Онлайн чтение книги Сцена Stage
II

 

«Лагуна» располагалась на юге, но не в самой Маскаре, а, как следует из названия, в ее приграничных водах. Прямо с суши в поселение можно было попасть только по мостику, который соединял городскую пристань с деревянным настилом. Вообще-то мостов было два, но они были такими узкими, что двигаться по ним можно было только в одном направлении. Поэтому по одному мосту люди попадали в «Лагуну», а по другому – покидали ее. Поселение, как и театр, над водой удерживали сваи.

Вэймо выбрал утро неспроста. К этому времени сильная половина сагарского сообщества уже отправилась в море. В основном это были рыбаки, собиратели ракушек и торговцы, перекупавшие товар у чужеземных кораблей. На «дереве» же остались лишь немощные старики, дети и те из женщин, кто не трудился в море: они перебирали рыбу и перетирали ракушки в каи.

Многие сагарские дома имели только пол и крышу, державшуюся на столбах. Причем дома со стенами и без чередовались. Вэймо объяснял это тем, что больший комфорт сваи могут не выдержать.

– А кто за стенами живет? Какой-то знатный род? – предположил Вольто.

– В двух по краям – уборные, а в остальных – старики, больные, молодые мамы и молодожены. В общем, кому больше надо, тем их и отдаем.

– А сам ты где живешь? Жил до того…

– Как встретился с синьором? – продолжил Вэймо. – Вот здесь мое жилье, – юноша указал на гамак, подвешенный между опорами.

Даже если Вольто и удивился, то никак этого не показал. Актер подошел к висячей кровати и плюхнулся на нее.

– Осторожнее с рукой, – предупредил Вэймо.

Ткань лежака, чуть просев в середине, немного завернулась по краям, словно хотела обнять актера.

– Какой удобный дом, не завести ли мне такой? – задумался Вольто. – А что там впереди за здания? – спросил он, указывая в сторону горизонта. – Стоят на персональных сваях.

– В них жрецы Макары обитают. Хотят поближе быть к хозяину, но дальше тех халуп не заплывают, – усмехнулся Вэймо.

– Ты, я смотрю, его несильно почитаешь, – подметил актер. – По слухам, его статус здесь непререкаем.

– Пред ним из страха только пресмыкаемся, – пожал плечами юноша. – Коль так судить, вы Бахуса[1] должны бы чтить. Однако же вы скептик.

– Профессия не позволяет верить, – вздохнул Вольто. – В одних религиях театр – грех, в других – как наслаждение, запретен, а там, где разрешен, богов несметно, попробуй выбрать одного и остальных не рассердить при этом, – рассуждал он, раскачиваясь в гамаке. – Хоть демона невысоко ты ставишь, все ж выбрал для спектакля его танец.

– Про вас могу сказать я то же самое, – улыбнулся Вэймо.

В этот момент на его плечо вдруг села птица. Судя по виду, это был буревестник. Вольто заметил, что перо в волосах Вэймо сливалось с оперением птицы.

– Ну здравствуй, – поздоровался с ней юноша.

– Знакомый давний? – спросил Вольто.

– Дом мой сторожит, – кивнул Вэймо.

– Ты у него перо украл?

– Взял поносить, – поправил его юноша.  

– О, чудак наш снова с нами! – раздалось у Вэймо за спиной.

Юноша обернулся, и птица тут же улетела. К нему подошел старик и ударил Вэймо по плечу. Вольто тем временем выбрался из гамака.

– Альдо, думал уж, тебя здесь не застану, – похлопал его по спине Вэймо.

Альдо был невысок и тощ, со сморщенным, словно сушеная хурма, лицом. И все же в его старости Вольто видел больше жизни, чем в своей молодости.

– Пока я по подземным рекам[2] плыть не собираюсь, но тебя также не ожидал увидеть. Я думал, ты пленен маскарскими красотками и к нам уж не вернешься. А ты вон пришел, еще привел кого-то.

– Помнишь последний мой спектакль? – спросил старика Вэймо.

– Про Макару? А то же, помню, – кивнул Альдо.

– Так вот, он исполнитель того танца, – Вэймо указал на Вольто, отчего у актера возникло острое желание спрятаться обратно в гамак.

Он даже шагнул в его направлении, но юноша, заметив это, подтолкнул Вольто вперед. Актеру ничего не оставалось, кроме как вежливо поклониться.

– Так это и есть этот, этот В… Во… – старичок тряс жилистой рукой, пытаясь вспомнить.

– Вольто, – пришел ему на помощь Вэймо.

– Точно Сэнца Вольто, – воскликнул Альдо. – Я еще тогда подумал, какое имя странное.

– Не имя то, а звание, – смущенно пояснил Вольто.

– Ааа, тогда ясно. Так, значит, это ты танцевал Макару три года назад?

Вольто кивнул.

– Простите, вас здесь знают только по нему, – шепнул ему Вэймо.

– Догадываюсь почему, – шепнул Вольто в ответ.

– Но что забыл ты здесь, да с этим оборванцем? – удивился Альдо.

– Хотел узнать я больше о Макаре и сагарцах, – ответил Вольто.

– Ты обратился не к тому. Хоть здесь живет, далек он духу нашему, и уж тем паче от Макары. По морю он на лодках только плавает, рыбу не ловит и не ест.

Из уважения к старости Вэймо не мог заставить старика замолчать, но Вольто видел, что ему очень хотелось это сделать. Актер же ловил каждое слово Альдо, вдруг осознав, как в действительности мало ему было известно о Вэймо.

– Одно я время думал, он маскарец засланный, так нет, он просто странный.

– Маскарцы ведь не могут ходить без масок, – согласился с ним Вольто.

