Онлайн чтение книги Наследие Триглава: звездные странники
Глава 4. Первый урок богословия для дикарей

Волхв Зворыга был зажиточен, и имел собственный дом поблизости от хором княжеского наместника. Верно, врачевание приносило немалый доход – знахарь не стеснялся брать плату за кудесничество, хотя покон Предков и запрещал это делать. Колдун исцелял любого, даже бандитов, если те приходили к нему с хорошими подарками. 

Вольга ждали. На встречу ему вышла молодуха, одетая хоть и просто, но богато. Ратник догадался, что перед ним новая жена приятеля, а не простая служанка. Вопреки родовому правилу, она не была Ведьмой, так же, как и предыдущая супружница. Женщина удивилась спутникам Волхва, но расспрашивать ни о чем не стала, и повела гостей в дом; чернец и Молчун остались ждать в сенях.

В последнюю их встречу с Вольгом, знахарь был значительно худее и подвижнее. Ведуны обнялись. И настал черед ратнику рассказывать, зачем пожаловал, да еще и мальца с монахом для чего с собой привел. 

Прознав, что Молчун – божественный кудесник, Зворыга заерзал на стуле, с завистью глядя на друга. Боги обделили его умением видеть звездных странников, но иметь чудо-ребенка в ученичестве было бы прекрасно! Знания, подаренные мальчику Предками, могли принести огромный доход, не снившейся доселе жадному знахарю. Еще Волхв как-то сам собой сложил, что его племянница – потомственная Ведьма, стала бы превосходной невестой для Молчуна, когда оба ребенка подрастут. То-то было бы счастье и процветание роду, влейся в него благословенная кровь.

- Я хотел бы просить тебя об услуге, – сказал Вольг, оборвав мысли расчетливого кудесника. – Мне надобно сходить к здешнему Сотеннику, не мог бы ты приглядеть за мальчиком и стариком?

- Конечно пригляжу! – С готовностью закивал лекарь. – Только объясни, зачем тебе чернец сдался? 

Вольг подергал сивый ус.

- Сложно сказать, зачем, – ответил колдун погодя. – Он не молод, к тому же сирота – одиноким старикам тоже нужна забота, хоть они к ней и не привычны. Да и чернец чернецу рознь. – А про себя добавил: «Как и Волхв Волхву».

- Ты думаешь он отнесется к тебе с таким же пониманием, когда прознает, что ты кудесник?

- Он – рус, и по рождению крамольник. 

- Как знаешь, – пожал плечами Зворыга. – Еще столетие назад монахи были голодранцами, сейчас же они проникают в дома бояр и князей, обращая тех в свое учение не только благим словом, но и богатыми дарами. Сам понимаешь, богословие тут совершенно не причем, южане хотят знатно поживиться на Руси, и только мы, ведуны, стоим рубежом между их мечтой и мошной нашего люда.

- Зачем ты мне это рассказываешь и причем тут старик?

- Затем, чтобы ты понимал, с кем имеешь дело. Сегодня он всепрощающий мудрый старец, а завтра с его навета ты будешь пылать на жертвенном костре. Южане потратили много сил, чтобы обратить русов в крестовое учение, и те из них, кто не просто стали богомольцами, а сделались площадными чтецами и духовными сановниками – перворазрядные негодяи.

- Он молился своему кресту на капище, – заступился за чернеца Вольг.

- Об этом и толкую. Я подглядел за ним: твой старец не похож на обычного верующего, у него твердый взгляд проповедника. – Зворыга встал со стула и подошел к окну. – Не знаю, кто стоит за нововерием, но он точно не простой набожный прелат. Там все много глубже. –

Он умолк, наблюдая, как запоздалый перелетный клин устремляется на юг. – Лицемерие – одно из оружий чернецов. Погоди, скоро ты станешь советоваться со своим новым знакомцем, как надобно колдовство творить. 

- Я не рассчитываю вести чернеца с собой дальше. Здесь живут его братья по вере, думаю, он предпочтет остаться с ними. Если ничего не приключиться, старик даже не узнает, что я Волхв.

- Думаешь, он еще не понял? – Хитро улыбнулся Зворыга. – Ты сильно недооцениваешь черноризцев. Они тоже что-то вроде ведунов: как мы владеем знаниями о природоустройстве в целом, так и монахи неплохо разбираются в слабостях и мыслях людей.

- Он прожил много времени в погибшей деревне и в точности, как тамошний Волхв, не смог понять, что Молчун – кудесник, хотя подсказок было с избытком. Я же при нем крамолы не творил, Триглавом пользовался в тихую. Ему неоткуда разгадать меня.

- Твоя удача, что старик недогадлив. Звать-то его хоть как? Как к нему обращаться?

- Не знаю. Он моего имени не спрашивал, и я не стал.

- Ты, друже, вот что, – сказал Зворыга. – Ступай к Сотеннику, да монаха своего прихвати, до обиталища здешних чернецов его проводи, пусть там себе кров ищет. А то боюсь гостевой обычай нарушить.

- Что-то ты сам на себя не похож, – удивился Вольг. – Не припомню за тобой нетерпимости. Богов много, людей тоже.

- А глупости людской еще больше, – усмехнулся невесело знахарь. – Чего не спросишь, где моя былая супружница, любопытно, небось?

Вольгу любопытно не было, но, коли уж друг сам упомянул об этом, можно и послушать. Зворыга опять вперил глаза в серое небо и начал рассказ:

- Около десяти лет назад повадился ко мне ходить чернец – шишка у него на ноге вскочила, подлец ходить еле мог. Я удивился, потому как набожные монахи, а он казался именно таким, скорее отпилят себе больное место тупым клинком, чем пожалуют к знахарю. Приходит чернец, значит, ко мне, говорит: «Проси, что хочешь, только исцели». Я говорю: «Как же, мил человек, я тебя целить буду, ежели ты духовно сопротивляться крамоле станешь?» Он отвечает: «За это не беспокойся. Я, – говорит, – почитаю Богов-Предков на ровне с Господом. Только это тайна большая, если мои собратья по крестовой вере прознают, не сносить мне головы. Так что, не выдай.» И я, как последний болван, согласился.

«Наверняка и куш хороший чернец предложил, не только россказнями пронял», – про себя добавил Вольг.

- Заговорил я шишку быстро, и уже к третьему дню монах совсем не хромал, – продолжал рассказ Зворыга. – И закончилось бы на этом наше с ним знакомство, если бы не выяснилось, что чернец и моя супруга выходцы из соседних деревень. Тут уж потекли воспоминания о родных местах, о соседях сплетни всякие припоминаться стали. А через месяц ко мне явился Домовой и сказал, что не намерен терпеть срам в доме. Глупцы забыли, в чьих хоромах миловаться удумали! – Лекарь налился краской бешенства, тяжело задышал: – Выставил их к бесовой матери с позором!

- Так ты за это чернецов не терпишь?

- Нет, друже, – ответил знахарь. – Я рассказал эту историю, чтобы ты представлял, как дешево ценится черноризцами совесть.

- Ты прости, конечно, – вступился Вольг, – но изменами грешат не только монахи. Да и пренебрежение гостеприимством, знаешь ли, нынче не редкость. Не думай, подлости твоей бывшей жены и ее любовника я не умоляю, и наказание, отмеренное тобой, почитаю за верное, но судить по одному недоноску всех богомольцев считаю не правильным.

- Знаешь, что ответил мне один прелат, когда я спросил, на чем держится крестовое учение? – Помедлив спросил Зворыга. – Покорность. Да-да, друг мой. Покорность! Чернецы целиком полагаются на Карну (ссылка_1), считая, что она уже все за них решила и их обязанность – повиноваться ее воле. Они самостоятельно не желают творить свою будущность, рассчитывая на благосклонность Господина.

- Они же не приемлют многобожие, – припомнил Вольг. 

- В том-то и штука! Сановники прекрасно осознают мироустройство и от деяний мудрой Карны не отрекаются, потому как собираются перерождаться множество раз. Зато простодушным верующим предлагают готовиться к Страшному Суду и пугают их смертью. Мол, после нее душа застрянет где-то в другом пространстве и пробудет в нем до скончания времен.

- Подожди-ка, – прервал Зворыгу ратник. – Не хочешь ли ты сказать, что кто-то пришлый, из черных миров, решил похозяйничать на Земле-Матушке и своровать к себе в копилку уйму душ? 

- Ага! – Воскликнул знахарь. – Только понял?! А я сообразил, еще когда впервые послушал площадную проповедь заезжего монаха, лет тридцать тому назад! Мой отец тогда предрек завоевание новобожием Руси. Слава Богам-Предкам, пока крамола бреши не дает, но Киев и Новгород трещины пустили.

- Наслышан, – покивал Вольг. – Были у нас ратники из Киева родом: с крестами на шеях воевали и на нас Волхвов проклятиями сыпали. Крестовая вера от старой Княгини наследием осталась, вот чернецы и возомнили, что Русь уже их.

- Ты не дальновиден, друже. Если есть черный замысел, значит и вороны скоро закаркают. – Зворыга сел ближе к ратнику и заговорил почти шепотом: – Была весть – навьи прознали, решили одной Ведьме знакомой рассказать, – что южане сговорились с молодым Князем. Он больше торговец по складу, чем воин, так что вопрос времени, каким товаром его купят. Если Княгиня искала с прелатами военного союза, то Владимиру захочется жирного торгового соглашения.

- Ты сгущаешь. Мало ли, чего Князю удумается. Русь из людей состоит, а не из княжеской воли! Не согласится народ променять Предков на кого-то другого!

- А ежели силой захотят насадить?

- Тогда для начала через нас – ведунов – пускай попробуют пройти! – Грозно изрек Вольг. – Пока Русь рождает кудесников не возьмет ее никто не силой, не хитростью! А если станется, что враг проникнет в людские дома, то будем Отечество тенью незримой блюсти, но черной силе не отдадим!

- Кстати, друже, – Зворыга, наконец, подобрался к желанной теме. Лекарь подгадал, чтобы ратник ярым сделался, тогда и о важном поговорить самое время. – Что с божественным странником делать будешь?

Вольг вскинул брови.

- Как, что? Учить! – Ответил недоуменно он.

- И чему же? – Крутил знахарь. – Памятуешь, что он сам тебя поучить может? То-то. Надо бы узнать, в чем он силен, а там уже думать, как его знания применять.

- На что ты намекаешь? – Нахмурился Вольг.

- Странник еще мал, и собой не распоряжается, значит, надо помочь ему… – Не желал упускать своего лекарь.

- Если хочешь ему помочь, сделай так, чтобы он вновь заговорил.

- Само собой, само собой! – Замахал руками Зворыга. – И твои раны исцелю, только… – Он запнулся. Ратник смотрел на него через Триглав и видел все его мысли. – Что ты, друже, в самом деле! – Воскликнул испуганно знахарь. – Неужели и впрямь думаешь, что попытался бы отнять у тебя ученика, гостеприимством пренебречь? Я, между прочим, ведун, как и ты!

- А коли так, – оборвал его воин, – и думать не моги Молчуна допытывать!

- За кого ты меня принимаешь? – Взвился лекарь.

- За друга, к которому помощи пришел просить. Не заставляй меня сомневаться в своем решении.

- Вольгушка, друже, да я ради тебя!.. – Зворыга показательно стукнул себя кулаком в грудь.

- Раз так, погляди Молчуна.

***

Зворыга как следует осмотрел мальчика, поскладывал над ним мудры (ссылка_2), пошептал заговоры. Нахмурился. Так ничего не выйдет! Ребенок сумел настроить собственное естество против себя самого, оградив тело и дух от любых влияний. Знахарь попробовал проникнуть в сознание Молчуна через Триглав, но и это у него не вышло. Просто чудеса какие-то! Волхв побагровел. Словно в насмешку над желанием ведуна научить его чему-нибудь запредельному, божественный кудесник загадал такую загадку, что впору караул кричать.

Лекарь отвел Вольга в сторону, чтоб мальчишка их не слышал.

- Задача не из простых, – зашептал Зворыга, – тут скоро не справится. Надобно крепко подумать.

- Сможешь исцелить?

- Трудно сказать наверняка. Мне прежде не приходилось сталкиваться с надуманными болезнями звездных странников…

- И все же?..

