Онлайн чтение книги Хранитель чести Honourkeeper
Глава 8: Неумолимая судьба

Зубчатый отрог скалы раскрошился и отвалился под хваткой Ульфьярла, и норсиец остался висеть на скале, держась одной рукой.

Внизу манила окутанная белым саваном гибель, многие сотни футов были поглощены мглой, которая окутала его восхождение, кружась, как болотные призраки в ледяном тумане. Не раз во время своего восхождения Ульфьярл видел лица в этом тумане: рычащие, чудовищные лица, которые жаждали его крови и жаждали тепла его огня души. Норсийский военачальник громко смеялся над каждым и шёл дальше сквозь полосы мокрого снега, ледяной дождь и пронизывающий ветер, который завывал от его наглости.

С ревом, сравнимым с раскатами грома в небесах, Ульфьярл перекинул свое массивное тело через изуродованные бурей утесы и нашел другую опору для рук. Оттуда он отправился дальше, и молния заполнила каждую расщелину, каждую трещину и ущелье тенью, освещая небо. Ульфьярл привык к стихиям, они были всего лишь препятствиями на пути его неумолимой судьбы.

Наконец, после трех часов восхождения по суровому склону горы, он протянул руку и обнаружил каменистое плато. Ульфьярл перевалил свое неуклюжее тело через выступ и выпрямился во весь рост. Веорик ждал его в нескольких футах от края. Таинственный шаман сидел, скрестив ноги, капюшон его рваного плаща из плоти был натянут на голову. Тонкие осколки нефрита, слабый блеск его глаз, были едва видны из-под капюшона. Норсиец не мог понять, как Веорик достиг вершины – шаман, конечно, не поднимался так, как он, да и не мог. Тело шамана было худым и истощенным по сравнению с гигантским Ульфьярлом. И все же он обладал жилистой мускулатурой с грубой и чешуйчатой кожей. Его вены вздувались, как веревочные шнуры, сухожилия были тугими и неподатливыми.

Веорик таинственным образом появился в деревне Ульфьярла в тот день, когда с неба пролился огненный дождь. Возвращаясь из набега на бьорнлингов, норсийский военачальник стал свидетелем дугообразного огненного следа, прорезавшего темнеющее небо, словно предзнаменование. Он убил троих других членов охотничьего отряда, руководствуясь первобытным инстинктом, и прибыл в свою деревню один. Его встретило опустошение. Деревни Ульфьярла больше не было. Грубые деревянные хижины горели, как одинокие сигнальные костры, в маслянистом дыму чувствовалась вонь обугленной плоти. Почерневшие тела лежали искореженные и изломанные в болоте кровавой бойни; кожа, металл и волосы слились с кожей. Ульфьярл бесстрастно шагал по выжженной земле, неспособный на угрызения совести, пытаясь понять, что могло вызвать такие ужасные разрушения. Его меховые сапоги поднимали струйки дыма, когда они царапали пыль и пепел. Норсиец вскоре обнаружил длинную борозду, по которой он проследовал к огромному дымящемуся кратеру, в его покрытых волдырями пределах горел крупный метеорит. Это был предвестник того, что обрекло его деревню на гибель. Жар опалил его, но его тянуло к метеориту, к черной, как ночь, руде, которая мерцала, как маслянистые прожилки в скале. Именно тогда, когда его кожа покраснела и покрылась пеной от пота, Ульфьярл увидел Веорика.

Шаман был подобен ледяному призраку, отделяющемуся от теней, окружающих потусторонний метеорит, как будто он когда-то был его частью. Сначала Ульфьярл принял его за врага, сжимая свой каменный топор и готовясь убить иссохшего призрака, прежде чем тот зачаровал его. Но потом Веорик заговорил. Хотя он не знал языка шамана, языка шипящего и змееподобного, злобного шепота старых, мертвых звуков, Ульфьярл понял его значение и знал, что его судьба - следовать за этим незнакомцем. Ульфьярл заглянул глубоко в его изумрудные глаза и почувствовал побуждение прижать ладонь к камню. Боль, агония, которая разрывала каждую клеточку, пронзила норсийца, но когда он, наконец, убрал руку, на его плоти была выжжена метка. Это был символ его судьбы – трехглавый змей.

