Онлайн чтение книги Сцена Stage
Эпилог

Весь следующий год Вольто прожил в «Лагуне». Данте, постоянно следивший за ситуацией в городе, время от времени рассказывал ему, что там происходило. Спустя несколько месяцев сопротивления власть Басилио наконец пала, и в Маскаре установилось временное выборное правительство. Оно, впрочем, маски отменять не спешило, решив сначала провести ряд наблюдаемых экспериментов, чтобы наверняка убедиться в их бесполезности. Многих эта отсрочка радовала. В основном это были люди в годах, что было понятно: всю жизнь проведя под деревянной личиной, они уже считали ее своей второй кожей и не могли иначе. Однако находились и просто консерваторы, которые не только сами не желали снимать маску, что было полностью их правом, но и не хотели видеть без масок других. Объединяясь в кружки, они создавали всяческие препоны продвижению «Билля Вольто». Актер не имел к нему никакого отношения, но почему-то все, что касалось отмены масок, теперь связывалось с его именем. Несмотря на протесты консерваторов, немало маскарцев уже отказалось от масок, причем некоторые сделали это в тот самый вечер, когда Вольто и Эмма давали свое представление. Таких людей, хоть они и не были сагарцами, тоже стали именовать каонаши. Но даже они по рекомендации нового правительства решили на всякий случай побелить свои дома. Изо дня в день, смотря на город из «Лагуны», Вольто видел, как тот все больше и больше белеет, как если бы снег шел ежедневно, хотя его в Маскаре не было уже несколько лет.

Как бы Вольто ни любил его, теперь он не мог смотреть ни на что, хоть отдаленно похожее на снег, потому что сразу вспоминал Эмму. Но что говорить о белом цвете, когда о юноше ему напоминало все кругом. Он видел его в море, в ушате с плещущейся рыбой, в каждой луже, в каждой капле и даже в своем собственном отражении, ведь его эмоции как минимум наполовину были эмоциями Эммы.

В «Лагуне» заняться актеру было особо нечем: тяжелый труд ему не доверяли из-за его «деликатности», а улов из-за криворукости. Он мог бы молоть ракушки, но каи был уже никому не нужен. Чтобы хоть как-то отплатить за гостеприимство – Вольто теперь занимал гамак Эммы, – актер каждую неделю показывал спектакли и танцы. Из всех сагарцев он больше всех был привязан к Альдо, а к нему – Тито. Мальчик повсюду следовал за Вольто, упрашивая взять его в ученики. Актер же искренне недоумевал, чему мог научить превосходившего его экспрессией ребенка и почему тому вообще вздумалось учиться актерскому мастерству. Когда Вольто спросил об этом мальчика, тот ответил, что вовсе не хочет быть актером – он собирается стать главой селения, а затем и первым представителем сагарцев в Коллегии Маскары. Актер не мог не поддержать паренька в его стремлении и согласился направлять Тито, но лишь в вопросах ораторского искусства, а не театрального.

В благодарность мальчик подарил Вольто одну диковинку, купленную его отцом у чужеземцев. Называлась она калейдоскопом и была похожа на подзорную трубу. Однако, смотря в нее, вместо горизонта человек видел причудливые разноцветные узоры, сменявшие друг друга при повороте крайнего отсека трубки. Чудесная вещица сразу покорила сердце Вольто, поэтому, когда бы у него ни выдалась свободная минутка, актер направлял тубус на солнце и смотрел в него. Так это выглядело со стороны, на самом же деле причина его одержимости заключалась в другом: в первый раз заглянув в калейдоскоп, актер увидел в нем глаза Эммы, словно тот стоял по ту сторону цилиндра и смотрел на него. Отняв прибор от лица, Вольто убедился, что то была лишь иллюзия. Когда же он вновь поднес трубку к глазам, вероломные стеклышки уже изменили свое положение и Эмма, смотрящий на него с другого конца, исчез. Отдавал он себе в этом отчет или нет, только с тех пор актер не расставался с подарком и при каждом удобном случае заглядывал в него в надежде снова поймать в витраже взгляд любимого. Тем не менее, сколько бы Вольто ни крутил калейдоскоп, фигурки больше не складывались нужным образом. В конце концов осознав, что, возможно, и за миллион лет не дождется того самого сочетания, молодой человек вернул игрушку Тито. Отныне год уже не казался ему таким бесконечным.

