Онлайн чтение книги Наследие Триглава: звездные странники
Глава 6. Встреча

Когда у хозяйки сам собой разбивался горшок, или у косаря в поле пропадало из-под руки точило, или же грибнику среди деревьев вдруг мерещилась кривая, косматая рожа со свиным рылом и ослиными ушами, в народе тогда говорили: «Навья работа», – все, что казалось, портилось или терялось без людской помощи, было их заслугой. 

Ясна до слез уверяла мать, что не по ее вине вышитая еще прапрабабушкой скатерть оказалась вся в саже. Боги свидетели, маленькая домовитка со всем почтением несла старинное полотно к праздничному столу, как, вдруг, заслонка у печи отпала и в избу пыхнул черный клуб копоти. Тётка Черёда поглядела на грязный пол, испорченную тканину. Все в рассказе дочери было складно, только что наружный изразец и беленый шесток не испачкались. А, если бы гарь, как утверждает Ясна, сама вырвалась изнутри, так уж все, поди, было б вымазано.

Под тяжелым взглядом матери слезы вскипели на глазах хозяюшки. Как так? Ведь не соврала же, на сей раз взаправду Печник баловался! Ну любила Ясна иногда приврать, но ведь не так, чтоб доверия лишиться. От жалости к самой себе губы ее плаксиво изогнулись, и девочка, швырнув скатерть под ноги родительнице, выбежала вон из дома, ревя пуще соседской коровы.

Тётка Черёда глядела ей в след. Вот уж Предки позабавились: мало того, что на позор людям наградили женщину только одним дитем, так еще и эдакой барыней. Дочка уродилась прехорошенькой, но своенравной и непоседливой. Все, кто не был знаком с проделками и норовом Ясны, мгновенно очаровывались ею и звали не иначе как «Ладиной дочкой». На самом же деле девочку в пору было называть кикиморкой – ежели что не по ее воле делалось, тут же ударялась в слезы или же начинала пакостничать «назло». И дóбре бы еще отец с матерью сами себе худо сотворили – единственного ребенка избаловали, – так ведь нет, наоборот: муж Могута был строг и справедлив, как любой другой Сотенник-Голова, спуску капризнице не давал, и супруге не дозволял потакать дочери. И от чего в ней такая натура поселилась? Не иначе Пращуры урок какой родителям преподать хотят.

К слову о Пращурах. Хозяйка за своими мыслями совсем позабыла о праздничном столе, который готовила до этого. Сегодня был конец Осенних Дедов (ссылка_1) – последний день Прародительской недели, когда Предки перед долгой зимой спускались из божественного Сада на землю к своим детям, слушали их и помогали добром. 

Мать подняла с пола испорченную скатерть, отряхнула с нее черные хлопья, вздохнула: «Боги-Предки, явите милость, наставьте нерадивую дочку на благие деяния. Боюсь я за нее. Хоть и красива, но хорошего мужа с таким духом не сыскать, да и до беды не далеко. Образумьте, выучите, как следует, чтоб не повадно было шкодить.»

***

День выдался погожим, знать, до морозов еще не скоро. Разве что вдалеке, за полем, серела хмарь, но ждать ее в гости следовало только к вечеру.

С раннего утра, когда даже петухи еще сидели по насестам, Волхв вместе со своим учеником хозяйничал в лесу, готовясь к праздничной требе. За полторы версты от деревни, в укромном месте, пряталась от чужих глаз землянка, где жил старый монах-отшельник, а поодаль от жилища стояло скромное, срубленное самим седовласым кудесником, капище с молельным крестом среди Богов-Предков. Топорный кумиры с хмурыми ликами казались затаившимся охранным войском, что в трудный час появится из рощи и даст отпор любому врагу. Никто из сельчан не знал тропы сюда – ходили к общему большому святилищу на излучине Ра-реки.

В пору, когда Вольг со своим обозом из старика, мальчонки и изнеможденного Следопыта с Быстром только пожаловали в эти края, их долго не хотели принимать ни на дворах, ни за околицей, ни в общине здешнего ведовского круга. Простой люд сразу гнал с порога небывалое возовье – угрюмые, обветренные рожи пришлых Волхвов больше походили на морды висельников, чем на воинские. Старые же кудесники-сторожилы больше косились на черноризца, явно выжившего из ума, раз путается в крамоле и крестовом новобожие.

Когда же ратник испросил у местного Сотенника дозволения выстроить хоть какое жилище за околицей, даже далее кузницы, почтенный муж – тогда еще Могуту не выбрали Головой, и хозяйничал на землях осторожный Тихомир, – почтенный муж указал пришлым на дальний лес и сказал, чтобы шли обживаться там. Коли действительно с правдой пришли, тогда к следующему Радогощу (ссылка_2) подумает о постройке дома для гостей. Ежели лихо учудить вздумают – тут же отправит письмо княжескому наместнику, который сидел в ближнем городе. Поплатятся тогда проходимцы за обман и злочинства!

К назначенному Новолетию Любомир совсем уже оправился от своей хворобы и отбыл с Быстром на доклад в тайному вече, которое наверняка считало их обоих мертвецами, да в Ростов к отцу на поклон съездить требовалось, чтоб тоже раньше времени не хоронил. Так и остались Вольг с Молчуном и старцем Амвросием поживать втроем. 

Несколько раз Волхва вместе с мальчиком вызывал к себе здешние вече. Прознав через своих вестников, кто таков и из какого рода пришлый ведун, да что ребенок – звездный странник, признали за Вольгом надзорный круг, только поперек слов Сотенника Тихомира идти не осмелились – не позволили раньше указанного срока ближе к людям перебраться. Но ратник не обиделся. Тем более что отец Амвросий удумал более до самой смерти не показываться никому на глаза, жить только ради молитв Господу, Сыну Его да Предкам, и никакие слова не смогли его убедить, что в старости надобно, наоборот, к молодым ближе держаться и мудростью своей с ними делиться, а не прятаться по лесам, как Берендей (ссылка_3).

Но жить в полнейшем затворении святцу не дали. Даже когда Волхв с учеником перебрались в деревню, Молчун, чуть ли не каждый день, носил ему стряпню Вольга, которой по мнению мальчика и Буруна-то кормить было стыдно. Может в ратном походе у общинного котла эдакая похлебка и годилась в харчи ярым молодцам, только в оседлой жизни изо дня в день беспрестанно жевать сухари вприкуску с вываренными в кашу кореньями было невмоготу. Всяческие подношения за волховство учитель до крошки отдавал Предкам, мол, Ими колдовские силы дарованы, значит Они и должны еду пользовать. 

Вот и ждал звездный странник каждого праздника, как чуда: всякий раз люди накрывали общинные столы, и щедрые хозяйки выставляли на них горы всяческого печева, солений, колбас и сыров... Молчун мечтательно вздохнул, припомнив тарелку рыхлого творога, вымазанного сметаной и вареньем. Да, такого лакомства теперь до самой Комоедицы (ссылка_4) не видать. Он еще усерднее принялся тянуть за собой ручной возок. В этот раз дядька Вольг нагрузил тележку от души: три короба сушеных-давлёных трав, охапка первых созревших минувшим летом колосьев, бочонок весеннего дикого мёда, вязанка резных посохов для каждого кумира-Предка и прочие ведовские припасы.

