Онлайн чтение книги нездоровая любовь unhealthy love
14

Будильник звенит негромко, только для меня, чтоб не разбудить соседа, с которым я делю комнату в общаге универа. Вот уже полгода я грызу гранит науки, полностью погрузившись в учёбу, и стараюсь больше ни о чём не думать.      Да, я студент медунивера в другом городе. Да, я сбежал. Да, я всё ещё злюсь на себя того, который остался в моей памяти о тех летних днях, когда хотелось умереть, просто чтоб не жить с чувством жалости к самому себе.

      В тот злопамятный день, когда я признался в любви и получил от Антона циничный ответ, я прибежал домой и начал рыться в маминой тумбочке в поисках снотворного. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но мой взгляд упал на семейное фото, где мы с мамой, папой и бабулей весёлые и жизнерадостные, где мы ещё не знаем, что через несколько лет от нашей семьи останется только половина. Бабушка как-то мне сказала: "Живи внучек так, чтобы твоё присутствие было необходимо, а отсутствие заметно". И я понял, что хочу быть необходимым. Я же себе слово дал. А если моё отсутствие будет заметным, значит программу минимум по жизни можно считать выполненной. Да, сейчас у меня нет любви, но есть много чего другого, есть любимая мама, лучшая на свете, не больше, не меньше, есть профессия, которую я хочу освоить, чтобы помогать людям. У меня вся жизнь впереди, как бы банально это не звучало. Так что я взял себя в руки и начал собирать по кускам своё разбитое сердце и латать порванную душу.

      С поступлением проблем не было. А вот оставить маму одну я не мог, не хотел бросать. Однако узнав об этом, она, моя дорогая и любимая мамуля, сделала мне бомбезное признание: оказывается есть кое-кто, кто недавно начал за ней ухаживать, и она, типа, не против. А моё отсутствие только поможет ей понять, хочет ли она видеть рядом с собой этого мужчину и нужны ли ей новые отношения? Я сначала попребывал немного в шоке, но потом порадовался за неё, обещал ежедневно звонить и на выходные с праздниками приезжать. В конце концов триста километров не так уж и далеко, чтоб сильно переживать за взрослого сына или влюбленную маман.

      Звонил или писал смс-ки я регулярно, а вот ездить, как обещал, не получилось. Во-первых, далеко и долго, а во-вторых мне ох как не хотелось встретиться кое с кем. А встречи, как я понял, избежать бы не удалось. Несколько раз мама спрашивала разрешение дать мой новый номер телефона одному моему другу, который несколько раз приходил и настойчиво интересовался куда я уехал и какой мой новый номер телефона. Но по моей слёзной просьбе она ничего ему не говорила. Свой новый номер я дал всего нескольким знакомым, да и то, для проформы, ведь с моим отъездом я перестал общаться почти со всеми своими немногочисленными друзьями, кроме Серёги. А тот телефон, что мне подарил Антон вместе с симкой я держал в сумке на полке в шкафу, как напоминание об ушедшей любви. Да нет, не ушедшей, потому что я всё так же думал о нём, вспоминал его жаркие объятия и поцелуи. Мой первый парень. Моя первая любовь. Больная и неизлечимая.

      Со своими одногруппниками я общался скупо и только по делу. Мой сожитель по комнате Николай Немцов давно понял, что у меня в приоритете учёба и ничего более. С девчонками не вожусь, на свидания не тороплюсь, немногословен и редко улыбаюсь. Однако, если Коля просит помочь с учебой, я всегда берусь объяснить, на этом наши взаимоотношения и строятся.

      Я пролежал в раздумьях минут пять и вынырнул из-под тёплого одеялка. Натянул тонкую водолазку, спортивный костюм, и высокие кроссовки. Заглянул по дороге на кухню, промыл глаза и сполоснул рот.

      На улице было свежо и сыро. Редкие прохожие в такую рань спешат на работу, а у меня есть час на пробежку и еще полчаса на то, чтобы привести себя в порядок перед парами.

      Парк, в котором я бегаю каждый день, не такой большой, поэтому сделав три круга и отжавшись на турнике, заворачиваю к общаге. По дороге уже думаю о том, что прохладный душ и горячий кофе — это то, что нужно, в такую серую и хмурую погоду. Такую же серую и хмурую, как моя жизнь.