Когда воспоминания поблекли, Веорик поманил Ульфьярла кривым когтем. Норсийский военачальник целенаправленно шагал по каменному плато, пока не добрался до шамана и не присел рядом с ним. Веорик сжимал в костлявом кулаке трех гадюк, которые шипели и щелкали. Шаман проигнорировал их протесты, сосредоточившись на своем ритуале. Достав изогнутый кинжал из складок своей мантии, он одним жестоким ударом отсек головы гадюкам, проливая их кровь на промерзшую землю. Из жизненно важных жидкостей повалил багровый дым, и, отбросив обезглавленные тела в сторону, Веорик подставил лицо испарениям внутренностей и глубоко вдохнул. Затем он провел когтем по застывающей крови, камень заскрипел под его поцарапанным вниманием, его палец двигался как будто по собственной воле. Когда он закончил, Веорик поднял глаза и выдохнул, неровная улыбка исказила его змеиный рот. Ульфьярл был уверен, что тоже видел раздвоенный язык, выскользнувший из-под тонких губ шамана и рассекший воздух. Что бы ни видел Ульфьярл, по выражению лица шамана было ясно, что предзнаменования были хорошими.

Веорик снова поманил его, и на этот раз Ульфьярл помог шаману подняться на ноги. Его хватка была крепкой, как камень, кажущаяся хрупкость негодяя противоречила его истинной силе. Веорик протянул тонкую, как кость, руку к далекому горизонту. Ульфьярл проследил за его взглядом и увидел сверкающий серебряный шпиль, похожий на сторожевые башни бессмертных, которые он разграбил, когда они высадились на берег, только этот был больше и грандиознее. В бастионе обречённых существ была сила, Ульфьярл чувствовал ее вкус, и военачальник намеревался сделать ее своей.

Невозмутимый Ульфьярл отвернулся и пошел обратно к краю плато. Чудесным образом, хотя норсиец даже не услышал его движения, Веорик уже был рядом с Ульфьярлом, когда тот вглядывался в пустоту, туман отступил, как по команде. Там, внизу, он увидел свою армию.

Змеиное Воинство увеличилось с тех пор, как они достигли берега. Ряды воинов с изображением трехглавой змеи все еще бродили по перевалам заснеженных гор, присоединяясь к ордам, уже собиравшимся у подножия утеса. Неровные костры горели, как красные раны, на заснеженной равнине прямо под тем местом, где собралась армия. Огромные звери, чьи косматые шкуры были покрыты инеем, лаяли и трубили, когда жестокие надзиратели подгоняли их; хозяева щенков боролись со свирепыми гончими, которые пускали пену и рвались с поводка. Жестокие хускарлы, рабы и покоренные варварские племена высоко держали свои знамена и размахивали копьями и топорами в честь своего повелителя.

Это было множество тысяч, сотен тысяч. Сторожевые башни на берегу, где они с дикой самоотверженностью посадили свои корабли на мель, когда их охватило кровопролитное безумие, были сметены, как солома. Ульфьярл обезглавил всех врагов, приказал сжечь все строения в качестве предупреждения. Страх будет опережать своего хозяина, ослабляя, истощая, истощая. Варварские племена этой земли быстро распознали его силу, быстро оценили этот страх. Каждая пройденная деревня еще больше увеличивала численность хищной орды. Время строительства армии подошло к концу.

Ульфьярл поднял руки вверх и проревел свое имя. Гортанный многотысячный хор ответил, эхом разнесшись по горе. Это было так ужасно, что ветер съежился, и молния убежала, и гром прекратился.

Пришла война, и она полностью поглотит эльфов.

«Эльги живучи, надо отдать им должное», - неохотно подумал Морек.

Шел пятый день торговых переговоров, и пятый день капитан стражи очага молча ждал за огромными позолоченными дверями в Палату Старейшин, пока Багрик совещался с эльфами. Палата старейшин была местом, где все короли Карак Унгора, включая Багрика, держали совет. Это было место размышлений и величия, атмосфера внутри была тяжелой от тяжести истории и ожидания наследия. По сравнению со многими другими залами и комнатами холдов, оно было суровым с простыми квадратными колоннами, выгравированными рунами без золота, серебра или драгоценных камней. Строгость напоминала всем тем, кто находился внутри, об их долге и о суровости, которую гномы приписывали весомым решениям короля и его совета. Морек видел это много раз, но только когда рассматривал вопросы войны или обороны. Сегодня здесь присутствовало уважаемое собрание гномов. Морек наблюдал, как они один за другим вваливались в комнату, их поведение представляло собой смесь грубого безразличия и подозрительности в глазах.

