Онлайн чтение книги Сцена Stage
III

Этим же утром Лука вернулся в свою мастерскую, где его и схватили. На вопрос о своем последнем местопребывании мастер ответил, что покрывал каи маски в театральной школе. Для пущей убедительности он даже вытащил из кармана специально взятое с собой тавро. Естественно, ему никто не поверил, но на всякий случай в старый театр был отправлен гонец. Пока они дожидались ответа, прибыл граф Моро.

– Ваше сиятельство, как вы и полагали, он сам явился к нам.

– Что говорит про Полумаску? – спросил граф, смерив взглядом поставленного на колени Луку.

– Воды он в рот набрал. Ну а про то, где был, скорей всего, соврал.

– Не хочешь признаваться? – граф пнул молодого человека в грудь, и тот повалился на спину.

Последовало еще несколько ударов, но мастер по-прежнему молчал.

– Ищите полумаску и лекало, они должны быть в этой лавке, – приказал Моро.

Перерыв всю мастерскую вверх дном, солдаты так ничего и не нашли. Тогда граф взялся за дело сам. Обстучав тростью все кирпичики и половицы, он нигде не обнаружил пустот. Моро также проверил ящики прилавка на содержание двойного дна, но и это не принесло результата. Граф медленно повел взглядом по помещению, пока тот не уперся в кусок черного сукна на стене, где висели работы мастера. Для многих маскарцев маски были сакральны, поэтому солдаты не посмели притронуться к изделиям Луки. Однако Моро ни сантиментами, ни суевериями не страдал. Приблизившись, он рукоятью трости принялся поочередно сшибать личины со стены, покуда наконец вместе с одним из творений на пол не полетел сложенный квадратик кальки. Граф поднял и развернул его. Это было лекало, но какой именно маски, сказать мог только другой мастер. Свернув листок, он положил его к себе в карман.

– Вы двое, – указал Моро на двух солдат, – отправитесь со мною. Его величество, должно быть, ждет, когда его мы приведем.  

Солдаты подняли связанного мастера и поволокли к выходу. До летнего дворца они добирались на лодке. На канале им встретился один из людей графа, плывущий к нему с донесением. Когда их лодки поравнялись, граф встал у самого борта, чтобы выслушать послание. Затем он достал из кармана листок. В этот момент Лука подорвался с места и что есть мочи толкнул Моро, по-видимому надеясь, что тот уронит листок в воду, но человек с другой лодки помог графу удержать равновесие. За этот опрометчивый поступок мастеру прилетело тростью в живот. Согнувшись, он застонал, а Моро тем временем передал лекало подручному, и лодки, словно затягивая водный узел, разошлись в противоположные стороны. По пути Лука несколько раз поглядывал за борт, но так и не решился прыгнуть. Он не настолько быстро плавал, чтобы сбежать вплавь, к тому же лучше было умереть, чем окунуться в грязную воду канала. Как только они причалили, к двум солдатам прибавилось еще несколько дворцовых, сведя вероятность побега к нулю.

Когда о них доложили, Басилио завтракал, и графу пришлось ждать аудиенции в кабинете. Приказав солдатам охранять вход снаружи, он остался наедине с Лукой.

– Думаешь, без полумаски твою «подпольность» не докажем? – поинтересовался граф. – Так знай, что королю ничего и никому доказывать не надо. Убить захочет, так убьет.

– Так что же не убили сразу? – съязвил Лука. – Ах да, нужен не я один, а вся организация. Заговорю я или нет, исход ведь будет одинаков – смерть. Так смысл открывать секрет?

– Смерть разная бывает ведь, – ехидно заметил Моро.

Дверь открылась, и в кабинет сначала вошел камердинер короля, а затем и сам Басилио. Моро поклонился, а Лука даже не опустил голову и вперил глаза в короля.

– Лука, талант твой опередил тебя. Хотя изделий в «Мастерской Луки» Мы не заказывали, но гений твой давно признали. И вот какую плату получаем.

Мастер видел короля лишь раз, и тогда Басилио молчал, поэтому сейчас, когда он слышал его речь, Луке было не по себе.

– Но Мы ведь незлопамятны. Коль сдашь ты по оружию собратьев, тебя отпустим хоть сейчас Мы.

Лука молчал.

– Где эта полумаска, кстати? – спросил Басилио графа.

– Ваше величество, ее мы неустанно ищем, но даже без нее, получит он свое.