Это учитель придумал, чтоб отец Амвросий окончательно не закис в одиночестве, отдать в его ведение весь колдовской скарб. Чернец бережно хранил порученное добро, стерег его от животных и гнили. Когда же Волхв приходил за крамольной утварью, старец выносил заранее приготовленные им к требе припасы, рассказывал, чего в этот раз заготовили мало, а что с избытком, записывал подсчеты угольком на выскобленной дощечке, чтоб в следующие весну и лето не опростоволоситься. Монах, как бы ранее не хотел поскорее отправиться на поклон ко Всеведущей Марене, был теперь при деле, да еще и при каком ответственном! Оттого помирать более не торопился – радел за целое хозяйство и ведовскую честь Вольга! Вот только таскаться к нему во владения всякий раз было тяжко – с пустыми-то руками отче обратно не отпускал, что-нибудь обязательно всучит. И, пади, откажись – обидится, потом прощенья не допросишься. А то, глядишь, как сейчас, вьючным возвращаешься.

Но, ничего, Молчун уже упросил дядьку Вольга отпустить его после требы и столовья на все четыре стороны под честное слово вернуться до темноты. Имелось у мальчика одно дельце, о котором даже учителю знать не нужно было, чтоб лишний раз не беспокоился. По правде сказать, божественный кудесник и сам-то толком не знал, от чего его вдруг потянуло к дальнему склону реки. Но Боги-Предки ни разу еще не обманывали, значит нужно было идти.

***

Ясна не знала этих мест и довольно скоро поняла, что заблудилась. Однако, звать на помощь не стала, пускай мамка поволнуется, а то, ишь, словам верить перестала! Девочка в очередной раз споткнулась о вылезший из-под земли корень, упала, больно ушибла колено, порвала нарядное платье и хотела было разреветься, но, спохватившись, что поблизости никого нет, поднялась на ноги, подвязала разорвавшийся подол и как ни в чем не бывало пошла дальше по тропе. 

Вскоре потянуло холодом. Среди сосен, вдалеке, появилось небо, значит впереди был обрыв. Ясна зло пнула некстати подвернувшуюся поганку: вот и весь побег, даром, что целый день ноги стаптывала! Как не старалась уйти глубже в лес, все равно к реке вышла. Тропа сворачивала к склону, и капризница пошла по ней, авось куда-нибудь да выйдет, главное, чтоб подальше от дома получилось.

На берегу, возле самой реки, сидел ученик Волхва. Всегда нелюдимый и хмурый, сейчас он довольно улыбался себе под нос и ловко строгал ножиком какую-то деревяху, изредка поглядывая то на быструю воду, то на противоположный берег.

Ясна глянула с обрыва вниз. Боязно по камням спускаться, а ну как оступишься, потом костей не соберешь. Колдуну-то, что? Пусть и малой, да набормочет чего-нибудь, и хоть в омут прыгай – Боги сберегут, а простому человеку от такого верная смерть. Она уж было собралась идти дальше, но тут вдруг вспомнила, что мальчишка-то – немой и заговаривать природу не может. Жгучее любопытство разобрало непослушницу. Не иначе Лихо (ссылка_5) понесло ее по склону, до того стало интересно, как же ведуны между собой общаются, если ученик – немтырь.

Молчун вздрогнул, когда позади раздался шорох одежды. Недоструганный оберег выпал из его рук, и Волхв во все глаза уставился на пришлую. 

- Что делаешь? – Спросила Ясна и бесцеремонно подняла оброненную поделку. Повертела ее перед глазами. – Это что-то значит, да? Красиво.

Она ждала, что мальчишка хоть как-нибудь выдаст свое тайное умение общаться без слов, но тот не торопился себя обнаруживать, наоборот, посуровел, молча протянул руку, дескать, верни, что забрала, не твое.

- Нетушки, ты бросил, а я взяла бесхозное, значит, моё! – Продолжала играться девочка. – Или же попроси, как следует. Ты же рус, значит и слова нашенские знать должен.

Молчун поджал губы. Вредная малявка! Да пусть забирает, все равно ничейный был. Да только разве ж не понимает, что безликое зло к себе притягивает? Еще и в светлый праздник балует. Накажут Пращуры – будет знать! Он собрался уходить восвояси – зря только день потратил, лучше бы от пуза наедался, чем мерзнут на берегу, да еще с девчонкой глупой встречаться.

- Вот значит, как! – Надула губы Ясна. Раз не выдал колдун свой секрет, да еще и на уловки не поддался, теперь уж точно безнаказанным не уйдет! И пакостница со всей силы швырнула деревяшку в реку. – Ведешь себя как немая рыба, значит и поделку твою рыбам следует отдать!

Река подхватила оберег и понесла его за собой. Молчун стоял, как громом пораженный. Не случалось еще, чтоб его оберегами так запросто разбрасывались. Ясна же была крайне довольна собой. Забравшись на камень, чтоб оказаться над водой и Молчуном, она притворно всплеснула руками:

- Ой, как же так случилось? Меня, наверное, навьи попутали, – и залилась смехом, радуясь злобному лицу мальчишки.

Щеки и шея пылали жаром. Дрянная девчонка! Молчун едва сдержался, чтобы не отправить Ясну к навьим на свиданье – прикрываешься духами, вот и погляди на них поближе. И как ей досталось такое красивое имя? Видно старые ведуны, что обряд имянаречения (ссылка_6) проводили, были слепы и глупы! Злыдня или Склока – вот подходящие имена для мерзавки.

- У тебя даже родичей нет, из заступников только этот страшный Волхв, – продолжала издеваться паршивка. – От тебя наверняка отказались, потому что ты колдун. У вас же так делают, когда не по крови умение досталось? Или же батька с мамкой прогнали потому что ты немая рыбина?

И Ясна принялась кривляться, передразнивая немоту Волхва, и до того разошлась, что подвязанный ранее подол, вдруг распустился, и девочка, наступив сапожком на край платья, полетела с камня вниз, в реку! Студеный водобег подхватил пакостницу и понес следом за выброшенным оберегом.

Вот тебе и сбежала! Мама, мамочка спаси. Слова поперек вам с отцом никогда не скажу, Предков чтить стану пуще ведунов. Только спаси!

Девочка то появлялась над водой, то вновь тонула. Отяжелевшая одежда тянула ко дну, не позволяя сопротивляться реке. Но тут бурное течение замерло, и невесть откуда перед глазами возник огромный осётр. Немигающим взором он вперился в утопленницу и, вдруг, улыбнулся! Немой крик вырвался из груди Ясны. Она попыталась отстраниться от чудища, но руки и ноги не двигались. В глазах померкло от удушья. Последнее, что увидела несчастная, перед тем как сознание покинуло ее, была узкая спина ученика Волхва.

***

Молчун и не подумал бы, что Предки решат так жестоко наказать баловницу за детскую выходку. Ну, глупа, спесива, но ведь это не смертный грех. Разве ж можно обрекать дуреху на погибель из-за какой-то деревяшки?

