Онлайн чтение книги Под ветвями багрянника
XIII. Смятые простыни

Пожалуй, это впервые. Да, впервые. До тех пор людям в жизни Цзытао было свойственно уходить, но никогда – возвращаться. Это было настолько невероятно, как если бы внезапно на Землю высадились пришельцы, какие-нибудь марсиане, но сошли бы не с борта летающей тарелки, как было принято считать до тех пор, а просто с неба, шагая по воздуху, словно по ступенькам; внешний вид их не напоминал бы ни одно живое существо, живущее на нашей планете – скорее какую-нибудь горную породу, а, может, и вовсе сэндвич с джемом. И такое сравнение вовсе не казалось Цзытао преувеличением. 

«Ты романтизируешь!» - тем не менее, пытался разубедить себя Цзытао, - «Чхве Шиван был первым. Он каждый раз возвращается – где бы ни был и с кем. И ты всегда в конечном итоге будешь приходить к нему, потому что только он знает тебя настоящего и способен принять таким. Тем более, скоро вы с гендиректором породнитесь – и тогда тебе уж точно больше не к кому будет вернуться», - на лице Хуана появилась насмешливая улыбка. 

Ким Минсок взял на себя обязанности доверенного лица Цзытао и стал ежедневно посещать его в больнице в течение следующих двух недель – в будни по вечерам, а в выходные приходил с утра и покидал госпиталь уже в темное время суток. Архитектор отчитывался о результатах своей шпионской деятельности в обмен на ответы, которые хотел получить от ассистента Хуана. Естественно, Цзытао не обязан был на них отвечать – мог бы даже и врать, а Минсок верил бы каждому слову, однако что-то внутри мешало ему обманывать беспрекословное доверие Кима, поэтому правдивые ответы сами по себе вырывались наружу. Так Цзытао рассказал пытливому архитектору о родителях, о том, что послужило переломным моментом в их жизни; о том, как покинул Китай, чтобы обеспечивать мать и по той же причине согласился на предложение гендиректора спать с ним за деньги, а когда мать скончалась, все равно продолжал работать на этих условиях, потому что привык жить в роскоши. 

К счастью, Ким не задавал вопросов о карьере бармена, поэтому эту тему удавалось обходить стороной – прошлое в “Milky Way” ни при каких обстоятельствах не должно было всплыть. Пусть даже по каким-то непонятным Хуану причинам Ким Минсок принял факт его не совсем стандартных рабочих отношений с гендиректором, вряд ли в его светлой голове когда-либо сможет прижиться факт, что до Чхве Шивана и помимо него были еще десятки мужчин, от которых Цзытао принимал деньги и позволял себя трахать, выполняя любые прихоти и напрочь забывая о своем достоинстве (коего в самом Минсоке было в избытке). 

В кругу обычных людей проституцию принято считать грязным занятием, низшей из профессий. По мнению высокоморального общества «Ты можешь заниматься чем угодно, только не продавай свое тело – оно храм, ни одна проблема в твоей жизни не стоит того, чтобы марать в грязи святыню» - говорят люди, ни разу не побывавшие даже на грани бедности, им-то уж точно не приходилось выбирать между моралью и собственной жизнью, между положением в обществе и благополучием близких. Тем не менее, если на кого-то вдруг обрушатся все беды земные, не останется ничего, кроме собственного тела, и не будет иного выхода, кроме как продавать его каждому, кто может заплатить – этот кто-то должен быть готов к тому, что бедность в этом обществе не является оправданием. И, не дай Бог, он будет получать удовольствие от своей греховной профессии, дитя Сатаны – тогда уж его точно заклеймят до конца жизни, а путь обратно, в полноценный социум, будет заказан. 

В конце концов, есть вещи, о которых даже самые близкие друг другу люди не говорят – тому пример хотя бы семейство Чхве, погрязшее во лжи во благо (?).

В привычку архитектора Кима при общении с Цзытао вошло молчание – рассказав о последних новостях в “Top Green”, он внезапно прерывал свою речь, а затем ложился рядом с пациентом на кровать и безмолвно смотрел в потолок. Иногда они засыпали под убаюкивающие звуки тишины, иногда Минсок позволял себе немного больше, однако все заканчивалось лишь объятиями, в которых Цзытао время от времени находил себя, пробуждаясь; изредка – поцелуями, инициатором которых выступал Хуан, тем не менее, близости большей архитектор сторонился, как и разговоров об их неопределенных отношениях. Поняв, что бесполезно пытаться что-то предпринимать, Цзытао решил отложить всякие беседы и действия до тех пор, пока не покинет больничные стены.