– Нам просто было интересно, как выглядит предмет сей. Ну что ж, коли не хочешь по-хорошему, у Нас другие методы есть тоже. Отведи его в темницу и смотри, чтобы не скрылся.

Поклонившись, граф направился было к двери, но Басилио его остановил:

– Повремени с уходом.

Граф вернул себя и пленника на прежние позиции. Басилио подошел к ним и, склонившись над мастером, стал разглядывать его маску. Лука не опустил взгляда и тогда.

– О! – воскликнул вдруг Басилио.

Через секунду он коснулся чего-то на маске, и та ополовинилась, нос же превратился в клюв, задев при этом маску короля.

– Весьма изобретательно, – похвалил Басилио. – Вот если бы умение свое ты обратил во благо, – вздохнув, добавил он.

– Браво! – возликовал Моро.

– Ну вот загадка и разгадана, – сказал Басилио. – Осталась лишь одна… Коль это настоящий Моро, – король указал на своего «камердинера», – то кто же ты тогда? – обратился он к «графу».

 

Дядя всегда просыпался поздно, особенно после бурной ночи, но, когда он не спустился даже к завтраку, чего никогда не позволял себе, Камила порядком встревожилась. Поднявшись по лестнице, девушка постучала в дверь его спальни. Не услышав ответа, она осторожно приоткрыла дверь и, как и много раз до этого, увидела на кровати две фигуры и две маски: дяди и Патриции. Смирившись с возможными плачевными последствиями, Камила тихо позвала:

– Дядя?

Заметив под одеялом ворочание, девушка хотела было удалиться, как вдруг услышала приглушенное мычание. Зайдя в комнату, Камила нерешительно подошла к постели и только тогда увидела на лице Патриции маску Вольто, купленную дядей на аукционе. Эта маска вертелась из стороны в сторону, в то время как дядя даже не шевельнулся. Кончиками пальцев Камила приподняла одеяло и обнаружила, что два обнаженных тела были привязаны к кровати ремнями. Причем тело дяди было ниже и худее обычного. На свой страх и риск девушка освободила  мечущуюся виту. Как только актриса оказалась способна шевелить руками, она приподняла маску и вытащила из-под нее кусок тряпки, затыкавший ей рот.

– Ну наконец-то, думала, уж не дождусь спасенья, – выдохнула Патриция и повернулась к человеку рядом. – Ачиль?

Чуть задрав на нем маску Моро, вита достала оттуда кляп. Реакции не последовало. Она пощупала пульс и опустила голову.

– Патриция, где дядя? – спросила Камила.

– Не знаю! – воскликнула та. – Не видели б его мои глаза. Сначала, как всегда, Его он маску нацепить заставил, потом «для остроты» нас приковал ремнями. Когда мы, выдохшись, уснули, под маски он нам кляпы вставил. А бедный Ачиль… – не договорив, она зарыдала, но Камила и так поняла, что Ачиль, должно быть, задохнулся, ведь в этой дядиной маске не было носовых отверстий.

Девушка ринулась из комнаты. Покинув замок, она помчалась к летнему дворцу, надеясь, что еще не поздно.

 

– Вы думали, что тот же трюк сработает опять? – сказал «камердинер» голосом Моро, срывая с «графа» маску, но тут же, потрясенный, отпрянул назад. – Не ждал я, право, вас под ней застать.

Вольто откинул капюшон и вскинул подбородок.

– Хотя постойте… кажется, теперь я понимаю, отчего ваш лик покоя не давал мне. Он мне нашу общую знакомую напоминал, – голос графа сочился едкостью.

На секунду в глазах Вольто вспыхнула ярость, но усилием воли актер затушил ее.

– Неужто это тоже не Лука? – засомневался Моро, снимая маску и с мастера. – Оу, так вы успели спеться с каонаши даже. А где же мастер настоящий?

– Кто знает, – усмехнулся Вольто.

– Уже и штучек их понахватались, – проворчал Моро. – Хотя вы так еще очаровательней, – подсластил граф.

Вольто стоял с каменным выражением, в то время как лицо Вэймо мгновенно скривилось в отвращении.

– Я б на твоем месте от кривляний воздержался, ведь на лице для шрамов кожи не осталось, – предостерег сагарца Моро.

Каи на лице Вольто похолодело на несколько тонов.

– Нам интересно стало, каким он образом подделал голос графа, – произнес Басилио.