Помимо представлений в «Лагуне», актер раз в два дня он отправлялся на лодке в свою школу, где давал уроки. Половина учеников теперь не носила маски, и, чтобы удержать школу на плаву, синьоре Нани пришлось обратиться за помощью к Вольто, ведь она сама мало что могла дать новому поколению. Однако актер не забывал и о тех воспитанниках, которые до сих пор ходили в масках. Кто знает, может, они когда-нибудь решатся их снять? А даже если и нет, не было ничего плохого в том, чтобы сохранить театр масок, хотя бы как национальное достояние Маскары. Также он давал уроки мимики всем новоиспеченным каонаши, которые желали оживить свои лица. Главным его кредо на подобных занятиях было «не спешить», ведь всем этим людям в первую очередь нужно было вернуть подвижность мимических мышц, что было очень трудно, а зачастую почти невозможно. Тем более он не хотел, чтобы они шаблонно копировали его эмоции. Актер допускал, что они могут служить ориентиром, и все-таки каждый должен обрести свое лицо сам.

В один из дней, когда Вольто плыл среди многочисленных мостиков и павильонов в школу, на его ресницу вдруг что-то упало. Сначала он подумал, что начался дождь, однако нигде не увидел капель. Вместо этого молодой человек заметил что-то белое на рукаве своей мантии, но оно сразу исчезло. Затем на него приземлилось еще несколько пушинок. Пока они не растаяли, он успел разглядеть острые углы снежинок. Актер аккуратно сдул их с одежды, и они, примкнув к своим белым собратьям, закружились в веселом хороводе. В Маскаре пошел снег.

К тому моменту, как Вольто доплыл до старого театра, он уже весь был усыпан пушистыми хлопьями. Не сообразив заранее стряхнуть их, молодой человек зашел в помещение и вмиг оказался мокрым. Поэтому, прежде чем отправиться на уроки, актер занес мантию в зеркальную комнату. К вечеру, когда он придет сюда практиковаться, она как раз успеет высохнуть.

В первой половине дня он вел пантомиму у детей-каонаши, а после обеда преподавал искусство маски као[1], так теперь называли тех, кто по-прежнему носил личины. Сегодня Вольто учил их игре теней и уже в который раз пожалел, что у него не было при себе его любимой маски. Он даже не был уверен, что она у Эммы. Возможно, из-за всей этой суматохи тот оставил ее в своей каморке. Пришлось одолжить из коллекции синьоры Нани личину, более или менее соответствующую нужным критериям. Дети с горящими глазами наблюдали, как его маска меняла выражения. Потом актер объяснил им, в чем фокус, и, разбив их на пары, предложил попробовать самим «поиграть светотенью». При этом они должны были держать в голове определенную эмоцию и пытаться выразить ее поворотом и наклоном маски, а партнер должен был отгадать, что они показывали. Вольто нравился этот подход, ведь в независимости от того, угадают дети эмоцию или нет, всем все равно было весело. Включая его самого, но только до тех пор, пока актер не вспомнил другую похожую игру. За занавесом бесстрастного фарфора лицо Вольто печально улыбнулось.