- Обманывать не стану так же, как и обещать что-либо. – Знахарь заговорил нормальным тоном: – Ты, друже, ступай-ка по своим делам.

Все равно я вас просто так не отпущу – и с твоими ранами разобраться стоит, и мальца разговорить надобно. Только ты, это, – он опять понизил голос до шепота: – Чернеца уведи, чтоб не подглядывал.

***

Старец дремал, привалившись плечом к доброму дереву стены. Всю дорогу на ровне с Вольгом он не смыкал глаз, но в отличие от ратника черноризец не был привычен к длительному бодрствованию, и все время пути держался только благодаря частым молитвам. Монах отказывался от еды, чтобы, как он объяснял, не искушать плоть и не подбивать ее на леность, от того сильно осунулся и стал казаться еще более тощим, чем в день их встречи с Волхвом.

Вольгу было жалко будить утомленного старца, но против воли хозяина дома идти было негоже. Колдун легко потряс чернеца за плечо, тот мгновенно вскинулся, озираясь спросонья.

- Пойдем, отче, я провожу тебя к твоим братьям.

Черноризец покорно пошел за Вольгом. Наверное, не стоило даже приходить к лекарю вместе с монахом, а следовало отправляться прямиком в крестовый дом. Какой же Волхв будет рад видеть у себя в гостях крестового служителя?

Вновь заморосил дождь. Из богатого района путники вышли прямиком на рыночную площадь, от которой в разные стороны расходились лучами улицы. Вольг подивился, что базар раскинут не перед хоромами наместника, как было заведено в остальных городах, а поодаль. Ряды пустовали. Торговал только один мужичок, невозмутимо предлагающий редким прохожим гроздья сушеной и вяленой рыбы. Время от времени к нему подходили люди, смотрели на толстые рыбные вязанки, нюхали, довольно кивали, но покупать не спешили. У ратника были при себе деньги, и он решил, что на обратном пути обязательно купит пару связок вялинины на радость Молчуну и себе. 

Волхв с чернецом перешли через площадь и направились вниз по одной из улиц. Разбухший от осенней сырости деревянный настил пружинил под ногами, словно мох. Зворыга в точности описал дом крестовых служителей, и как до него добраться, поэтому искать долго не пришлось. Наперерез словам знахаря о богатстве нововерия, жилище черноризцев поражало убогостью: мало того, что стояло оно на самом отшибе, у городской стены, так еще и выглядело хуже лачуги лесных разбойников. Единственное, деревянный крест, приколоченный к дверям, был недавно выструганным. Вольгу захотелось поглядеть на обитателей развалины: в его понимании, если у людей целы руки и ноги, так уже всяко хватит сил подлатать и собственный дом. «Нет денег на работников – сделай сам», – так научил ведуна отец, и этой науке ратник следовал всю жизнь.

Пока ведун дивился косности хозяев крестового дома, старец мудрено постучал в дверь. Вольг хмыкнул про себя: чего это вдруг такая секретность? Кого черноризцам опасаться? Живя на самой окраине, среди всякого сброда, дóлжно понимать: если кому-то захочется пробраться внутрь, никакие замки не помогут, тем более не спасут хлипкие двери на ржавых петлях.

На стук, с обратной стороны, раздались ответные замысловатые удары. Дослушав их до конца, черноризец снова отстукал тайный пароль, и только после этого дверь наконец открылась.

Кудесник только что рот от удивления не открыл. Мало того, что его поразила таинственность происходящего, так еще и отворивший двери чернец оказался вовсе и не чернецом, потому как монашеский наряд его был пошит из дорогой алой ткани, которую на простом городском рынке не купишь – такую доставляют только прямиком в палаты князей и бояр.

- Господь привел тебя к нам, отец Амвросий! – Распахнув объятья, буквально взвыл разодетый Красноризец, как прозвал его про себя Вольг. 

Старец поддался объятиям, благосклонно позволив себя облобызать. 

- Господь милостив, – отозвался он и перекрестился. – Теперь, Фотий, ты здешний святитель?

Красноризец живо закивал. Чрезмерное преклонение перед Амвросием выдавало его высокий духовный сан. Не смотря на окружающую сырость, Волхву вдруг сделалось душно: «Боги-Предки, вы мудры, только на ваши промыслы и уповаю, но не слишком ли трудитесь?»

Тем временем Фотий заискивающе глядел на Вольга, размышляя, зачем святой отец привел дикаря к укромному жилищу черноризцев.

Амвросий заметил взгляд святителя, пояснил:

- Этот муж спас меня от смерти и проводил сюда. Я в долгу перед ним. – Чернец обратился к ратнику: – Не побрезгуй, раздели с нами трапезу.

Вольгу ничего не оставалось, кроме как принять приглашение. Он покорно шагнул следом за Амвросием.

***

Теперь-то Волхв в полной мере понял, что имел в виду лекарь, когда говорил о двуличие нововерия. Кто бы мог подумать, что на первый взгляд гнилая развалюха окажется внутри мастерски отделанными хоромами. Под одной крышей умещались и крестовое святилище, и жилище на множество светелок! Только находилось это все под землей, словно витиеватая змеиная нора.

Видно Амвросий уловил настроение Вольга, и стал пояснять ему:

- Понимаешь, друг мой, жители города и его окрестностей нас не жалуют. Обоснуйся мы где-нибудь рядом с домом твоего друга Волхва, уже давно бы красного петуха поймали. А так до нас никому и дела нет. А на обстановку не обращай внимания – это все подарки здешнего посадника. Он благосклонен к нашему верованию, оттого и помогает, чем может.

«Чем может?» – Усмехнулся про себя ведун. «Может» он, как видно, многое. По мнению ратника, таких вот благоволителей следует отправлять на народное судилище. Вряд ли люди знают, как наместник распоряжается казной. Новобожее? Да тьфу на него! Не долго продержится, если втихую дарения бояр принимает, рядится в богатые одежды и тут же по норам прячется.

- Господу нашему и Сыну Его, – старик перекрестился, – радостно, что все больше людей приходят к их алтарю. Смирение духа порождает скромность желаний – на том и держится наше учение. Когда дух ярый, он не обуздан и может навредить другим. Наш Господь учит кротости.

«Покорность!» У Волхва перехватило дыхание. Истину говорил Зворыга! Вот каким образом чернецы решили пробраться к власти: потушить ярых, обрубить их память о долге перед Родом. Что же станется с теми, кто не захочет погаснуть?

- Властьимущие нуждаются в утешении, – продолжал Амвросий. – Наша святая обязанность наставлять их. Мы – глас Господа нашего, – он перекрестился. – Но монахи всего лишь слуги Его, а нужны и воители…

- К чему все это, чернец? – Не выдержал Вольг. 

- Твой гость, святейший, не почитает старость, хотя и молится своим Предкам, – вступился Фотий.

- Именно потому, что мой друг предан своим Богам, он не внемлет чужим речам, – ответил красноризцу Амвросий и обратился к ратнику: – Все это время я не спрашивал, как звать тебя. Но теперь ты узнал мое имя, и я желаю взаимности. – Старик похлопал Вольга по плечу. – Я знаю, что предрассудки запрещают крамольникам выдавать свои имена, кому попало, но в храме святой веры все имена отчищаются от скверны. 

Волхв не верил своим ушам. Все дни, что он провел рядом со старцем, тот ни разу не позволил себе проповедей и, тем более, не обижал славянский быт. Что? Имена отчищаются от скверны?! Шиш тебе с маслом, а не имя!

- Я совсем забыл, – сквозь зубы процедил Вольг, – мне надо поторопиться к Сотеннику. Трапезничать некогда.

- Дикари такие неблагодарные, – шепнул Фотий старцу, но кудесник все равно услышал.

Не дожидаясь ответа Амвросия, ратник развернулся и пошел самостоятельно обратно к двери. Впервые в жизни он пренебрег гостеприимством. Даже заморские Воеводы, против кого Вольгу приходилось множество раз сражаться, не позволяли себе оскорблять чужих Богов, а уж тем более Предков! Вольг гневно рванул дверь. Ручка и добротный засов отломались и бухнули об пол. Колдун брезгливо оттолкнул их в сторону сапогом. Ему показалось, что все в доме крестовых служителей вдруг сделалось мерзким и притворным. В голове не укладывалось: как мог почтенный, рассудительный старец в одно мгновение превратится в ничтожество?! 

Ведун шагнул за порог, но был окликнут.

- Друг мой, подожди! – Амвросий сильно запыхался, поспевая за Волхвом. Фотия с ним больше не было, впрочем, и другие чернецы, молчаливыми тенями скользящие до этого вдоль стен, куда-то исчезли. 

- Что хочешь? – Не оборачиваясь спросил Вольг.

- Ежели отказался от трапезы, так уж не побрезгуй, прими от меня подарочек.

Ратник против воли развернулся и хотел было послать чернеца к бесовой матери, но наткнулся на взгляд старца. 

- Возьми. – Настойчиво сказал Амвросий. Даже не сказал – приказал!

Вольг сам собой принял тряпичный сверток.

- Без этого по улицам не ходи, – одними губами проговорил старец. – Молчуна из дома не выпускай, а, лучше, поскорее уходите из города. И, главное, ничего не ешь и не пей, если не знаешь, кто и как готовил. – И не дожидаясь ответа ушел обратно, вглубь крестового гнезда.

Вольг ошарашено глядел ему в след. Он пальцами ощупал тряпку. Среди обилия ненужной ткани, ощущалось нечто твердое. «Деревянная грамотка!» – Догадался Волхв. – «Что еще такое? Чернецы настолько укоренились во власти, что пропускными ярлыками распоряжаются?» Кудесник поймал себя на том, что начинает яриться: «Ничего незнакомого не есть и не пить? Неужто, отрава какая-то блуждает?!» Он припомнил одинокого продавца рыбы. «Да что здесь вообще происходит?»

***

Ратник вернулся обратно на рыночную площадь, через которую следовало вновь пройти, чтоб попасть на нужную улицу. Торговца рыбой не было, зато появился продавец сладостей: пряники, медовые конфеты и засахаренные фрукты горами высились над прилавком, дурманя ароматом пуще рыбной вяленины. Кудесник глянул на товар через Триглав. Привлекательные лакомства тут же исчезли, на их месте лежали комья болотной травы! 

«Вот, значит, в чем дело! Это и есть их задумка?» – Ведун еле сдерживался, чтобы не подойти и не накормить самого продавца его же товаром. Болотная отрава, чтобы морочить разум! Это так черноризцы решили привести людей к алтарю их Господина? Получается, Амвросий нарочно затеял тот обидный разговор, чтобы Вольг нарушил закон гостеприимства и отказался от трапезы. Он знает, каким способом сановники обращают «дикарей» в свою веру! Тогда выходит, наместник тоже в курсе, и вместо того, чтобы выставить черноризцев из города с позором, да еще и Князю отправить гневное письмо, наоборот, потакает монахам? Нужно немедленно известить колдовское вече!

Вольг напрочь забыл о вражеских недобитках, хозяйничающих в здешних лесах. Он сломя голову кинулся обратно, к дому Зворыги. 

Кудесника вновь встретила молодая супружница лекаря. Женщина была удивлена скорому возвращению ратника. Она растеряно преградила Волхву путь из сеней в дом, словно тот явился не звано или не вовремя. Волхв нахмурился. Что еще за новости?

Тем временем за дверью слышался глухой разговор: у Зворыги был гость и, судя по поведению жены, чрезвычайно секретный. Вольг пристально глянул на молодуху, та дрогнула и отступила в сторону. Воин чуть приоткрыл дверь. Хозяина дома видно не было, зато гость его сидел удачно: зажиточный муж внимательно слушал речь знахаря.

- … Вот бы уговорить Вольга. Он сам десятерых стоит, а если еще и мальчика позволит использовать, тогда наша задумка наверняка удастся – сами Боги послали нам их! – Восторженно восклицал Зворыга. – Молодой Князь слишком попустительствует новобожию, добром это не кончится. Я уже начал потихоньку объяснять моему ратному другу, кто наш враг, и почему медлить нельзя. Думаю, он и сам понимает, какая зараза пробралась на родную землю. Я нарочно отправил его в логово чернецов, чтоб Вольг собственными глазами увидел размах предстоящей войны. Приведенный им монах напомнил мне одного святителя, которого доводилось знать давным-давно. Если я не ошибся, моего друга попытаются переманить на сторону крестового воронья. То-то храбрый воин разъяриться.