Ясна не успела еще скрыться за поворотом реки, как Волхв ударил ладонями по воде. От его пальцев вдоль течения побежала ледяная дорога. Это было запрещенное учителем мастерство – по словам Вольга, оно вторгалось в естественных ход природы, так же, как и давнишний вызов Жар-Птиц, и могло навредить всему живому вокруг. Однако ж бросать малявку тоже было нельзя! Природа уж как-нибудь не обидится, если раньше времени на реке встанет лед. Зато удастся спасти человека.

Молчун кинулся бежать по скользкой дороге, боясь не поспеть вовремя – холодная вода запросто вытянет жизнь из девчонки, как только та перестанет сопротивляться. Неожиданно лед сделался мягким и стал проседать под ногами, словно сухарь в горячий кисель. Размышлять, отчего так случилось, времени не было, и божественный кудесник лишь прибавил ходу. Подбежав к краю, он бесстрашно сиганул в воду и стал медленно оседать на дно. 

Течение отсутствовало, от того все было хорошо видно саженей на четыре вокруг. Под собой Волхв увидел Ясну. В отличие от него девчонка не тонула, вода держала ее крепко на одном месте. Кудесник поймал себя на том, что ему совершенно не хочется дышать, даже легкие не пекло от нехватки воздуха. Изменившаяся вода была порождением навьего мира! Вот только кто сумел в одно мгновение обратить речной поток в густую жижу? Наверняка и ледяная дорога по его милости расквасилась. Не успел Молчун подумать это, как вдруг Навь пошла рябью, словно кто-то огромный плыл сквозь нее.

Волхв попытался оглянуться, но не смог. Одного кругозора не хватало, чтобы разглядеть пришельца. Молчун вновь посмотрел на девочку. Она все так же не замечала его. Вдруг лицо Ясны исказилось ужасом! Колдун проследил ее взгляд. Много навьих повидал за свою короткую жизнь божественный кудесник, но огромного осетра, с легкость рассекающий плотную толщу воды, видел впервые. Рыб настырно двигался к девчонке, с любопытством разглядывая ее, и словно не замечал приближающегося мальчишки. Осетр раздвинул губы в подобие улыбки и только теперь нос к носу встретился с Волхвом.

- А, звездный странник!.. – На кошачий манер протянул он.

Молчун ощутил, что вода остановила его погружение, поровняв с духом. 

- Подруга твоя – скверница. – Продолжал осетр, словно до этого только и ждал появления кудесника. – Недоля (ссылка_7) ей короткую и горькую жизнь сплела. Отдай девочку мне и убережешь других от лиха. – Рыб вперился глазами в Волхва, разбирая его мысли. – Похвальное бесстрашие, но не в этот раз. Думаешь, жизнью можно измерить счастье? Ты еще очень юн, поэтому не понимаешь человеческих сердец, хоть и обласкан Пращурами. Как жить станешь, если по твоей вине погибнут люди? Не стоит детская симпатия людских жертв.

Осетр сделал круг вокруг ребят, ожидая решения Молчуна.

- Глупый мальчишка! – Наконец изрек он. – Благородно, но не умно́! Себе наперво навредишь, не кому-нибудь.

Тугое тело духа скользнуло по руке юного ведуна, распоров плавником одежду, но не коснувшись кожи. 

- Поэтому я и не люблю связываться с людьми. Вы сумасбродны, и никогда не слушаете тех, кто мудрее!

Осетр шлепнул хвостом по воде и поплыл прочь. Как только тень его исчезла, река вновь ожила и, как прежде понеслась скорым течением. Молчун едва успел поймать бесчувственную Ясну, чтобы ту вновь не унесло водобегом. Он принялся грести к берегу, но вода словно не хотела отпускать своих пленников. Божественный кудесник понимал, что сейчас просто не сможет призвать на помощь Триглав, да и сил, чтоб сопротивляться воде, почти не осталось.

Вот уж – дудки! Не будет ничего по воле какой-то там говорящей рыбины! Сможет Молчун спасти и дуреху, и самого себя.

Внезапно река сделала крутой поворот и детей выкинуло на узкую полоску берега. Молчун глазам своим не поверил – это был тот самый берег, на котором он просидел весь день, вырезая оберег! Не уж то суровый осётр смилостивился?

Ясна лежала рядом и ровно дышала, словно и не тонула никогда. Ведун осмотрел ее руки-ноги – все цело. И живчик пульсировал спокойно. Почему тогда не приходит в себя? 

Осеннее небо успело потемнеть и набрякнуть дождем. Только этого не хватало! И без того колючий ветер выстужал промокшую одежду. Ведун поежился. Не было бы Ясны и не истрать Молчун силы на ее спасение, все было б просто – Триглав скоро доставил бы его одного домой. Но теперь придется ждать утра, да еще и с бесчувственной девчонкой возиться .

Волхв закинул Ясну себе на спину, обвязал ее руки перед собой оторванным куском девчачьего подола и пополз наверх по склону. Замерзшие пальцы непослушно цеплялись за камни, а промокшие сапоги то и дело норовили соскользнуть. Терпя удушье от рук и тяжести Ясны, и молясь Богам-Предкам, чтоб только не упасть, Молчун все же вскарабкался наверх, и в самую пору – холодный дождь ливанул, как из ведра! Божественный кудесник едва успел доползти до ближних кустов, чтоб хоть как-то укрыть себя и девочку под скудной листвой. 

Идти на ночь глядя через лес он не решился. Дождавшись, когда непогода поутихла, Молчун перетащил Ясну под более густой кустарник, подложил под нее наломанного лапника, накинул на ветки свою промокшую, но теплую, дубленую накидку, чтоб сырая земля не застудила спящую, и отправился искать уцелевший под дождем сушняк. Вскоре перед детьми уютно затрещал костерок. Колдун стянул мокрые сапоги, развесил их перед огнем на палках. Хотел и штаны с рубахой тем же манером высушить, но, смутившись мысли, что Ясна может очнуться в любую минуту, остался сидеть в волглой одежде. В желудке было пусто с самого утреннего столовья, но голод не смущал мальчика – дядька Вольг частенько неделями сидел только на воде, вот и ученик сам собой приучился к такому суровому посту и сделался терпеливым к еде. 

Словно в насмешку, небо к ночи расчистилось и заблестело холодными осенними звездами. Ветер неспешно гонял куцые облака и сбрасывал с деревьев нависшие капли. Ведун то и дело подкидывал в костерок ветки и силился не спать. И вот когда он вновь заклевал носом, совсем близко треснул сук. Незваный гость тут же затаился. Молчун прислушался, но глаза открывать не стал. Он попытался призвать Триглав, или хотя бы одну Навь, чтоб незаметно подглядеть за пришедшим – ничегошеньки не вышло.

Гость долго ждал, когда о нем забудут – звездный странник даже начала проваливаться в дрему, – но вскоре опять двинулся к костерку. На этот раз он шел внимательно, не выдавая себя. Но не дойдя пары шагов до огня остановился и вперил взгляд в юного Волхва. Молчун не выдержал и открыл глаза. Образ красивой, но бледной девушки, расплывался в жаре пламени. Однако, ведуну удалось рассмотреть, совершенно не неподходящие к хрупкому образу гостьи, гусиные лапы вместо ног, видные из-под широкого, белого платья.