      Не добегая метров пятьдесят перехожу на ходьбу и делаю дыхательные упражнения. Краем глаза замечаю удаляющуюся от входной двери фигуру, для выхода на занятия ещё рано, но кого-то уже куда-то понесло. Кстати парень, втянувший голову в чёрную аляску и по самый нос укутанный широким длинным цветным шарфом, не был похож ни на одного из наших студентов, хотя я больно-то не приглядывался.

      Пока я принимал душ, Коля сварил нам обоим кофе, он часто так делает, если ложится пораньше спать. Мы молча выпиваем по чашке "черной бодрости" с круассанами, что я вчера купил, и так же молча выходим на занятия.

      Учеба до ужаса нудная, с трудом высиживаю пары и бегом возвращаюсь в общагу, чтоб не замёрзнуть, благо здания находятся рядом и не нужно заморачиваться с верхней одеждой.

      Немцов уже сидит за столом, а на кровати его баул, как будто куда собирается.

— Мне тут предложили на пятый этаж переселиться, так что прощай.

Я понимающе киваю, на пятом старшекурсники живут, там и потише и почище, но как можно в разгар учебного года найти свободное место в комнате, можно сказать ВИП, сие мне неведомо. Наверное у него свои каналы или друзья, что ж, свято место пусто не бывает, однозначно мне кого-нибудь в ближайшие дни подселят.

      И подселили незамедлительно, буквально в тот же день.

      Вечером, просматривая конспекты, слышу стук в дверь. Вставать с кровати в лом, поэтому кричу: «Открыто». В проёме появляется спина затягивающего армейский рюкзак парня — чёрная аляска и цветной шарф напоминают раннее утро. Парень поворачивается и с шумом усаживается на стул, рядом со столом.

— Привет, — глаза прищурены, улыбка незабываемая, аромат знакомого парфюма заливает комнату, а я — я полусижу на своей кровати, с отвисшей челюстью и выпавшей из рук тетрадью.

— Антон?  Что ты здесь делаешь? Это же медицинский университет, а не компьютерных технологий.

      Нет, я не то говорю. Мне бы разозлиться из-за того, что он снова вламывается в мою жизнь, наконец-то немного успокоившуюся и налаженную, но вырывается именно этот вопрос.

— Док, мне нужна твоя профессиональная помощь. Только ты можешь мне помочь.

      Встаю и всё ещё думаю, что у меня глюк. Не может программист учиться в Меде. Не выхожу, а вылетаю из комнаты и если бы вспомнил, что на улице конец зимы, захватил бы куртку.

      Пришлось идти на второй этаж к сокурсникам, проситься посидеть-подумать, заодно помог товарищу разобраться с заданием.

      Ближе к полуночи топчусь на кухне, попил чаю с завалявшимся сухариком. Спать хочу, а идти боюсь. Ребята косятся, спрашивают, не случилось ли чего? Делаю вид, что пришёл попить. Ага, пятый стакан.

      Захожу в комнату, Антон сидит на кровати. Вещи рядом, одет в чём заявился. Подскочил и взял меня за руку.

— Жень, прости. Пожалуйста, выслушай.

      Вырываю руку, толкая так, что отлетает и бьётся головой об угол кровати. Кривится, но молчит, вытирая кровь на затылке, и снова подходит ко мне. Я конечно испугался, но не слишком, было видно, что просто царапина. Антон снова протягивает руку, не ту что в крови, другую.

— Ударь. Избей до смерти, но прости и пусти. Пусти в свою жизнь. Без тебя здесь, — бьёт себя в грудь, — пусто.

— А у меня всё зашибись. Я вылечился. Тош, я болеть больше не хочу. Устал. Надоело.

      Подходит совсем близко и наклоняется, касаясь носом щеки. Проводит снизу вверх вдыхая мой запах и кожу обдает таким жаром, что пробирает до костей. Меня начинает бить мелкая дрожь, с трудом удерживаю дыхание, чтобы не показать сбившийся ритм сердца, которое уже через секунду готово выпрыгнуть из груди.

— Подскажи рецепт. Дай лекарство или яду.

      Сползает по мне вниз и становится на колени, опустив руки и голову.

— Что. Ты. Делаешь? — голос срывается, потому что слёзы уже комом стоят в горле. Мелкая дрожь перерастает в сильную, и тело колотит не по-детски. — Я просил тебя о том же, ты дал мне яду. Что ты хочешь чтобы дал тебе я?