Когда он наконец добрался до зеркальной комнаты, у него уже не осталось ни сил, ни желания практиковаться. Сев на пол, актер все же попытался настроиться на работу. В театре было тихо: ученики давно разошлись по своим комнатам, а синьора Нани, должно быть, уже видела первый сон. Вольто подумал, что если еще немного так посидит, то и сам заснет, поэтому решил попробовать другой метод. Встав, он подошел поближе к зеркалу и, сделав глубокий вдох, закрыл глаза, чтобы представить себе музыку. Когда молодой человек вновь открыл их, то рядом со своим отражением увидел еще одну фигуру. От неожиданности актер едва заметно вздрогнул. Человек, стоявший за его левым плечом, ростом был чуть выше него, а еще на нем была любимая маска Вольто.

Не поворачиваясь, актер сделал глиссад[2] вправо. Силуэт за его плечом двинулся вслед за ним. Потом Вольто добавил к нему прыжок – незнакомец справился и с этим. Тогда актер как ни в чем не бывало начал связку, над которой трудился в последнее время. Тень вторила ему, отставая на один счет, словно хотела догнать, но у нее никак не получалось. Иногда силуэт отзеркаливал его движения так, чтобы их тела отдалялись или, наоборот, устремлялись друг к другу, но даже в этих случаях им не суждено было встретиться из-за разницы во времени. И вот в очередной раз, когда призрачный партнер снова с опозданием рванул к нему, вместо перехода к следующему па, Вольто просто замер. Спустя мгновение тень укутала его теплом своих рук и дыханием моря.

– Вот мы и свиделись, как я и обещал, – услышал актер знакомый голос.

– Насколько помню, слово «скоро» там стояло, – заметил Вольто.

– Вы знаете, не от меня зависят сроки. Хотя, смотрю, меня совсем не ждали.

– Ждали, только завтра. Я, может быть, не ту запомнил дату?

– Нет, вы не на тот смотрели календарь. В Маскаре он григорианский, морские же создания по лунному ведут счет дням.

– Понятно, – сказал актер, уткнувшись лицом в плечо юноши. – «Благословенна будь луна, боюсь, что не дожил бы я до завтра».

– Вы так по мне скучали? – усмехнулся демон, снимая маску.

Только услышав вопрос Эммы, актер осознал, что случайно произнес последнюю фразу вслух.

– Угу, – промычал он, не отрывая лица от плеча юноши.

– Мне тоже не хватало Хайю, – прошептал Эмма.

За неимением доступа к лицу актера, демон поцеловал его в волосы чуть позади каффа. Когда смущение Вольто утихло, он слегка отстранился и посмотрел на маску в руках юноши.

– Возьмите, она вам пригодится на занятиях, – сказал тот, возвращая ее бывшему владельцу. – Чтоб не носили всякий хлам, – добавил демон, бросая взгляд на маску синьоры Нани, которую Вольто оставил на полу.

– Ты раньше не был таким хамом. Как стал Макарой, страх совсем ты потерял?

– Вас оттолкнуть боялся, а не эту… дамочку, а Макарой был всегда.

– Так, значит, скромным только притворялся. Ты вон и выше сразу стал, – заметил Вольто, чуть поднимая глаза, чтобы встретиться взглядом с Эммой. – Прав ты был тогда, я многого еще не знаю, чтоб истинного показать Макару, – сказал Вольто, отходя от демона к зеркалу, где на станке висела и сушилась его мантия.

После того, как они в прошлый раз практиковали здесь танец марионетки, Эмма посоветовал актеру установить по периметру комнаты перила, за которые можно было держаться, оттачивая па. Вернувшись в школу как уже постоянный преподаватель, Вольто так и сделал. И еще ни разу не пожалел об этом, ведь станок оказался очень полезным приспособлением как для практики, так и для растяжки.

Едва актер коснулся ткани мантии, руки Эммы легли на поручень с обеих сторон от его тела, запирая Вольто в живой клетке.

– Что?..

– Хотите знать, каков я настоящий? Смотрите и запоминайте, – низкий голос демона закрался в его ухо, кончик которого тут же пронзила резкая боль.

– Сссс… что ты кусаться мастер, и без того я знал, – съязвил Вольто.