Пришлая огорчилась, что мальчик ее обнаружил, оправила несуразно длинными пальцами постоянно сползающее с плеча одеяние. Молчун хотел было удивиться, чего это навья самостоятельно бродит по Яви, да еще и скрывается от колдуна, но девушка опередила его.

- Я – Бездельница-Сонница (ссылка_8), – представилась она. – Морской Кузнец попросил вернуть то, что вы потеряли.

Навья вынула прямо из воздуха какой-то предмет и кинула его Молчуну через костер. Юный Волхв едва успел выхватить вещицу из пламени. Его же оберег! Тот самый, что Ясна выбросила в реку.

- «Она первая после тебя в руки взяла, пусть и распоряжается» – так сказал Кузнец. И вот еще, что. Это уже для тебя…

Сонница вновь запустила длинные пальцы в воздух и опять бросила что-то через огонь. В этот раз ловить вещь не пришлось, она сама собой легла в руки мальчику. То оказался нашейный витой шнурок с костяным подвесом. Резная рыбка глядела на Молчуна, казалось, живым кошачьим глазом.

- Поблагодарить за подарки не хочешь? – Строго спросила Бездельница. 

Ведун поглядел на нее с укором, мол, сама что, не видишь – не могу. Но вдруг из груди само собой вырвалось гулкое:

- А!

От неожиданности осетровые подарки попадали на землю, и Молчун закрыл рот ладонями. Он уже и не помнил, когда в последний раз слышал собственный голос, а тут – на тебе! 

Навья хитро прищурилась, словно именно такого исхода и ждала. 

- Вот так гораздо лучше, – сказала она. – А теперь самое время поспать. Тебе завтра тяжело придется, – Сонница поглядела на бесчувственную Ясну. – Ты потратил много сил, чтобы заморозить реку – к утру Триглав к тебе не вернется.

Молчун же слышал ее голос словно издалека. Обещанный Бездельницей сон овладевал им.

- Спи крепко, – напоследок пожелала навья и образ ее стал растворяться в воздухе. – Гори, костер. Пылай, огонь. Спящих детушек не тронь.

***

Божественный кудесник зябко поежился, поводил рукой в поисках одеяла, но тут же вспомнил, что сидит в промозглом лесу, а не спит дома, и проснулся. Было еще темно. Костерок все так же жарко пылал, умудряясь согревать и Ясну и Молчуна небольшим пламенем – не иначе Бездельница потрудилась. Ведун потянулся и вновь испугался собственно голоса. Звуки сами по себе рвались наружу, как будто хотели наверстать все минувшие молчаливые годы. Мальчик принялся выговаривать пришедшие на ум слова, даже прочитал нараспев ратную песню, которую часто слышал из уст дядьки Вольга. 

Так примерялся к себе он долго, пока костерок совсем не угас, а хмурый дневной свет не добрался через деревья до подлеска. Как и пообещала Сонница, силы к Молчуну возвращаться не спешили, а Ясна все так же была без сознания. Волхв нацепил себе на шею подарок осетра, одел на ноги просохшие, теплые сапоги, спрятал возвернутый оберег в одежды девчонки и стал собираться в дорогу. Он укутал Ясну в дубленую накидку, как вчера, устроил ее у себя на спине, впереди перевязав руки тем же куском подола, и побрел по узкой тропе в сторону деревни.

***

Был глубокий вечер, когда ученик Волхва с Ясной на спине вышел к домам. Одежда на нем была изодрана и грязна, а сквозь дыры алели свежие ссадины и царапины. Пот градом катил с лица и шеи мальчишки. Как назло, на полпути домой зарядил мелкий дождик. И без того расквашенную вчерашним ливнем лесную тропу, развезло еще больше. Ноги месили липкую грязь, то и дело разъезжаясь и проваливаясь в лужи. Просохшая за ночь одежда вновь промокла и липла к телу. Так весь грязный и мокрый юный ведун вернулся в деревню.

Тотчас же на ребят налетели взволнованные взрослые. Молчуну помогли отвязать от себя девочку, и ее сразу унесли в отчий дом. Освободившись от бремени, божественный кудесник стал оседать на землю, но ему этого сделать не позволили. Крепкая рука Вольга подхватила мальчика, вздернула обратно на ноги и поволокла следом за учителем.

Когда дверь в ведовской дом закрылась, седовласый Волхв заставил Молчуна снять испорченную одежду, усадил перед собой на лавку и принялся залечивать раны.

- Ну? – Многозначительно спросил учитель и тут же обратился в Навь: – Подсоби-ка, Домовуша.

С печи свесился пожухлый старикашка с нечесаной бородой и плесневелыми космами. 

- А, явился, – прогнусавил хищно Домовой. – Я же тебе говорил, Вольгушка, к вечеру точно вернется. Хребтина-то от ноши не ломится? – И навий зашелся квакающим смехом. – Бездельница по всей Нави растрезвонила, что ночью на посылках у Морского Кузнеца была, загадочная вся ходит. Без нее не сыскали бы вас.

Вот так, значит? Дядька Вольг разыскал его, но помогать с Ясной не стал? Молчун насупился. 

- Твоя ноша – тебе и тягать, – ответил кряхтя Домовой. – Сам выторговал ее жизнь – сам и возись!

- Вот и буду, – огрызнулся ученик, чем поразил и навьего и Вольга.

- Ого! Неужто Кузнец обласкал? Таперича ясно, чего Сонница скрытничала! – Домовой соскочил с печи, быстро перебежал через дом и ткнулся носом в подарок осетра. – Хороша вещица! – Восхитился завистливо он. – И чем такой босяк приглянулся речному хозяину? Не иначе на Осенних Дедов раздобрился.

- Значит, говорить снова можешь, – влез в трескотню навьего Волхв. – Тогда отвечай, что приключилось. Почему водой талой с реки тянет? Твоя работа? Ведь предупреждал о подобном.

Получалось, учитель разведал только о том, что происходило после встречи с осетром, а как девчонка накликала на себя беду не прознал.

- Девочка упала в реку, – ответил Молчун. – Я заморозил воду, чтоб за ней поспеть и выловить.

- И как же ты ее ловить собрался, если она в воде тонула, а ты по льду бежал? – Хмуро спросил Вольг. – Река всяко скорее тебя будет. Если бы не Морской Кузнец, вы оба погибли бы – девчонка утонула, и ты следом.

Молчун вскинулся, но Домовой его осадил, разъяснив слова Волхва:

- Силенок-то твоих надолго бы хватило, чтоб колдовство держать? То-то! Это тебе не стоячая вода, где лед не шелохнется, а своенравная Ра-река!

Божественный кудесник засопел. Получалось, не он спас Ясну, а тот, кто желал забрать ее с собой – строгий Кузнец. Да еще и его, дурака, выручил и свой оберег подарил!

Внезапно в дверь постучали. Навий тут же нырнул за печь, а Вольг пошел открывать полуночному гостю. На пороге стоял Сотенник Могута. Он был грозен и багрян лицом.

- Гости в дом – Боги в дом, – поприветствовал Голову ведун.

- Здраво и тебе, Вольг. Твой ученик, – процедил муж со входа, – что он сделал с моей дочкой? Она дышит, но чувствами мертва!