      Слова давались мне с большим трудом, но я всё-таки произнёс то, что хотел сказать Антону, когда бессонными ночами перебирал в мыслях всевозможные варианты нашего с ним разговора. И да, я предполагал подобный вариант, но с вероятностью процентов в десять, не больше, поэтому даже не надеялся, что такое может произойти. Однако мне очень хотелось, чтобы человек, которому я признался, открыл душу и подарил свое тело, приполз на коленях и молил о любви. Мне очень хотелось, чтобы именно Антон заметил отсутствие в своей жизни такого как я, чтобы именно я стал в ней незаменимым, необходимым.

      Но сейчас вижу его в этом состоянии и боюсь сорваться. Боюсь схватить и задушить в объятиях, зацеловать до смерти. Боюсь снова превратить свою жизнь в ад. Я уже однажды прошел через этот Ад и остался жить только благодаря тоненькой нити, за которую цепляется каждый не до конца потерявший надежду.

— Я не такой сильный как ты. В тебе есть стержень. Ты упрямый и целеустремлённый. Только когда потерял тебя, понял, что потерял всё: без твоей любви я ничто.

      Любимые глаза смотрели на меня снизу вверх и молили, как это было уже не раз. И я снова готов был простить. Я не железный. Я человек из плоти и крови, живой, чувствующий, жаждущий любви.

— Так ты хочешь моей любви? Или секса? — скрывать эрекцию было невозможно. Она образовалась уже только от первого его слова, от первого прикосновения к моей коже.

— Же-ня… Секс не проблема. Проблема с кем. Трахаю другого, а думаю о тебе. Вижу перед собой тебя, твои глаза, слышу твой голос. Ты как заноза, как пиявка. Ты ворвался в мою жизнь и больше там нет ни для кого места.

      Он стоит на коленях не двигаясь. Смотрит, а из глаз льются слёзы.

      А у меня не выходит из головы его фраза про «других», которых он трахает, потому что с этим нет проблем, и я больше ни о чём другом думать не могу. Отхожу к окну, с силой сжимая полотенце, попавшееся под руку.

— И много у тебя этих… «других»?

— Что? Кого? — он смотрит на меня непонимающе, щурится и, когда до него доходит, начинает на коленках приближаться ко мне.

      Обхватывает ноги за бёдра и упирается лицом в пах, потираясь носом, от чего выть хочется, и чтоб не сделать этого, я прикусываю губу.

— Были. Много. Хотел избавиться от мыслей о тебе, — поднимает голову, мокрое от слёз лицо и до ужаса жалкие глаза. — От тебя нет лекарства. Ты — хронический недуг, неизлечимый…

— … геморрой, — заканчиваю я серьёзно, но уголки губ подрагивают и ползут вверх.

— Нет, не геморрой. Скорее мигрень, тягучая и продолжительная. Болезненная и сладкая.

      Стою и не могу оторвать глаз от этого несчастного парня, замечаю, что он похудел, под глазами мешки, скулы резко очерчены и ямочка на подбородке. Хочу всё это целовать, но сдвинуться с места нет сил. И желание пропадает, как только вспоминаю нашу последнюю встречу.

      Антон тоже смотрит не мигая — глаза уставшие, до сих пор мокрые.

      Вспоминаю, что он голову поранил, обхожу его, достаю йод и пластырь. Возвращаюсь к неподвижному изваянию, теперь сидящему ко мне задом и рукой трогаю волосы, давно не стриженные. Вздрагивает, но продолжает сидеть смирно. Разбираю пряди и нахожу небольшую ранку, кровь на которой уже успела свернуться. Возвращаюсь и ищу вату, смачиваю тёплой водой и протираю, обильно поливаю йодом. Антон шипит, но рук не поднимает. Терпит. Пластырь наложить на длинные волосы не удастся, о чём ему и говорю.

— Спасибо, и так сойдёт. Жень, я могу остаться?

— Ты спрашиваешь? Тебя же сюда подселили? Хотя до сих пор не пойму, каким боком программист попал к медикам?

      Прямо одетый падаю на свою кровать и натягиваю одеяло до подбородка, отворачиваюсь к стене.

      Слышу как Антон возится с сумкой, затем садится на свою кровать.

— Я не студент. Я работник университета. Программное обеспечение.

      Теперь понятно, почему бывшего сожителя отправили на пятый этаж: там есть комнаты для персонала. Поменялся. Об этом спрашивать не буду, глаза слипаются и я проваливаюсь в долгожданный сон. Все вопросы и ответы завтра.