Тем временем тихий и застенчивый Ким Минсок превратился в искусного интригана, и такие изменения еще больше восторгали Цзытао. Хоть и утверждал, что является неважным актером, Минсок успешно справлялся со своими задачами шпиона во вражеском окружении – можно было бы даже сказать, что продуктивно. Не секрет, алкоголь развязывает языки даже самых хитрых злоумышленников – бухгалтеры До Мёнсу и Им Джебом, а также пресловутый Мун Джисоб были достаточно рассудительными, чтобы тайно и безнаказанно проворачивать грязные дела прямо под носом у начальства, однако ума им не хватало, чтобы во имя сохранения этой самой секретности не злоупотреблять средствами, служащими яко облегченный вариант «сыворотки правды». Какая глупость! 

Хотя Минсок не был уверен до конца, что преступниками являлись именно они, скорее склонялся к обратному. Да, взрослые мужчины разбрасывались агрессивными высказываниями в сторону гендиректора, и – куда уж без него – его верного ассистента Хуана, более того, именно эта троица возглавляла «отдел справедливости», который занимался, с их точки зрения, невинными розыгрышами над ассистентом. Между делом они пытались внедрить Минсока в свое сообщество ненавистников режима и богатых ублюдков, даже намекали на какой-то гениальный план, однако неопровержимых доказательств их вины в кражах все еще не было. Возможны были два исхода: первый заключался в том, что если покрутиться внутри «отдела справедливости» в течение еще некоторого времени, доказать свою верность – тогда злоумышленники выложат все, что так интересовало Минсока и было необходимо ассистенту Хуану. Второй же вариант гласил, что Минсок тратил свое время впустую на трех озлобленных идиотов – оставалось лишь ждать, настойчиво двигаться в том же направлении, чтобы, в конце концов, раздобыть доказательства вины или безвинности. 

Цзытао аккуратно сложил больничную одежду на край заправленной кровати и, убрав со лба прядь, выбившуюся из небрежно зачесанных назад волос, неторопливо надел пиджак. Минсок стоял в углу палаты, держа в руках кожаный дипломат и пакет с личными вещами ассистента, и смотрел в окно, за которым солнце лениво пряталось за горизонт.

- Я вызвал для вас такси, - слова Кима едва можно было расслышать из-за гула в коридоре.

Они спустились к выходу из здания, и напротив уже ожидал клиентов желтый автомобиль.

- Встретимся завтра, - Минсок решительно протянул пакет с вещами уже сидящему в салоне Цзытао, склоняясь к открытой двери, но не ступая внутрь. 

- Подождите, - ассистент отвел его руку в сторону, - Вы должны поехать со мной. Нам нужно обсудить кое-что. 

- Я…

- Это важно, - Хуан настойчивым взглядом призывал Минсока расположиться в салоне такси, - Садитесь. 

***

- У вас очень просторная квартира, - заметил Минсок, проходя по коридору.

- Слишком, - Хуан направился на кухню, провожая взглядом архитектора, умащивающегося на графитовом кожаном диване у изножья кровати, - Заварить вам кофе?

- О чем вы хотели поговорить? – архитектор, как обычно, когда нервничает, тер свое кольцо – он явно чувствовал неудобство находиться с Хуаном наедине, теперь, когда никто вроде медсестер, врачей и случайных маленьких пациентов не мог внезапно забежать в комнату и прервать линию контакта, - Кофе не буду, спасибо – не нужно прелюдий. 

- Я хочу поговорить с вами крайне откровенно. Как подобает двум взрослым мужчинам, - ассистент прошел в комнату с бутылкой минеральной воды в руке и разместился в кресле напротив, - Но, боюсь, тогда вы опять сбежите.

- Даю слово, что нет.

