Онлайн чтение книги Отравленные тишиной Poisoned silence
Наслаждение тишиной

Спасение тоже имеет цену. Судите нас не по тому, как мы действуем, а по тому, к чему стремимся.

Если Элизабет и сожалеет по поводу утраты Книги, то скрывает это мастерски. «Понятно», — единственный комментарий, который она равнодушно роняет, узнав о судьбе бесценного артефакта, навсегда сгинувшего в разгуле пламени. И сразу же переходит к обсуждению наших планов относительно посещения герцога Аддерли. Правда, при этом с ее лица не сходит многозначительная ухмылка, но, в итоге, собираемся ехать мы уже вчетвером.

С того момента, как статус недавней пленницы повысился до соучастницы, Эльза стремительно приходит в себя, с каждой секундой всё больше захватывая лидерство в нашей маленькой мятежной группе. Так что к концу пути, когда карета останавливается напротив роскошного особняка, иллюзий по поводу того, кто здесь главный, уже ни у кого не остается.

— Вы двое, ждите здесь, — командует девушка, поочередно тыкая в Лекса и Ронни пальцем.

— Еще не хватало, чтобы принц Анриер появился на людях в компании беглых преступников. Да и вам, — в сторону Лекса летит хмурый взгляд, — лучше лишний раз не светиться. А то уж больно Рен за вас переживает почему-то. Я бы, конечно, предпочла вообще пойти одна, но…

— Но вас одну, миледи, никто никуда не отпустит, — в унисон ей заканчиваю я. Однако идея оставить Лекса дожидаться в карете, подальше от новых неприятностей, мне определенно нравится. Кто знает, как нас примут.

Элизабет распахивает дверцу и ловко спрыгивает на землю, не опуская ступеньки. Меня же глухая боль в ребрах, засевшая в костях после утренней драки, заставляет выбираться не в пример осторожнее, не делая резких движений.

— Говорить буду я, — предупреждает Элиза, решительно дергая шнурок колокольчика над парадным входом. — А ты лучше помалкивай. Сейчас самое главное — не испортить все.

Красный инквизиторский плащ выглядит в глазах домашней челяди достойной рекомендацией благонадежности. Да и сама гостья им, похоже, знакома. Видимо, девушка бывала здесь и раньше. Так что впускают нас охотно, кланяются с уважением. Один из слуг отправляется доложить хозяину дома о прибытии визитеров, другой вежливо осведомляется, не соизволят ли гости кофе.

Роскошь убранства особняка, как и ожидалось, сверх всякой меры. Зеркала в прихожей множат наши лица. Стоит шевельнуться — и все пространство вокруг начинает колыхаться в ответ. Круглые, квадратные, овальные, в тяжелых рамах и без, зеркала зияют дырами на светлых гобеленах, будто кто-то изрешетил стены. Насколько я знаю, церемониймейстер Эдема был уже немолодым толстым мужчиной, которого чрезмерная выпивка и ночная гульба превратили в обрюзгшее лысеющее чудовище с красными веками и по-бульдожьи свисающими щеками. Неужели ему приятно, возвращаясь домой, видеть куда не глянь свое уродство, помноженное в десятки раз?

— Его светлость ждет, — вырывает меня из размышлений голос слуги. — Он в своем кабинете. Прошу за мной.

Не знаю, бывала ли тут Элизабет раньше, но приветствовать ее, как дорогую гостью, Аддерли не спешит. Зато он сразу узнает меня, стоит переступить порог. Вероятнее всего, из-за литографий, которые, как я запоздало понимаю, уже наверняка развешены по всему городу с громким заголовком «Разыскивается». Так что Эльза чудом успевает метнуться вперед, чтобы вовремя преградить герцогу путь, когда тот устремляется во всю прыть двухсот фунтового тела к столику с таксофоном.

— Ваша светлость, он со мной. Со мной! — твердо говорит девушка. — Пожалуйста, не зовите никого. Все в порядке. Нам нужна ваша помощь. Нам нужна Нора.

Герцог хватает воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

— Вас прислал Регент? — с трудом выдавливает он. — Вильхенстрейм знает, что вы здесь? И что он… тоже… — не найдя достойного эпитета, способного выразить, насколько в этом доме не рады моему визиту, Аддерли, запнувшись, машет рукой, словно надеясь, что меня сдует с глаз долой.

Похоже они все же знакомы: инквизиторша даже не удосужилась представиться. Да и хозяин дома узнал ее с первого взгляда. Причем не только узнал, но и послушался, иначе сюда бы уже бежала стража.

