольшой вечеринки.

Парни потянулись к бару, где их встретил какой-то тучный низенький темноволосый мужчина уже начавший потихоньку лысеть со лба. Как потом выяснилось — это был дядя Светличной — Карен Назарович. Он разрешил студентам пользоваться барным кулером с водой, а еще указал барменам продавать молодым людям только пиво и безалкогольные напитки. Высокоградусный алкоголь остался под запретом. Да никто и не был против, слишком дорого, да и не за тем они пришли. Маша утащила Варкасяна к сцене, показала пульт ди-джея. Раздалась музыка. Все расслабились, и вечеринка дала старт.

Югарт сидел на барном стуле и смотрел на Глена окруженного девчонками. Этот женский «цветник» сидел на огромном диване вставленный в нишу одной из несущих стен. Девушки громко смеялись, покачивая фужерами, а Глен что-то живо рассказывал. Югарт не мог оторвать взор от эмоционального лица любимого. Только во избежания недопонимания и ненужных косых взглядов, Майзер периодично поворачивался к стакану с минералкой, услужливо поставленному перед ним. 

- Комплимент, — сказала барменша, ставя перед красноволосым красавцем стакан. — От заведения.

Югарт посмотрел тридцатилетней женщине в глаза и сдержанно поблагодарил. Он просек по ее долгому довольно красноречивому взгляду, что значил на самом деле этот «комплимент». Если бы не удачная позиция обзора помещения, парень встал и ушел. Но выбора не было, и приходилось сидеть и ждать, когда tanzabend закончатся, и можно пойти домой.

Югарт вздохнул и отпил. Пузырьки приятно заиграли на языке, порождая воспоминания о поцелуях с Гленом. Югарт прикоснулся губами к кромке стакана, но пить не спешил. Он замер, скосившись на присевшего рядом Пестракова.  Тот, приткнув гитару, потребовал пива и стал ждать заказ, оглядывая привлекательную витрину из разномастных бутылок.

Югарт медленно тянул чуть теплую жидкость, думая о том, что они с mein Lieber хотели после капустника поужинать в домашней обстановке, посмотреть фильм и лечь спать. Этот план очень походил на семейный вечер женатых людей. Югарт кайфовал всю неделю, предвкушая свидание, которое предложил Глен. Австриец был в положительном шоке, когда русский сам озвучил такую идею:

- Дядя Саша вернется двадцать четвертого. Тогда я могу двадцать пятого остаться с ночевкой. Если ты не против.

- Это же когда я был против? — Югарт притянул к себе любимого, заключая в объятья. — Я бы хотел, чтобы ты тут всегда был. Жил со мной.

Глен смущено опустил глаза. Он не раз уже слышал такое от Югарта. Эта была какая-то идея фикс у «немца», можно даже сказать паранойя. Зорин такого не понимал, но, все же, собрав всю свою тактичность в помощь, спросил, не рано ли обсуждать это, ведь они так мало знают друг друга, чтобы жить вместе, ведь  и года не прошло со дня их первой встречи. 

- Понимаешь, — начал сбивчиво объяснять Глен, видя, как расстроено опустились уголки губ любимого. — Есть такая поговорка: «Чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли». Я раньше думал - это о том, что только в большом несчастье ты можешь понять какой человек с тобой рядом. Откроется его истинная личина. Соль — это горько, неприятно. Ну как: «не сыпь мне соль на рану». Что-то в этом духе. Неприятно, короче. Но вот потом мне дядя разъяснил, что «съесть пуд соли» — это прожить с человеком год. Пуд — это общестатистическая норма потребления соли, примерно столько съедает человек за год. И выходит, чтобы понять человека, надо с ним пожить год.

И сказав это, Глен выразительно вгляделся в синие глаза, как бы мысленно спрашивая: Понимаешь, о чем я толкую?