– Отчего же, могут, – возразил старик. – Коль примут все устои наши и верить будут лишь в Макару.

– Как, – поразился Вольто, – в «Лагуне» есть маскарцы?

– Смотри, из кучки этой ребятни, – старик указал на толпу детишек, игравших с рыболовными снастями неподалеку, – могу я указать как минимум троих из твоего народа. Хотя за столько лет давно сагарцами уж стали.

– Я думал, это с кровью связано, а не исповеданием, – задумчиво проговорил актер. – Откуда ж они взялись?

– Как откуда? С улиц ваших. Беспризорники они и сироты. Властям до них нет дела, и если не повезет им где-нибудь приткнуться, они снуют по городу, иногда и к нам вот забредают.

Пока они беседовали с Альдо, мимо пробежал ребенок, который показался Вольто знакомым.

– Еще один приятель старый, – сказал Вэймо, тоже узнав мальчика. – Альдо, я забыл, как звать того вон мальчугана.

– Тито, – ответил старик, проследив за взглядом Вэймо. – Странно, что сегодня он не в городе. Хотя я этот выбор одобряю. Смотрите, как бывает иной раз: ваши к нашим, наши к вашим, – усмехнулся Альдо. – Совсем я с вами заболтался. Пора и делом уж занять… – старик осекся. – Вы поглядите, понабрался, ведь постоял совсем чуток. Но все равно был рад с тобою повидаться, – сказал старик одновременно им обоим, а потом отправился назад к краю настила, где оставил свою удочку.

Вольто и Вэймо решили продолжить свою прогулку. Проходя мимо одного из домов, актер сквозь несуществующие стены увидел девушек, толкущих ракушки.

– Сколько часов нужно трудиться, мешок чтоб целый получился? – его вопрос был скорее риторическим, тем не менее он услышал от Вэймо ответ:

– Насколько мне известно, они работают лишь до обеда.

Вольто еще немного понаблюдал за девушками, что-то прикидывая в голове.

– Так невозможно ж это, – заявил он. – С таким прогрессом молоть им нужно до рассвета, чтобы набрался хоть мешок. Либо кто-то есть еще, кто помогает с этим.

– Едва ли.

– Откуда же берется каи?

Вскоре девушки заметили молодых людей и стали бросать в их сторону неоднозначные улыбки. Актер сомневался, что они были адресованы его напудренной физиономии. Украдкой взглянув на Вэймо, он хотел лишь убедиться в своей теории и никак не ожидал, что их глаза встретятся. Не протянув и трех секунд под этим пронзительным, но теплым взглядом, Вольто отвернулся.

– Пошли, не будем отвлекать их, – сказал он, отправляясь дальше.

К моменту возвращения моряков, они уже прошли всю «Лагуну» вдоль и поперек. Вольто  подмечал это и раньше, но сейчас, смотря на причаливающих сагарцев, не мог не поразиться разнице между этими крепкими, поджарыми мужланами и стройным, хрупким юношей рядом с ним. Даже сагарские юнцы выглядели внушительнее.

Моряки стали подниматься на платформу, где их встречали жены и девушки. Глаза Вольто внезапно расширились, и он резко повернул голову в другую сторону.

– Что случилось? – спросил озадаченный его поведением Вэймо.

– Я… кое-что заметил, что лицезреть был не намерен, – пробормотал Вольто.

Вэймо пришлось прокрутить в голове все, что они только что видели, прежде чем он понял, о чем говорил Вольто.

– Аааа, вы про поцелуй? – уточнил он.

– Да, кажется, про это.

– Его не видели до этого? – удивился Вэймо.

– Читал лишь в книжках где-то. Ведь устаревшее все это.

– Для вас, маскарцев, может, да. У нас он жив еще пока.

– И так всегда? При всем честном народе, вы этот ритуал блюдете? – спросил потрясенный Вольто.

– Кто как предпочитает. Вас это сильно отвращает? Коль так, уйдем отсюда.

Хоть Вэймо и старался быть внимательным, в его голосе слышалось легкое негодование.

– Скорей смущает, – честно признался актер. – Но не настолько, чтоб уйти с «Лагуны», – добавил он, неуверенно поворачивая голову.

– Не бойтесь, они не могут делать это постоянно, – успокоил его Вэймо. – Хотя, быть может, и желают.

– Это столь приятно? – поразился Вольто.

– Ну как сказать. Зависит от того, с кем этим заниматься.

– Верно, в книгах сказано, что то был знак любви, – вспомнил актер.

– Да, но не всегда взаимной.

– Так целовать можно насильно?

– Или из жалости. У маскарцев нет такого символа?

– У нас все благовидно: когда хотят в любви признаться, маскарцы преклоняются и лбом руки касаются.

«Хоть масками не ударяются», – подумал про себя Вэймо. Вольто же стоял, переминаясь с ноги на ногу, словно не мог решиться заговорить.

– А ты… когда-нибудь… – сбивчиво начал он, вертя в руках пояс мантии.

– Целовался? – помог ему юноша. – Мне человек пока что не встречался, с которым пожелал бы, – беззаботно ответил он.

На лице Вольто мелькнула тень улыбки. Актер и сам не знал, зачем ему вдруг понадобилось задавать юноше настолько личный вопрос и почему, услышав ответ, он ощутил облегчение. Едва Вольто посмотрел в сторону причала, его ви́дение застлала персиковая пелена.

– Что?.. – произнес он, не понимая, что происходит.

– Коль это зрелище ваш взор смущает, его я буду закрывать, когда замечу вдруг целующихся пару, – раздался сзади голос Вэймо. – Но при одном условии, ресницам вашим нужно приказать не щекотать мои ладони.

Ребячливая самоотверженность юноши снова заставила актера улыбнуться. Ухватив пальцы Вэймо своими, он опустил завесу.