- Даже не представляешь настолько! – Прогремел Вольг, входя в столовую.

- Вольгушка… – Испуганно просипел знахарь.

- И что же вы такое надумали, раз мечтаете заполучить наши с Молчуном силы? Где он? – Наступал ратник.

- Мальчик устал с дороги и теперь спит. – Гость знахаря поднялся со стула и подошел к Вольгу, предлагая руку для братания. – Мне следует представиться. Я здешний наместник – Борислав. 

- Наместник? – Недоуменно переспросил Волхв. В его представлении княжеский посадник некоем образом не мог оказаться в доме колдуна и уж тем более планировать со Зворыгой козни против прелатов. – Но как же тогда подарки монахам? – Растерялся кудесник.

- Хороши? – Борислав подмигнул. – Ты, ратник, еще не видел, как я креста у них на молебнах даю. – Он бухнул смехом, чем окончательно сбил Вольга с толку. 

Борислав некогда был княжеским Воеводой. Даже сейчас, сделавшись наместником, он ежедневно упражнялся с мечом, и, хотя бы раз в неделю, выезжал на стрельбище, отчего был хоть и не молод, но по-воински подтянут и силен. Глядя на него, Вольгу и впрямь не верилось, что тот мог поддаться крестовым проповедникам и сделаться их покорным слугой, потому как ярый дух война пылал в Бориславе молодецким жаром. Такого бы мужа да на ратное поле, первогодок в бой вести, вот бы знатный Батька вышел!

Вольг неуверенно ответил на братание. Безусловно, его втягивали в какое-то сомнительное предприятие, и, возможно, он жестоко поплатится за свое решение, но уж больно хотелось поставить зарвавшихся чернецов на место, а, еще лучше, спровадить обратно на юг, чтоб даже смотреть в сторону Руси не смели.

- Вот видишь, Зворыга, похоже, твой друг согласен нам помочь. – Борислав похлопал вояку по плечу: – Мне от рождения не доступно видеть Триглав, но даже без этого дара, я чувствую, что ты могучий Волхв. Наверняка, тебе уже понятно, каким образом монахи решили пополнить ряды Господних богомольцев.

- Да, я видел на площади торговцев отравленной снедью. – Подтвердил кудесник. – Только какой смысл, позволять чернецам хозяйничать? Гнать их к бесу лысому!

Борислав подошел к тому же окну, возле которого утром стоял Зворыга, и так же вперил глаза в серое небо.

- Не по моей милости святцы осмелели. Я лишь принимаю участие в ярмарочном представлении, – он невесело усмехнулся. – Князь решил польстить византийскому Басилевсу (ссылка_3). Владимир зарвался после гибели отца и братьев, он знает, что никто не посмеет посягнуть на княжеский столец. Но главная трудность – воевода Добрыня. – Борислав невольно поморщился.

Еще бы! Кто не знал о брате чернавки Малуши, матери Князя Владимира, жестоком и беспринципном слуге-ключнике, ставшем по милости племянника посадником в Новгороде. Добрыня был так признателен давно почившей Ольге за все дарованные благоволения, что стремился вернуть ей долг с каким-то нечеловеческим рвением, не щадя при этом ни людей, ни русских земель. До рождения Владимира, Малуша состояла при Княгине раздатчицей милостыни и, не смотря на прелюбодеяние с Великим Князем Святославом Игоревичем, была рьяной последовательницей крестовой веры. Вот Добрыня и трудился для сестры, устраивая быт черноризцам, разумеется, не пренебрегая торговой выгодой с богатыми прелатами. 

- Новгород и Киев преданы Князю, – подхватил Зворыга. – Я уже говорил тебе, если не остановить…

- Это я уже понял, – оборвал знахаря Вольг. – Что вы задумали?

- Просто выгнать чернецов с нашей земли не получится, за них заступается Владимир, – сказал Борислав. – Но ведь можно остановить монахов через Триглав.

- Почему не обратитесь за помощью к вече? – Спросил ратник.

- Воронье прокралось даже в колдовской круг, – ответил лекарь. – Неспроста же Княгиня в свое время приняла условие Византии – покреститься. Уверен, дело тогда было не только в пополнении военной казны. Ольга, всю жизнь почитающая Богов-Предков, вдруг, ни с того ни с сего, отказалась ходить на капище и слушать ведунов. Вместо этого принялась усердно бить поясные поклоны перед крестом и посещать молебеные сборища чернецов. Новобожники решили не петлять, и просто-напросто подкупили некоторых вечевых кудесников, чтобы те отвратили Великую Княгиню от крамолы. – Помедлив, Зворыга добавил: – Ко мне тоже приходили, предлагали сделаться отступником.

«Знают монахи, к кому идти», – про себя заметил Вольг, в слух же пробурчал:

- Молчуна-то зачем в это впутывать? Сам справлюсь. Тем более что мальчик никак толком себя не проявил. Думаю, ему дарована обережная сила. Незачем охранителя в воины переделывать.

- Ты не понимаешь, Вольгушка, – заюлил знахарь, – достаточно и того, что этот ребенок – божественный кудесник. Понимаешь, чернецам известно, как ценны звездные странники, и, перво-наперво, монахи хотят извести их, а потом уже приняться за потомственных ведунов. Но еще пуще прелаты ценят крещеных колдунов.

«Молчуна из дома не выпускай, а, лучше, поскорее уходите из города», – тут же вспомнились слова Амвросия.

- Хотите мальчишку, как наживку, черноризцам подкинуть? – Рыкнул Вольг. – Против предателей и хитрых захватчиков ребенка выставить? Совсем под старость лет из ума выжили?!

- Ну какая же он наживка? Молчун сам – щука. – Возразил Борислав. – Зворыга рассказал, как малец сумел охранить свой разум от вмешательств. Неужто думаешь, чернецам всерьез удастся крестить звёздного странника?

- И думать ни о чем подобном не желаю! Молчун – мой ученик!

- Ты, Вольгушка, не торопись, подумай, – запел лекарь. – Мы же не на жертвенный костер его отправить хотим. Ради Земли-Матушки потрудиться просим! Вот что, утро вечера мудренее. Обмозгуй все до завтрашнего дня. – Он тут же вскинул руки, опережая возражения Вольга: – Не спеши.

Ратник распушил пятерней бороду. Ни сегодня, ни завтра, ни еще когда он не позволит использовать Молчуна, пока тот сам не сможет принимать взрослые решения. Но проклятый закон гостеприимства – сегодня Волхв первый раз в жизни возненавидел его – запрещал сею же секунду послать знахаря ко всем бесам. Следовало сделать хотя бы вид, что размышляешь над словами хозяина дома. Зворыга знал, что старинный друг чтит древний покон, оттого и вертел Вольгом, как хотел.

В дверь тихонечко постучались, и в столовую вошла скромная супружница знахаря. 

- Отобедать не желаете? – Спросила кротко она.

- Неси. – Приказал супруг.

Тут же в столовую юркнули две девочки-служанки, ловко внося горшки и миски со снедью. Мужчины уселись за стол. Вообще-то у Вольга был принцип – есть только своей ложкой и из своей миски, но чертов гостевой закон стоял поперек горла, словно рыбная кость. Подумав о кости, Волхв припомнил торговца отравленной рыбой, а затем и слова Амвросия: «Ничего не ешь, если не знаешь, кто и как готовил». Но ведь ратник столовничает не где-нибудь, а в гостях у друга-ведуна, ярого противника чернецов. Да еще и наместник тут же рядом вкушает. Наверняка, все харчи проверены-перепроверены, и никакая болотная зараза за колдовской стол не проберется. На всякий случай кудесник глянул на снедь через Триглав, и, ничегошеньки не обнаружив, взял в руки хозяйскую ложку.

***

Был глубокий вечер, когда Волхв наконец пришел в себя. Голова гудела, словно по затылку обухом приложили. Покачиваясь, кудесник сполз с кровати. Горница, в которую перенесли незадачливого вояку, оказалась заперта, окно заложено затвором. Вольг попытался было выдернуть ставень, но пальцы казались чужими. 

«Чтоб я еще хоть раз чужую ложку взял в руки!» – Костерил себя ратник. – «Ужо, Зворыгушка, поплатишься ты у меня за сей радушный прием! И женушку твою, кикимору-сообщницу, вожжами отхлестать впору. Наверняка знали, что не соглашусь на их задумку. Вот бесы!»

Но собственная немощь беспокоила ратника в малой степени. Молчун – вот за кого Вольг волновался! Ради божественного кудесника старинный друг пошел на предательство. Оставалось уповать, что заговорщики еще не успели впутать мальчишку в свои замыслы.

«Как же! Исцелит Зворыга и меня, и Молчуна. Скорее еще больше покалечит!» – Боевые раны Вольга вновь разнылись. – «Ну, ничего, дружочек, погоди, устрою я тебе святки!»

Дверь, наконец, поддалась. Ратник буквально вынес ее вместе с наличником. Волхв ожидал, что на грохот тотчас сбегутся домочадцы, тогда-то он и устроит всем колдовское судилище. Но дом был тих. Тогда Вольг огляделся через Триглав. Дом был не просто тих, но и пуст! Даже девочек-служанок нигде не было. Но хуже всего оказалось то, что и Молчун пропал!

Шатаясь и цепляя плечами косяки, ведун выбежал на улицу, и тут же кинул прожорливой Нави часть своей силы. Но, как и тогда, в лесу, подачка осталась невостребованной! Не могло же в самом деле случиться, что навьи и в этот раз отправились на горестный пир? На всякий случай ратник заглянул в хлев. Конюх мирно спал здесь же, завернувшись в тулуп. Вольг тихонько подошел к Буруну. Верный конь приветственно зафырчал, уткнувшись в руку Волхву. Ратный товарищ был спокоен, значит, насилия поблизости не чинилось, и причина исчезновения навьих крылась в чем-то другом. Колдун снарядил Буруна и оставил ворота конюшни не запертыми. Мало ли, придется спешно покидать город, а коню достаточно услышать свист Вольга, тут же явится на зов, и лучше, чтоб поперек дороги у него ничего не стояло.

Вольг не представлял, где следовало искать Молчуна, но одно было ясно – Зворыга и Борислав будут поблизости. Ноги сами собой вынесли ратника на рыночную площадь. Непроглядная темень и головная боль безбожно путали чувства и разум, отчего улицы, отходящие в стороны от площади, прыгали перед глазами, не позволяя сосредоточится на какой-то конкретной. Волхв снова подкормил Навь, но опять никто не появился. Тогда колдун решил положиться на обычную человеческую удачу – если Предкам угодно, то обязательно выведут, куда надо. Ну глупо же было бы позволить сначала спасти Молчуна из сожженной деревни, и через несколько дней передать мальчишку в руки безжалостным черноризцам? 

Внезапно Вольг ощутил чье-то присутствие. Волхв собрался с силами и зашагал через площадь, стараясь идти, как ни в чем не бывало. Кто бы не следил за ним, нападать в открытую противник не собирался, ждал, пока ратник свернет на одну из улиц. «Трое слева, двое справа, еще двое позади», – подсчитал кудесник. Это не простые воришки – все шаги и движение охотников были по-воински умелыми. Ведун не стал дожидаться нападения, он собрал побольше сил и, прям на глазах у преследователей, шагнул в Правь. Пресветлый мир не любил, когда им пользовались ночью, поэтому следовало поторопиться. Вот только, что теперь следует делать, Вольг никак не мог решить. С одной стороны, надо было изучить нападчиков, мало ли придется с ними сражаться. С другой – Правь способна помочь отыскать Молчуна. 

Но колдун не успел выбрать, Боги распорядились иначе. Кто-то выдернул Волхва из иномирья, ринув его о деревянный настил рыночной площади. Муж охнул, потирая ушибленный бок, попытался встать, но тут же получил вороватый удар по голове со спины. Темная осенняя ночь качнулась, еще более почернела и утянула за собой сознание седовласого воина.