- Мне надо ждать год или я должен пожить год с тобой, чтобы ты решил: будешь со мной или нет? — растянуто и неуверенно проговорил Югарт, протягивая руки к Глену. Белоснежные пальцы аккуратно подцепили ладони и вобрали в себя, просовываясь меж фаланг, скрепляясь в цепкий союз. — Я знаю русские поговорки, но они все такие странные. 

- Народная мудрость, — хмыкнул Глен, — скопленная поколениями. Веками. Ее понимать надо.

- Мне кажется, я такое никогда не пойму.

- Не надо печалиться, — вдруг запел Глен, — вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди — надейся и жди. Может и сойдет на тебя однажды озарение, и ты все поймешь.

- Hoffen und Harren macht manchen zum Narren, — назидательно продекламировал Югарт и тут же перевел: — Надеяться и ждать — глупым стать. Я не буду ждать. Я хочу сейчас жить с тобой, mein Lieber.

Майзер поставил со стуком пустой стакан на столешницу, затаивая в душе приятное воспоминание.

- Повторить еще? — ласково проворковала барменша томным голосом.

- Не надо. Спасибо.

 Югарт снова взглянул на комфортабельный диванный уголок. А там все уже переигралось: девушка, что сидела по левую руку Зорина - исчезла, и ее место заняла Синицина. Майзер нахмурился.

- Вы довольно близи. Глен, конечно, общительный, но по тебе, - Пестраков пригубил пиво. - Не очень-то и скажешь…

Югарт смолчал. Ему порядком поднадоел этот странный парень еще со времени их прогулки до клуба и продлевать беседу не хотелось.

Музыка сменилась с разудалой на медленную, танцпол поредел - на нем остались только три пары. Таня Светличная, подойдя к микрофону, томно запела, стараясь подстроиться под голос певицы Нюши, но выходило у нее это не очень. Майзер повернулся спиной к народной самодеятельности.

Сбоку о чем-то своем разговаривал Пестраков, временами отхлебывая из высокого бокала и подталкивая соседа локтем. Очень хотелось встать и уйти, но Югарта держало на месте чопорное австрийское воспитание и непонятно откуда взявшееся упрямство. Медляк кончился, и снова зазвучали ритмичные вибрации.

- …Эх, вот везет некоторым, - продолжал, как ни в чем не бывало, Пестраков, перекрикивая музыку. – Уродились смазливыми. Дал Бог мордашку привлекательную, на которую девчонки слетаются как пчелы на мед.

- Да, - поддакнула за стойкой барменша. – Подарили родители красивую внешность сыну. Аленький цветок бросается в глаза.

Веки сморгнули и Югарт невольно повел плечами. Он не ожидал такой «болтовни» от тихого и неприметного студента группы – Дмитрия Пестракова. «Схожу в туалет», - решил парень и двинулся в сторону уборных.

Обойдя по краю молодецкую толпу, вновь наводнивших танцпол людей, Майзер очутился в закутке, где притаилась общая дверь в WC. На черной двери не было ни одного опознавательного знака женский это туалет или мужской. Но выбора не оставалось, и он открыл дверь.

Небольшой вытянутый предбанник с темно-красными стенами, смотрящими друг на друга белоснежные раковинами и три золотых двери в ряд, отороченные черными наличниками, говорили об одном: скоро посетитель попадет в святая святых для облегчения своих физиологических нужд. Тут тихо играл спокойный блюз, и практически не долетало беснование общего зала.

Югарт взглянул в зеркало.

На него смотрел стройный широкоплечий парень в черной обтягивающей водолазке, в черных брюках. Югарт самодовольно махнул головой и провел рукой по роскошной гриве блестящих волос.

- Алый цветочек, - с некой толикой удовлетворение проговорил молодой человек и недобро хмыкнул. – А мой цветочек, сидит в другом букете, и не даже не смотрит на меня.

- Почему же не смотрит? – спросил Глен, шире приоткрывая правую дверь. – Очень даже и смотрит.

Югарт сперва опешил, а потом резко втолкнул Глена обратно в уборную, откуда он только что вышел.