Это была самая прекрасная и благородная группа, которая когда-либо собиралась, с хвалеными мастерами гильдии, такими как главный пивовар Хеганбор, его многочисленные пояса и заплетенные в косы локоны, украшенные миниатюрными бочонками и пивными кружками; Агрин Оакенхарт, повелитель рун Карак Унгора, его голые руки, похожие на дубленую кожу, были покрыты татуировками с рунами и символами власти; и Коздокк, мастер залежей и глава Гильдии Шахтеров, с вездесущими кругами сажи под глазами, множеством свечей и фонарей, прикрепленных к его черному шлему-горшку. В дополнение к мастерам были почтенные длиннобородые из Совета старейшин Багрика, чья мудрость была дороже золота.

Король также включил в процесс своего сына Нагрима. Морек счел это благоразумным жестом, поскольку именно Нагрим будет править холдом, когда его отец перейдет в Чертоги Предков. Ругнир, как отметил капитан стражи очага, не был приглашен, что было даже к лучшему. Как и Багрик, он тоже неодобрительно относился к связи молодого принца с этим ваназом. Кандор, конечно же, первым сел за стол после своего короля, одетый в свою лучшую тунику, с прихорашивающейся бородой, как гарцующий уфди, которым он и был. Рядом с ним был его наставник, Тегг Скряга, который был таким же проницательным и сварливым, как и любой гном.

Эльфы пришли последними, опоздав, как всегда. Морек нахмурился под бородой, когда эльфийский принц вошел в Зал Старейшин, не подозревая о значении этой огромной комнаты и обо всем, что там произошло. Посол эльфов и другой, черноволосый, лакей были на буксире. За ними следовала стайка лакеев в рясах – судя по виду, казначеев, кузнецов и торговцев.

Слуги, отпущенные до заседания совета, приносили шелка и специи, серебро, из которого изготавливали наконечники для стрел и затупленные клинки, соколов и ястребов и даже певчих птиц – лишь некоторые из соблазнов, с помощью которых эльфы надеялись очаровать и произвести впечатление. Зачем гномам понадобились такие предметы, Морек затруднился объяснить. Возможно, в Карак-Унгоре было больше уфди, чем он предполагал вначале. Такие вещи, однако, не были заботой капитана. Морек просто выполнял свой долг, как того ожидал от него король. Как только дары и товары были собраны, капитан стражи очага запечатал золотые двери и должен был никого не впускать, пока не будет заключена сделка.

Его раздражало, что его понизили до стража врат и что Кандор, пернатый павлин, был допущен к переговорам. Хотя и неохотно, Морек признал, что торговый тан знал толк в деловых переговорах. Несмотря на все свое товарищество и добродушие по отношению к эльфам, Кандор намеренно затягивал торговые переговоры. Это была хорошо используемая тактика гномов, предназначенная для того, чтобы измотать противоположную сторону, чтобы получить лучшую сделку для короля и его владения. Эльфы, к их чести, проявили некоторую стойкость и еще не капитулировали – если тот факт, что переговоры все еще продолжались, был каким-то барометром.

Именно тогда, когда Морек в очередной раз обсуждал преимущества союза с эльфами, хотя и только для торговли, в конце широкого коридора, ведущего в Зал Старейшин, появился Хаггар. Молодой тан был полон решимости, когда он шел к капитану стражи очага, его шлем был зажат под мышкой, руническая рука, подаренная ему Агрином Оакенхартом, сжимала рукоять его молота, висевшего на поясе.

- Гнолленгром, тан Стоунхаммер, - нараспев произнес Хаггар, кланяясь так низко, как только мог, чтобы не потерять равновесие и не упасть.

Морек заметил, что он использовал формальное приветствие, обычно обращенное только к старшим.

- Я не настолько стар, чтобы “тромм” было недостаточно, - проворчал капитан стражи очага.

Взгляд Морека на мгновение задержался на рунической руке, подобии руки из плоти и крови, выкованной для молодого тана самим старым Агрином. Хаггар происходил из длинной и благородной линии клана Скенгдранг, его нынешнее название относится к артефакту, который он носил вместо руки. Именно благодаря своему хваленому положению Хаггар был одарен им. Хотя, к сожалению, на этом некогда гордом происхождении лежало пятно. Морек видел это время от времени, когда молодой гном думал, что он не смотрит, мимолетная тень в его глазах, суровое выражение лица. Капитану стражи очага было грустно видеть это, и он надеялся, что однажды Хаггар искупит бесчестие своего предка.