Актер молчал.

– Наверно, тоже трюк сагарский, – равнодушно предположил Моро.

«Ткнув в небо пальцем, попал в Медведицу случайно, но не в саму звезду Полярную», – подумал Вольто.

 – Я ожидал увидеть здесь племянника с его же хахалем. Ведь для него была приманка. А он, сопляк, остался в замке. И хорошо: в крови родной не хочется мараться, хоть вряд ли он продолжит род, в семье, как знаете, не без урода. Его там, кстати, ждет подарочек. Вита и слуга ваш старый, который больше мне по нраву, – лицо Моро все еще было обращено к Вольто, но радужки глаз сдвинулись в сторону Вэймо. – Тем более когда он в вашей маске, – добавил он, судя по звуку, облизнувшись.

Вэймо рванулся вперед, но тут же был откинут ногой графа. По сравнению с этим ударом, пинок Вольто казался ласковым поглаживанием. Актер бросился к юноше, чтобы помочь встать.

– Не переживайте, каонаши не хрустальные, пока что, – хихикнул граф.

Глаза Вольто округлились, а в горле пересохло.

– Прошу… ваше сиятельство, – с трудом выдавил актер. – Если его от наказания избавите, готов я сделать все, что пожелаете.

– Где мастер? – спросил Моро.

– Все, кроме предательства, – поправился Вольто.

– Считаете, вы вправе торговаться? – хмыкнул граф. – Его убью другим я в назидание, а вы и так моей игрушкой станете.

– Граф… – начал было Вольто.

– Синьор, не нужно унижаться перед ним, страшнее смерти видеть вас таким, – с болью в голосе заклинал его Вэймо.

– Тогда меня убейте вместе с ним, – потребовал Вольто.

– Размечтались! Сначала вас хочу разговорить, – покачал головой граф.

– Если ему вы навредите, и слова не скажу, хоть вечность ждите.

– Уведите! – крикнул граф, и в кабинет вошли солдаты. – Посмотрим, надолго ли вас хватит, – сказал Моро, наблюдая, как Вэймо забирают. – Тащите его к набережной, – был его следующий приказ. – Ну что теперь вы скажете?

– Молчите! – услышал актер крик Вэймо из коридора и, проглотив мольбу, стал оседать.

Однако Моро тут же силком поставил его на ноги.

– Устали? Понимаю, но ждет нас впереди мероприятие. Его нельзя вам пропускать, – сказал он, ведя Вольто к выходу. – Ваше величество, позвольте нам откланяться, – поклонился он Басилио.

– Развлекайся, – дал отмашку король.

Спустя несколько минут Камила увидела, как из дворца сначала вывели Вэймо, а через некоторое время и Вольто. Последнего вел ее дядя, его походку девушка узнала бы в любом наряде. Она опоздала. С минуту Камила стояла истуканом, а потом прыгнула в судно и приказала лодочнику плыть к «Лагуне».

Девушка преодолела лишь половину пути, а Вэймо уже доставили на набережную и, усадив на мостовую, привязали к столбу. Затем люди, начавшие собираться на зрелище, расступились, пропуская графа с Вольто. Моро к этому моменту успел сменить маску на ту, что прежде была на актере. Когда они подошли ближе, Вольто заметил, что торс Вэймо был обнажен, а на лопатках краснели порезы, какие бывают от кнута. «Его уже успели высечь плетью?» – пришла ему в голову страшная мысль.

– Поверьте, я не варвар, – сказал Моро, заметив реакцию актера. – Я лишь просил его раздеть, а это, видно, они сами, – пожал плечами он. – Мой метод не такой брутальный, для каонаши выбран специально, – граф подал кому-то знак.

Вскоре мимо Вольто прошел солдат, несущий коробку. Открыв ее, граф достал оттуда маску из прозрачного стекла.

– Ну разве не прекрасна? – восхищенно проговорил Моро.

У Вольто закружилась голова, но ему под нос тут же сунули что-то вонючее, и чувства, вопреки его желанию, вернулись.

– Теперь вы говорить согласны?

Актер посмотрел на Вэймо, который, словно почувствовав его взгляд, повернул голову. Его глаза были такими же спокойными и теплыми, как всегда. Юноша улыбнулся и одними губами сказал: «Я в порядке». И Вольто продолжил молчать.

– Приступайте, – резко скомандовал Моро, увидев, что актер не намерен сдаваться.