– Таких я жертв не стою, тем более могу и сам себя в руках держать. Готов пообещать не отворачивать свой взгляд и впредь вести себя достойно.

– Давайте же посмотрим, какие в лодках дары моря.

Они подошли ближе и стали разглядывать вытаскиваемый на «сушу» груз. Глаз Вольто зацепился за большие светло-коричневые мешки, которые по какой-то причине остались в одной из лодок.

– Сдается мне, их видел раньше, – сказал он. – Но ночью цвет воспринимал иначе, поэтому и ошибиться здесь могу.

– Вы думаете, это каи?

– А есть ли способ внутрь заглянуть? – спросил актер.

– Давайте подождем. Как остальные все уйдут, я моряков тех отвлеку, а вы к мешкам ползком, – шепнул ему Вэймо.

Ждать пришлось совсем недолго: эта лодка прибыла одной из последних. Когда на причале осталась лишь парочка стерегущих ее торговцев, Вэймо подошел к ним. Должно быть, они его знали, потому что довольно скоро между старыми знакомыми завязался какой-то увлекательный разговор. Ведя светскую беседу, Вэймо старался потихоньку увести их подальше от края.

«Да, кукловод он от природы», – подумал Вольто, незаметно прошмыгивая за спинами моряков к лестнице. Спустившись, он все еще слышал поочередно три голоса, но бархатный баритон Вэймо он мог бы различить и среди сотни. Морской узел на мешке, возможно, вызвал бы у актера бо́льшие трудности, если бы ему не приходилось чуть ли не каждый день распутывать заплетенные Вэймо косы. Раскрыв мешок, Вольто заглянул внутрь. То, что он там увидел, определенно было белым порошком, вот только это точно не был тот каи, который Вольто каждую неделю закупал у Луки. Голоса как будто специально замолкли, чтобы он расслышал глухой стук приближающихся шагов. Из-за настила показалась голова торговца и так же быстро исчезла. Вольто, как геккон замерший на обратной стороне лестницы, дождался удаления шагов и выдохнул. Вернувшись в лодку, он вытряхнул деньги из кошелька в оставленную моряками сумку и, набрав в него немного белого порошка, завязал оба мешка.

– Синьор, – шепнул ему сверху Вэймо, – Они ушли, оставив меня за часового, но скоро вернутся.

Вольто кивнул и стал подниматься. Юноша подал ему руку и помог взобраться на доски, а потом подстраховал, пока актер не спрятался за ближайшей хижиной. Когда торговцы вернулись, Вэймо еще немного поболтал с ними, для вежливости, а затем распрощался.

– Опять к Луке? – спросил Вэймо, следуя за Вольто по мосту.

– Он должен знать, что в том мешке, – ответил актер.

На этот раз, когда они зашли в мастерскую, за прилавком не было ни хозяина, ни Камилы.

– Лукааа, – позвал Вольто. – Лукааааа, – повторил он еще громче.

Из подсобного помещения высунулась голова мастера.

– Уж что-то зачастили вы с визитами, не то чтоб мы в обиде были, – сказал он, отодвигая штору. – Что еще могло случиться, чтоб заставить вас явиться? Утром вроде объявили, что «Подполье» лжет про известь и что мастеров трущоб власти каи проспонсировали.

– Спасибо, что меня ты просветил. Историю я эту слышал уж два раза, и с каждым – все сомнительней звучала.

– Так что же привело сюда вас?

Вольто положил на прилавок кошелек. Лука недоуменно уставился на него.

– Не пугайся, эта вещь не взятка. Открой и посмотри, не сможешь ли узнать ты, что там за вещество внутри. Это ведь не каи?

Развязав кошелек, Лука вздохнул.

– Его вы из «Лагуны» взяли?

Вольто кивнул.

– Тогда скрывать и дальше нету смысла. Это известь, – сказал Лука, затягивая мешочек. – Но зря вы в это все ввязались.

– Правительство об этом знает? – спросил Вольто.

– Да, я полагаю. Для вас же из ракушек каи я отдельно закупаю.

– Допустим, можно маски и жемчугом, и известью покрасить. Да Винчи тоже ведь считал окаменелости Вероны умершей фауной морскою[3]. А коль она же породила известняка породу, то все они одной природы и свойства у них сходны, – тараторил Вольто.

– Звучит правдоподобно, – согласился Вэймо.

– Зачем властям скрывать такое? – удивился Вольто.

– Ответ известен может быть «Подполью», – предположил Лука.

– Аааааа! – вдруг раздалось из-за занавески.

Крик был таким внезапным, что все трое вздрогнули. Лука первым кинулся за штору. Не дожидаясь приглашения, Вольто бросился следом.

Первым, что он увидел, зайдя в рабочее помещение, была лежавшая на полу, по-видимому в обмороке, Камила. Должно быть, она попала в мастерскую через черный вход. Лука присел рядом с девушкой, чтобы проверить ее состояние. Зная, что Камила не была впечатлительной или пугливой, актер стал осматривать комнату в поисках того, что лишило ее чувств. Однако спустя мгновение Вольто сам едва не присоединился к подруге. В золе печи, над которой Лука обычно коптил маски, белела полусгоревшая личина. Но и в оставшейся половине Вольто мог узнать лицо матери. Он вновь почувствовал слабость в ногах, но на этот раз рядом был Вэймо. Рука юноши поддержала пошатнувшегося Вольто со спины, не давая ему упасть.

– Ты… – палец актера указал на Луку, который уже поднялся на ноги и теперь смотрел на него. – Это… был ты? – сглотнув, закончил Вольто.