- Чего вы хотите? – поймав на себе непонимающий взгляд, Цзытао продолжил, - От меня. Чего вы хотите? У меня уже голова болит от догадок. Я бы подумал, что вам просто захотелось попробовать секс с мужчиной, ради интереса, но не похоже на то – иначе не стали бы сопротивляться. Тогда что? Если у вас нет намерений быть со мной – прошу, перестаньте дразнить. Даже если ваши поцелуи были жестом сострадания – пожалуйста, не стоит, такое сочувствие доставляет больше боли, чем его отсутствие. Это не корка хлеба для голодающего. Или вы до сих пор думаете о деньгах? Я знаю, вы благодарны, но я не просил отдавать долг таким способом. Просто скажите, - Цзытао глубоко вздохнул, откручивая крышку бутылки, - Планируете ли вы продолжать этот «больничный роман»? Потому что если нет – мне не нужны поцелуи, я бы предпочел вообще обходиться без физического контакта. Так будет легче и быстрее избавиться от никому не нужных чувств. Я не хочу безответно страдать. А если вы найдете в себе силы продолжить – в таком случае, поцелуев мне, опять же, будет недостаточно. Так же, как между мужчиной и женщиной, в однополых отношениях принято заниматься любовью. Вы наверняка знаете, что когда к кому-то неравнодушен – возбуждаешься от любой мелочи рядом с ним, и порой очень сложно держать себя в руках.

Минсок сидел, уткнувшись взглядом в пол, словно ребенок, которого отчитывали родители за разбитое окно в школе. Казалось, он вот-вот взорвется, поскольку явно хотел о чем-то поведать в ответ, но все никак не мог найти в себе смелости – опять превратился в нерешительного тихого Кима, которого ассистент знал пару месяцев назад. Хуан усмехнулся, запуская пятерню в копну беспорядочно зачесанных волос. 

- Скажите прямо, не молчите, - Цзытао откинулся на спинку кресла, заводя ногу за ногу и поднося бутылку с водой к сухим губам.

- Вы мне не безразличны, - Минсок поднял свой взгляд к сидящему напротив, тот удивленно поднял брови, не успев сделать глоток.

- Я вам нравлюсь? – уточнил Цзытао, усомнившись, что правильно услышал.

- Да, - уверенно заявил архитектор.

- Даже учитывая тот факт, что я личная шлюха гендиректора и трахаюсь с ним за деньги? – Цзытао нарочно сказал это грубо, чтобы атаковать Минсока сомнениями, позволившими бы ему еще раз задуматься, прежде чем дать ответ на заданный вопрос.

- Я не вправе осуждать – это ваша работа.

- Вы хотите быть со мной? – в ответ архитектор кивнул, - Так почему вы каждый раз сдаете назад?

- В отношениях мужчины и женщины, во всяком случае, ясно кому какая роль предопределена… 

Несколько секунд хозяин квартиры молчал, осознавая смысл прозвучавших слов, а затем ее стены наполнил звонкий хохот, отдающийся эхом в просторном помещении. Цзытао громко смеялся, словно ребенок на карусели, сгибаясь пополам и прикрывая раскрасневшееся лицо руками, и в истерике хватался за мягкие подлокотники. На его глазах выступили слезы, и он открыл бутылку с водой, жадно глотая ее в попытках успокоиться. Наконец он смог облегченно вздохнуть и, улыбаясь, подошел к сконфуженному Киму.

- Я уже столько всего напридумывал, - все еще подавляя смешки, ассистент склонился над Минсоком, - А вы, оказывается, в буквальном смысле просто не знали, с какой стороны подступиться.

Ким, было, хотел возразить, что для него это не шутки, что пойти на такой серьезный шаг далось ему с большим трудом, что не без борьбы противоречий Минсок признался самому себе и Цзытао в своих намерениях, однако тот не дал ему и вдохнуть, чтобы начать монолог, и, положив руку на шею архитектора, притянул к себе. Хуан жадно вбирал поцелуем его губы, прижимался с такой силой, словно пытался слиться с ними. Минсок чувствовал движения мягкого языка, и те опьяняли его, вызывая головокружение – он неуклюже пытался подхватить поцелуй, однако был слишком напряжен. Цзытао, заметив, что архитектор по-прежнему нервничает, разомкнул их губы.

- Это ваш последний шанс уйти, - горячо шепнул Цзытао в его ухо, и от тяжелого дыхания, обжигающего кожу на шее, по телу Минсока пробежала дрожь, - Потом я не смогу остановиться. 

В памяти Минсока всплыл день, когда ассистента Хуана госпитализировали. Тогда он по кусочкам собирал воспоминания о ночи, которую Цзытао провел в его доме. Казалось, что ему это привиделось во сне, однако с каждым новым фрагментом Минсок убеждался, что все происходило наяву. 