Двое солдат на всякий случай держали Вэймо по бокам; третий, обхватив шею юноши ремнем чуть выше кадыка, притянул его к столбу, чтобы тот не дергал головой; а четвертый поднес к его лицу стеклянную маску.

Эта маска была предметом особого страха у сагарцев. Каждый раз, когда каонаши ловили без маски на территории Маскары, жандармы ставили ему на лицо одну отметку. Когда шрамов набиралось три или, что бывало реже, четыре, их наказывали этой маской. Выбор способа зависел от настроения инквизитора, приказа или погоды. В пасмурные дни маску просто разбивали на лице несчастного. После чего он либо умирал, либо оставался изуродованным на всю жизнь. В такие солнечные дни, как этот, чаще всего использовался другой способ, более медленный и мучительный, но куда менее трудоемкий. Всего-то и нужно было надеть на человека маску и оставить умирать под палящим солнцем. Причем крепления на ней были лишь для подстраховки, ведь стекло почти сразу намертво прилипало к лицу. Пропуская солнечные лучи сквозь себя, маска заточала тепло внутри, и оно постепенно убивало сагарца. Когда маска запотевала или маралась, она нагревалась еще быстрее. Кожа обгорала, а отверстие для рта было таким маленьким, что дышать было почти невозможно. Эту казнь называли «стеклянным пленом». И именно ей сейчас должен был подвергнуться Вэймо.

– Нееет! – проревел Вольто, вырываясь из рук Моро, но граф держал его мертвой хваткой.

– Милостью сменился гнев? – спросил он.

– Молчите, вы будете корить себя за это. Пока что это жизнь одного лишь человека, – крикнул ему Вэймо.

Разумом Вольто понимал: если он выдаст местонахождение Луки, то пострадать могут все сагарцы, ведь никто не знал, как Данте выглядит на самом деле. А если он соврет, история его матери повторится с кем-нибудь другим. Но сердцу было наплевать, ведь жизнь именно этого человека значила для него в сто раз больше сотни жизней других.

– Я не могуууу… – орал он, надрывая голос и глотая слезы. – Я… не смогууууу…

– Синьор, вы сильный, вы все переживете. Поверьте мне, – успокаивал его Вэймо.

– Нееееет, не надо… я… я…

Но, как бы он ни хотел, Вольто просто не мог заставить себя произнести требуемые от него слова. Даже если он спасет Вэймо, как он будет смотреть ему в глаза, погубив «народ моря»?

– Ну нет так нет, – пожал плечами Моро и кивнул, давая солдатам понять, что можно продолжать.

– Стойте! – прокричал Вольто то ли солдатам, то ли графу.

– У вас был шанс, теперь его казнят, что б вы ни сказали. Мое терпение, увы, иссякло.

Видя, как маска миллиметр за миллиметром приближается к медовой коже юноши, Вольто рванулся из последних сил и таки вырвался из рук графа. Однако не успел он сделать и шага, как тут же был отброшен назад за волосы. Подняв руку, актер царапал Моро, тщетно пытаясь освободиться.

– Как ты смеешь? – выкрикнул он. – Они не принадлежат тебе, ими владеет…

Вольто вспомнил, как отдал прядь Вэймо в залог и как тот тогда смутился. Вдруг натяжение ослабло, и волосы актера свободно упали вниз.

– Ааа! – заорал Моро. Его рука была в крови. Казалось, он порезался о волосы.

Недолго думая, Вольто бросился к Вэймо, но ноги плохо его слушали, и последний метр он практически прополз. Когда он наконец оказался перед юношей, его глаза сначала расширились в испуге, а потом наполнились слезами.

– Нееет, – сипло произнес он, отказываясь верить в то, что видел. – Нееееет… о боги… Вэймо… – тело актера сотрясали рыдания, когда он дрожащими руками обхватил заключенное в стекло лицо юноши. – Прости… прости… прости…

Солдаты принялись оттаскивать его, но не решались действовать  жестче: все маскарцы знали и ценили Вольто как национальное сокровище. Им также было неизвестно, как поведет себя граф, если они пересекут черту. Да и был ли в этом смысл? Ведь что бы актер ни делал, теперь снять маску было невозможно.