– Зависит от того, что имеется в виду. Если хочешь знать, убил ли маму я… твою, то мой ответ и да, и нет, – голос Луки был более спокоен, чем Вольто ожидал.

– Что ты сделал? – актер изменил вопрос.

– Я ничего не сделал, в этом-то и дело, – вздохнул мастер, приопустив голову и плечи. – Мне неизвестно, спасло бы действие мое ее иль нет, но выбрал я бездействовать. И вот живу с решением этим.

Вольто осенило.

– Ты тот подлец, что со спины ко мне подлез? – его расширившиеся было глаза вновь сузились в сомнении.

– А ты поднаторел в искусстве, а вдохновение, должно быть, черпал ты у друга, – усмехнулся Лука, повернувшись к Вэймо.

Он коснулся рукой маски и, видимо, привел в действие какой-то механизм, потому что в следующий момент она укоротилась, а нос, наоборот, вытянулся. Черные пятна вокруг глаз стали растекаться, пока не залили всю поверхность. Маска Луки в одно мгновение превратилась в маску Полуликого.

– Жаль, Камила не увидит, что прям под носом был ее спаситель, – вздохнул Вольто.

– Для нее же лучше пребывать в неведении. А у тебя такой альтернативы, к сожаленью, не имеется.

– Ты маску матери в палатке той повесил?

Лука кивнул.

– Зачем ты это сделал?

– Чтоб выманить убийцу, – ответил Лука, будто это само собой разумелось.

– Теперь тебя волнует справедливость, – горько усмехнулся Вольто. – Зачем вообще к нам в дом явился?

– Имя Данте тебе о чем-то говорит?

«Данте, брат, подполье» – промелькнуло в голове у Вольто.

– Ты… брат мой кровный? – неуверенно произнес он.

– А кем еще я мог быть?!

– Ты сын ее и не помог ей? – ужаснулся актер.

– Ты вправе осуждать меня, себя и сам я презираю. Но я не мог позволить, чтобы правда со мною вместе умерла. Меня б убили, если б я вмешался. Тебя бы тоже, кстати, а уж после – мать.

– Откуда тебе знать?

– Они убили моего наставника и всех других, кто с ним был связан.

– Насколько ж велика та тайна, чтоб за нее людей, как муравьев, топтать? – не скрывая сарказма, полюбопытствовал актер.

– Ну, если кратко, носить мы маски не обязаны, – небрежно бросил Данте.

Сначала Вольто показалось, что ему послышалось, но, когда смысл наконец дошел до его сознания, актер ухватился за пончо Вэймо, опасаясь, что ноги снова его подведут. С той минуты, как он узнал о маскарских детях, свободно живущих без масок, его голову стали наводнять разного рода подозрения. Но одно дело – допускать, совсем другое – знать наверняка.

– Вы в порядке? – спросил у него Вэймо, заглядывая из-за его плеча.

В голосе юноши слышалась тревога, но не было ни капли удивления.

– Ты… тоже знал о масках?

– Лишь догадывался, – ответил Вэймо, казалось чувствовавший себя виноватым.

– Учитель мой заметил первым, что маски покрывали жемчугом. Как начал он вопросы задавать, власть припугнула знать и стала жемчуг изымать, чтоб позже тем же людям тайно продавать. Потом узнал он и про известь, но тут уж по-другому мыслил. И вместо праздных разговоров эксперимент один провел. Хотел наставник подтвердить теорию, что вещества, лишь связанные с морем, от заразы защищают. На деле ж доказал обратное.

– Над кем же опыты он ставил?

– Сначала над собой. Свою же маску другими он белилами покрасил, их чужеземцы, кажется, зовут титановыми. Не заболев, как ожидал, он стал снимать ее уж на ночь. Потом учитель, с моего согласия, надел мне полумаску, покрытую лишь серой краской. Здоров ходил и я. Тогда мне мастер предложил пожить немного с каонаши, среди которых встретил и других безмасочников наших. Но, даже не приняв сагарской веры, не подхватил я там чумы или холеры. Эксперимент он сделал массовым.

– А добровольцев кто ему подбрасывал?

– Желающих он находил средь радикальных классов. Вот и «Подполье» вам, пожалуйста.

– Теория была доказана?

– Да, но нас раскрыли и убили всех причастных. Я один в живых остался.

– И хочешь рассказать все?

Данте кивнул.

– Бесполезны эти акции, – констатировал Вольто.

– Люди уже стали сомневаться, пока что этого достаточно.

– Какая выгода правительству скрывать все?

– Не выяснили то ни я, ни мастер. Я думал, что мотивы власти известны могут быть убийце матери.

– Поэтому искал его?

– Отчасти.

– Но если он приближен к знати, то вряд ли развлекается на ярмарках.

– А на аукционах у Тольятти? – спросил высокий голос, не принадлежавший ни одному из участников беседы.

Данте повернулся. За его спиной Камила, про которую все трое благополучно забыли, сменила лежачее положение на сидячее. Ее кошачья мордочка смотрела на них.

– Могла, хоть вежливости ради, голос раньше свой подать, – сказал ей Вольто.

– Простите уж, что я не Ачиль и не могу быть вечно без сознания, – проворчала девушка. – Не образцы воспитанности сами. Меня здесь бросили и обсуждают тайны.

– И как давно восстала ты? – спросил Данте.

Девушка вдруг опустила голову, то ли обидевшись, то ли смутившись.

– Недавно, – ответила она, отвернувшись.

Однако, сколько бы Камила ни услышала, полумаски на лице Луки было достаточно, чтобы понять многое и домыслить малое.

– Аукцион Тольятти?.. – напомнил Вольто, возвращаясь к теме разговора.

– Торги для знати. Я там бывала вместе с дядей. Он ведь разные диковины скупает, их зачастую там приобретает.