- И зови меня «Морек», юный Хаггар, - сказал он, вырываясь из воспоминаний. - В конце концов, это мое имя, и оно прекрасно подойдет.

Другой тан покраснел от мягкого замечания старшего гнома, и последовало смущенное молчание.

- Сначала я подумал, что ты статуя, - предложил Хаггар в порядке разговора. - Три дня я проходил мимо конца этого коридора, и в течение трех дней я не видел, чтобы ты сдвинулся хоть на дюйм, - добавил он, явно испытывая благоговейный трепет перед капитаном.

- Это было пять дней, - поправил его Морек. Он презрительно фыркнул, затем откашлялся, переходя к теме разговора. - И гном должен знать, когда нужно замолчать, парень, - сказал он Хаггару. - Однажды, когда я охотился в южных лесах, в трех лигах к северу от Черной Воды, когда Брондрик был безбородычем, я наткнулся на стадо диких хруков. Звери были в разгаре, необузданные и влюбчивые, какими может быть только хрук. - глаза Морека расширились. - Они учуяли мой запах, и я понял, что нахожусь в большой опасности. Я не мог убить зверей, пастухи послали бы за мной счетоводов, если бы я это сделал. И я не мог избежать их. Итак, семь дней и семь ночей я неподвижно стоял на том поле, пока хрук не двинулся дальше, и я не смог вернуться в холд. В тот день я понял ценность тишины, - заключил Морек.

Хаггар кивнул в знак признательности за переданную мудрость.

- А теперь скажи мне кое-что, - сказал Морек.

- Все, что угодно, тан Стоунхаммер, - сказал Хаггар, его лицо сосредоточенно сморщилось, когда он сосредоточил все свое внимание на вопросе капитана стражи очага.

Морек вздохнул, прежде чем спросить:

- Что ты здесь делаешь?

- А, это просто, - сказал он, и его лицо просветлело, как только он понял, что знает ответ. - Король Багрик вызвал меня, чтобы я подождал его здесь до окончания торговых переговоров. Я должен сопровождать Кандора в поселение эльги, забрать все обещанные товары и вернуть их в холд.

Морек не мог скрыть того факта, что это его встревожило. Почему король доверил такое дело Хаггару, а не ему? Разве он не был вождем королевских воинов, кроме, возможно, Грикка, с которым он имел равное положение, но его владениями был унгрин анкор. Что, если Багрик каким-то образом пронюхал о его встрече с Брунвильдой в катакомбах? Король был бы очень недоволен тем, что Морек скрыл это от него. Тем не менее, Багрик был не из тех, кто позволяет своему раздражению оставаться невысказанным…

- Жаль, что ты так рано покинул великий пир, - сказал Хаггар, отвлекая Морека от его мыслей, когда он заметил нахмуренный лоб капитана гномов и попытался сменить тему. - Ты пропустил несколько прекрасных развлечений. Грикк устроил грандиозное представление, а дева эльги, она была... - Хаггар на мгновение погрузился в печальные воспоминания.

- Грикк был там, да? - спросил Морек с легким интересом, игнорируя комментарий об эльфе.

- Его метание топора было достойно древних саг, - восхищался Хаггар.

- Понятно, - пробормотал Морек себе под нос, добавив: «Ну, он никогда не побьет меня в метании молота, ни один гном не сможет...».

Прежде чем Хаггар успел попросить его повторить, гномов прервал грохот доспехов, доносившийся из конца коридора. Шестеро полностью бронированных стражников очага появились в поле зрения гномов, направляясь к ним. Седьмая фигура, эльф, а не один из отряда Италреда, шла среди них.

- Страж Очага, объяснись! - крикнул Морек первому из подошедших к нему воинов, ветерану стражи ворот.

- Капитан, - сказал ведущий гном, хлопнув себя в грудь в знак приветствия, - этот человек утверждает, что должен немедленно поговорить с принцем эльги. Я подумал, что лучше всего привести его прямо из зала внешних врат.

Услышав замечание стража очага, эльф, одетый в серебряную кольчугу и плащ из папоротника и оливы, вышел вперед. Откинув капюшон, глаза эльфа яростно сверкнули.