***

Вольг ненавидел проклятый город, Зворыгу с Бориславом, пресловутых черноризцев с их вероломным стремлением захватить Русь. Но еще больше ратник презирал свою невнимательность. Кто бы мог подумать, что найдется мастер, который сумеет побороть его в Прави? И он был совершенно точно не из тех семерых преследователей. То был самый настоящий колдун! И то что ратник не смог его обнаружить, ущемляло его ведовскую гордость. Волхв желал оправдаться, что всему виной отрава, но себя не обманешь – воинов-то он заметил, так почему же ведьмака не смог? Прихвостень монахов! Кудесник принялся костерить предателя, стараясь тем самым заглушить чувство собственного стыда.

На этот раз он очнулся не в удобной кровати, а в темной, сырой каморе. Руки и ноги были накрепко связаны, так, что аж сводило жилы. Затылок неприятно холодило: мало ратнику было потревоженных боевых ран, так теперь еще и отравление с ушибленными головой и боком прибавились. «Дай срок, Зворыга!» – Бранился кудесник. – «Ты у меня за дарма целить будешь. На городской площади! Такую службу тебе сослужу, на весь Род позор ляжет!»

Но для начала следовало выбраться из заточения. Вольг выдохнул, расслабил все члены, чтобы тело сделалось буквально тряпичным. По остову потекли природные токи, но не так, как всегда – размеренно, а пульсирующими иглами. С каждым ударом сердца течение ускорялось, а иголки становились все острее. Кожу обожгло, словно крапивой.  Кудесник едва удерживал высвобожденную энергию, направляя ее строго на жгуты веревок – глупо бы вышло, окажись он во вражеском логове, в чем мать родила. Путы поддались быстро, осыпавшись на пол, будто гнилые нитки. Еще с четверть часа воин просто отлеживался, возвращаясь к привычному жизненному ритму и разминая затекшие конечности.

Клеть была три шага в ширину и четыре в длину, а высоты потолка едва хватало, чтобы ратник сумел выпрямиться. Он пошарил перед собой руками, ощупывая волглые мазаные стены. Двери не обнаружилось. Тогда кудесник проверил потолок, но и на нем никакого люка не нашлось. Оставался пол. «И не в тягость же кому-то было тащить меня наверх», – удивился про себя Волхв. Он только было собрался обследовать настил под ногами, как вдруг, снизу, послышался разговор. Точнее, говорил поначалу только один, другой же терпеливо выслушивал сбивчивые оправдания первого:

- Ваше святейшество, мы же не знали. Отец Фотий приказал всех подозрительный дикарей хватать не задумываясь. Кто ж там в темноте станет рассматривать – по виду ратник, здоровенный, как скала. И грамотка не к поясу прицеплена, а в кармане, в тряпьё завернута. Шел с богатой улицы. Думали, с заговорщиками заодно, вот и повязали…

- Неужто опосля не разглядел, что этот рус со мной в святую обитель днем приходил? – Спросил Амвросий.

- Разглядел, отче! – Подобострастно воскликнул собеседник. – Так ведь отец Фотий…

- А раз признал, то и пленять его не стоило. – Хоть старец и говорил спокойным тоном, но в каждом слове чувствовался нажим, доводящий война Господнего до исступления. Он боялся монаха, словно тот и был их всемогущий Бог!

- Помилуй, отче! – Воскликнул муж и обрушился перед черноризцем на колени.

- Господь милует, не я, – бесстрастно ответил старик, проходя мимо него.

- Ваше святейшество, – продолжал оправдываться воин, цепляясь пальцами за монашескую одежу чернеца, – он же колдун! Жрица-лилита (ссылка_4) достала его из воздуха!..

- Ты считаешь достойным рассказывать мне, как ночная змея помогает твоим головорезам в ловле дикарей?

Собеседник замолчал, трясясь под взглядом Амвросия, как осиновый лист на ветру. Кем бы ни была Праматерь Лилит, ее служанки считались еще худшими бесовками, чем все навьи вместе взятые. Жрицы, чуть что, взывали к черной материи Небытия, и в совершенстве владели извращенными знаниями о желаниях человеческой плоти.

- Твоя помощница, – голос Амвросия звучал надменно и властно, – чем-то опоила моего друга? Пагубно ли это?

- Нет, отче, – энергично замотал головой муж. – Через пару дней дурнота уйдет. Ида велела жене знахаря не усердствовала с зельем, иначе Волхвы бы увидели отраву.

- Ида – это твоя хазаринка-лилита? – Оборвал его святец.

- Да, но она не моя, – неожиданно расстроился собеседник. – Ида принадлежит Воеводе Добрыне.

- Что значит принадлежит? Она его наложница?

- Не знаю. Так говорит отец Фотий, – ответил муж. 

- Получается, Воевода Добрыня хазарской веры? Хм-м. Значит, и девка-Малуша неспроста к Князю Святославу в покои попала. Неужто, лилита? – Протянул Амвросий. – Ожидаемо, ожидаемо…

- Поговаривают, что так…

- Как же так случилось, что умный и хитрый колдун женился на нашей сестре? – Смягчился святец.

- О, – встрепенулся воин и попытался подняться с колен, рассудив, что черноризец сменил гнев на милость, раз соизволил переменить разговор. Но прыть его тут же была охлаждена острым взглядом старца. Муж смиренно уткнул глаза в сапоги Амвросия, боясь даже шелохнуться. – Сестра Иола – чаровница, – пояснил он, – хоть и не Ведьма. Ее имя от рождения…

- Меня это не интересует, – остановил собеседника святец. – Значит Фотий подложил жадному дурню бабу-обавницу… Мудро. – Похвалил он.

- Да, – закивал воин, – святитель знал, что лекарь и наместник строят козни против Великого Князя и его богоугодных родичей, вот и устроил Зворыге и Иоле встречу. – Муж попытался улыбнуться, но, вспомнив взгляд старика, скис.

- Вот, значит, как. – Амвросий огладил бороду. – Фотий уже успел сообщить о поимке предателей Новгородскому Воеводе?

- Мне того неведомо, – ответил воин. – Ида могла и самостоятельно весточку отправить.

- Что сталось с изменниками?

- Сейчас оба в заточении. Волхв на рассвете будет сожжен, а посадника сохранят до приезда дружины Воеводы Добрыни.

- Очень хорошо, – похвалил старец. – Фотий рассудил мудро. Однако, что он уготовил для моего друга?

Воин окончательно сник.

- Ну, говори же! – Навис над ним Амвросий.

- Не гневайся, отче! – Взмолился собеседник. – Моей вины в том нет. Отец Фотий прознал от сестры Иолы, что дикарь привел к лекарю Зворыге необычного мальчика, но того ребенка так и не получилось отыскать.

- Как так? – Удивился старец. – Рассказывай по порядку.

- Когда мы с воинами пришли за знахарем и наместником, то сперва очень удивились, увидев твоего друга. Но сестра Иола сказала, что он просто ратник, идущий с войны. Мы, отче, Господом и Сыном Его клянусь, перенесли руса в опочивальню бережно, словно грудного младенца, только что двери-окна заперли, если буйствовать вздумает. Потом уже сестра Иола нам про мальчика рассказала, мол, как только его к святителю Фотию приведем, он нас тотчас озолотит и всячески обласкает. 

- Наша сестра и мальчишку опоила?

- Не знаю, скорее всего, – заерзал воин. – Они с Идой подружки, так что наверняка зельем пользовали…

- Так что там с мальчиком? – Напомнил старец. – Вы его в доме Волхва не нашли, так?

- Да, святейший. – Подтвердил собеседник. – Весь дом обыскали, в каждый уголок заглянули. Слуг всех на улицу выставили, сами рядом с домом попрятались, думали, мало ли увидит, что все ушли, так и появится из своего укрытия. Но, нет, засел где-то, не сыскать. А как ночь опускаться стала, Ида пришла, сказала, отправляться нам восвояси, дескать, сама мальца покараулит. Мы и ушли. А дура-баба друга-то твоего не видела, в лицо его не знала, и мы о нем не сказали, решили, до утра проспит. Лилита его сначала за сообщника тех двоих приняла, а потом пригляделась, и про мальчишку напрочь забыла, так ей ратник полюбился. Пошла следом за ним от волховского дома, хотела к себе завлечь. Похотливая девка…

- Значит, мальчишку не нашли, а вместо этого притащили сюда моего друга? – Лязгнул металлом Амвросий. – Хотел бы я поглядеть на ту жрицу, которая свои желания наперед долга ставит.

Несмотря на питаемую к Иде приязнь, воин не стал вступаться за нее, рассудив, что своя голова дороже.

- Так что же Фотий удумал с другом с моим сделать? Неужто, пытать хочет, чтоб мальчишку выдал?

- Нет, отче, – ответил муж. – Дикарь приманкой сделается. Утром его обратно домой к Зворыге перенесем. Там он, глядишь, очнется и ринется мальчика искать, тогда-то мы ребенка и схватим. А за друга своего не бойся. Отец Фотий оказал ему милость за твое спасение, святейший: как только изловим мальца, дикаря приказано выставить прочь из города, а, чтоб не серчал, снеди ему с собой дать, да мошну денег.

- Что же станете делать, если ратник откажется выполнять пожелания Фотия?

- Не гневайся, святейший, – голос мужа дрогнул, – отец Фотий приказал тут же зарубить дикаря.

- Наперед надобно, чтоб он помог нам в ловле мальчишки, а потом уж и судьбу его решать станем, – вывел Амвросий. – Вы хотя бы догадались его связать?

- Конечно! – Воскликнул воин.

- Тогда я войду к нему один. Тем более, ты говоришь, он без сознания. Подожди меня за дверью, сам осмотрю его: желаю убедиться, правда ли этот рус – колдун, или хазарская бесовка себе цену набивает.

- Но я своими глазами видел, как Ида… – Воскликнул было муж, но вновь осел под взглядом Амвросия.

- Глуп ты, и разум твой скуден, – холодно сказал старец. – Похотливой девке доверяешь и мне перечишь?

- Я не… – Собеседник договорить не сумел, потому как дрожал всем телом.

- Прочь за дверь, пока не покличу! – Приказал чернец.

Упрашивать мужа не пришлось: так же, как и был на коленях, он спешно уполз за дверь, плотно затворив ее за собой. Амвросий же, кряхтя, пододвинул к чердачному лазу тяжелую лестницу, вскарабкался по ней, отодвинул задвижку, но, вместо того, чтобы самому подняться в камору, слез обратно вниз и сказал:

- Друг мой, он ушел. Спускайся. Знаю, что ты уже очнулся.

То ли Вольг за минувший день разучился чему-либо удивляться, то ли просто-напросто доверял старому монаху, но огрызаться и сквернословить на него не стал, а, стараясь не скрипеть ступенями, спустился к Амвросию.

- Не спеши сечь головы, – упредил чернец Волхва. – Чудовище побеждают хитростью, а не силой.

- Не понимаю тебя, отче, зачем мне помогаешь?

- Я еще ничем тебе не помог. Вот, когда вы с Молчуном за десять верст от города будете, тогда и будем считать, что я тебе помог, – ответил Амвросий. – Ты слышал все: друга твоего и посадника смерть ждет, и не важно от чьей руки. Исполни стариковскую просьбу – не геройствуй, не заставляй жалеть, что решился тебя вызволить. Лучше мальчика скорее отыщи, и оба уходите отсюда.

- А как же ты, отче? Что с тобой станется, если прознают, что помог нам?

- За меня не беспокойся, – улыбнулся Амвросий. – Ты, думаю, уже догадался, что я непростой монах, так что Фотий не посмеет против моей воли идти.

- Я все равно опасаюсь за тебя. Давай уйдем вместе, ты же странствующим чернецом зовешься, и искать тебя не будут, если надумаешь вновь отправиться в скит.

- Ты слишком благороден, друг мой, оттого тебя и сумели втянуть в междоусобную свару. – Старец протянул ему ту самую деревянную грамотку, которую дал утром, и которую давеча забрали воины Господа. – На этот раз привяжи к поясу. Она натерта лунным раствором, отчего в темноте хорошо видна. С ней до твоего лица никому дела не будет, так что с легкостью сумеешь пройти через весь город неузнанным.

- Как же прикажешь уходить мне из города? Может лаз какой подскажешь?

Чернец задумался.

- Мне известны два укромных выхода, – сказал наконец он. – Один из нашей святой обители, другой – из хором наместника.

- Значит, остаются только головные ворота, – вывел Вольг.