Седовласый Волхв глянул на Молчуна:

- Одевайся, – скомандовал он мальчишке и обратился к Голове: – И тебе – здраво, Могута. Дочка твоя в реку упасть умудрилась. Молчун выловил ее, и на себе домой принес, а ты к нему с укором приходишь вместо благодарности, – попенял он.

Сотенник нахмурился, но извиняться, или тем более благодарить сопливого мальчишку не спешил.

- Пойдем-ка, глянем, что там с твоей дочкой приключилось, – сказал тогда Вольг. – Молчун, пойдешь с нами.

***

Тётка Черёда обливалась слезами и без конца причитала, что, мол, это ее дурная мысль навлекла на дочку беду. Не попроси она Богов-Предков проучить капризницу, ничего не случилось бы. Ясна меж тем лежала на лавке в своей светелке и продолжала мерно дышать, словно крепко спала. Прекрасное лицо было все так же бело и румяно. Мать успела обмыть и переодеть ее в чистые одежды, и теперь девочка выглядела, как и всегда – прелестной Ладиной дочкой.

Молчун чувствовал, что начинает краснеть, глядя на застывшую красавицу. Он никогда бы не подумал, что склочная девица может вдруг начать ему нравится – накаркал-таки осётр, а ведь до этого, в лесу, колдун и не думал ни о чем подобном. Еще с утра Ясна не казалась ему краше всего, чего он когда-либо видел. Так что же сейчас-то случилось?

Вольг склонился над Ясной, ощупал живительные ямки на шее, руках и висках. Поднял веки, заглянул девочки в очи.

- Она воды тяжелой наглоталась, – уклончиво пояснил старый Волхв. – И перепугалась сильно. От того пока боится возвращаться обратно в Явь.

Черёда по новой разразилась плачем. 

- И что теперь? – Сдерживая чувства, спросил Могута.

Вольг хотел было пообещать утром же отправится на совет к вечевым старцам, но, вдруг, Молчун подошел к девочке и переодел с себя на нее подарок Морского Кузнеца. Красавица вмиг тяжело вздохнула и открыла глаза. Слезы хлынули по ее щекам, и Ясна зашлась истошным воплем, мол, на нее глядит какое-то жуткое чудовище. Отец и мать кинулись успокаивать свое непутевое дитя. Но дочка продолжала вырываться, беспрестанно говоря про огромную рыбину с человеческой улыбкой.

Седовласый ведун выволок ученика из сотенницкого дома и как следует тряхнул.

- Что, опять замолчал? Решил с Предками поспорить? – Рыкнул Волхв.

Мальчик отвел глаза. Он вновь не мог произнести ни звука, но сожалений от этого совершенно не испытывал. Наоборот, грудь наполнилась какой-то легкой радостью от того, что Ясна опять была здорова.

- Дурень, – покачал головой Вольг и пошел домой. Ученик поплелся за ним следом.

***

С того дня прошел год. Наступил Корочун (ссылка_9). Снегу в эту зиму намело по самые крыши – что не ночь, то злющая вьюга хрипела и стонала на все голоса в печных трубах и сараях. Только под Солнцестояние вредная старуха чуть присмирела, спрятав за пазуху свою белую шаль. Верно, старая, не на шутку испугалась красногривого коня Ярилы.

Люди готовились к завтрашнему Коляде: убирались в домах, разгребали во дворах снежные заносы и чистили скотину. На столах стояли тарелки с пирогами и колбасами, всевозможными разносолами и сластями. Молодежь помогала по хозяйству старшим, но мыслями была уже на святках. Юноши и девушки, как только выпадал случай, устремлялись к сундукам, разыскивали и по новой примеряли навьи наряды для ночных колядок. А для завтрашнего светлого дня, когда к большому капищу придут друзья и подруги из соседних поселков, в скрынях таились всяческие наряды и прекрасы, в которых будет не стыдно щеголять и отплясывать до упаду.

Дух праздника витал повсюду, даже Солнце, казалось, святило ярче обычного. Отец Амвросий, которого Вольг еще осенью приволок вместе со всем скарбом и крамольной утварью из лесной лачуги на ведовской двор, суетился у печи. Не пережил бы старый отшельник суровой зима, пусть уж лучше здесь, на хозяйстве до весны побудет, чем закоченеет под снежными завалами. Ради святок монах переоделся в белые одежды и заплел бороду в косу. Не в пример Волхву, старец умел вести дом и без помощи правьих и навьих помощников, да и готовил куда лучше бывшего ратника.

Вольг с учеником еще впотьмах отправились к большому святилищу вместе с ведунами из соседних надзорных кругов готовить место для общего празднества. Для Молчуна эти приготовления были совсем не в радость. Во-первых, будущей весной его ждал праздник взросления, и теперь, все кому не лень, старались вызнать о нем побольше, чтоб было проще понимать желания Пращуров во время ритуала и не прогадать с колдовским именем. Во-вторых, с самого утра к мальчишке приставили мелкую Ведьму, которой, как и ему, полагалось по весне получить взрослое имя. Подсунули же ее якобы в помощь, а на самом деле взрослые удумали смотрины! 

Заюшка – так ее звали, – прилежно выполняла поручения старших, под рукой у Молчуна не вертелась и вообще вела себя очень скромно. Она всего дважды за весь день подняла глаза на божественного кудесника – когда их представляли друг дружке, и когда юный ведун взялся помочь ей с груженым возком. Ведьма жутко смущалась близости мальчика. Она не сказала ему и слова, кроме «здравствуй» и «до свидания».

Молчун задумался. Понятное дело, он был против навязанной невесты. Но поведение и норов Заюшки оказались столь покладистыми, что ведун невольно заинтересовался ею. Ведь девчонка была так похожа на теперешнюю Ясну.

К слову, сказать, о Ясне. После случая на Ра-реке красавица сильно изменилась, просто не узнать: пропали спесь и задиристость, она больше не доставляла никому неприятностей и вела себя умеренно и скромно. Родители не знали, какими песнями восхвалять Пращуров за преподанный урок. Дочери же больше никогда не напоминалось о пережитом кошмаре. Словно и не было ничего. Ясна и сама искусно делала вид, что никогда не тонула, и даже в сторону ученика седовласого Волхва не смотрела, будто не знала его вовсе. Хотя все так же носила на шее подарок Морского Кузнеца.

Сугробы высились вдоль дороги, словно кромные стены. Молчун возвращался домой один – Вольг отпустил его сразу же после того, как Заюшку забрали родители, – и размышлял, как же ему вновь обратить на себя внимание Ясны. О каком-то там сватовстве говорить было пока рано, но вот если бы девчонка согласилась сделаться его невестой, так уж всяко ведовские смотрины прекратились бы. Внезапно слуха его достиг мерный конный шаг и чей-то разговор. Несколько мужей весело переговаривались между собой, среди них слышался голос юноши. Он держался со взрослыми на ровне, и никто не осекал его.

Кто такие, интересно, и откуда они идут? В дорогу с разных сторон вливалось еще четыре пути, и гости могли пожаловать откуда угодно. Волхв поднял глаза в небо, там кружило несколько птиц. Молчун воззрился на землю глазами одной из них. Ширины дорожных ходов хватало, чтобы бок о бок шли целых две лошади – так наездники и двигались. Впереди ехала пара знатных дядьёв, во втором ряду шел могучий воин и богато одетый мальчик, лет на пять старше Молчун, с густым пушком над губой. На груди у юноши висела княжеская печать! И замыкали шествие еще двое почтенных воевод. Ездоки имели при себе оружии, но рукояти их были повязаны с ножнами вощеными шнурами.