- Меня зовут Этандрил, я следопыт Тор Эорфита, и я должен видеть принца Италреда по делу чрезвычайной важности.

Морек поднял бровь, отметив, что эльф все еще был вооружен. Он бросил укоризненный взгляд на ветерана-стража очага, который показал свои ладони в жесте раскаяния.

- Не было времени вызывать вас, - взмолился ветеран.

Морек проигнорировал его – он разберется с ним позже – и вместо этого сосредоточил свое внимание на эльфе.

- Сначала сложи оружие – тогда ты сможешь увидеть принца, - сказал он ему.

Эльф, казалось, сопротивлялся, но он явно был измотан и не в настроении торговаться, поэтому передал свой лук, колчан, наполненный стрелами лишь наполовину, и длинный кривой кинжал.

- Пожалуйста, - взмолился он, как только это было сделано. - Позвольте мне увидеть принца.

Морек сделал вид, что в последний раз осматривает эльфа на предмет оружия, бросив косой взгляд на ветерана, который избегал взгляда своего капитана, прежде чем Морек что-то пробормотал себе под нос и повернулся лицом к золотым дверям.

Хаггар стоял в стороне. Это была единственная «честь» капитана стражи очага.

- Ему это не понравится, - пробормотал Морек, прежде чем сделать глубокий вдох и толкнуть двери.

Позолоченные двери в Палаты Старейшин лязгнули и загремели, когда Морек распахнул их. Все взгляды обратились к капитану стражи очага, который увидел, как королевские резчики работают над гранитной табличкой. Он знал, что это был акт соглашения. Должно быть, с эльфами было достигнуто соглашение, и теперь эти условия были ратифицированы и запечатлены на камне.

Кандор и Тегг Скряга склонились над работой резца, осматривая каждый удар, каждый порез, сосредоточенные на деле. Мастера находились в различных состояниях внимательности. Коздокк поднял клетку, в которой щебетала певчая птичка. Что бы он ни сказал эльфу-хранителю птиц, его и без того бледное лицо приобрело пепельный оттенок. Почтенный шахтер с интересом разглядывал птицу, поднося ее к свету. Позже Морек узнал, что глава гильдии шахтеров предложил использовать птиц, чтобы предупреждать поисковиков о газовых выбросах в шахтах. Учитывая смертность от этого занятия, Коздокк предложил королю Багрику продать несколько сотен птиц. Очевидно, это оскорбило более искусные и менее прагматичные чувства эльфа.

Несколько длиннобородых, развалившись в плюшевых креслах, уснули. Один из почтенных старейшин казался почти коматозным, и на краткий миг Морек испугался, что он мертв. Однако нервное подергивание брови выдало его. Агрин Оакенхарт был среди сомнамбулических гномов, громко храпевших в углу. Трубка, зажатая во рту повелителя рун, выдувала идеальные кольца дыма, когда он выдыхал. Нагрим казался бесконечно скучающим, он жевал бороду и ковырял зубилом в зубах. Эльфы выглядели измученными обсуждениями, что еще больше укрепило стратегию Кандора по ведению переговоров на истощение. Мальбет, посол эльфов, был с закатанными рукавами и выглядел осунувшимся.

Все столпились вокруг большого, похожего на плиту стола, на каменной поверхности которого были вырезаны изображения Грунгни и Валайи, восхваляющие добродетели мудрости и воздержания. На столе стояла пара огромных бронзовых весов, их использование и значение были эзотерическими для эльфов. Это архаичное устройство существовало с первых дней Карак Унгора. На нем была изображена сидящая на корточках фигура гнома-золотоискателя с раскрытыми и плоскими ладонями и раскинутыми руками. Только признанные члены совета старейшин были посвящены в его значение.

Все это Морек осознал после того, как открыл позолоченные двери и осмотрел сцену. Неудивительно, что его взгляд остановился на Багрике в последнюю очередь.

- Что все это значит?! - проревел король со своего трона на каменном постаменте, возвышающемся над Палатой Старейшин. Он наклонился вперед и рявкнул на Морека, с его губ слетела слюна. Было неразумно прерывать короля во время его размышлений, но у капитана стражи очага было тайное подозрение, что эльфийский рейнджер из Тор Эорфита принес плохие новости, и это означало уход эльфов из Карак Унгора. Для Морека это не могло произойти достаточно скоро. По его мнению, стоило рискнуть вызвать гнев Багрика.