Вольто же этого не знал. Сначала он потянулся к застежкам, но они были такими мудреными, что, как бы он ни пытался, у него не получалось ослабить их даже чуть-чуть. Потом актер стал цепляться пальцами за края маски с таким усилием, что изрезал всю кожу, но прозрачная тюрьма была безжалостна. Окропленная его кровью, она лишь стала зримее и от этого словно бы еще неприступнее.

– Бросьте, – сказал Вэймо, туманя стекло своим дыханием. – Это бесполезно.

– Молчи, ведь каждый вдох сейчас бесценен, – прошептал Вольто, проводя рукой по взъерошенным волосам юноши, которые для роли Луки были выкрашены басмой.

– Теперь… мы с вами квиты.

– Ты от меня так просто не отделаешься, слышишь? Я твой должник отныне. Пока я долг свой не верну, не смей меня покинуть, – сказал Вольто, легонько ударив юношу в грудь.

Вэймо улыбнулся.

– Ну все, скажите мне спасибо, что я вам дал проститься, – раздался у Вольто за спиной голос Моро.

Не рискуя больше хватать его за волосы, граф потянул актера за одежду.

– Нет! – крикнул Вольто, вырываясь из его рук обратно к Вэймо.

Когда он вновь приблизился к юноше, тот все еще улыбался. Вольто захотелось дотронуться до его лица, но, будучи лишь человеком, а не бесплотным светом, все, что он мог, – обводить контуры знакомых черт по стеклу. Когда палец актера дошел до того места, где должны были располагаться губы Вэймо, у Вольто возникло непреодолимое желание коснуться их своими, и он подался вперед. Но почувствовал лишь раскаленное на солнце ледяное стекло.

Некоторые люди с любопытством глазели, другие не знали, куда деть глаза, ведь у маскарцев этот жест считался крайне непристойным. У Моро же побелели костяшки пальцев на рукояти трости.

Когда Вольто отстранился, то увидел, что стеклянные губы Вэймо окрасились алым. Он и не заметил, что поранился. Слезы проторили золотые дорожки под его глазами, что вкупе с карминовыми губами создавало жалкое подобие образа арлекина. Но Вольто сейчас не волновала его внешность. Двигаясь глазами вверх, актер заметил, что от жары шрамы Вэймо тоже покраснели, а затем он встретил взгляд юноши, в котором читались удивление, радость и сожаление одновременно. Актер подумал, что его глаза сейчас должны выглядеть точно так же, по крайней мере, он хотел, чтобы они так выглядели для Вэймо.

Его снова оторвали от юноши. На этот раз Моро не ограничился лишь парой собственных рук и подключил к работе еще двух солдат. У Вольто не было и шанса освободиться, но все время, пока его тащили, актер продолжал смотреть на Вэймо. В какой-то момент на лице юноши появилось точно такое же выражение, какое актер видел у своей умирающей матери. На нем не было ни боли, ни страха, ни страдания, ни сожаления, ни злости. Спустя тринадцать лет, после долгих исканий, Вольто наконец понял, что оно означало. Но если и было этому чувству название, то оно было неточным и размытым, как запотевшее стекло.

 

Камила понятия не имела, как отыскать Данте среди безликих сагарцев. До этого она видела лишь нижнюю часть его лица, и сейчас, когда девушка смотрела на челюсти моряков, они все казались ей одинаковыми. В конце концов Камила решила в своем поиске опираться на темное безумие на голове у мастера, ведь большинство каонаши были либо рыжими, либо блондинами. Озираясь по сторонам, она еще какое-то время бродила меж сагарцев, с любопытством рассматривающих ее кошачью маску. Для них и простая кошка была редкостью, не говоря уже о женщине-кошке. Так и не найдя ничего похожего, синьорина Моро вернулась на пристань и там, в одной из лодок, увидела человека своего дяди. Маскировка была бы совершенна, если б не копна волос, выдававшая его с головой.

– Беда случилась с нашими друзьями: с них маски сняли, не дав к архиву подобраться. Скорей спешим, – Камила потянула мастера за руку, но тот не двинулся с места. – Данте?

– Куда? – рассеянно спросил он.

– На набережную, там Вэймо казни ожидает. Что будет с Вольто, я не знаю.

– И что мы сделаем, коль там окажемся?

– Как что? Помешаем, – воскликнула девушка.

– Мы вдвоем такой ораве?

– А можешь ты людей своих позвать?

Данте покачал головой.

– Они всем делом рисковать не станут ради моего-то брата.

– Но он ведь им же помогает, – поразилась девушка.