Божественный кудесник даже присвистнул: вот это да! Какими это судьбами сюда занесло бояр? Молчун дождался, когда наездники определятся на развилке с дальнейшим путем следования – после скорых выяснений, они отправились по дороге, что вела к деревне, – призвал правий хрустальный мост, и, перебежав по нему, скоро очутился у дверей дома Сотенника. Чуть помедлив, и оглядев двор, мало ли дядька Могута хозяйничает там, ведун громко постучал в дверь. Из дома тут же донеслись приветственные крики тётки Черёды, ожидавшей званных гостей. Но дверь открыла не она, а дочка. Ясна изумленно уставилась на мальчишку, буквально подавившись на полу фразе: «Милости просим!»

- Ты зачем здесь? – Спросила она. – Да проходи же в сени – не выстужай дом.

Молчун шагнул за порог и только сейчас сообразил, что не сможет объясниться с Сотенником, как бы не хотел. Он выпятил большой палец правой руки, затем указал на дверь, ведущую из сеней в дом, и помахал рукой, мол, позови.

- Кого-то позвать? – Сообразила красавица. – Большой палец… Батюшку?

Кудесник живо закивал. Ясна расспрашивать более ни о чем не стала, скрылась в доме и совсем скоро притащила за руку Голову. Могута был в приподнятом настроении, от того снизошел даже до приветствия мальчишки.

- Свято тебе, Волхв! – Сказал он и потрепал ведуна по голове. – С чем пожаловал? Вольг меня кличет?

Тот помотал головой.

- Тогда что же? – Могута терял терпение. – У меня забот полон рот, а ты меня задерживаешь. Женовья родня вот-вот прибудет, и мне с тобой не досуг в загадки играть. Или ты колядовать в молчании надумал? Так пока что день стоит. Или ты ко всему прочему еще и слеп? – Тут Сотенник довольно усмехнулся.

- Ты что? – Возмутилась сейчас же Ясна и дернула родителя за рукав. Позабыла, видно, девица, как сама, так же, как и отец, издевалась над немотой ученика Волхва.

И тут стало Молчуну невыносимо горько. Нет, с таким отношением дядька Могута нипошто не согласится отдать в жены пришлому немому сироте свою прекрасную дочку, как не трудись. Обида сдавила горло. Сам не ведая, что делает, мальчишка дотянулся пальцами до шеи Ясны, ощутил резную рыбку осетрового оберега и хрипло сказал:

- У вас не только женовьи родственники на пороге. Скоро сюда пожалует молодой Княжич со своими боярами. Солнце и на два пальца не склониться, как они появятся на дороге.

Могута стоял в растерянности. Мало того, что немтырь заговорил, так еще и предрекает нежданных гостей. Да еще каких! Голова даже передумал сечь розгами сопляка за то, что посмел тронул его дочь. Придя в себя, Сотенник кинулся в дом, крича на ходу жене:

- Дружина! Голуба! Немедленно готовь лучшее одеяние. И каравай с солонкой, той, что из города привез, неси!..

- Ты говорить можешь? – Испуганно спросила Ясна, держась за то место, где недавно лежали пальцы ведуна.

Но тот вновь молчал. Безрассудный дурак! Из-за глупой обиды взял, и выдал секрет оберега Морского Кузнеца! Раздосадованный своим поступком, Волхв пошел прочь из дома Сотенника, решив, что больше никогда не станет думать о Ясне. Незачем душу терзать пустыми чаяниями. Хватит и того, что дядька Вольг наверняка прознает от болтливых навьих о выходке ученика – вот уж всыплет ему, чтоб до следующего Коляды хватило.

***

Ездоки удивились, как люд узнал об их приезде, однако ж с благодарностью приняли и хлеб-соль, и приглашение встретить праздник в деревне. Юноша оказался кровником Владимира Святославовича – Княжичем Радимом. Парень был умеренно приветлив и учтив. Не в пример своему прежнему свободному разговору с воеводами, теперь он больше слушал, чем говорил.

Гости проследовали в дом Головы Могуты в сопровождении старейшин деревни и Вольга, который по примеру ученика наскоро вернулся в поселок Правью. Следом за ним приветствовать Княжича явились и вечевые старцы. Пока мужи разговаривали о том, о сем, тётка Черёда и Ясна подносили им всяческие яства и напии – о женовьих родичах было напрочь забыто, сплавили их восвояси чуть ли не с порога.

Радим почти не слушал взрослых разговоров – он не мог отвести взора от дочери Сотенника. Так, когда мужи были увлечены беседой, Княжич отпросился на двор, якобы подышать морозным воздухом, а сам стал поджидать красавицу-девчонку у погреба, куда ее отправила мать за соленьями-мореньями.

- Если все здешние девицы столь же красны, как и ты, я готов остаться тут навсегда, – сказал он Ясне, когда та закрывала за собой тяжелую дверь.

От неожиданности девчонка чуть не вывернула плошку со снедью. Радим подхватил посудину, не дав ей выпасть из рук Ясны, и сам понес миску к дому.

- Ты же скоро на колядки пойдешь? – Нарочно медленно идя к крыльцу, спросил Княжич. – Не хочу просидеть весь праздник с нудными мужами. Возьмешь меня с собой?

- Не пристало Княжичу по ночам ряженым разгуливать, – ответила девица. Она не смутилась его речам, и похвалы молодого боярина ей были без надобности. – У меня нет для тебя наряда. Есть охота – иди сам.

Ясна выхватила миску из рук юноши и отправилась наперед в дом. Радим не ожидал такого резкого отказ, но от того ему сделалось еще интересней: не бывало так, чтоб поперек боярского слова какая-то девчонка глупая выступала. Раз надумал Княжич, что красавица его будет, значит добьется своего любым способом. Собьет с нее спесь, заставит желать княжеской милости, дайте только срок!

***

Луна стояла на небе высоко, щедро освещая землю холодным светом. Мороз щипал за щеки и нос, но до него никому не было дела. Ряженные оглушали округу смехом и разноголосым пением; музыканты соревновались друг с другом в мастерстве, играя сразу несколько плясовых, от того было трудно различить хотя бы одну. Уже совсем скоро пойдут по домам «навьи», возвещая песнями рождение младенца-Коляды. Посыплются в корзины и мешки людские подношения для гонцов скорой весны.

Ясна с подружками тоже вовсю кружилась в хороводах. Под размалеванной личиной и драными лохмотьями ее едва ли узнала бы родная мать. Девица несколько дней в тайне ото всех разукрашивала и шила колядный наряд, чтоб получилось страшнее, чем у других. До чего же весело было резвиться с подружками: танцевать, бросаться снежками, петь звонкие песни – душа её радовалась простым детским восторгом. Только вот не было покоя сердцу. Жарко стучало оно от воспоминаний о пальцах ученика Волхва на девичьей шее. Под одеждой, словно на углях разогретый, жегся костяной оберег. Никак не могла вспомнить красавица, как он очутился на ней. Отец с матушкой пожимали плечами, а больше и некого было расспрашивать. И тут нашелся хозяин! Не спроста же рыбка помогла Молчуну заговорить. 