- Простите за вторжение, мой король, - объявил Морек, коротко поклонившись со всем должным почтением. - Это не могло ждать.

Суровое выражение лица Багрика говорило о том, что он сомневался в этом.

- Эльф, прибывший из Тор Эорфита, просит аудиенции у принца Италреда, - Морек не смог сдержать хмурого выражения на лице, когда упомянул эльфийского дворянина по имени. Он отступил в сторону, пропуская рейнджера внутрь. Эльф чопорно поклонился.

- Принеси эля, - приказал Багрик. - Судя по его виду, наш гость проделал трудный путь и нуждается в подкреплении.

Один из стражников очага, который маячил снаружи комнаты рядом с Хаггаром, поспешил найти слугу.

- Добро пожаловать сюда, эльги, - сказал Багрик рейнджеру.

Морека раздражало великодушие его короля, но его настроение еще больше испортилось от того, что король сказал дальше.

- Ну а ты, Морек... Грумказ, запиши имя капитана стражи очага и впиши обиду в крон.

Хранитель Обид короля, его вездесущая тень, зашевелился в углу комнаты, такой неподвижный и серый, как будто он был частью скалы, ожившей по приказу Багрика. Царапанье пера по пергаменту пробежало по спине Морека, заставив его вздрогнуть.

- Этандрил, - сказал Летральмир. Черноволосый эльф вышел вперед, не обращая внимания на любой королевский этикет, который он мог бы запятнать, и поманил следопыта подойти.

Этандрил сделал это быстро, говоря приглушенным голосом на их родном языке.

Лицо Морека покраснело от того, что в его глазах было преднамеренной уловкой, отчаянно желая выступить против этого и потребовать, чтобы эльфы были откровенны в присутствии короля. Но он уже однажды оскорбил Багрика, и хотя выражение лица короля говорило ему, что он не впечатлен, Морек придержал язык.

Затем Летральмир отправился к принцу Италреду, рассказав о новостях в той же манере, что и раньше. Все это время гномы наблюдали в каменном молчании, храп Агрина был единственным вкладом в шум разговора между эльфами.

К тому времени, как Летральмир закончил, лицо Италреда потемнело. Он резко повернулся к королю и сказал:

- С сожалением, ваше величество, мы должны уйти. Немедленно.

Багрик наморщил лоб.

- Надеюсь, все в порядке? - спросил он испытующим тоном.

- Да, - ответил Италред. - В Тор Эорфите возникло срочное дело, требующее моего личного внимания. Я уверен, вы понимаете.

- Конечно, - сказал король, хотя выражение его глаз говорило совсем другое. Он взглянул на Кандора, который наблюдал за резчиком, когда тот закончил.

- Сделка заключена. Все в порядке, - сказал Багрику торговый тан, когда тот поднял глаза.

Король кивнул, довольный проделанной работой, несмотря на нетрадиционное закрытие сделки и последующие потрясения.

- Я разрешаю тебе вернуться в свое поселение, принц Италред, - сказал Багрик, как только его внимание вернулось к эльфу, хотя у Италреда создалось впечатление, что он не нуждается и не ценит санкции короля гномов. - Согласно нашему соглашению, Кандор Сребробородый и Хаггар Анвилфист будут сопровождать вас в качестве моих представителей, - к этому времени в комнату вошел Хаггар и поклонился при упоминании своего имени. - Они принесут обещанные товары из моих хранилищ и позаботятся о тех, которые вы предложите по вашему возвращению.

- Договорились, - отрезал Италред, явно отвлекшись, когда он повернулся на каблуках и вышел из Палаты Старейшин. Летральмир последовал за ним, погруженный в тайный разговор с Этандрилом.

Морек смотрел им вслед. Он не мог понять их слов, но был достаточно хитер, чтобы различить в них нотку напряжения. Выражение лица рейнджера, когда его привели к капитану стражи очага, тоже говорило о многом. Эльфы что-то скрывали. Морек просто не знал, что это было.

Когда они уходили, в комнату ворвался запыхавшийся слуга-гном с пенящимся кувшином на деревянном блюде.

- Эля, милорды? - смиренно сказал он, лихорадочно оглядываясь в поисках нуждающихся.

- Давай сюда, парень, - сказал Багрик, который залпом выпил пиво, его стальной взгляд был прикован к удаляющимся эльфам, когда он презрительно вытирал рот.