— Нет, брат не в курсе. Но выслушайте меня, — перебивает Элиза, повышая голос. — Нам необходимо кое-что узнать. Это очень важно. Нам надо срочно поговорить с Норой. Пожалуйста.

Герцог шарит по мне глазами, видимо, отчаянно ища повод выставить вон. Элизабет требовательно дергает его за руку, переключая внимание на себя.

— Это чрезвычайно важно. Прошу вас.

И Аддерли сдается. Тихо вздохнув, нервными движениями оправляет измятое кружево манжета.

— Хорошо, ждите здесь. Я спрошу Нору.

И не дожидаясь ответа выходит из комнаты, предусмотрительно оставив дверь кабинета открытой.

Я с беспокойством оглядываюсь на Элизабет. Та ободряюще улыбается.

— Все в порядке, — поясняет она шепотом. — На самом деле твой друг Ронни полную чушь порол. Герцог Аддерли — не маг и волшебством никогда не занимался. Его предки были одними из тех, кто откликнулся на призыв Первого Регента объединиться в борьбе против Двуликого. А когда война окончилась, они остались жить в поднебесной. В знак благодарности за помощь, Регент даровал всему роду богатство и почет. Глава же семейства занял завидную должность при дворе, передающуюся по наследству. Ну, а слухи, будто герцог — колдун пошли из-за Нориэль. Не слышал о ней?

Я отрицательно качаю головой. Элиза, кажется, с трудом сдерживается, чтобы не возвести страдальчески глаза к потолку.

— И чему тебя только опекун учил? Нориэль была одной из самых сильных магов Льеха, и когда произошел раскол, сражалась на стороне Совета. Правда, под конец ужасы войны ее сильно подкосили. Я слышала, после того, как у нее на глазах от рук Двуликого погибла вся ее семья, Нора частично утратила рассудок. А сейчас она, к тому же, еще и чудовищно стара. Первый Регент поручил роду Аддерли позаботиться о ней. С тех пор Нора тут и живет. Но несмотря ни на что, даже нынешний правитель поднебесной спрашивает ее совета. Иногда нам с братом поручали передать ей послания из главного дворца Эдема, а после доложить, что Нориэль ответила. Правда, она далеко не всегда удостаивала меня вниманием. Бывало, просто молчала, и приходилось уйти ни с чем. Говорят, через свои гадания Нора может заглянуть за ширму судьбы. И если повезет, она может поведать нам нечто новое о Двуликом.

Похоже, мне несравненно повезло, когда Элиза волею случая присоединилась к нам. На фоне открывшихся тайн прежний план кажется легкомысленным и по-детски наивным. А еще у меня странное ощущение, будто реальность исказилась донельзя. Первый Регент — маг. А у Аддерли живет ведьма… Все привычные понятия меняют очертания, преображаясь, всплывают на поверхность, видимые совсем в ином свете. Может, дело в растревоженной подозрительности, но я неожиданно задаюсь вопросом, который раньше мне никогда не приходил в голову: как много на самом деле известно Ронни? Существовало ли нечто, о чем он умолчал?

На первый взгляд предположение кажется абсурдным, а задумавшись над этим крепче, я вдруг понимаю, что не могу быть ни в чем уверен.

— Все, о чем ты рассказала, — на всякий случай интересуюсь у Элизабет, — про истинное происхождение Регента и создание Небесной Обители… Кто еще об этом знает?

Девушка рассеянно пожимает плечами, не усмотрев в моем вопросе излишнего любопытства.

— Трудно сказать. Главы магических кланов, перекочевавших из Льеха — однозначно. Главы семей, чьи предки принимали активное участие в войне, вроде Аддерли… С одной стороны, прошло достаточно времени, чтобы многие участники тех событий уже умерли, с другой — слишком мало, чтобы навсегда стереть произошедшее из людской памяти. К тому же, учти: есть и такие, кто после окончания войны остались жить внизу.

Вил регулярно получает донесения от расквартированных там отрядов Инквизиции, отчеты от наместников, управляющих жизнью Нижнего города. И, судя по ним, в большинстве мест, разрушенных войной, удалось вполне сносно наладить жизнь. Конечно, там нет роскоши, как в поднебесной, но люди работают на фермах, были запущены фабрики, кое-где основали новые поселения…

Ну, а те, кто живет в Обители и знает правду, хорошо постарались, чтобы не допустить всеобщей огласки. Например, в родовитых семействах эта информация передается только устно от главы рода прямому наследнику со строгим наказом — хранить секрет от всех прочих. Среди членов же побочных ветвей рода про это вообще никто ничего может не знать.