Не ведала девица, что приключилось после того, как сознание покинуло ее, испугавшись улыбающегося осетра, но твердо помнила последний миг перед спасительной тьмой. Мальчик-ведун защитил ее! Не зря же отдал деревянный оберег, тот, который былая капризница-пакостница выкинула в реку. Неужто надеялся, что, увидев подарок, дуреха все вспомнит? Ради нее, глупой, пожертвовал своим голосом, а она столько времени не замечала своего спасителя. И не убогий Волхв он никакой, а нормальный мальчишка. Да еще и…и… Щеки вспыхнули под разукрашенной личиной.

Внезапно кто-то выдернул Ясну из круговорота пляски и потянул за собой.

- Молчун, это ты? – Глядя в спину ряженному спросила девица. Руку сжали крепче.

Точно – колдун! Расслышал ее мысли и решил поскорее забрать свой нашейный оберег. А может и любовную клятву захотел получить?

- Я сама хотела тебе его отдать, – затараторила красавица. – Только подумала об этом, и тут ты пришел. Не серчай, что раньше не вернула, я вспомнить не могла…

Ряженный водил ее запутанными тропами. Ясна узнала дорогу к ведовскому двору. Девичье сердце зашлось сладостным стуком: никак благословления у дядьки Вольга желает испросить? Так ведь малы еще, не позволит никто нареченными сделаться. Не дойдя сотни шагов до дома, провожатый вдруг остановился. Вместо личины он нацепил на себя обычный холщовый мешок с прорезями, а сам укутался в козлиные шкуры.

- Ты чего? – Удивилась девица. – Никак дядьки своего испугался? Ну что стоишь, как мертвый? Молчун?

Радим стащил с головы холщевину и притянул к себе перепуганную Ясну. Она попыталась отстраниться от Княжича, но тот лишь сильнее прижал красавицу к себе.

- Вот почему меня отвергаешь. Люб уже кто-то? Молчун?

- Отпусти! Батюшке все расскажу, с позором со двора прогонит… – вырывалась девица. Расписная личина упала на снег, и близкое дыхание парня горячило кожу.

- Только слово скажи – Княжной тебя сделаю! Рука об руку, как супруги, в Новгород войдем, у Воеводы Добрыни печать княжескую и столец примем!

- Не хочу я в Новгород! И Княжной не хочу… Отпусти!

- Дура-девка! В шелка тебя одену, златом-серебром осыплю. Неужто здесь хочешь сгнить? 

Радим попытался ее поцеловать, но Ясна все же вывернулась из его объятий и кинулась бежать через сугробы. Навий наряд путался в ногах. Девица то и дело проваливалась и падала в снег. Она не разбирала дороги. Ужас сковал разум, лишив даже голоса, чтоб позвать на помощь. Да и кто сейчас услышит ее? Друзья с подругами поют и пляшут, честной народ по домам празднует, а случайный прохожий в лес ни по чем ночью не забредет.

Радим нагнал беглянку, повалил в снег и принялся сдирать с нее колядные лохмотья. 

- Нет! Не хочу! Пусти! – Сипло бормотала Ясна, но Княжич с еще большей яростью рвал на ней одежду. – Молчун. Молчун! – Истошный вопль все же вырвался из ее груди: – Спаси, Молчун!

- Не трудись, только голос сорвешь, – приговаривал Радим. – Все равно моей будешь, и Молчун твой… – Договорить он не успел, потому как неведомая сила сбросила его с девушки, повалив в снег, а тело сделалось каменным, лишив Княжича слуха, зрения и речи. 

Зеленоватое марево выплеснулось в Явь, и алая луна Нави хищно воззрилась на непрошенных гостей. Сделалось трудно дышать, а малейшее движение готово было разорвать жилы и поломать кости. Но в этот раз все оказалось иначе, чем на Ра-реке: мгновение, и мучительная тяжесть отступила и более не сковывала тела. Ясна приготовилась увидеть очередное страшилище, на подобие того громадного осетра. Пальцы сами собой схватились за подарок Морского Кузнеца.

- Жива? – Спросил кто-то за спиной.

Девица обернулась. Дядька Вольг – он спас ее!

- Молчуна благодарить будешь. Его заслуга, что я пришел, – сказал седовласый Волхв. Он поставил Ясну на ноги, закутал в свою шубу и повел к ведовскому двору.

Дрожь била красавицу, так что зуб на зуб не попадал. Вот тебе и Княжич, вот тебе и боярин.

- Его сила страшна, – внезапно заговорил Вольг. – Это великий дар, но и столь же великая ответственность. А Молчун из-за тебя делается безрассудным. Ты ведь не представляешь, чем может закончится очередное его необдуманное колдовство? 

Ясна молчала. Она и впрямь не знал ничего о божественно кудеснике: ни о его жизни, ни о его силе. Весь минувший день девицу заботило лишь их совместное счастье.

- То, что ты сейчас видишь – Навь. – Продолжал ведун. – Это лишь легкая ее тень, где почти нет духов. Но и она тяжела для тебя. Если бы не оберег, что у тебя на шее, ты не смогла бы даже подняться на ноги. Молчуну же ведомы ходы к Калиновому Мосту и к Ирийскому Саду. От его корня родятся богатые плоды – ведуны, не веси! – Вольг глянул на девицу, та безвольно шла за ним, слезы катились по ее щекам. – Это я не пустил Молчуна сейчас к тебе на выручку. Не могу даже представить, какую казнь он уготовил бы Княжичу. Пришли.

Вольг провел Ясну задней калиткой к дому, чтоб их никто не мог увидеть со двора. В горнице сидел старец и латал одежду. Под нос он напевал колядную песенку, но заметив вошедших, тут же бросил свое рукоделие и кинулся успокаивать разрыдавшуюся теперь уже навзрыд девицу.

- Где Молчун? – Спросил отца Амвросия ведун.

- Ждет, когда покличешь, – ответил монах, и вновь принялся за Ясну: – На, вот, внучка, переоденься. Хоть и мальчишеское, но чистое. Добрая ткань даже душу излечить может. Не убивайся ты так. Не получил же говнюк, чего хотел. Вольгушка ему такой урок преподал – век помнить будет. Пусть радуется, что навьим не отдал. Батюшку твоего сейчас покличем, расскажем, каким «добром» пришлый Княжич решил расплатиться за гостеприимство – полетит со двора восвояси задом наперед вместе со своими воеводами.

- Я схожу в деревню, – сказал Вольг. – Отче, пригляди за девочкой.

- А с Молчуном что? – Спросил старец.

- Коли ждет, когда покличу, так вот пусть и побудет наедине со своими мыслями, пока не вернусь, – отрезал Волхв и ушел за Могутой.

***

Сотенник Могута долго глядел на оцепеневшего Радима – Вольг приволок его в дом таким, каким его сделал Навь, нарочно не возвращая людской подвижности, – затем оценил вид своей дочери. Нахмурился.