- Хаггар! - прорычал король, хотя его гнев предназначался для его бывших гостей. Знаменосец хлопнул по кирасе своих доспехов в знак приветствия. - Приготовь когорту стражи очага, ты уходишь с эльфами. Ты тоже, Кандор, и поторопись с этим!

Торговец кивнул, собирая свои вещи, прежде чем пробормотать свое почтение мастерам и поспешить из комнаты вслед за эльфами. Хаггар повернулся и уже собирался уйти вместе с ним, когда Морек схватил его за руку.

- Смотри в оба, парень, - сказал он, подмигнув. – Смотри в оба.

Хаггар торжественно кивнул, сразу все поняв. Что бы ни беспокоило эльфов, он, как и Морек, тоже это видел.

Багрик наблюдал за происходящим из скалистой щели Зуба Дракона, самой высокой сторожевой башни Карак-Унгора, скалистого шпиля, которым были соединены все древние небесные мосты. Выражение его лица было суровым, когда он смотрел вслед гномьим повозкам и мулам, исчезающим в горных перевалах. Он видел длинные ряды эльфийской экспедиции, которая тоже прибыла в его крепость, и когорту из двадцати воинов стражи очага во главе с Хаггаром и в сопровождении Кандора. Гномы возглавляли группу, когда они направлялись на север, в Тор Эорфит, их знание тайных путей через Край Мира делало путешествие более безопасным и целесообразным.

С севера дул резкий ветер, раскачивая покрытые снегом вершины и нанося толстые сугробы на деревья и дороги в низинах. Он ворвался в смотровое окно сторожевой башни, проникнув сквозь меха и тунику Багрика, заставив его похолодеть. Король подавил дрожь, и его взгляд стал жестким. Ветерок доносил запах металла и дыма. Это не предвещало ничего хорошего.

- Нет лучшего наблюдательного пункта над северными пределами Края Мира, чем Зуб, мой повелитель.

Багрик не повернулся лицом к говорившему. Он просто вздохнул, его прежний гнев давно улетучился, сменившись беспокойством и сомнением.

- Да, Морек, и это также место, где король мог бы найти уединение, - Багрик уже давно отпустил стрелков, патрулировавших Зуб Дракона, и своего личного стража очага, который помог ему подняться по многочисленным ступеням на высокую сторожевую башню.

- Прости меня, мой король, но королева Брунвильда искала тебя, - сказал Морек, подходя и становясь рядом с Багриком, который тоже теперь смотрел на вид за пределами холда.

- Тем больше причин для меня быть здесь, наверху, - пробормотал Багрик, и в его голосе послышались нотки напряжения.

- Ветер, дующий с севера, очень резкий, - сказал король после минутного молчания, наполненного только завыванием ветра. - Я чувствую приближение зимы, Морек, - признался он, больше не говоря о погоде. - Я даже не могу добраться до своих башен без посторонней помощи, и все мои великие деяния затмеваются в памяти, покрываются пылью веков и скоро будут забыты.

Морек некоторое время хранил молчание, позволяя сентиментальной атмосфере немного разрядиться, прежде чем заговорить.

- Ты оставил достойное наследие, мой король. Все наше время ограничено. Грунгни зовет нас к своему столу в Зале Предков. Твое место ждет, - сказал он.

- Так ли это, Морек? - спросил Багрик, впервые поворачиваясь к капитану стражи очага.

Оба гнома знали, о чем говорил Багрик.

- Время Нагрима наступает, - ответил Морек, возвращая взгляд своему королю. - Он - ваше наследие, мой повелитель. В нем будущее Карака Унгора высечено в камне.

Багрик улыбнулся, хотя его глаза все еще были печальны. В этот момент он почему-то почувствовал себя старше.

- Да, ты прав, - сказал он, снова поворачиваясь к наблюдательной щели. - Нагрим - это будущее.

- В чем я менее уверен, - проворчал Морек, когда он тоже вернулся к наблюдению за сторожевой башней, когда караван мулов наконец исчез из виду, - так это в этих эльги. Для расы, которая живет дольше нас, гномов, у них мало понятия о терпении.

- Действительно, - ответил Багрик, его глаза сузились. Старая рана на ноге, полученная от большого кабана, болела. Это был верный признак грядущих тревожных времен. – Терпение у них не безгранично, - заключил он.