– Коль выставим мы маску там, возможно, что убийца клюнет сам, – предположил Вольто. – Лук… то есть, Данте, ты можешь повторить еще раз маску мамы?

– Я сохранил лекало, хоть без него в мозгу застряла.

– Аукциона дата? – обратился Вольто к Камиле.

– Ближайший – послезавтра.

– Успеешь? – актер повернулся к Луке.

– А как же.

– Ну а продажа – забота наша, – сказал Вольто.

Они обсудили детали, после чего актер подошел к печи и, взяв лучину, поджег то, что осталось от маски матери. Затем они с Вэймо вызвались проводить Камилу до лодки. Выходя из мастерской, Вольто ощущал себя заговорщиком, кем, по сути, и являлся. Загадка была почти разгадана, но вместо радости и облегчения молодой человек чувствовал лишь невыразимую усталость.

Даже зная правду, оказавшись дома, актер не стал стирать каи. Он сможет поверить во все окончательно, только когда выяснит причину обмана.

– Простите, что не сказал вам о своих догадках, – извинился перед ним Вэймо.

– Зачем? Чтоб еще больше был предвзят я? Поверил на слова я Данте, а может, он соврал.

– Помимо слов, другие тоже были основания, – возразил юноша.

– Им объяснение может быть другое, но я устал быть адвокатом. Попробую разок быть прокурором, – сказал актер, как обычно, донимая кисть на балдахине.

– Синьор, готова ваша ванна, – оповестил его Вэймо.

– Ну наконец-то я смогу погреться. С этой рукой одни мучения.

Вольто долго пытался собрать волосы, но усилившаяся после дневной активности боль в руке еще больше ограничивала и без того корявые конечности. Видя его затруднения, Вэймо подошел, чтобы помочь. Скрутив волосы актера в толстый жгут, он несколько раз обернул их вокруг несуществующей оси и закрепил форму кандзаси[4].

Вэймо ушел в каморку, чтобы не мешать Вольто раздеваться, но через минуту вернулся, услышав что-то похожее на хныканье. Актер лежал на кровати с рукой, застрявшей где-то в рукаве.

– Чтоб ей отвалиться, – выругался он. – Не буду мыться, буду спать в такой вот позе и вонять двухдневным потом, – заявил он.

– Вы что, ребенок? – мягко пожурил его Вэймо. – К тому же не воняете нисколько, – заверил его юноша.

– Быть того не может. Иль масло прикрывает запах, или твой нос заложен.

– Помочь вам выбраться из рукава?

Оттолкнувшись от кровати одной рукой, актер поднялся на ноги.

– Я попрошу вас сделать кое-что болезненное.

– Если б не избегал я боли, уже давно бы принял состояние естественное, – проворчал Вольто.

– Без этого вам не освободиться. Нужно всего-навсего прижать локоть к себе.

Вольто выполнил требование, не издав при этом ни звука. Вэймо потянул рукав вверх, и рука актера свободно повисла вдоль туловища.

– Всего-то и делов, – сказал Вэймо. – Вы зря паниковали.

– Я был лишь зол. А через боль ее мог вытащить и сам я.

– А что ж не стали? – поинтересовался юноша.

– Не знаю, я что-то сам не свой.

Вэймо хотел было вернуться в каморку, но Вольто остановил его.

– Постой. Коль начал, подсоби уж и с другой, а то всю ночь промаюсь с этою рукой.

Вэймо замешкался на секунду, но потом все-таки подошел к Вольто. Когда актер наклонился, юноша стащил с его головы и второй руки тунику. Нижняя сорочка слегка задралась, оголяя гибкий стан актера. Вэймо поспешил отвести глаза.

– Ну вот уж вертишь головой, а если попрошу помочь и с той, что снизу, то вовсе прочь умчишься? – спросил Вольто.

– А сами вы не можете? Ее ж тряхнуть и упадет.

– Да, во мне лишь кожа, но за кости она зацепится уж точно, к тому же через то, что на голове ты мне устроил, она так просто не проскочит.

Вздохнув, Вэймо приблизился к актеру и, развязав воротник, слегка ослабил шнуровку на вырезе. Затем он стал собирать ткань гармошкой, двигаясь вверх. Но, как бы юноша ни старался, избежать контакта с кожей актера у него не получилось. И когда его пальцы случайно задели гладкую спину, Вольто показалось, что его коснулись раскаленным металлом, но он тактично промолчал. Согнувшись в талии, актер вытянул руки, чтобы Вэймо было удобнее стянуть одеяние. Юноша помог одежде миновать опасные участки и с легкостью снял ее с Вольто. Даже не взглянув на молодого человека, Вэймо направился к себе. Однако не успел он дойти до двери, как ощутил цепкий хват на своем запястье.

– Тебя коробило, когда смущался я при виде поцелуя, но взгляд воротишь, стоило мне обнажить лишь часть фигуры. Ведь не стеснялся ты смотреть, как я изображал Макару. Иль изменился ты теперь и я тебе отвратен?

Поскольку Вэймо продолжал молчать, актер обогнул его так, чтобы видеть лицо юноши. Но то, что он увидел, заставило его отпустить руку Вэймо.

– Я сделал тебе больно? – спросил Вольто, боясь, что ненароком сдавил запястье юноши слишком сильно. Только так мог он объяснить выражение страдания, появившееся на лице Вэймо.

Юноша в ответ лишь покачал головой. Через секунду его лицо приобрело прежнее спокойствие, а взгляд – открытость, с которой он всегда смотрел на актера. Правда, этот взгляд теперь не опускался ниже лица Вольто, а кожа вокруг шрамов порозовела.

– Изображений боли я в книгах повидал довольно, но ты не признаешь ее. Тогда подсказку дать изволь, – потребовал актер.