- Выходит, что так. – Старик огорчился: – Опять от меня нету прока.

- Не грусти, отче. Где наша не пропадала. Мне бы пару часов доброго сна, тогда сумею на утро Правь призвать. Ею с мальчонкой и уйдем. – Подбодрил черноризца Волхв. На самом деле, ратник лгал – никакую Правь вызвать он в ближайшие дни не сможет, потому как муть в голове от проклятого зелья, казалось, и не замышляла рассеиваться, наоборот, беспрестанно накатывала тяжелыми волнами.

- Ты великий кудесник, а я действительно слепец, раз не догадался, кто ты и почему так печешься о мальчике. – Вздохнул Амвросий. – Жизнь долгую прожил, а как был глупцом, так им же и остался.

Вольгу показалось, что святец вновь припомнил мальчика-руса, пожелавшего умереть, только бы не сделаться ничьей игрушкой. Так всю жизнь чернец и носил бремя на своей душе. Может, он и помогал Волхву и Молчуну, потому что желал через них отплатить свой роковой долг перед Богами-Предками? 

- Вот еще что, отче. Твой воин – обманщик, – припомнил кудесник. – Он сказал, что со своими дружинниками прогнал всех слуг из дома Зворыги. Но в хлеву я видел спящего конюха. Он был единственным человеком во всем хозяйстве. Я осматривался через Триглав. Молчуна так же нигде не было. Потому-то я и пошел искать Борислава и Зворыгу, думал с ними малец окажется.

Амвросий пожал плечами.

- Мне не ведомо, кто мог быть тот человек, которого ты увидел, но Господний служитель не стал бы мне врать, на то есть особые причины, – сказал он. – Да и не за него надобно волноваться. – Святитель подошел вплотную к Вольгу и поманил его пальцем, чтоб тот нагнулся поближе. – Жрица-лилита – вот главная забота. Не приведи Господь, ночная змея отыщет Молчуна первая. – Он набожно перекрестился. – Могу только догадываться, за какие такие заслуги боярину Добрыне пожаловали в услужение хазаринку. Но это не какая-нибудь привычная твоему пониманию Ведьма. Ее умения не принадлежат ни к одному из знакомых нам миров…

Вольг искоса глянул на старца: после креста на капище ратник бы уже ничему не удивился. Не впервой проповедник и радетель нововерия заговаривался, сваливая в одну кучу крамолу и крестовое учение. Может, именно потому отец Амвросий так сильно и отличался от того же Фотия, раз и навсегда отрекшегося от веры Предков?

- Небытие стихийно, – рассказывал монах. – Там нет Богов-Предков, кто бы сумел развеять или же умерить хаос. Там обитают совершенно иные сущности, которым нужна лишь чистая Ха-Ра (сслка_5), потому как сами они ее творить не могут. Это не бесы и не упыри – они во сто крат хуже!

- Это они помогли хазаринке выдернуть меня из Прави? Они настолько могущественные?

- Думаю, тебе лишь показалось, друг мой, что ты был в иномирье. – Ответил погодя Амвросий. – Ты же слышал, что лилита возжелала тебя и шла следом. Это был морок жрицы – ты видел свои желания.

- А потом появились дружинники Фотия и ей пришлось отступить, заодно вернув меня в Явь, – докончил Вольг.

- Полагаю, что так все и было.

- Тогда понятно, отчего я не почувствовал нигде этой женщины.

- Теперь ты осознаешь, насколько все серьезно? – Амвросий отчаянно схватил Волхва за рукав: – Умоляю тебя, друг мой, забудь хотя бы раз в жизни о долге чести, найди Молчуна и уходи. Господом и Предками заклинаю! Тебе нельзя попадаться бесовке. Нет ничего хуже для мужчины, чем быть соблазненным лилитой. Знаешь, почему девушки принимают порочное жречество Черной Праматери? Потому что получают от нее безграничные силы! И тем сила мощнее, чем ниже в своих помыслах и стремлениях падает жрица. Таких девушек издавна подкладывали в опочивальни вождям, чтобы заполучить золотые стольцы и захватить власть.

- И, если у Воеводы Добрыни появилась такая услужница, скоро по Руси сызнова поползет хазарская плесень, – задумчиво проговорил Вольг.

- Друг мой, не о том сейчас речь. Я о вас с мальчиком пекусь, а Русь пусть вече защищает.

- Часть вече подкуплено твоими собратьями, – напомнил ратник. – А им благоволит Добрыня. Сами не ведаете, что всего лишь орудием в чужой войне делаетесь. И выходит, что вороньим карканьем шелест змеи прикрываете!

- Мы не так наивны, друг мой. Всё знаем, – грустно сказал Амвросий. – Не простили Каганы Русь, хитростью решили взять. 

- Как ты, отче, зная все, можешь оставаться при крестовом сане? – Изумился кудесник. – Ты мудр, как Велесов филин! Почему же с ними?

- Потому что неисповедимы пути Господни и воля Предков, – уклончиво ответил старик. – А теперь ступай, не трать время.

Старик был прав: разговоры разговорами, а ночь уже начала меркнуть, и следовало поспешать. Вольг благодарно положил ладонь на плечо черноризца, чуть сжал:

- Молись, отче, и я стану.

Святец поджал дрогнувшие губы, указал рукой на едва приметную дверь в самом углу коридора.

- Меня Вольгом звать, – сказал уже на выходе Волхв и ушел, опасаясь тоже расчувствоваться.

***

В этот раз кудесник не крался ночными улицами, стараясь слиться с тенями, наоборот, шел в открытую, по центру дороги, нарочно растягивая шаги. Осенний холод немного остудил голову и усмирил бесовское зелье.

И все-таки, кто был тот конюх? Тогда Ида еще не успела увлечься Волхвом, значит то был не кажущийся человек. А ежели так, может он знает, где Молчун?

Несколько раз мимо Вольга проходили ни то городские стражники, ни то воины Господа, но во всех случаях, завидев светящуюся у пояса грамотку, дружинники теряли интерес к ночному ходоку и шли своей дорогой. Ведун пересек рыночную площадь, презрительно посмотрел на то место, где хазаринка обдурила и его, и своих сообщников, перешел на улицу, что вела к дому Зворыги, и тут снова ощутил чье-то присутствие. Больно много охраны бродило в эту ночь по городу. Кудесник вновь нарочито замедлился, но никто из темноты не появился, предпочитая осторожно следовать за ведуном. До хором лекаря оставалось шагов пятьдесят, когда преследователь, наконец, соизволил себя обнаружить. Наперво в воздухе поплыл сладкий запах курений.

«Ида!» – Тут же догадался Вольг. Ночная змея одурела от сладострастия и отчаянно желала удовлетворить свою похоть. Верно подметил Амвросий: ради собственных желаний жрица готова была забыть не то что о службе крестовым братьям, но даже о своем хозяине – Воеводе Добрыни. Личные стремления для лилиты приравнивались к стремлениям Черной Праматери и поэтому стояли поперед всего!

Запах восточных благовоний тягостным маревом окутывал ведуна. Хазаринка не желала более вредить приглянувшемуся ратнику, решила напросто одурманить, заставить желать ее. Волхв задержал дыхание, чтобы вновь не попасться на хитрость жрицы. Следовало срочно придумать, как от нее отделаться! Дом Зворыги был уже совсем рядом. Лилита тоже понимала это, от того делалась все смелее. Вот уже Вольг отчетливо слышал за спиной тихую поступь и дыхание бесовки!.. Кудесник изготовился, чтобы дать ей духовный отпор. 

Какой бы змеей хазаринка не была, Вольгу совершенно не хотелось отбирать у нее жизнь – не он даровал, не ему и обрывать. Да и что он за мужик будет, если станет драться с бабою. Внезапно лилита за его спиной сдавленно охнула и осела на деревянный настил. Ведун обернулся. Задержанный воздух сам собой сложился в удивленный свист: Ида оказалось молодой красивой женщиной! Встреть такую на улице, или еще где, никогда не сможешь позабыть. На секунду ратник засомневался, смог бы он устоять перед глубокими черными глазами. Теперь же прекрасные очи хазаринки мертвенно уставились в светлеющее серое небо, навсегда лишившись губительной силы.

Над прекрасной Идой стоял тот самый конюх! Обессиленный Вольг не мог сейчас разглядеть в нем Волхва, но простому человеку, пускай и искусному войну, не под силу застать врасплох служительницу Черной Праматери, да и оружия при убийце не было, значит, поразил хазаринку силой Триглава. 

Однако, перед ратником объявился не простой околоточный душегубец-вор, то был Следопыт – специально выученный Волхв, для которого не существовало слова «невозможно», было только понятие «так надо!». Но превыше всего для таких кудесников стоял долг перед Богами-Предками и вече. Следопыты выполняли всю грязную работу – они устраняли предателей и лазутчиков, или же искусно разжигали междоусобицы и так же заправски их тушили. В чести были любые средства, если они приносили желаемый результат. И появление подобного молодчика не сулило лично Вольгу ничего хорошего.

Тем временем чужак, словно и не замечая растерянности ратника, бесцеремонно обшаривал одежды Иды. Вскоре ему удалось обнаружить то, что икал – потаенный карман. «Конюх» довольно крякнул, достал скрученную в тонкую трубочку бересту, не разворачивая, сунул письмецо себе за пазуху и, как ни в чем не бывало, обратился к ошарашенному Вольгу:

- За божественного кудесника не беспокойся, он в целости и сохранности – бесовской яд мальчику не навредил. Я увел ребенка вместе с твоим конем за городские стены. В лесу ждет мой помощник, он сумеет позаботиться о них. А тебе, воин, следует поберечь силы.

Как видно, он не был новичком в своем ремесле: появление Вольга с Молчуном в доме Зворыги вряд ли входило в его планы, но то, с какой легкостью Следопыт подстроился под новые обстоятельства, внушало уважение и тревогу. Оставаться один на один с таким штукарем опасно – умелое убийство хазаринки было лишь тому подтверждением. Но чужак что-то хотел от ратника, иначе не стал бы перед ним в открытую разить Иду. Да и сомнительное заявление о «помощнике в лесу», на поруки которому были переданы мальчик с Буруном, смущало – не похож этот мил-человек на бескорыстного благодетеля.

- На, вот. – Следопыт продолжал удивлять: в руках его, словно по велению базарного ловкача возник холщевый мешочек. – Съешь-ка пару горошин, чтоб отраву скорее побороть. – «Конюх» вновь склонился над Идой: – Хороша, – причмокнул он с видом знатока. – Ядовита, но хороша!

Вольг выкатил на ладонь несколько горошин, понюхал их: какие-то травы, сдобренные ни то живицей, ни то горной смолой. Но тащить в рот неизвестно что Волхв более не собирался – с лихвой сегодня хватило, – поэтому решил для начала выслушать Следопыта, а потом уже с лекарством решать.

- Помощи твоей хочу попросить, – выдал наконец незнакомец.

Ратник исподлобья глянул на него. Бесплатный сыр, как известно, только в мышеловку кладут, и выходила эта мышеловка весьма опасной: мало того, что Вольга вновь втягивали в какое-то междоусобное плутовство, прикрываясь Молчуном и Буруном, так еще и гарантий, что ребенок и конь действительно спасены из проклятого города, не давалось. Да и сохранения жизни самому кудеснику после того, как тот поможет Следопыту, не обещалось.

- Грамотка, смотрю, у тебя ладная имеется. Небось от знакомца своего – монаха – получил? Да не смотри ты сычом. Мне, собственно, только эта самая грамотка и нужна. С ней ты без труда в дом крестовых служителей пройти сможешь, а заодно и меня проведешь.

- А что ж не Навью идти удумал? – Решил заговорить с убийцей Вольг.

- Зачем зря силы-то тратить? Тем более что крестовую берлогу неплохо бы в Яви изучить, чтоб на обратном пути на какие-нибудь препоны хитрые не наткнуться.

Вольг хмыкнул. «Конюх», видно, считал его простофилей: ну кто же поверит, что такой ухватистый малый пожалеет толику своей силы и потому не станет пользоваться иномирьем, чтоб оглядеться в обители монахов? Не хочешь в Нави глядеть? Что может быть проще: даже сам ратник, не будучи таким хитрецом, как Следопыт, догадался бы раздобыть черную хламиду, нацепить ее на себя и тогда глазей, сколько влезет, и ходи, где хочешь!  