- Эй! Ты что творишь! - выкрикнул Зорин, падая на стульчак. – Я тут уже бы…

Югарт страстно губами залепил ему рот.

«Совсем очумел?!» - Глен вцепился в чужие руки. Мышцы были как стальные. Русский замычал, попытался привстать, но ничего не вышло: пространство вокруг было настолько же мало, насколько мужчины были в нем объемны.

Сбивчивое сопение. Приглушенная возня.

«А если нас услышат?!» - молнией пронеслось в голове Глена. Он, недолго думая, пяткой вдарил по стопе Югарта. Мягкая кожа сапога вдавилась, и Зорин ощутил чужую ногу. Он не хотел жать слишком больно, но Майзер как будто и не чувствовал давления. Он просто властно держал Глена и прижимался губами к губам, как присасываются рыбы-прилипалы к крупным обитателям морей.

«Черт! – Зорин выгнулся дугой. Стремясь вытолкнуть Югарта к верху и все же встать. – Кабзда! Какой же ты все-таки бугай! Бесит!»

Внезапно Югарт задрожал и отлепил лицо от Глена.

Капля крови упала на джинсы.

- Совсем больной! – заорал, выдыхая Глен. – Дай выйти!

Он резко поднялся и сильно толкнул парня в грудь.

Югарт уперся об стену. Он стоял сгорбившись. Непослушные волосы, спадая каскадом, закрывали практически все лицо.

- Надеюсь, что только меня ты вот так кусаешь, - пробормотал Майзер, оттирая пораненную губу.

- Прости. Я. Я не хотел.

- Уж лучше хотел! – Югарт снова набросился на Глена.

Поцелуй был неприятно грубым, с привкусом крови. Глен судорожно вздохнул и непонятно как извернулся, уворачиваясь от нападения, стараясь снова не упасть на унитаз. Майзер не сдался и предпринял снова попытку заключить русского в свои медвежьи объятья.

Эти «ласки» уже не лезли ни в какие рамки, которые мог позволить Глен, и он не стал сдерживать себя.

Дверь с грохотом распахнулась. Зорин вытолкал скорченного Юга и следом вышел сам. Майзер отлетел к раковине, по дороге разбивая локтем зеркало. Звон стекла заглушил парный девичий визг, кто-то решил в неудачное время попудрить носик.

Югарт расхохотался, видя перекореженные испугом лица студенток.

- Ты что пьян?! – подивился Глен, хватая за плечо любимого. – Посмотри на меня! Ты что? Пил?! Эй, Юг! Взгля…

От внезапного удара в челюсть, перед глазами заплясали золотые с черными мушки. Глен тут же сгруппировался и ретировался от ошалелого парня.

Югарт стоял, держась за грудь, и громко дышал.

- Юг, - на безопасном расстоянии позвал Глен. – Ты же не пьешь? Что с тобой? Ты нормально себя чувствуешь?

- Normal, - ответил каким-то неестественно рычащим голосом «немец», и глаза хищно сверкнули из-под густых бровей.

- Юг, - голос Глена дрогнул. – С тобой точно не совсем нормально…

- Что тут происходит? – в туалет ввалился Земчен Антон. За его спиной уже напирали Егоров и Соколов, а дальше маячили еще какие-то силуэты любопытных. – Ленок сказала, что у вас драка. Вы и зеркало разбили. Глен что…

Он не успел договорить, как Югарт тараном вломился в него.

Зорин с ужасом смотрел на сцену, развернувшуюся перед ним. По эмоциональному окрасу и общей сумятицы она могла сравниться только с живописным образчиком Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Смотря как парни сражаются с рассвирепевшим Майзером, Глен понял, откуда у его бойфренда такой хорошо прокаченный пресс. Не для красоты он его отшлифовывал, как показала не столь дружелюбная практика. Югарт, оказывается, умел довольно прилично драться.

Коридорчик был короток и узок, поэтому все полчище втолкнулось в общий зал и началась настоящая свалка. Девчонки визжали. Звукам ударов сопутствовала бранная речь. Кто-то крикнул:

- Вызовите полицию!