– Вы просите о невозможном, ведь чувства человека сложны, и на виду лишь малая их часть изложена, – ответил Вэймо.

– Но часть я все же отгадал, иль то, что на лице – все ложно?

– Бывает, что и так, но не был я намерен лгать. Вы в чем-то были правы, однако упустили главное.

Вольто сделал шаг и заглянул юноше в глаза. Они были темны, как море в шторм, но при этом в них мерцали звезды. Вэймо встал к нему почти вплотную – бушующая стихия теперь была не только в его глазах, но и в воздухе, который Вольто все чаще втягивал в себя, не в силах успокоить рвущееся сердце. Вэймо перевел взгляд на губы актера и слегка поддался вперед. Разумом Вольто понимал, что такая близость недопустима и хотел отпрянуть, но его тело, вопреки воле актера, сделало прямо противоположное, еще больше сократив расстояние. От этого слабого движения у Вольто пересохло в горле. Облизав губы, он ощутил во рту вкус каи, который его слегка отрезвил. Актер предпринял еще одну попытку постичь чувства Вэймо, но видел в темном зеркале его глаз лишь отражение собственного смятенного сердца.

– А этому вообще имеется название? – тихо спросил он.

– Да, и придумано давно, не знаю, правда, точно ли оно, – ответил юноша, отстраняясь.

– Свою я израсходовал подсказку, придется ждать мне следующего раза, – сказал Вольто, повернувшись. – К тому же стынет моя ванна, – добавил он, отправляясь мыться.

 

Чтобы представить на аукционе вещь, нужно было получить одобрение Тольятти. Разумеется, никто бы не рискнул выставлять заведомо провальный лот, а посмертная маска матери Вольто, без сомнения, таким и являлась. Хозяин согласился допустить ее к торгам только при условии, что Вольто выставит также и одну из своих масок. Такой лот, непременно, послужил бы аукциону хорошей рекламой. Актера предложение вполне устраивало: хоть он и дорожил своими масками, в свете последних событий шанс поносить их все, ему вряд ли представится. Однако он попросил организатора объявить маску его матери как анонимный лот.

Помимо масок, на торги также выставлялись другие предметы роскоши, часто чужеземного происхождения. Здесь были фарфоровые вазы с синей росписью, картины, сплошь состоящие из цветных квадратов, яйца, инкрустированные драгоценными камнями. Увидев их, Вольто подумал, что, если бы в Камилу вместо скорлупы с духами прилетели эти яйца, она бы не была против, даже переломай они ей кости. Вольто же, хоть и был здесь по делу, приглядел себе картину с изображением человека, который играл на флейте. На голове у мужчины был странный головной убор в виде плетеной корзины, полностью закрывающей лицо. Вольто не знал, кем был этот человек, но ему почему-то казалось, что они в чем-то схожи[5].

Граф Моро не пропустил и этот аукцион. Прошлым вечером Камила сказала, что он не собирался приходить, но передумал, как только узнал, что на торги будет выставлена маска Вольто. Конечно же, он и приобрел ее за цену, которой та не стоила даже в глазах своего бывшего владельца. Когда была вынесена посмертная маска, зал погрузился в молчание, которое длилось и после объявления начальной цены. Как и ожидалось, никто не хотел покупать столь жуткий на вид предмет.  И лишь в самую последнюю секунду одна девушка все же изъявила желание завладеть ей за названную сумму.

Когда мероприятие закончилось, и синьорина получила свою покупку, Вольто и Вэймо также покинули салон Тольятти. Какое-то время они следили за ней с достаточно большого расстояния и обнаружили, что были такие не одни. Одновременно с ними, но держа более короткую дистанцию, за девушкой следовали два человека в темных плащах и неприметных масках. Вольто и Вэймо стали двигаться еще более скрытно, стараясь не отставать. Покупательнице же, казалось, не было дела до преследователей. Не сбавляя и не наращивая темпа, она сворачивала из переулка в переулок, в то время как идущие за ней ускорили шаг. И вот на самой безлюдной и узкой улочке они ее нагнали. Делая вид, что просто проходят мимо по своим делам, они обошли ее с двух сторон. Один сунул ей тряпку в отверстие для рта, а другой хотел скрутить ей руки, но в этот момент произошло кое-что неожиданное. Хрупкая девушка вдруг нанесла преследователю удар в живот, да такой мощный, что мужчина согнулся вдвое. Не теряя времени, она оглушила его кувалдой из сложенных вместе рук. Второй неизвестный, смекнув, к чему все идет, удрал, прихватив с собой купленную девушкой вещь. Подбежавшие Вольто и Вэймо не успели его остановить.

– Пускай бежит, а то его хозяин что-то заподозрит. Этого потом отпустим тоже. Даже хорошо, что ты не засветился рожей, – пробасила девушка, снимая маску и парик.

Конечно же, это не была светская львица, скупающая всякие жуткие вещицы развлечения ради. Это был Данте. Заговорщики с самого начала предполагали, что убийца не будет действовать в открытую на аукционе и, возможно, попробует выкрасть маску после.

– Не двигался б так резко, что будешь делать, если платье ей порвешь? – съязвил в ответ Вольто. – Камиле рвань потом вернешь?

Данте лишь махнул рукой.

– Ну и какой у нас улов? – Вольто присел на корточки рядом с неизвестным.

Актер отвернул полу его плаща, но там не было ни герба мастера, который слуги обычно нашивали на свою одежду, ни каких-либо бумаг, которые могли указать на хозяина. «Не хотелось прибегать к угрозам, да и сработают ли на таком-то?» – негодовал он.

– Позвольте мне, – сказал Вэймо, примостившись рядом с ним.