Следопыт понял, что Вольг не купился на бредовую отговорку, но придумывать что-то новое и более убедительное не захотел. Ответил коротко и уже без изворотов:

- Сам все увидишь. Идем, а то светает.

***

Тело лилиты Волхвы перетащили в ту самую конюшню, при хоромах Зворыги, а сами отправились к крестовому дому. Вопреки былым словам, Следопыт шел за Вольгом Навью, и знал дорогу не хуже ратника, что вызывало лишь большее недоумение: зачем же тогда ему понадобился раненый седовласый вояка? 

Как и обещал «конюх» лекарские горошины помогли, и проклятая дурнота отступила, но Триглав пока никак не складывался. Наперво перед взором Волхва завибрировала Правь, помогая ратнику своим живительным светом отчистить тело и сознание от зелья. Вольг с удовольствием «умылся» сиянием, черпая его ладонями. Следом проявилось и зеленоватое марево Нави. Воин рассчитывал, что на ядовитые выбросы сбегутся мелкие навьи падальщики, но, как и прежде, их нигде не обнаружилось. Черные клочья отравы так и остались висеть в тягучем воздухе иномирья. 

Следопыт поймал хмурый взгляд Вольга. Так вот в чем дело! Чужак тоже заинтересовался исчезновением навьих. Кто бы мог подумать, что вечевым псам присуще любопытство. Надо полагать, чужак прибыл в город по какой-то другой надобности, но столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами, решил задержаться и разузнать, кто тот дюжий умелец, который сумел прогнать духов из целого города! Но для чего тогда потребовалось убивать Иду? Или же «конюх» считал ее тем мастером? Конечно же хазаринка не была праведницей, но вряд ли ей хватило бы силенок избавиться от навьих. Да и не могли они помешать ночной змее настолько, чтобы желать их исчезновения. Значит, поработал кто-то другой. 

На рыночной площади Следопыт остановился. Он вернулся в Явь, короткими перебежками миновал торговые лотки, оббежал по кругу вдоль крайних домов, у некоторых стен задерживаясь чуть дольше. Наконец, вернулся обратно к ратнику, позвал его под навес одной из лавок, чтоб кто сторонний не смог их разглядеть и подслушать.

- Смотри-ка, что нашел. – «Конюх» небрежно кинул находку Вольгу. Тот поймал. На ладони оказался ничем непримечательный камешек, только что едва заметные царапины складывались в незнакомый воину узор. Сама собой подобная метка образоваться не могла – больно затейливый рисунок был – значит, оставил ее человек умелый.

- Думаю, если побродить по городу, можно много таких собрать, – сказал Следопыт.

- Как догадался камни искать?

- Случайно получилось. Рассчитывал найти хоть что-то, а он единственный Навью отторгался, – нехотя ответил «конюх». – На письме, что при лилите было, выжжен такой же знак. С таким же клеймом Новгородский Воевода тайные записки получает.

- Хазарское письмо? – Удивился ратник, но тут же, глянув на камешек повнимательней, помотал головой: – Нет. Больше на византийскую резьбу похоже. Вот, видишь изворот в какую сторону? Так хазары не пишут, а подделка еще больше выдала бы себя. Тем более, говоришь, что много таких нарезано должно быть. Слишком затруднительное занятие вышло бы, возьмись мастер подделывать хазарскую манеру. 

Следопыт недоверчиво глянул на Вольга. Казалось, он успел пожалеть о своем решении связаться с ратником. Наверняка думал, раз тот трижды попадался на хитрости крестовых служителей и Иды, то вряд ли окажется смышленым и, не задавая лишних вопросов, выполнит все, о чем не попросит «конюх». 

- Я так думаю, – продолжал Вольг, вертя в пальцах камешек, – чтобы навьи пропали, на них ловчая сеть должна быть по городу расставлена. А раз так, наперво надо ее узор понять.

- Или у кого-нибудь вызнать, – закончил мысль чужак.

- Может тогда ты знаешь, сколько в городе обитает кудесников, и кто они таковы?

Следопыт довольно хмыкнул – Вольг в точности повторил его же рассуждения: Триглав цельным, или же правый и навий миры по отдельности доступны только русичам, значит, помогал кто-то свой. А еще он должен очень хорошо знать город, чтобы правильно сделать закладки.

- Есть две Ведьмы, но они еще юны и державные споры их беспокоят мало. Два старика-Волхва, у одного есть малолетний ученик не многим старше твоего звездного странника. – Следопыт выдержал паузу. – Ну, и остается твой друг – Зворыга…

- Он терпеть не может крестовых служителей, – возразил Вольг.

- А хазарское и византийское золото? Когда жадность и ненависть застят глаза, становится не разглядеть очевидного.

Не зря Следопыт ел свой хлеб – все успел разнюхать! Ратник не ведал, сколько времени «конюх» пробыл в городе, и с какими сведениями он прибыл сюда, но про тесную связь прелатов с Каганами знал наверняка. И раз уж упомянул византийское золото – а у монахов Зворыга денег брать бы все же не стал, – выходило, что Басилевс имеет свои интересы на Руси, о которых рядовым крестовым служителям ведать не положено. И интересы эти наверняка с Каганскими схожи. Тогда и с меченными камешками сходилось: резьбу выполнили византийские жрецы, а продажный Волхв разложил ловушки в укромных местах. Но для чего старый друг лишил себя и других кудесников навьих осведомителей? 

Наверное, у Вольга было все написано на лице, раз Следопыт вопреки своей рабочей скрытности решился на объяснение:

- Лекарь это сделал ради своей любовницы – хазаринки Иды. Чтоб за ее деяниями никто из ведунов подсмотреть не мог, и до вече слухи не донеслись, что существует некий союз Каганов и Басилевса. А друг твой просто попался.Тоже мне, сластолюбец! – Чужак усмехнулся. 

Ратнику же сделалось не до веселья. Путаница какая-то: монахи присватали Зворыге в жены крестовую сестру, а знахарь при этом якшался с Идой? Выходит, Иола и хазаринка не просто подружки, а сообщницы! Неужто две бабы по своему умыслу дурили мужиков?

- Хорошо потрудились девки, а? – Восторженно спросил Следопыт, вновь угадав ход мысли вояки. – Это же надо так всем головы задурить. Если бы не Черной Праматери служили, сам бы лично перед вече их представил. Знатные Следопытки вышли бы!

- Зачем ты убил Иду? – Решился спросить Вольг. Ему совершенно не хотелось впутываться еще больше в державные интриги, но тут уж был его личный интерес – вроде как из-за бесовок старинный друг Зворыга сделался предателем, и ратнику очень хотелось разузнать, с какой целью обе лилиты так старались. Самым же коротким способом дознаться правды был допрос Иды. И то что Следопыт, зная положение вещей, убил ее, вызывало вопросы: «конюх» был слишком расчетливым, чтобы глупо проколоться, значит расправился с ночной змеей умышленно.

Лицедейское балагурство, которым чужак до этого прикрывался, исчезло без следа. Все это время он не пользовался Триглавом, чтобы угадывать мысли Вольга, полагаясь только на собственный жизненный опыт, но теперь глаза Следопыта смотрели на седовласого вояку всезнающе зорко.

- Тебе лучше забыть обо всем, что ты видел и слышал за минувшие день и ночь. Твоя забота – воспитать божественного кудесника, а не вмешиваться в тайные дела державы, – процедил он. – За друга своего, знахаря, тоже не беспокойся – он предатель, и будет заслуженно наказан врагами. 

- А наместник? С ним что станется? Он же никого не предавал…

- Посадник Борислав виновен в том, что полез, куда не звали. И закончим на том! – Следопыт усилием воли вытолкнул Вольга из Нави, а сам зашагал через площадь к лучам нижних улиц, всем видом показывая, что больше не намерен быть учтивым и словоохотливым малым. Черты его лица сделались жесткими, а глаза холодными. Ратнику ничего не оставалась, кроме как пойти следом за ним Явью.

***

За десяток шагов до дома крестовых служителей чужак жестом остановил Вольга, и прошел опять же Навью внутрь. Он отсутствовал с четверть часа, когда же Следопыт вернулся на его лице вновь появилась доброжелательная улыбка.

- Не скучаешь? – В былой манере спросил он ратника. – Теперь твой черед оказывать услугу. – «Конюх» красноречиво указал на грамотку у пояса Волхва. В бледно-осеннем рассвете дощечка выцвела и сделалась серой. Следопыт же, наконец, решил раскрыть карты: – Облюбовавшей тебя хазаринке, пади, скучно без подружки. Не подумай, тебя не заставлю мараться. Сам все сделаю – служба у меня такая, – он виновато улыбнулся, снова ударяясь в шутовство. – Приведи вторую бесовку, куда скажу.

- Что за тем? – Хмуро спросил Вольг.

- Поможешь мне собрать ловушки на навьих, и дела мои здесь закончены, – ответил запросто «конюх».

Ратник не представлял, каким образом будет зазывать с собой Иолу, да и как ему вообще до́лжно попасть в крестовую нору? Пройти Навью, а потом появиться уже внутри – было слишком рискованно. Вольг подошел к двери с приколоченным крестом. Он в точности помнил пароль, который выстукивал отец Амвросий, когда минувшим днем пришел сюда. Но на его стук явился сам красноризец, а кудеснику этого ни в коем случае было не нужно. Значит, требовалось что-то простое, что может запомнить даже дремучи дикарь. 

Вольг грозно нахмурился, нарочито выпятил поясную грамотку, трижды постучал в дверь, всем видом показывая свою значимость. Как-то довелось Волхву быть в походе с одним знатным, смуглолицым воином, что был отряжен восточным Султаном русскому княжескому войску в проводники по дальним пустынным землям.

Воевода был важным. Он гордо восседал на своем тонконогом скакуне, демонстрируя, что главнее его во всем обозе не сыскать. Воин шел со своими ратниками отдельно от русов, словно те были какой-то грязью под ногами его смоляного коня. Но как только дело клонилось к ночи, и войско разводило вечерние костры, иноземец оставлял своих людей трапезничать в восточном стане и с одним только старым слугой шел в русский лагерь. Приходила пора для удивительных побасенок. Восточный боярин был прекрасным сказителем! Он раззадоривал воображение дюжих молодцев россказнями о волшебных полунагих красавицах, танцующих страстные танцы в вечнозеленых садах султанских дворцов. Рассказывал о хитрецах и мудрецах востока, о быте простого люда и могущественных духах пустыни. Он объяснил, что в его родных землях простолюдины обязаны гнуть спины перед надменными богачами. От того-то чужестранец и не мог показать русам своего почтения днем, ведь на него глядели его воины, привыкшие подчиняться знати.

Вольг тотчас припомнил науку иноземного Воеводы. Отец Амвросий-то тоже вел себя с несчастным воином Господа высокомерно, и тот боголепно преклонялся и трепетал перед монахом. Волхв рассудил: ежели крестовые служители мнят себя рабами их Бога-Господина и до чертиков боятся старших братьев по вере, значит и заносчивого руса могут посчитать не за простого дикаря. 

За дверью послышались шаги, но засов – его уже успели сменить на новый – отпирать не спешили.

- Чего сопишь? Отворяй! – Рявкнул кудесник и еще больше надулся важности.

- Назовись! – Пискнул с обратной стороны юный послушник.

- Много будешь знать, скоро состаришься, – свирепо ответил ратник.

Мгновение мальчонка думал, что же ему делать, ведь по науке старших братьев он обязан был дознаваться у каждого пришедшего, кто таков, если тот не отстучал потайного пароля. С другой же стороны, тон визитера не терпел возражения. Нет уж! Лучше получить нагоняй от взрослых за самоуправство, чем недостойно встретить какого-нибудь важного гостя.

Рус-дикарь, хоть и был сед, не уступал воинам Господа в могучести. Послушник никогда еще не видел таких здоровенных дружинников. Поведением же пришлый ратник больше походил на взбесившегося быка, и, если бы не грамотка на поясе, юный монах ни за что не впустил его в дом.

Отрок отступил от двери, позволяя гостю войти.

- Кто из отцов бодрствует? – С порога напустился на него Вольг. – Почему меня встречает сосунок?