- Так-таки силой взять хотел? – Недоверчиво изрек Голова, глядя на дочь. – Кто, окромя тебя, доказать может? Или за старое принялась?

Вольг тяжело посмотрел на Могуту. Что-то Сотенник не сильно ярился произошедшему, неужто и в правду бабьим враньем считает? Наслышан был Волхв, какой непослушницей до встречи с Морским Кузнецом слыла Ясна, так ведь иначе теперь все сделалось.

- Моего слова тебе достаточно будет, ежели очам да собственной дочери не доверяешь? – Заступился за Ясну ведун. 

Голова дернул желваками, огладил бороду. Вольгу врать-то уж точно без надобности – если кудеснику нет доверия, так уж никому на свете можно не верить. Вот только было кое-что, чего не мог Сотенник так запросто рассказать Волхву…

- Вот как поступим, – наконец изрек Могута, – оживи Княжича, а я уж сам с ним разберусь, чтоб честь по чести все было – перед его воеводами, – а не тайком.

- Дело говоришь, – недоверчиво сказал Вольг, – только позволь и мне на судилище пойти.

- Честь моей семьи касается только моей семьи, – тут же ответил Могута.

Вот теперь Волхв уяснил все! Понятно, для чего Голова хочет поскорей увести Радима и от позора его отчищает. Ведун побагровел лицом, но обрушиться хулой на Могуту не успел, тот опередил его.

- Не забывайся, Вольг! Моею волею на здешних землях остаешься. И мальчишку твоего терплю со всеми его странностями. Другой бы взашей прогнал, а я терплю! Так вот и блюди мою волю! Слово покойного Головы Тихомира и пересмотреть можно...

- Никак наместником себя возомнил? – Клокоча от ярости, сказал Вольг. – Или же родичем княжеским заранее себя назначил?

- Довольно! – Рыкнул Могута. – По-моему будет! Не иначе. – Он обернулся к Ясне. – Домой собирайся. – И вновь сказал Волхву: – И вот еще что. Заморыша твоего чтоб за десяток шагов от моего дома не видать было. Не ведаю, какой силой его Боги-Предки наделили, но пользоваться мой дочерью, чтоб говорить – такая скверна похуже княжеских ласк.

- «Скверна»? – Возмутился из своего угла отец Амвросий. – «Похуже ласк»?

Все время он тихонько сидел у печи и, как давеча, латал прохудившуюся одёжу. Ни за что не позволил бы себе чернец встревать в разговор Вольга с Головой – последний все верно сказал: по его милостивому дозволению пришлые незнакомцы все еще живут на здешней земле, – только и смеренному монашескому терпению имелся предел. Молчун старцу был как родной внучок. И уж кто-кто, а божественный мальчонка никак не мог наслать ни на кого скверны, тем более на девицу, которая ему сердечно нравилась.

- Он не скверный! – Вскричала вдруг Ясна, перебив возмущение старца. – Не ко мне он прикасался, а к оберегу. Вот! – Она вытянула шнурок с резной рыбкой. Осётр зорко блеснул кошачьим глазом. – Почему вы с маменькой не сказали, что это его вещь? Зачем отрекались, что не знаете?

Но Могута не стал оправдываться перед дочерью. Подошел к Ясне, сдернул с ее шеи подарок Морского Кузнеца и швырнул его под ноги Вольгу.

- Я свою волю утвердил! – Уже в дверях сказал Сотенник ведуну. Он выпихнул вновь разревевшуюся Ясну в сени прям, как была – в мальчишеском одеянии и с босыми пятками. – И чтоб к полуночи Княжич был у моих дверей! – И вышел прочь.

***

- Батюшка, Богами-Предками молю, – ползала на коленях перед отцом Ясна. – Не погуби! Не люб он мне, не могу я за него замуж пойти!

Тётка Черёда сидела тихонечко в уголке и не смела перечить мужу. Крут был Могута, когда против его слова шли: пусть то дочь, жена или вечевые старцы – все по-своему сделает.

- Еще как пойдешь! Шестнадцатым летом – побежишь! – Гаркнул отец. – Не кто-нибудь, Княжич, сватается. За тобой, дурой, на праздник увязался, поперек боярской чести в шкуры вонючие завернулся, полюбиться тебе хотел, а ты его насильником выставила! С тебя, что, убудет, коли будущий муж тебя обнимет-поцелует?

- Не муж он… Насильничать хотел!.. – Рыдала Ясна.

- Что за глупая дочь мне Богами послана? Твоя, Черёда, кровь в простоквашу сквасилась, раз выродила мне такую гусыню – Княжич ей не угодил. Смотри на нее! Да ты не передо мной в мольбах о пощаде ползать должна, а перед женихом своим, чтоб сызнова такую дуру в жены взять захотел!

- Не жених он мне! Не могу я за него, – глотая слезы, повторяла Ясна. – Другой на сердце…

Могута почернел лицом. Схватил дочь за плечи, встряхнул с силою. 

- И думать не моги об этом мальчишке – будь он хоть Волхв, хоть сам дядька Велес! А замуж за Радима пойдешь! Иначе, не дочь ты мне – бродяжка безродная. 

Ясна еще пуще разрыдалась. Но не дрожало отцовское сердце от ее слез, наоборот, еще сильнее злился Сотенник.

- И заруби себе на носу, – выдал напоследок он, – посмеешь поперек слова моего пойти, али же удумаешь чего из своих старых штук выкинуть, прогоню прочь Волхвов с их обезумевшим чернецом. Да по всем городам и весям гонцов пущу, чтоб, кто встретит их, сек палками до полусмерти. Уж поверь, не откажет Радим будущему тестю в подобной грамотке!

И на сим вышел прочь из дому.

___________

1. Праздник поминовения Предков. Празднуется всю последнюю неделю октября. До сих пор отмечается в Белоруссии, но только теперь в первых числах ноября или же по христианским «родительским субботам»; раньше праздновали с пятницы по воскресенье последних чисел октября – это была Дедова пятница и Бабина суббота, (или просто Деды и Бабы), в воскресенье же готовили постный поминальный ужин.

2. Радогощ – праздник осеннего равноденствия, а заодно и Новолетия. Другие названия – Таусень и Авсень.

3. Берендеи – Волхвы-оборотни. Могут обращаться бурыми медведями. Живут в глухой лесной чаще, скрываясь от посторонних глаз.

4. Комоедица – старое название Масленицы.

5. Лихо – злой дух-навий. Воплощение лихой, несчастливой судьбы. 

6. Праздник имянаречения или взросления. По славянской традиции, когда детям исполнялось 12 лет и они достигали роста 7 пядей во лбу (124 см), их нарекали новым, взрослым именем, взамен детского, домашнего. Тем же детям, кому был уготован ведовской путь, имена давались в 14 лет. 

7. Недоля или Несреча – пряха, помощница или младшая сестра Макоши. Вместе со своей сестрой Долей (Сречей) плетут судьбы людей. 

8. Сонница – вестница, являющаяся к спящим во сне и доносящая до них волю Богов-Предков.

9. Корочун – самый короткий день в году. День Зимнего Солнцестояния. Праздновался перед Колядой – рождением нового Солнца. С приходом христианства на Русь, символика и значение праздник заменились на день-ночь перед Рождеством Христовым и рождественские колядки.