В студенческую свору влез незнакомый тучный мужчина, которому тоже пару раз досталось в общей кутерьме, пока он не оттащил одного из парней из общей кучи и не поволок того на улицу. Подоспел бармен и без лишних назиданий проделал тот же трюк с  еще одним студентом.  Благодаря их слаженным усилиям ватага молодых бузотеров переместилась из зала в фойе, а потом и  на улицу.  

Глен как во сне шел по тропе оставленной после негативного социального явления. До уха донесся всхлип, взор сам уперся в Таню, которая, не стесняясь, плакала ободряемая Олей и Оксаной. Лена в распахнутом пальто принимала куртки пацанов. Другие девчонки одевались, стараясь, лишний раз не смотреть по сторонам, избегая взглядов сотрудников «Контрабаса», тихо перешептываясь между собой, поправляя волосы и шапочки. Пора было убираться из столь радушного заведения, где они так не красиво устроили бучу.

Глен огляделся и подошел к гардеробщице. Та, смерив его недовольным колючим взглядом, позволила забрать верхнюю одежду. Глен взял свою куртку и на мгновение задумался брать или не брать одежду Югарта, а потом, устало вздохнув, снял с вешалки его пальто.

Он вышел практически последним, галантно придержав дверь одногруппнице.

Улица была оживлена. Парни стояли кружком, что-то громко обсуждая с тремя взрослыми мужчинами, в одном из которых Глен признал хозяина караоке.

Югарта нигде не было.

Зорин подошел к Земчену и, потеребив его за рукав, негромко спросил:

- Тоха, а где Майзер?

Антон, развернувшись вполоборота, удивлено уставился на Глена, потом переместил свой взор на расходившихся, не прощаясь со всеми, девчат и ответил:

- Беспонятия. Ушел.

Глен вздохнул.

- Круто же он конечно Соколова побил, - побормотал парень. – Только глянь, чуть глаз не выбил.

Глен посмотрел на Серегу. Тот стоял, прижав к левому глазу большой ком снега, и терпеливо выслушивал Карена Назаровича. Хозяин потребовал убрать снежную примочку, совершил какие-то манипуляции с глазом и достал автомобильные ключи. Да, такую травму лучше показать врачам.

- Не видел, в какую сторону он пошел? - спросил у товарища Глен.

Антон с минуту озадачено смотрел на друга, а потом повернулся и громко сказал:

- Не видел ли кто, куда Югарт пошел?

На миг улица потонула в гробовой тишине, а потом взорвалась мужскими недовольными голосами. Зорин уже пожалел что спросил. Конечно, сейчас все ненавидели приезжего, который устроил «пьяную» драку.

- Он не пьет, -  попытался вразумить толпу Глен, но на него активно замахали руками: кто поверить, что такую склоку можно совершить по трезвяку?

- Ладно, я пойду, - сдался Глен. Парень уже понял, что помощников в поисках заграничного драчуна,  он здесь не найдет.

- Я бы сейчас не стал его искать, Глен, - сочувственно проговорил Антон. – Он злой как черт. Ты бы видел его взгляд. Бешенный. У меня аж мурашки по спине забегали. Чистой воды берсерк. Кто бы знал. Таким нормальным казался. Таким пить нельзя.

- Он не пьет, - твердо повторил Глен, хмурясь. – Ладно, я пойду. Бывайте.

Зорин пошел по улице в сторону дома Майзера.

- Глен! – раздался за спиной крик. – Если встретишь его, лучше не подходи! Еще укусит, так же озвереешь!

- Опьянеешь! – продемонстрировал кто-то свое остроумие, чем вызвал громкий смех у остальных.

Глен сжал от раздражения кулаки и резко обернулся.

- Он не пьет! – неистово махнув руками, крикнул юноша.

Раздался дружный гогот и Глен уже не стал слушать, что ему еще кричала вдогонку мужская компашка. Он был один, и беспонятия где теперь искать сбрендившего любимого.