Он помнил, как проснулся ночью – просто оттого, что сон внезапно прекратил рисовать перед глазами свои красочные картинки. Веки тяжело давили на глаза, поэтому он даже не пытался их открыть. Ресницы щекотало чье-то дыхание, остро режущее нюх запахом крепкого алкоголя, смешиваясь с его собственным, а сквозь одеяло ощущались вибрации ритмичных движений. На какое-то мгновение Минсок испугался, ему хотелось вылететь из комнаты, из дома – бежать до тех пор, пока не покинет границы мегаполиса, но это желание быстро сменилось странным ощущением, тянущем в паху. Он слышал, как глухие стоны время от времени становились громче, но их всеми силами пытались заглушить, и перед глазами возникала картинка, на которой Хуан прикрывал рот рукой. Минсок будто бы смотрел на лежащего рядом Цзытао сквозь прозрачную кожу век: видел, как он прижимает ладонь к искусанным губам, как закатываются его глаза от удовольствия, как он, возбужденный до предела, отчаянно трет мокрой ладонью свой пах. Отзываясь на представление, член Минсока ответно пульсировал, и это состояние начинало необратимо сводить его с ума. 

Чем мужчина может возбудить другого мужчину, человека, имеющего идентичное тело? Что может сделать такого, что показать, отчего второй в исступлении будет наминать свой пенис, будто бы сама Афродита раздвинула перед ним ноги? 

Минсок вспомнил, как болезненно было лежать в ту ночь в постели с Цзытао – даже дождавшись пока тот не провалился в глубокий сон, Ким не решался так же запустить руку под тугую резинку трусов, чтобы снять напряжение, вызванное аналогичным зрелищем.

- Нет, продолжайте, - с придыханием ответил Минсок, хватаясь руками за ткань дорогого пиджака.

Хуан, одобрительно улыбнувшись, отстранился и запустил пальцы под лацканы, освобождая себя от верхней части гарнитура. Руки Минсока соскользнули вниз, ударяясь о кожаную обивку. Цзытао не торопясь расстегивал пуговицы рубашки, не сводя взгляда с Кима, который, в свою очередь, не отрываясь наблюдал за грациозными движениями его рук. 

- Скажите, Минсок, - Цзытао обнажил смуглую грудь, отбрасывая в сторону рубашку, с которой так долго возился, и опуская руку к пряжке брюк, - Я возбуждаю вас? Что бы вы хотели, чтобы я сделал?

- Просто продолжайте…

- Знаете, - Цзытао наклонился, поставив ногу на диван рядом с архитектором, и его уже расстегнутые брюки болтались на бедрах, в любой момент готовые соскользнуть вниз, - Кажется, я кончу, если произнесете мое имя – вы ведь никогда прежде этого не делали.

- Я… - увесистая пряжка ремня жалобно прозвенела, столкнувшись с полом.

Сидение дивана прогнулось под весом второго тела, и Хуан сел верхом, зажимая между голыми ногами колени Минсока.

- Пожалуйста, назовите меня по имени, - влажные пальцы коснулись щеки, вызывая у Кима новую волну пульсации в паху.

Цзытао вновь коснулся языком дрожащих губ, в этот раз осторожно, чтобы Минсок раскрепощался сам, а не пересиливал себя. Архитектор неуверенно провел руками по его животу, медленно впуская Хуана в свои объятия, и тот сладострастно выдохнул, не прерывая поцелуя, едва пальцы коснулись его кожи. Цзытао нетерпеливо освобождал его от раздражающих шмоток, разбрасывая, казалось, бесконечные их слои. Он приподнял Кима за поясницу, чтобы тот мог стянуть нижнюю часть одежды, и вмиг оттолкнул его назад так, что лопатками Минсок коснулся кровати.

- Лучше там.

Минсок послушно поджал ноги и взобрался по дивану на прохладные простыни. Он смотрел на Цзытао снизу, шумно дыша, осматривал его подтянутое тело и очертания твердого члена под трусами, которые уже давно стали слишком тесными – их необходимо было убрать.

Ассистент в тот момент был похож на ожившую скульптуру Апполона - крепкую, идеально отточенную и выразительную каждым сантиметром своей бронзовой кожи, и Минсок был готов поверить, что Цзытао также обладал божественными способностями. Хуан опять перекрыл ему доступ к кислороду очередным поцелуем, устраиваясь верхом; целовал его губы, водил языком по тонкой коже шеи, заставляя Минсока вздрагивать с каждым прикосновением, осыпал влажными поцелуями его живот, нежно поглаживая грудь. Он намеревался использовать это тело сполна, поэтому когда коснулся теплым языком изнемогающего от возбуждения члена, Минсоку ничего не оставалось, кроме как судорожно хвататься руками то за простыни, то запускать пальцы в мягкие волосы, что щекотали прядями его кожу. Перед его глазами стреляли вспышки темных фейерверков, в голове будто бы бушевало торнадо, закручивая все его мысли и чувства там, где ласкал его Цзытао. 