– Он может мысли наши разделять, но методы у нас с ним разные. Пусть они даже согласятся, что тогда? Другая жизнь в обмен на Вэймо? Она дороже разве чем-то?

В душе Камила понимала, что он прав. Но то ли из-за чувства вины, то ли потому, что она разочаровалась в своем герое, все нутро девушки восставало против его доводов.

– Тогда пойду одна я. Чтоб смерть, в которой виновата, узреть своими же глазами. Коль времени назад не повернуть, я в скорбный час должна быть с другом, – сказала Камила, уходя.

– Что ж в отношении себя ты не страдаешь честности недугом? – крикнул ей вдогонку Данте.

Девушка на секунду остановилась, а потом как ни в чем не бывало продолжила путь.

Когда Камила прибыла на набережную, толпа уже стала расходиться. Девушка хотела подойти к столбу, но стража не пустила. Приподнявшись на цыпочки, она попыталась разглядеть, как там Вэймо, но голова юноши повисла, так что невозможно было ничего понять. Затем она попробовала выведать у прохожих и солдат, что стало с Вольто. Все, что ей удалось выяснить, – его забрали люди Моро. Никогда в жизни девушке не было так стыдно за свою фамилию, как сейчас.

 

Где-то на отрезке между набережной и замком Вольто, должно быть, потерял сознание, потому что, открыв глаза, он увидел перед собой не солдат и лодку, а обитые красным сукном, в духе Моро, стены. Осознав, где он находится, актер также обнаружил, что был прикован к стулу. Обладая довольно гибкой кистью, Вольто сжал ее, пытаясь вытащить руку из оковы, но та почти вплотную сидела на запястье, не оставляя пространства для маневра. Ноги актера также были закованы в кандалы. Скрипнула дверь.

– В чем дело? Вам не под силу извернуться телом, чтоб выбраться смогли из заточенья? Стало быть, невелики ваши умения, – сказал Моро, заходя в комнату. – Но даже если б вы сбежать сумели, то ненаглядного уже бы не узрели.

– Ты врешь, – прошипел Вольто. – Не мог я провести здесь столько времени. «А значит, есть еще надежда», – мысленно добавил актер.

– Как быстро вы откинули манеры, но мне по нраву это. Тем больше наслажденья получу, когда строптивый дух я ваш сломлю, – граф подошел к стулу. – Как жаль, что Ачиль со своей не справился задачей. Уже сейчас я мог бы обладать или лицом вашим, – мужчина провел пальцем по щеке Вольто, актер поморщился и отвернулся, по крайней мере, это он еще мог сделать, – иль вами, – графа, казалось, ничуть не задел жест актера.

– Последнее навряд ли, иль я б тебя устроил в «вечной маске»?

– О, должно быть, вы не знаете: есть способ ее снять при помощи специального состава. Пошли б со мной на сделку или отказались, в коллекции б моей прибавилось. Однако не все всегда идет по плану, как вы недавно убедились сами, и Ачиль малодушным малым оказался.

– А может, в нем мелькнула жалость, заставив способ выбрать погуманнее? – предположил актер.

– Скорее уж Патриция вмешалась и подсказала подмастерью, как от соперника наверняка избавиться. Но недосуг сейчас нам в этом разбираться, ведь есть занятия поинтересней. Я не упоминал, что ночь вы встретите в удобстве меньшем? Небезопасно здесь в имении, придется посидеть вам в подземелье. Там, к сожаленью, невозможно сделать все, что я хотел бы, поэтому не будем терять времени, – сказав это, Моро отодвинул рукой полу мантии актера и стал вытягивать сорочку, заправленную в брюки.

Не имея возможности укусить графа за ухо из-за фасона маски, Вольто попытался поднять ноги в оковах, чтобы отпихнуть ими мужчину, но те оказались неподъемными, словно кандалы были не из железа, а из чугуна, что было вовсе не исключено. Актер стиснул зубы в ожидании ненавистного прикосновения, но едва пальцы графа коснулись его кожи, Моро тут же вздрогнул, словно его что-то ужалило, и отдернул руку.

– Что еще за выкрутасы? – возмутился граф. – Где кожей научились вы кусаться?

Актер не понимал, о чем он говорит, но был несказанно рад, что остался почти нетронутым. Моро, однако, не намерен был сдаваться и еще раз залез рукой под сорочку с тем же результатом. Решив, что через одежду ему ничего не сделается, мужчина провел рукой по обтянутому тканью стройному бедру и радостно возликовал. Правда, когда он попробовал провернуть то же самое во второй раз, то получил двукратное наказание.