Я плохо помню генеалогию дома Д’Эрсте, но судя по тому, что семья Ронни даже не проживает в Эдеме, трон моему другу не грозит. Так что, похоже, он и правда может ничего не знать. Эта мысль приносит облегчение, хотя, как говорится, «понадеяться — еще не доказать».

Мне нестерпимо хочется уйти ото всех подальше, закрыться в комнате одному и как следует поразмыслить над всем происходящим. Меня не покидает ощущение, словно я что-то упускаю. Возможно, Ронни ничего не знал. Что насчет самой Элизабет… С ее слов, воспитывалась в Эдеме, была под опекой Первого Регента. Не удивительно, что ей многое известно. С другой стороны — не чересчур ли много…

Первый Регент правил совсем недолго, но память о себе оставил громкую. Не было учреждения или городской площади, где не торчал бы его памятник или бюст на худой конец. Судя по хвалебным манускриптам, выбитым на мраморных плитах Храмов Науки, был милостив и сделал для людей столько, что вход в лучший мир вечного удовольствия ему был обеспечен. Так что история, будто он взял под опеку детей своих ближайших сподвижников, осиротевших после нападения Двуликого, не кажется слишком странной. Умер Регент быстро и внезапно лет пять назад. Ходили слухи, будто его отравили, и в свое время я, признаться, относился к таким сплетням с пониманием, но теперь даже это как-то не удивляет. Одно дело, будь он простым человеком, а другое дело — магом, столько времени использовавшим свои силы на пределе возможности. Это кого угодно подкосило бы.

а стеной раздаются торопливые шаги, и в дверном проеме возникает запыхавшийся хозяин особняка. Привалившись к дверному косяку, он тяжело дышит, хватаясь одной рукой за сердце. Похоже, чуть ли не бегом бежал, насколько к этой жирной туше применимо понятие «бегом».

— Все в порядк-гх-ке, — хрипит герцог, — идемте. Нора сказала привести вас как можно скорее.

Идти приходится недалеко. Все вместе мы спускаемся по парадной лестнице на первый этаж, минуем галерею и через стеклянную дверь выходим во внутренней двор, превращенный заботливыми руками садовников в благоухающий цветник. По изумрудному полотну травы струится дорожка из желтого гравия, ведущая к затаившемуся в глубине сада небольшому каменному домику.

Герцог нетерпеливо машет рукой в его сторону.

— Вас ждут.

На мгновение мне кажется, что он шутит. Жить в этой крытой беседке с узкими зарешеченными окошками попросту невозможно: да у меня чулан для метел и то был просторнее. Но Элизабет, не смутившись, кивком благодарит нашего провожатого и, обогнав меня, быстрым уверенным шагом направляется вперед. Так что мне не остается ничего, кроме как кинуться вслед за ней.

Дверь — добротная дубовая, такую не то что в садовый домик, в обычный дом не грех поставить — не заперта. Похоже, герцог не соврал, сказав, что нас ожидают. Решительно сжав губы, Эльза шагает внутрь. Я проскальзываю следом и не верю своим глазам, настолько фантастична открывшаяся картина.

Я оказываюсь в просторной зале без единого окна. Грубо обтесанные каменные колонны уходят вверх и теряются во мраке, словно потолка нет в помине. По бокам клубится тьма, и я неожиданно понимаю, что за этой непроницаемой для взора завесой нет ни стен, ни чего-либо еще.

— Материализовавшийся обрывок воспоминаний, — шепчет Элизабет. Сама того не понимая, она становится для меня гидом, объясняющим происходящее. — Идем. Только, Рен, не смей говорить первым и не смей дерзить. Если она разозлится, то при желании раздавит, как тараканов. Мокрого пятна не останется.

Пол устлан шкурами, из обстановки — лишь круглый стол, заваленный охапками высушенных трав. В общем ворохе виднеются белесые, будто тронутые инеем, листья полыни и желтые сморщенные головки полевых ромашек. В воздухе разлит дурманящий сладковато-приторный запах. Я несколько раз глубоко вдыхаю, стараясь определить, что это, но все напрасно, только голова начинает кружиться.

Над столом плавают голубые огоньки.

Я видел такие в детстве в Нижнем Городе. Мальчишкой бегал смотреть морозными ночами на пляшущие призрачные фонарики, как их называли, над посеребренными луной болотными топями. И тогда верилось, что это и правда души предков, вернувшиеся в наш мир повидаться со своими живыми родичами. Я еще все думал, пришла ли хоть одна из этих искорок ради меня? Нужен ли я хоть кому-то?