Мальчик растеряно замямлил что-то про раннее утро, и вверенные ему духовными отцами обязанности ночного привратника, и что его не успели еще сменить старшие братья. Именно потому, что послушник заступал на пост вечером, а днем спал, он и не узнал в Вольге вчерашнего друга святца Амвросия. И уж тем более не смог бы распознать в наглом госте ночного пленника воинов Господа.

- Бездельник! – Рявкнул Волхв, чем еще больше смутил паренька. – Ежели старших братьев не дождаться, так хотя бы где сестру Иолу надобно искать? Или она тоже «отсыпается»?

- Вовсе, нет! – С готовностью ответил послушник. – Сестра Иола с вечера у алтаря молится. Отец Фотий сам грехи ей отпускает!

- Веди! – Приказал кудесник и доверчивый отрок повел его изворотливыми ходами в молельню.

Вскоре перед ними выросла дверь. Вольг спровадил послушника обратно к выходу, чтоб не подглядывал. Тот с радостью сбежал от скандального гостя.

Кудесник прислушался: в коридорах стояла тишина. «Тоже мне, богомольцы! – Усмехнулся про себя ратник. – Уж день зарделся, а они все дрыхнут. Не сильно, видать, их Бог сырость осеннюю любит.» Он потянул ручку массивной двери: «Надо же, словно сокровищницу обороняют!» И в правду, петли были сделаны нарочно тугими, чтобы кто попало не смог войти незамеченным. Ведун поднавалился на дверь, чуть приподнял ее на плечо, чтоб шуму не издавала. В ответ на это, с обратной стороны, глухо отщелкнула задвижка. «Диво дивное! – Вновь немо подивился колдун. – Что ж там за отпущение грехов такое, раз запираться надобно?» И тихонько, на подсаженных петлях, отварил дверь.

Вольгу никогда до сего утра не доводилось бывать в божницах крестовых служителей, однако раз посчастливилось заглянуть в роскошное святилище восточного визиря. По мнению кудесника, духам пустыни привычнее было бы, взывай к ним люди не в золоченом доме, а среди песчаных гор, но в тех краях богатство измерялось не духовной милостью Богов, а весом сундуков с различным добром, и этого отношения никто не скрывал. Чернецы же, наоборот, взывали к людской скромности, и уговаривали отринуть житейскую роскошь, сами же, как видно, не шибко страдали от недостатка жира.

Пока ратник во все глаза рассматривал убранство комнаты, маленькая дверка чуть в стороне от алтаря открылась и в молельню зашла Иола. Нет. Не зашла – вплыла! Воздушная золотая накидка ни чуточки не скрывала женской красоты, наоборот, обрамляла ее, словно оправа самородный камень. Пропала вся былая кротость, явив свету позорную распутность.

Женщина на миг оторопела, увидев Вольга, но, верно, рассудив, что рус теперь находится под властью подружки лилиты, как ни в чем не бывало прошла к самому алтарю и бесцеремонно уселась на него. Прозрачная накидка сползла с плеч и спины бесовки. Ведун стоял супротив нее с каменным лицом. Игра в любовника хазаринки была ему на руку. Иола поджала губы, позавидовав колдовству хазаринки.

- Тебя Ида прислала? – Ревностно спросила она. Вольг кивнул. – Вестника не стала отправлять, а тебя прислала? Похвастаться решила? – Иола хищно улыбнулась. 

Не такими уж и подружками оказались на поверку лилиты – не в первой, выходит, друг дружке золу в глаза сыпали. 

- Хочешь своего друга-Волхва повидать? Считай это маленькой услугой. – Бесовка соскочила с алтаря, вплотную подошла к Вольгу. – Я не такая жадная, как Ида, много от тебя в обмен не попрошу.

Кудесник молчал, безразлично взирая на соблазнительницу, от того распутная красавица раздражалась еще больше.

- Что ж, тогда знай! – Выдохнула злобно она. – Муженек мой, – она усмехнулась, – тоже купился на чародейство Иды. Думал, я не замечу их тайных переглядываний? Пусть Зворыга и был ничтожеством, от объятий которого меня тошнило, но даже его дрянь хазарская не пропустила – к рукам прибрала!

Вольг насторожился: что еще за «был»? Но Иола продолжала хаять «подругу».

- Мало ей Воеводы Новгородского, до самого Князя добраться удумала. Только Воевода не такой простак – он-то знает все про Иду и сам кого хочешь обдурит. Пользуется ею, как заблагорассудится, спуску не дает, при себе держит. Так ей и надо! – Иола обвила шею Вольга руками, прильнув всем телом к нему. – Пусть забирает себе их всех, только ты – стань моим!

- Тебя Ида ждет, – сказал Волхв, снимая с себя ее руки.

- А как же твой друг Зворыга? – Вновь подступилась бестия.

- Безразлично.

- Вот как? – Иола медленно отступила обратно к алтарю, оперлась на него бедром. – Даже если скажу, что его с прошлого вечера черви трупные подъедают? Так что на костре не живак, а мертвец пылать будет, и, вроде как, милость ему посмертная оказана – не в землю зароют, а по крамольному обычаю сожгут. Что глядишь тупо? Любовница твоя хазарская позаботилась, и наместника здешнего тоже смертью поганой уважила, чтоб Новгородскому посаднику не проболтался, чем она тут занимается! – И лилита грянула диким смехом.

За потайной дверью тут же послышалось шевеление и сонный мужской голос спросил:

- Голубка моя, ты что там делаешь? Рано ж еще…

- Сон жуткий приснился, помолиться вышла, чтоб страх развеять, – ответствовала смиренно жрица. Отец Фотий вполне удовлетворился таким ответом и более вопросов не задавал, вновь погрузился в дрему.

Пока Иола переговаривалась со своим святым любовником, Вольг жалел только об одном, что не он свернул шею проклятой хазаринке.

Может оттого отец Амвросий и умолял позабыть про Зворыгу и Борислава? Наверняка знал, что не жильцы они, и вызволение их – пустое дело. А «женушка-то» тоже дрянь еще та, сама неровен час знахаря отравой пригостила бы!

- Идем. – Волхв взял ее за плечо и дернул к выходу.

- Так предлагаешь мне идти? – Иола потянула с себя накидку: – Или, может, так? – Золотая ткань скользнула к ее ногам.

- Да хоть как. Ида сказала тебя привести, значит в любом виде пойдешь.

- Даже силой поведешь? – Лилита попыталась высвободить плечо и вновь обнять ратника, но Вольг тряхнул ее как следует, чтоб не вырывалась. Женщина не обиделась на такую грубость, наоборот, зажглась еще больше, прошептала: – Будь моим, ярый муж!

Кудесник не стал дожидаться очередных выкрутасов бесовки, сдернул со стены тяжелый пурпурный занавес, завернул в него Иолу и потащил к выходу. Она не упиралась – жрицу забавляло происходящее.

- Мне босиком идти? – С усмешкой спросила она. Ведун не ответил.

Они вышли в коридор. Крестовый дом продолжал спать, только что юный послушник бодрствовал, вглядываясь в страницы молельной книги, едва подсвеченные тусклым светом черно-жирной лампы.

- Спи! – Приказал ему Вольг, не дожидаясь пока мальчонка обратит на них с Иолой внимание.

Ночной привратник тут же уткнулся носом в книгу и мирно засопел, даже не успев сообразить, что приключилось. Жрица восхищенно вздохнула:

- Зворыга тебе и в подметки не годился, Волхв!

Но тот пропустил похвалу. Не выпуская бесовку из захвата, свободной рукой ведун стянул с послушника сапоги, швырнул их под ноги лилите, скомандовал:

- Одевай.

Иола поморщила нос. Потертые юношеские чеботы выглядели ужасно и никак не подходили к пурпурному облачению. Но спорить с милым сердцу мужчиной, не осмелилась. Белые ножки скользнули в горлышки поношенных сапог.

- Твоя дикость, рус, словно природная стихия – необузданная! Как думаешь расплачиваться за свою грубость?

Вольг вновь промолчал и выволок ее на улицу. Ратнику казалось невероятным, что Иола ни капельки не боится его, и уж тем более неожиданной была тяга обоих лилит к седовласому вояке. Красавцем руса нельзя было назвать даже в далекой молодости, а после сотен сражений лик и тело ведуна и вовсе перестали походить на человеческие – обветренная корка кожи, сплошь усеянная рубцами, ныне сравнилась бы по грубости, пожалуй, только со шкурой болотной гадины, живущей в южных землях.

Навь завибрировала перед глазами Волхва. Это Следопыт указывал ему дорогу. 

- Куда мы идем? Нам далеко? – Забеспокоилась лилита. Она не видела иномирья, зато прекрасно чувствовала тонкие колебания материи.

- Куда Ида сказала тебя привести, туда и идем. – Вольг продолжал играть роль хазарского раба.

Ровный тон ведуна чуть успокоил жрицу, но нервозность осталась. Чтоб заглушить ее, лилита вновь принялась уговаривать ратника предать Иду.

- Ты же – рус. Зачем тебе хазарская змея? Давай сбежим. Я стану тебе женой, а ты мне – мужем. Клянусь, я не дам тебе пожалеть ни на секунду, что выбрал меня…

- Пришли, – оборвал ее Вольг. Они стояли в глухом тупике, куда приличный люд не завернул бы даже в солнечный день, не то что в унылый и мрачный осенний.

Иола огляделась, но выказать удивления не успела, тут же перед ней возник Следопыт. 

- Дóбро ли тебе живется, женушка? – Спросил нарочито ласково он.

Вот те на! Седовласый вояка даже рот от удивления разинул.

- Любомир! – Одними губами прошептала лилита. В миг пропала вся ее былая похоть, уступив место слепому ужасу.

- Долой это имя! – Злобно рыкнул Следопыт. Он напрочь забыл про Вольга. – Нету больше Любомира. Ты убила его, иль собственная подлость позабылась?

«Конюх» наступал на Иолу, наслаждаясь ее отчаянием. Лилита же всем телом старалась вдавиться в стену ближнего дома. Она наверняка попыталась бы сбежать, только вот сильная рука Вольга, как и прежде, держала ее, будто кованная скоба, не оставляя шанса на спасение.

- Мне приказали, я не знала, – сбивчиво забормотала бесовка, трудясь скинуть с себя пятерню ратника. – Ты же знаешь, я души в тебе не чаяла, только тобой дышала. Помнишь, о детишках мечтали, чтоб не меньше дюжины народилось. Я, правда, хотела…

- Правдой на Руси не разбрасываются! – Пресек мольбы Следопыт.

«Эге, – протянул про себя Вольг. – Может оно и удачно, что супругой Предки меня обделили. А то вон ведь, как бывает... Не соврал воин Господний – Иола-то и впрямь обавница знатная. Ладно еще глупца-Зворыгу околдовала, но ведь и Следопыта приворожить сумела… Чудеса Божьи!»

- Вот что, воин, – между тем обратился к Вольгу «конюх». – Пойди-ка, погуляй. Я найду тебя позже. Мы пока с супружницей разъясним кое-что. А то, гляжу, ее подружка ждет не дождется.

- Нет! – Возопила Иола. Она вцепилась ратнику в руку, забормотала: – Не уходи! Не бросай меня с ним наедине! Он – чудовище. Убереги от него. Век твоей буду!

Вместо ответа Вольг расцепил её пальцы и, выпустив бесовку из захвата, нарочно подтолкнул к «конюху». Не в его правилах было терпеть издевательства над женщиной, только вот лилита могла ею считаться исключительно за данное Богами тело. В ней и человеческого-то ничего не было, лишь бесовская погань! И, если уж и вправду была когда-то подослана к Следопыту, да еще и убить его пыталась после всех свадебных клятв на капище, значит по судьбе – суду Богов – след ей идти туда, откуда набралась черного колдовства – к змеиной Праматери!

- Про камни вызнать не забудь, – напомнил «конюху» ратник и вышел из мрачного переулка. Называть Следопыта чужаком, Вольг больше не мог – слишком уж сочувствовал его семейному горю.

***

Вялое кукареканье едва слышалось из дворов – нехотя горластые птицы возвещали приход утра. Даже псы лениво ворчали из своих будок, пряча черные носы от надоевшей сырости. Дождь зачастил. Тягучие нитки сплетались под ногами в грязные лужи. Непроглядная серость окутывала город мертвенным саваном. Не верилось, что еще пару месяцев назад над головой пылало летним жаром Солнце, и обильному дождю молились, а не проклинали, как сейчас.