Сначала он развязал шейный платок мужчины, ничего под ним не обнаружив, он приподнял обе штанины – также ничего. Взяв руку незнакомца, он задрал рукав его камзола. На предплечье было выжжено клеймо.

– Оу, я мудрил, а тут все просто оказалось.        

– Бабочка? – удивился Данте.

– Из их отряда, но если точным быть, то шелкопряд, – сказал Вольто. – Раньше был он рода Моро[6] знаком, потом его сменила ягода.

– Вы много знаете об этом клане, – холодно заметил Вэймо.

– Камила мне на это жаловалась, мол, шелковицу не хочу носить, хочу носить я бабочку, – пояснил Вольто.

– Так, значит, наш преступник граф? – спросил Данте.

– У Камилы был когда-то брат, но умер он, когда был маленьким. Остались лишь она да дядя. Кошачьих лет ее не знаю… – заканчивать не было смысла, все и так понимали, что Камила не могла быть убийцей.

– А если просто так он захотел ту маску? – предположил Данте.

– Настолько сильно, что грабителей послал, но не настолько, чтоб купить ее открыто? – с сомнением произнес Вольто.

– Быть может, пред тобой смутился, – съехидничал Данте.

– Узнаем из того, что дальше он предпримет, – проигнорировал его колкость Вольто. – Но нужно рассказать Камиле, а сторону сама уж выберет.

 В соответствии с планом девушка должна была ждать их возвращения в мастерской, но, к общему удивлению, они встретили ее, как только выбрались из лодки.

– Зачем сюда пришла ты? – спросил Вольто.

– Туда нельзя: кругом солдаты, – остерегла их Камила, запыхавшаяся от волнения. – Сама едва слиняла чрез задний вход, как только увидала.

Все четверо тут же сели обратно в лодку и поплыли в противоположном направлении. Пока они бесцельно сновали по каналам, Вольто рассказал девушке все, что произошло после аукциона.

– Люди дяди? – поразилась Камила, но изумление не длилось слишком долго. – То-то их приметила среди солдат я. Но зачем им мастерская? Неужели тот беглец узнал тебя?

– В платье? – усомнился Данте.

– Быть может, по отметинам на маске. Мой дядя видит почерк мастера в узоре резака с изнанки.

– Меня ты дураком считаешь? Я почерк поменял свой, – ощетинился Данте.

– Изготовителя не зная, своих людей они повсюду засылают. Смотрите, – Вольто указал на улицы, – вон кругом шныряют. Но скоро догадаются, Луки на месте не застав.

– К тому же там лекало, хотя оно и спрятано, но все возможно отыскать, – согласился мастер. – Туда нельзя нам возвращаться. Не ждал столь бурной я реакции на нашу провокацию.

– Ну и куда тебе теперь деваться? – спросила Камила. – У «Подполья» есть пристанище?

– Нет, в целях безопасности в одном мы месте никогда не собираемся. Но есть еще сагарцев обиталище.

– Тебе позволят там остаться?

– Да, коль сниму я маску. А ты скорее в замок возвращайся, пока твой дядя не прознал все. Ты там полезней будешь нам.

– Уже меня в свою ты банду записал? – возмутилась девушка.

– Ты в эту лодку прыгнула сама и стала соучастницей, – заметил Данте.

– Но, если против дяди ты не хочешь выступать, скажи нам это сразу, тебя не будем принуждать, – заверил ее Вольто.

– Я в замке дядином такого повидала и знаю, он совсем не ангел, но, что убийцей стал он, никак не ожидала. Какой бы та ни оказалась, хочу я выяснить всю правду, – Камила решительно вздернула мордочку.

– Но как нам до нее добраться? – озадачился Вольто, а через минуту добавил. – Я думаю, что суета их сыграть нам может на руку.

 

Во сне часто бывает ощущение, что ты не можешь пошевелиться, как бы ни хотел. Однако у Вольто такое происходило только тогда, когда ему снилась мама. Точнее, день ее смерти. Возможно, это было потому, что в реальности в тот момент он действительно был обездвижен Данте. Этой ночью он снова видел старый кошмар, но кое-что в нем изменилось: на месте улыбающейся маски убийцы появилась личина графа Моро, а на месте державшего его Данте каким-то образом оказался Вэймо. Такая нелепость должна была натолкнуть актера на мысль, что это сон, но как бы абсурдно все ни выглядело, он не усомнился в правдивости происходящего, ведь страх его был настоящим и куда более сильным, чем тот, что он испытал в детстве. Даже когда он проснулся, перед глазами все еще было лицо матери, а он по-прежнему не мог двинуть и пальцем.

– Монсиньор, – голос Вэймо звучал совсем близко, но это лишь убеждало Вольто в том, что тот стоит за его спиной. – Синьор!

Вольто ощутил чужие пальцы на своих скулах и за ушами, но все равно не мог очнуться.

– Хайю!

«Хайю? Меня Вэймо так когда-то звал? Нет, только мама», – подумал Вольто и моргнул. Образ матери исчез – вместо него возникло лицо юноши, которое было едва узнаваемо из-за чуждого ему выражения.

– Вэймо? – с сомнением спросил Вольто.

– Хвала богам, вы проснулись, – воскликнул он, убирая руки, обхватившие голову актера, чтобы обнять его.

– Богам? За что? За то, что Мару мне на грудь подсунули, а ты ее смог отцепить?

– Так это сонный паралич? – удивился Вэймо, отстраняясь и глядя на него.

– Что? – не понял актер.

– Неважно. Услышав стоны, я перепугался, думал, вы больны, а оказалось, у вас кошмар был, – выдохнул Вэймо, но все еще не мог успокоиться. – Вам часто они снятся?