Чуть дальше рыжим пламенем цветет грубый каменный очаг, но ореол света вокруг на удивление ничтожен — подползающая тьма будто душит его.

Перед очагом, закутавшись в шерстяную накидку, опустив плечи сидит старуха. Перед ней на огне стоит небольшой котелок, содержимое которого она мешает длинной деревянной ложкой.

Элизабет садится на пол сбоку от сгорбившейся фигуры. Я решаю последовать примеру инквизиторши. Если Нориэль и заметила наше появление, то виду не подает, все так же сосредоточено помешивая свою стряпню. В котелке — странное варево, смахивающее на расплавленное золото, и пьянящий запах, похоже, как раз от него. Я никогда не видел ничего подобного и не могу оторвать глаз от блестящих переливов, тянущихся вслед за ложкой, когда та описывает новый круг. Элизабет же лишь бросает мимолетный взгляд и тут же отводит глаза — видно, и не такое уже видала.

— Почему вы здесь? — раздается тихий скрипучий голос. Старуха поворачивает голову и в меня впивается глубокий взгляд темных глаз.

Элизабет незамедлительно подается вперед.

— Достопочтенная Нориэль, простите за беспокойство, причиненное этим визитом, но нам очень нужно спросить вас про одного человека, — скороговоркой выпаливает она. — Про того, кого зовут Двуликим. Этот монстр, что навсегда потерял право назваться человеком, преследует нас. И нам нужна ваша помочь. Мы должны найти его. Мы должны больше узнать о нем.

— Птенец в яйце, — шамкает беззубым ртом старая ведьма, — уже чувствует тепло солнца и стремится к нему. Каждое семечко, упавшее в землю, желает стать деревом. Все, что существует, и все, что дышит, тянется к свету и жизни. Так для чего вам искать того, у кого за плечами лишь тьма и смерть?

— Чтобы быть готовыми, когда он явится. Чтобы нанести удар первыми. Чтобы остановить его, — ответ кажется очевидным. Мной овладевает недоумение. — Разве не будет правильным положить конец его злодеяниям?

Элиза с тихим стоном пихает меня локтем в бок, и я запоздало вспоминаю о ее предупреждении — вести себя максимально почтительно.

— Разве тебе это под силу? — тихо смеется Нора и сокрушенно качает головой, будто уличила меня во лжи.

— У нас есть союзники, — твердо говорит Элиза, — все вместе мы справимся и покончим с Двуликим раз и навсегда. Пожалуйста, помогите нам. Скажите, где его можно найти? Может, вам известно, где его логово… В чем его слабое место?

— Есть ли у него вообще слабое место?.. — тихо шепчет старуха и резко поворачивается в мою сторону, ткнув ложкой в грудь, заставляя отпрянуть от неожиданности. Темный огонь ненависти пылает в ее взгляде. — Пожалуй, есть одно. Только все это без толку, потому что ты, мальчик, слишком слаб, чтобы нанести удар. Ты не посмеешь пожертвовать самым дорогим ради победы. Ты… Все вы уже проиграли… И в этом ваше счастье — ждать конца без метаний и страха.

— Как нам найти Двуликого? — требовательно повышает голос Элиза. — Вы знаете?

— Откуда мне знать, где искать того, кто подобен живой тени? — качает головой Нориэль, снова безучастно поникнув. — Разве мне дано знать, как одолеть призрака прошлого? Ради этого знания вам придется упасть… Долго падать…

— Что это значит? — встреваю я. — Нельзя ли поконкретнее? То есть, я хотел сказать… Может быть, достопочтенная Нориэль, если вы и правда можете видеть будущее, вы напрямую скажете, как следует поступить?

— Разве я вижу будущее? — удивляется старуха. — Двуликий видел. А передо мной лишь мелькают тени, отбрасываемые временем. Было оно или только свершится — кто знает. Можно лишь попытаться угадать.

Краем глаза я улавливаю движение сбоку от себя, тьма дрожит, подползает ближе, сужая освещенный круг. Голубые огоньки слетелись в кучу и сиротливо жмутся друг к другу.

Элиза слегка касается моей руки, привлекая внимание и, когда наши взгляды встречаются, едва заметно качает головой, а потом незаметно указывает в сторону выхода.

— Благодарю вас за уделенное время, Нориэль, — склоняет она голову и, поднявшись, идет прочь. Я не могу уйти — это выше моих сил. Старуха или ничего не знает, или не хочет говорить. Но я не могу поверить, что придется отступиться, когда разгадка кажется так близка. Смириться с тем, что наш визит ни к чему не привел, все равно, что признать поражение. Нора тем временем уже потеряла ко мне всякий интерес и всецело занята золотым зельем. Отложив ложку, она аккуратно снимает котелок с огня.