 Вольто не знал причины происходящего, но это не помешало ему рассмеяться. От звука его смеха Моро, носившийся со своей рукой, ошеломленно замер. Только увидев его реакцию, Вольто осознал, что впервые в жизни смеялся по-настоящему, как сагарец, и без всякой щекотки. Однако вместо того, чтобы праздновать это событие, ему хотелось плакать. «Что в смехе мне моем теперь?» – подумал он, запрокидывая голову, чтобы остановить слезы. Он не доставит графу удовольствия  видеть его плачущим.

– Вы рано радуетесь, в темнице ждут вас менее приятные забавы. Там не спасет вас колдовство сагарское.

– Неприятней этого расправа? – поразился Вольто. – Мне даже интересно стало, – улыбнулся он. – Уж второй акт я предвкушаю.

Хлопнув дверью, граф ушел.

Когда через пару часов он вернулся, у Моро в руках был черный мешок, а за его спиной стояли солдаты. Покрыв голову Вольто, граф дождался, пока помощники придержат его, и только потом освободил его руки. Впрочем, ненадолго, ведь они тут же были закованы в кандалы, более легкие, чем те, что были на ногах. Их, кстати, оставили, поэтому всю дорогу, за исключением времени, проведенного в лодке, актер еле волочил ноги. Оказавшись снаружи, Вольто сразу же втянул носом воздух. Так он понял, что сейчас поздний вечер, но не знал, какого дня. Мешок сняли уже в камере, так что он также не имел понятия, где он. Обычно преступников сажали в темницу жандармерии, но, по слухам, на востоке было еще одно подземелье для политических заключенных. Исходя из того, что его охраняли солдаты, а не патрульные, кругом стояла тишина и в камере не было окон, актер предположил, что он именно во втором заведении.

Его не поили и не кормили, видимо считая это переводом продуктов. Но, по правде говоря, он едва ли мог сейчас что-нибудь проглотить. Несколько раз он пытался увести охранников с праведного пути, но им, казалось, отрезали уши, чтоб молодые люди не поддались зову сирен. А может, они принципиально предпочитали женщин, хотя для Вольто это никогда не являлось помехой. Ведь, как и полагалось ведущему актеру, при необходимости он мог быть женственнее любой женщины.

Профессия привила ему чувство времени, поэтому актер мог с уверенностью сказать, что прошли сутки, когда Моро нагрянул вновь. До этого Вольто считал, что ниже его камеры в этом сооружении ничего нет, но он ошибся. В здании было подвальное помещение, куда его и отвел Моро. Здесь актера усадили на железный стул и снова приковали. Уже тогда граф понял, что что-то было не так. Ведь стул был облегченной версией стула ведьмы[1] и, так же как и его прототип, имел на своей поверхности железные шипы, а Вольто сел на него, не издав ни звука. Поэтому, когда Моро приступил к пыткам, энтузиазма у него поубавилось.

 Вольто вставляли иголки под ногти, потом последние вырывали щипцами, били палкой по пяткам, хлестали кнутом, прижигали кожу, подвешивали во всевозможных нечеловеческих положениях, но он по-прежнему молчал. Граф, который так и не смог забыть умиротворенный лик матери актера перед смертью, еще сильнее желал добиться выражения страдания и страха у ее сына. Но что бы он ни делал, лицо Вольто оставалось неизменным. Он отреагировал лишь однажды, во время душения мокрой бумагой, но совсем не так, как ожидал Моро. И до, и после пытки актер улыбался.

Причина его неимоверной стойкости была до нелепости простой: прошли сутки. С того момента, как его увели из замка, прошло еще двадцать четыре часа, а это значило, что надежды не осталось. Вэймо мертв. Если какая-то боль и была способна пробиться сквозь сковавшую актера глухую глыбу горя, то все равно не могла сравниться с той, что поселилась внутри.

Ближе к рассвету граф сдался.

– Ваше безучастие наводит на меня тоску ужасную, коль это будет продолжаться, то с вами нам придется распрощаться, – пригрозил Моро, но глаза Вольто оставались стеклянными. Собственная участь его уже не заботила.