На лице Эммы заиграла лукавая ухмылка. Его рука покинула станок, но лишь для того, чтобы задрать сорочку актера.

– Ты что задумал? Сюда ведь могут заглянуть! – зашипел Вольто, чувствуя обжигающие пальцы на своей груди.

– Не волнуйтесь, дверь я запер, и нас не потревожат тут, – сказал юноша, убирая волосы с шеи актера, чтобы припасть к ней губами.

– Ты знаешь, эхо здесь какое?  

– Да, как и то, что в это крыло школы, кроме вас, в столь поздний час никто и не приходит, – горячее дыхание Эммы перемежалось его поцелуями, и вместо того, чтобы отстраниться, шея актера, напротив, еще больше выгнулась навстречу ласке, а руки ухватились за перила.

Приспустив штаны Вольто, пальцы демона скользнули внутрь, причем намного легче, чем он предполагал.

– Оу, вы в самом деле меня ждали, – ухмыльнулся Эмма.

– Ты замолчишь когда-нибудь? – вспыхнул актер.

– Нет, – прошептал юноша ему на ухо. – Ведь вас мой голос возбуждает, или ошибаюсь?

Вольто молчал, но его уши предательски покраснели.

– Не отводите взгляда, – сказал демон, поворачивая лицо актера обратно к зеркалу. – Знакомая картина, вам не кажется? Вы и тогда смутились так же. Скажите, вы это в тот момент вообразили?

– Нет! – выдохнул Вольто, хотя прекрасно знал, что это не было совсем уж неправдой.

– Возможно, нет, но что-то близкое, – руки демона обхватили бедра актера, а сам он прижался к ним сзади. – Вы тоже только притворяетесь невинным, – улыбнувшись, Эмма посмотрел на него сбоку, а затем повернулся к зеркалу и, встретив взгляд актера, плавным движением вошел в него.

Рот Вольто приоткрылся, оставив на глянцевой поверхности отпечаток его дыхания. Не успел молодой человек обрадоваться, что теперь будет видеть лишь половину своего лица, как Эмма провел ладонью по зеркалу. Теперь оно не только было чистым, но и оставалось таким, сколько бы актер на него ни дышал.

– Так на чем мы остановились? – спросил демон, кладя ладони поверх рук Вольто. – Ах да, – произнес он и толкнулся глубже.

Руки Вольто напряглись, пытаясь удержать тело хозяина от столкновения с зеркалом. С каждым движением демона спина актера лишь больше прогибалась, а бедра подавались назад. Ему все труднее было держать голову прямо. Актер подумал, что было бы проще упереться лбом в поручень. Но стоило ему попытаться осуществить это, как рука Эммы тут же вернула его голову на место.

– Так не пойдет. Я знаю, что вам тяжело, но нужно потерпеть, – сказал демон, приближаясь к зеркалу и тем самым заставляя Вольто распрямиться. – Так легче вашей шее?

Шее актера и впрямь стало легче, чего нельзя было сказать о его дрожащих ногах.

– Не бойтесь, если вдруг откажут ноги, пока я рядом, вы не упадете, даже не держась за поручень. Одно лишь у меня условие, не уводите взгляд свой в сторону.

«Но это самое тяжелое, – пронеслось в голове Вольто. – Кто, в здравом находясь сознании, себя захочет видеть в этом состоянии?»

Затуманенные  глаза, непонятно отчего припухшие губы, лоснящаяся от пота кожа – вот что он видел в зеркале. Актер благодарил природу за то, что не был предрасположен к румянцу: такая картина свела бы все его желание на нет. «Возможно, Эмма этого и добивается?» – предположил Вольто, как вдруг ладонь демона, прежде смирно лежавшая на его торсе, устремилась вниз. У актера захватило дух. Предвкушая продолжение, он нетерпеливо закусил губу, однако, к разочарованию Вольто, обхватившая его достоинство рука Эммы бездействовала. Впрочем, ей и не нужно было ничего делать, потому что уже в следующую секунду, движимый бедрами Эммы, актер сам толкнулся в его ладонь. Стон высвободил его губу из плена зубов, а глаза прикрылись от мимолетного наслаждения.