– Бывает, хотя обычно сразу просыпаюсь. Ты сказал, что испугался, но на лице твоем совсем не страх ведь отражался, – засомневался актер.

– А что?

– Меня ты спрашиваешь? – поразился Вольто. – Ах да, ведь должен я угадывать, – вспомнил молодой человек. – Ну хорошо, я видел там какое-то смешение: капля страха на бокал мучения и потрясения, а сверху пена облегчения.

– Походит больше на описание коктейля, – саркастически заметил Вэймо.

– Меня ты сам спросил, прости, что не угодил с ответом, – парировал Вольто.

– Тем не менее точны его ингредиенты.

– Зачем переживать, коль знал, что это?

– И эта логика опять… – вздохнул Вэймо. – Я говорил вам: знание причины…

– Не убавляет степени чувствительности, – кивнул Вольто.

 «К тому же разум мне отшибло, пока вы были в приступе», – добавил Вэймо про себя.

– Но мне одновременно не повторить все перечисленное, – признался Вольто. – Быть может, только по наитию…

– Желаю вам не пережить такого в жизни, – прервал его юноша.

– А если на спектакле пригодится? – не унимался Вольто.

– Давайте спать ложиться, – Вэймо слегка надавил на его плечи, заставляя лечь, и укрыл одеялом.

– А можешь ты не уходить пока? – спросил актер, когда Вэймо встал с кровати.

– Не можете развидеть тот кошмар?

Актер промолчал.

– Ну хорошо, побуду здесь, пока вы не уснете, – согласился Вэймо, присаживаясь с краю.

– Ты можешь лечь.

– Спасибо, но мне так удобней.

– Ну, как хочешь, – сказал Вольто, поворачиваясь.

Спустя пару минут вновь раздался тихий голос:

– А можешь по боку похлопать?

Вэймо положил ладонь поверх одеяла и стал тихонько похлопывать, не прекратив, даже когда услышал размеренное дыхание спящего Вольто.

 

– Как ваша рука? – спросил Вэймо на следующее утро, расчесывая актеру волосы.

– Не болит пока, – ответил Вольто.

– Как мне уложить вам волосы?

– Сам выбери прическу.

Юноша на мгновение задумался, а потом собрал густую шевелюру актера в низкий хвост. Вольто понравилось это простое и удобное решение, но, как оказалось, Вэймо еще не закончил. Он надел что-то на ухо актеру. Когда юноша убрал руку, Вольто увидел, что это было украшение в виде цветов. Их лепестки по цвету и форме напоминали жемчуг кеши[7]. От каффа тянулась длинная серебристо-белая нить, которую Вэймо, обвязав вокруг хвоста, оставил свисать, смешиваясь с локонами актера.

– Что это? – изумился Вольто.

– Прощальный вам подарок.

– Кто разрешал тебе прощаться, когда со мной не рассчитался? – потрясенно воскликнул актер.

– Я знаю, но, когда момент настанет, хочу, чтоб он остался с вами.

– Прости, коль прозвучу я грубо, но где ты взял такую штуку?

– Она мне от отца досталась.

– Так, значит, дорога тебе, я не приму такого дара.

– Я сам выбрал прическу, как вы мне и сказали, а это лишь аксессуар к ней.

– Ну хорошо, пока хожу с ней, я его оставлю, но чтоб потом забрал обратно, – настаивал Вольто.

Не успел Вэймо ответить, как постучали в дверь. Это была Камила. Войдя, девушка долго озиралась по сторонам в поисках стула и, не найдя его, плюхнулась на кровать.

– Получилось? – спросил Вольто, вставая и подходя к ней.

Камила протянула ему сверток.

– Еле смылась. О, прелестная вещица на ухе у тебя повисла, – заметила девушка украшение.

– Кошачьи уши б не носила, себе б такую ж нацепила.

Камила задумчиво потерла свое человеческое ухо.

– Граф тебя не видел?

– Всю ночь он… в общем, был с Патрицией. Теперь никак не отоспится, – успокоила его девушка. – Я, кстати, своим кошачьим ухом кое-что услышала. Приказал он заместителю, чтоб от мастерской Луки не уходили и сутками за нею бдили. Еще он жаловался, что его величество ему  допрос не доверяет Полуликого, ведь упустил уже его однажды. Поэтому, когда Луку поймают, король желает, чтоб предстал его глазам он, а пыткам после подвергался.

– Нужна им о «Подполье» информация, а граф ведь может и перестараться, как уже было с вашей мамой, – заметил Вэймо.

– Его пылкий темперамент задачу нашу облегчает, – произнес Вольто. – И все же это странно. Камила, тебя прошу приглядывать за дядей.

– И без тебя я знаю, – ответила девушка, обмахиваясь веером.

– Вэймо… – начал Вольто, когда Камила ушла, – сагарцев это дело не касается, и я хотел бы, чтобы ты в нем не участвовал.

– Я понимаю всю опасность и именно поэтому хочу остаться с вами, – ответил юноша, подходя к актеру.

Сердце Вольто пропустило удар, но, когда оно возобновило ход, к Вольто вернулось плохое предчувствие.

– Не следовало в это все соваться, – сказал он, опустив взгляд.        

– И жить, как прежде, в масках?

Откровенно говоря, Вольто было все равно, ходить в маске или без: будучи актером, он так или иначе должен был натягивать на себя другую личину. Но, если даже он ощутил волнение, узнав о возможности навсегда расстаться с деревянным ликом, что должны почувствовать другие маскарцы? Они настолько привыкли и срослись с масками, что, возможно, и не видят смысла их снимать. И все же Вольто хотел, чтобы у них был этот выбор.

– Избавиться от них, быть может, не удастся, но не могу не попытаться, – вздохнул актер.