— Прошу вас! — я сам удивлен, как дрожит мой голос. — Называйте слабаком, ничтожеством, как угодно. Только помогите. Скажите, в чем слабость Двуликого. Я должен знать! Потому что… Пока Двуликий жив, мой самый дорогой, любимый человек тоже в опасности. Прошу, поймите! Я должен его спасти. Я уже столько раз ошибался, я столько раз его подводил, хотя клялся защитить! Это мой последний шанс!

— Исправлять ошибки всегда труднее, чем писать начисто с первого раза, — соглашается Нориэль. — Но если такого твое окончательное желание…

Улыбнувшись, она манит меня пальцем, приглашая наклониться ближе, и я немедленно повинуюсь, затаив дыхание.

Содержимого котелка плещет мне в лицо. Я отшатываюсь, стараясь закрыться рукой от кипящей жидкости, но тщетно. Золотая жижа заливает мне глаза, затекает в рот, я чувствую, как она струится по глотке. Крик рвется из горла, но не слышно ни звука. И голос звонкий и молодой, совсем не похожий на шелест натужного старушечьего хрипа… Приказ, будто плетью хлестнувший по обожженной душе: «Тони»!

Я тону, покорно погружаясь в небытие пустоты. Свет… Белая искра мелькает перед внутренним взором, вдруг, вздрогнув, расширяется в целый необъятный мир, поглощая меня.

… Я стою посреди ухоженной чистой комнаты. Женщина напротив — Элиза. Только уже постаревшая, как если бы ей пошел пятый десяток, одетая в изящное черное платье, неодобрительно смотрит на меня, поджав губы. В черных волосах блестит седина. — Уходи, — твердо говорит она. — Я не прощу твоих слов и не забуду их никогда. Надеюсь, больше наши пути не пересекутся.

Комната плывет, очертания меняются, и передо мной возникает город — Небесная Обитель, охваченная огнем. Люди в панике бегут кто куда, падают, кричат. Меня раздирает на части чувство вины и обреченности…

Пепел летит в глаза, ложится на кожу, жжет… холодом… Не пепел — снег… Все началось со снега и закончится снегом…

Позади меня стоит черная фигура, а впереди — Лекс с изможденным посеревшим лицом, бредет едва волоча ноги. Правый бок залит кровью, рука плетью недвижно висит вдоль туловища. В запавших глазах — мольба и надежда.

— Пожалуйста, — шепчут бескровные губы, — ты должен поверить, он не друг тебе. Он хочет всех нас уничтожить. Помоги. Мы должны это остановить.

Запнувшись на очередном шаге, Лекс бессильно падает на землю. Я хочу рвануться вперед, навстречу самому дорогому мне человеку, чтобы поддержать его, но ноги сами делают шаг в противоположном направлении. Лекс это замечает.

— Нет… Нет! — в устремленном на меня взгляде изумрудных глаз испуг. — Не делай этого! Не бросай меня сейчас. Ты должен мне помочь, пожалуйста!

Чья-то рука ложится мне на плечо. Я не вижу лица человека за спиной, но отчего-то уверен, что тот улыбается.

Метель становится гуще, словно пелена падает мне на глаза, заслоняя окровавленную фигуру на снегу, и только крик, полный отчаянья и боли, коему вьюга — не помеха, достигает моих ушей, прежде чем я окончательно теряю Лекса из вида: «Пожалуйста!»

— Рен! Пожалуйста… Рен! Да очнись же ты. Пожалуйста! — раздается над ухом, и я открываю глаза как раз в тот момент, когда узкая изящная ладонь с размаха влепляет мне пощечину.

— Очнись! — требует Элизабет. — Да что с тобой! Что произошло?

Приподнявшись на локте, я растерянно оглядываюсь, не понимая, реально ли происходящее или это — очередное видение. Я лежу перед потухшим камином, холодным даже на вид. Нора сидит на прежнем месте, повернувшись спиной, не замечая происходящего и не реагируя ни на что.

Пустой котелок валяется рядом на боку, истекая последними золотыми… нет… прозрачными белесыми каплями? Элизабет осторожно подталкивает его пальцем, отчего тот, загремев по каменному полу, откатывается в сторону. Недоуменно подняв брови, девушка протягивает руку и снимает у меня с волос золотистое ребристое колечко.

— Мадам, — медленно спрашивает она, обращаясь к Нориэль, — я прошу прощения, но зачем вы плеснули в Рена луковым супом?