- Скажите мое имя, - он отрывал губы от розовой кожи, и от них тянулась тонкая паутинка слюны.

Минсок, однако, не был в состоянии произнести ни слова, он лишь неразборчиво мямлил, смешивая подобия слов со стонами, непроизвольно вырывающимися из его груди. Цзытао выпустил его из теплого плена своего рта и вновь прильнул к губам, смешивая со слюной впитанный им солоноватый привкус. 

- Мое имя, - он отстранился и сжал ладонями лицо Кима, выжидающе смотря в его затуманенные глаза, - Назовите его.

- Ц-цзытао… - хрипло протянул Минсок, кладя руки на упругие бедра.

Хуан растянул губы, блестящие от слюны, в широкой улыбке и, прикусывая нижнюю, обхватил скользкой рукой все еще эрегированный член Минсока. Парень медленно насаживался на него, жмурясь и сводя вместе густые брови, а из его рта вырывались шумные вздохи. Выражение его лица завораживало Кима, словно гипнотическая картинка, ему нравилось наблюдать за тем, как оно менялось, являя широчайший спектр эмоций, когда Минсок сжимал ягодицы Цзытао, когда обхватывал рукой его крепкий член и гладил в такт движениям его бедер. 

Цзытао впускал в себя возбужденную плоть так глубоко, насколько это было возможно – чтобы их тела соприкасались полностью, чтобы бились друг о друга, наполняли комнату звуками звонких шлепков. Он откидывал голову назад, будто бы демонстрируя изящность длинной шеи, покрытой блестящими каплями пота, словно мелкой бриллиантовой пылью, и впрямь напоминающей работу искусного ювелира. Его стоны играли свою дивную мелодию, используя Минсока словно музыкальный инструмент - цепляли своими проворными пальчиками натянутые струны его души, а те зазвонисто отдавались покалываниями по всему телу.

Минсок почувствовал, как сжимаются от оргазма мышцы Цзытао, влеча за собой волну экстаза, накрывшую их обоих, и в следующий момент на его живот брызнула вязкая сперма. Цзытао наклонился, облизав горячие губы Кима, и обессилено рухнул на смятые простыни, прижимаясь щекой к его плечу.

- Могу поспорить, вы впервые кончаете с кем-то одновременно, - обнажив зубы, он зажмурился, вытирая со лба соленый пот, - Это был мой первый раз.

Минсок перевел взгляд на Цзытао, не поняв смысла сказанных им слов, пребывая все еще в полусознательном состоянии.

- Не за деньги. Мой первый раз с тем, кого люблю. 

Комната пропахла жженым табаком крепких сигарет. Электронный замок трижды отказал в доступе кому-то за дверью, отчаянно пытавшемуся попасть внутрь квартиры.

- Я закрыл дверь изнутри – снаружи ее теперь не откроешь, - Цзытао лежал на впалом животе архитектора, зажимая между тонкими пальцами сигарету, - Это гендиректор. Он уже ушел.

- Господин Чхве хороший человек, раз вы столько лет ему преданы, - Минсок перебирал пальцами мягкие пряди его волос, слипшихся от пота.

- Хороший? – Цзытао глубоко затянулся сигаретным дымом, а затем медленно выпустил его из плена своей груди, - Гендиректор – самый безжалостный человек из всех, кого я когда-либо знал. Выдавать дочь замуж за свою шлюху для того, чтобы отобрать право на наследство у собственного сына – что может быть более жестоким?

- Постойте, что?.. – Минсок привстал, ошарашено смотря на Цзытао, - Что вы имеете ввиду? Замуж? 

Цзытао рассмеялся, прикрывая лицо руками. Его смех больше походил на всхлипы, и совсем не было похоже, что ему весело. 

- Видимо, мы еще это не обсуждали. Поздравьте: я женюсь на дочери гендиректора Чхве. Свадьба через два месяца. Судя по всему, тогда же, когда ваша жена должна родить. У нас с вами будет только два месяца, Минсок. Потом каждый должен будет заняться своими семьями, - Цзытао прикрыл руками лицо, и струйка сигаретного дыма хлестнула по его глазу, - Черт!.. - он зажал между зубами дотлевающий окурок, вытирая слезы, - Будете моим шафером? Вы – единственный, кого я могу об этом попросить, так что, пожалуйста… Я буду рад, если вы согласитесь.