Актера отвели обратно в камеру, только чтобы через час снова вывести его, но на этот раз не в подвал, а наружу. Свет не проникал сквозь мешок, однако кожей пленник ощущал влагу в воздухе. «Возможно, солнце уже встало, но его не видно за туманом», – заключил он. Ему не было дела до времени суток и погоды – мозг подмечал все это механически. Потом они снова плыли на лодке, затем опять шли, пока вдруг, несмотря на тканевый заслон, Вольто не почувствовал запах моря.

С его головы сняли мешок. Актер был на набережной. Вокруг уже толпились люди, намного больше, чем присутствовало на казни Вэймо.

– Известно вам и по приметам, и от его величества советников, что ждет Маскару шторм к обеду. И есть еще другое дело. Королем объявлено сегодня, что Сэнца Вольто связан был с «Подпольем», – сообщил граф народу настолько громко, насколько позволяли связки.

Люди энергично зашушукались, обсуждая услышанное.

– Искупить вину он может, став жертвой добровольной.

Вольто слушал графа лишь вполуха, все его внимание было приковано к пустовавшему теперь столбу.

– То есть, канув в море и тем Макару успокоив.

На этот раз толпа молчала. Одобрительных криков не было, как не было и протестов. Возможно, люди считали, что так и должно быть, ведь, по сути, его могли просто казнить, а так преступник еще и принесет пользу обществу. А может быть, они просто боялись высказаться и составить ему компанию. Солдатам был отдан приказ начинать, но делать особо было нечего. Им всего лишь нужно было прикрепить к ножным кандалам Вольто большой булыжник. Пока они были заняты делом, кто-то выскочил из людской массы и подбежал к актеру. Перед лицом смертника возникла кошачья маска.

– Ты, что же, так и сдашься? – спросила Камила, тормоша его, тем самым пытаясь вывести актера из ступора.

– Камила, ты видела его кончину? – тихо произнес Вольто.

Девушка застыла.

– Видела? – повторил он, заметив, что та мешкает с ответом.

– Я здесь сидела, когда его недвижимое тело, словно сухую рыбью шкурку, отсюда в море спнули, – сипло проговорила девушка.

К ее удивлению, Вольто не рухнул на земь от расстройства.

– Когда то было? – последовал вопрос, голос актера был спокойным, как море в штиль.

– Вчера, как только солнце скрылось.

Закрыв глаза, Вольто запрокинул голову.

– Теперь ты можешь уходить, – сказал он девушке.

Но ей пришлось бы оставить его в любом случае, ведь как только солдаты разобрались с грузом, они тут же схватили синьорину Моро под руки и потащили прочь. Было даже странно, что они не сделали этого раньше.

Вольто подвели к столбу, по-джентльменски перетащив для него камень. Здесь он должен был ждать назначенного часа. Перед уходом солдаты сняли оковы с его рук, и он остался в публичном одиночестве. Вольто провел рукой по шершавому дереву, к которому еще вчера вечером прислонялась спина Вэймо. Он хотел было сесть на то же место, но увидел что-то белое на камне. Наклонившись, актер поднял предмет, с которым был более чем знаком. Это было перо буревестника, которое прежде висело в волосах юноши. Вольто провел им по израненной ладони, но ничего особенного не почувствовал. «Верно, чтобы вызвать могло смех, должно ты быть в чужой руке», – мысленно сказал он перу. И вдруг рассмеялся так громко, что напугал оставшихся на набережной зевак. Он смеялся и смеялся, не в силах остановиться. Но этот смех не был радостным, заливистым смехом сагарцев, это был истерический смех отчаяния. У Вольто заболели внутренности не столько от смеха, сколько от ночных пыток, и он, опустившись на колени, обхватил руками живот. Какое-то время актер провел так, покачиваясь, словно молящийся или одержимый, а потом вдруг успокоился и сел спиной к столбу.

Вольто играл с пером, когда почувствовал, что ветер усилился. Солнце закрыли тучи. Приближался шторм. Смотря на небо, актер проклинал богов, не пославших таких же темных туч и дождя днем раньше. Вернулись солдаты и подняли его на ноги. Подкатив камень поближе к краю, они повели туда и Вольто.

– Прошу немного времени, синьоры, – обратился он к ним.

И они дали ему еще минуту, которую актер потратил на привязывание пера к серебряной нити в своих волосах. Потом Вольто сам поднял груз и встал у края.

– С тобой увидимся мы скоро, – улыбнувшись, прошептал он и шагнул вперед.