– Вот это выраженье ваше, – прошептал демон ему на ухо, коснувшись пальцами скул, – запечатлейте в своей памяти. И если хоть кому-нибудь еще его покажете, я затоплю Маскару вместе с вами, – бархатисто-властным тоном предупредил он актера.

– Ты издеваешься? – усмехнулся Вольто в ответ на угрозу. – Будь моя воля, и тебе бы не показывал. А после этой демонстрации я буду спать с тобой лишь в маске, – решительно заявил он с горящими от обиды глазами.

Во взгляде Эммы промелькнул испуг.

– Простите, я перестарался, – кротко произнес он, едва тронув губами висок молодого человека.

Актер не мог злиться на него долго, особенно теперь, когда мотивы демона стали ясны и причин смотреть в зеркало больше не было. Тем не менее Вольто не мог отвести от него взгляда. Но на этот раз объектом его созерцания был не он сам, а юноша сзади.

Под сенью ресниц, хоть и подернутые поволокой, все еще мерцали изумрудные глаза. Кожа демона блестела, как снег на свету, а то и дело закусываемые им губы были похожи на лепестки олеандра.

– На что вы смотрите, еще и так внимательно? – поинтересовался Эмма.

– На своего хозяина, – просто ответил Вольто.

Брови юноши взлетели вверх, а глаза вспыхнули еще ярче.

– И что нашли в нем занимательного?

– Да вот смотрю, лицо его ничем не примечательно. Раз лишь ему могу свое показывать, мне и его запомнить надо, чтобы случайного сагарца не принял за Макару, пока тот в море плавает.

– Вы отомстить иль разозлить меня пытаетесь? – спросил Эмма, нахмурившись.

Вольто издал довольный смешок и, положив ладонь на затылок юноши, привлек его для примирительного поцелуя. В книгах устам и этому действу часто приписывали эпитет сладкий, что всегда удивляло актера, ведь губы Эммы были скорее солоноватыми. Однако сейчас, помимо морской соли, он действительно уловил в них нотку сладости.

– Но, если говорить серьезно, – тихо начал Вольто, когда их губы разомкнулись. – Себя такого другим ты тоже не показывай.  

– Ладно, – сквозь улыбку согласился Эмма, снова наклоняясь для поцелуя.

На какое-то время они и думать забыли о зеркале, а когда вновь в него заглянули, то каждый увидел там лишь отражение другого.

Следующим утром, когда двое возвращались в сагарское селение, на улицах Маскары, как и в их лодке, все еще лежал снег. Несколько розовощеких детишек, пользуясь редкой возможностью, бегали по мостовой и обкидывались снежками. Прежде чем судно нырнуло под мост, актер заметил, как двое ребят достали из-за пазухи маски и покрыли ими лица, по-видимому замерзнув.

– Как вам мой подарок? – отвлек его голос Эммы.

Собрав немного снега с борта лодки, Вольто положил его в рот, чем поверг юношу в шок.

– Ничего так, – одобрил актер, проглотив талую воду. – В меру сладкий.

Стоявший на корме Эмма улыбнулся.                 

– Мне кажется, я знаю, как сообщить свиданья следующего дату.

 

С тех пор известно всем в Маскаре:

Коль шторм на море вдруг взыграет,

То значит, Эмма Хайю вспоминает.

А снег, посыпавший нежданно,

Влюбленных встречу предвещает.

Весь мир как сцена, на которой

Мы, люди, только лишь актеры,

Что на нее восходят и уходят,

Сыграв бесчисленные роли

За семь вех жизни, то есть актов[3] –

Так написал Шекспир когда-то.

То верно и для моего рассказа,

Но действий меньше в нем...

Пока что…»