Ноги сами собой вынесли Волхва на рыночную площадь. Казалось, что здесь сходились не только все городские дороги, но и многочисленные жизненные пути, которые Вольгу пришлось пересечь за неполные два дня. Разум и ведовские обычаи требовали поминальной песни по Зворыге и Бориславу, сердце же говорило жестокое – поделом! Следопыт все правильно сказал: его, Вольга, дело – забота о Молчуне, а не державные распри. Пусть будет так. Навоевался, надобно и честь знать. Время довериться молодым и ярым – им настала пора Русь-Матушку защищать, а старикам – молодняк премудростям учить.

Кудесник давно уже решил, куда направит свои стопы, когда воинский дух покинет его, всецело уступив место волховской мудрости. Примеченная им тихая деревня неподалеку от Ра-реки (ссылка_6) звала к себе сильнее прежнего. Вот, где и Молчуну детство радостное будет, и стареющему ратнику покойно станет. Еще бы отца Амвросия с собой увести… Совестно Вольгу было оставлять кающегося чернеца в вороньей стае. Но упрямец ни в какую не согласиться тихо и навсегда уйти от крестовых братьев. Еще надобно разобраться, чего он себе за рок такой придумал,говоря, что воля Господа и Предков неисповедима.

Холодный дождь лил уже вовсю. Вольг пристроился под навесом одного из торговых лотков. Промозглость пробирала до костей. Кудесник старался умеренно расходовать тепло Ха-Ра, затаенное под сердцем. Что-то задерживался Следопыт. Неужто не смог справится с хитростью черной змеи? Как же тогда следует поступить ратнику? Исцеленный Триглав теперь позволит самостоятельно выбраться из города и отыскать в лесу помощника Любомира и Молчуна, но бросать волховского побратима на растерзание крестовым служителям было не по совести. Ратник только собрался идти обратно к безлюдному закоулку, как в пелене дождя обозначилась одинокая фигура.

Следопыт более не скрывался, да и шел как-то непривычно медленно, словно во сне. Глубокая морщина расчертила его лоб. Убил. Решительно – убил!

- Идем, – сказал он. – Уберем византийские ловушки, и прочь отсюда.

Ушло пару часов на то, чтобы отыскать заколдованные камни в переулках и канавах сырого города. Редкий люд обходил стороной двух насквозь вымокших мужей, слоняющихся каждый своей дорогой по глухим тупикам и копающихся в прошлогоднем гнилом сене. Вскоре на улицах стали появляться первые навьи – обездоленные Зворыгой и лилитами Домовые пока еще в одиночку, без жен и скарба, шли проверять свои прежние угодья. 

Несколько раз мимо Вольга пробегали взмыленные стражники, скорее всего разыскивающие наместника Борислава. Каждый раз кудесник приваливался плечом к уличной стене и принимался распевать пьяные песни. Вот еще одно зелье – вино – заморский подарочек, подавляющий волю и ярую силу. Напившись пьяным люд тупел и делался податливым на любые убеждения. Волхву доводилось видеть, как дюжие мужики, насосавшись кислого пойла, впадали в разнузданное буйство и принимались вытворять такое, чего на трезвую голову и подумать-то было страшно.

Видать, пьяницы в городе были не в новинку, от того стражники равнодушно пробегали мимо горланящего ведуна. Чуть погодя к ним присоединились и воины Господа. В отличие от дружинников, последователи новобожия не носились по дворам безумным стадом, а шаг за шагом прочесывали улицы. Они-то кого искали? Иду? Иолу? Деревянная грамотка отгоняла от Вольга крестовых радетелей, будто святой оберег распоясавшихся бесов.

Вскоре появился Следопыт. Он более не скрывался в иномирье, шел открыто, да и выглядел еще хуже, чем после убийства лилиты.

- Я закончил. У тебя как? – Спросил он. Ратнику показалось, что речь его сделалась какой-то ватной, с трудом подчиняющейся воле кудесника.

Вольг похлопал себя по карману:

- Все нашел. Уходим?

Следопыт кивнул. И нужно было бы тотчас шагнуть в Навь, чтоб ею выйти за городские стены, только «конюх», вдруг стал оседать на дорогу, как-то в одно мгновение превратившись из взрослого сурового Волхва, в изнеможенного мальчишку! Подвели Волга чутье и глаза – Любомиру не было и тридцати лет.

«Кто же ты такой, мил-человек, раз лилита сыграла с тобой в жестокую игру?» – Ратнику ничего не оставалось, кроме как взвалить бедолагу себе на плечо и отправиться с ним на поиски временного укрытия, где можно было переждать городскую суматоху, и дать Следопыту время прийти в себя – слишком уж тяжел был Любомир для раненного воина, чтоб идти с ним наперевес через иномирье. На всякий случай Вольг оглядел его через Правь. Телесных ранений не было, зато пострадала самая нежная часть естества – душа. 

***

Успело стемнеть, когда Следопыт очнулся. Он долго глядел в потолок заброшенного хлева. Сквозь дыры в крыше виднелось редкое для осеней поры глубокое ночное небо. Северный ветер гнал по нему рваные облака, предвещая скорые заморозки. 

Вольг не торопил Любомира, просто искоса наблюдал. И вскоре тот заговорил.

- Я сын ростовского боярина и сельской Ведьмы, – голос Следопыта сделался тихим, не в пример прежнему. – Встретились родители случайно: отцова дружина остановилась в деревни, где мать держала ведовское смотрительство. Мне посчастливилось родиться Волхвом, пускай и без особых способностей. У отца к тому времени уже имелось обширное семейство, но он от меня не отрекался, хотя и признавать кровником на людях не спешил.

Мать растила меня одна, по мере своих знаний учила волховскому мастерству. Я же больше любил играть с ребятней в прядки, да загадки всяческие разгадывать. – Любомир вздохнул. Всякий раз, когда он вспоминал мать, ему делалось тяжко. – Но детское счастье закончилось внезапно. Когда мне исполнилось десять, маму забрали Боги. В то лето дядька Перун больно лютовал, много лесов и садов пожег. Вот и отправилась мать к святилищу подношения людские возложить, да уж более не вернулась. По дороге летающее Солнце ее ужалило. Со смертью Ведьмы прошли и грозы – с лихвой Предок воздаяния принял. 

Прознав о случившемся, отец забрал меня в Ростов, только не в семью взял, а тамошнему вече в ученичество отдал. – Любомир криво

улыбнулся: – Учится мне не нравилось, больше душу грело с мечом упражняться. Еще имя это дурацкое на празднике взросления дали…

Не успел я выйти за ворота учёного двора, как меня тут же решили женить. Семнадцатое лето только успел встретить, и тут же под венец! Мачеха вздумала заботу обо мне со своих плеч на супружьи переложить, всерьез невесту подыскивать начала. А я не стал дожидаться ее выбора, сбежал ночью, будто вор. Решил, пока сам себе девку для женитьбы не сыщу, никто волен надо мной не будет. 

Два года меня болтало по городам и весям. Думал, как ты, ратником сделаться. Только не принимали меня. Говорили, мол, мечом управляешься ловко и колдовать ладно умеешь, только в дружине без надобности. Оказалось, отец позаботился, чтоб на службу нерадивого сынка не брали, – он опять покривился, – больно уж хотел вернуть меня обратно в Ростов. Но я продолжал своевольничать, пока не пришло мое девятнадцатое лето. И тогда появилась она. – Любомир замолк, сглатывая ком. – Всегда думал, что старухи лгут, когда про мгновенную любовь рассказывают. Не бывает такого, чтоб, раз, и с места сдвинуться не можешь, словно ноги к земле примораживает… – Следопыт закрыл глаза рукой. – В то время ее звали Лебёда. Лебёдушка… Это имя ей удивительно шло: кроткая, белая, гибкая. От взгляда на нее меня ни то что приморозило – я окаменел, разом лишившись зрения и слуха! Впервые я чего-то так страстно возжелал. Все готов был положить к ее ногам, жизни своей не пожалел, лишь бы моей была. 

Любомир вновь вперил глаза в крышу.

- Думал, – заговорил он, – что сойду с ума от счастья, когда Лебёда ответила мне взаимностью. Отец с мачехой ликовали, что такой бездарь, как я, сумел отыскать пускай и не знатную, но скромную и покладистую девушку. Красота же моей избранницы покоряла всякого, кто глядел на нее: Лебёдушка была нежна и свежа, словно луговой цветок. Пусть не Ведьма, пусть сирота… Но так и у меня с родичами не все складно было.

Вскоре сыграли свадебку. Отец на радостях даже отдал нам один из своих Ростовских домов в надежде на скорых внуков. Но зимой случилась беда.

Лицо кудесника сделалось мрачным.

- Раз, к вечеру, отец вызвал меня к себе. Мело ужасно. Улицы пусты, только гул ветра разносится… Жутко. Прячась от снега, я шел Навью, когда перед глазами встал образ моей прекрасной жены. Виденье манило меня, призывая идти за ним. И я пошел. Но чем путаней становились улицы, тем призрачней делался мираж. Боясь сбиться с пути, я вернулся в Явь. И, даже не почувствовал, увидел, что одежда на мне сплошь изрезана. Лохмотья, залитые кровью, мгновенно схватывались морозом. На мне не было живого места. Ветер и снег жалили раны, отбирая тепло и жизнь. Шаг за шагом я брел неизвестно куда, старался понять, как подобное могло приключится. Но чем больше напрягался, тем сильнее меня одолевала усталость. Несколько раз я падал, потом поднимался, и вновь обрушивался на ледяную дорогу, полз, как побитый пес на брюхе… – Желваки дернулись, исказив лицо Следопыта. Но он продолжал:

- Перед тем как потерять сознание, я увидел жену. Подле нее стояла Ида. Я тянулся к ним из последних сил, взывал о помощи, но мои убийцы просто ушли, бросив на верную погибель.

Вот только зря жрицы не дождались, пока умру. Проходивший мимо ремесленник оказался знакомцем отца, он-то и спас меня – чудо явили Предки, по-другому не скажешь. После той ночи лучшие знахари Ростова два месяца, денно и нощно, целили меня. Бесовской яд и ранения долго не позволяли даже вольно дышать. К весне я иссох настолько, что дядька ключник, служивший в ту пору у отца, без труда мог вынести меня на руках во двор и занести обратно, хотя за всю жизнь не поднимал ничего тяжелее мешка с сеном. 

Я же все силился понять, что такого приключилось с моей ненаглядной супружницей, чем ее обидел, раз пошла на злодеяние. Потом только узнал, что кровавое жертвоприношение – обязательный обряд посвящения лилит. Им-то я и был.  Вся красивая сказка – лишь базарный спектакль, разыгранный для того, чтобы принести мою жизнь на алтарь Черной Праматери. – Любомир зло сжал кулаки: – Именно потому что Ида была наставницей Лебёды, я и убил ее первой. Именно хазарская гадюка в ту зимнюю ночь напустила на меня свои поганые чары, заставив, как и тебя былой ночью, поверить в мираж иномирья. Её черный взгляд сумел увидеть в Лебёде силу чаровницы, которую не смог разглядеть я.

Вольг лишь диву давался: Следопыт даже сейчас пытался оправдать Иолу! Как может любовь быть настолько слепой, хоть ножами ее режь, хоть ядами трави? 

Любомир же рассказывал дальше:

- Только к следующему лету я смог цельно владеть Триглавом. Первое, что сделал, выйдя за отчий двор – как последний дурак, бросился разыскивать Лебёду. Но след ее давно из города простыл. Я не смел сказать родичам, что это моя собственная жена сотворила со мной зло. Все думали, что меня пытались убить разбойники, и они же украли красавицу-супругу и продали работорговцам. Отец даже дружинников отправлял на поиски любимой невестки. Все было тщетно.

Разумеется, оставаться под отчей опекой я больше не мог – итак по гроб жизни ему обязан. Сколько бы родичи не увещевали остаться, опять я поступил по-своему. Только на этот раз не в простые ратники подался, а в Следопыты, благо что все необходимые навыки имел. Видно чувствовал, что на тайном ведовском служении смогу разузнать о Лебёде.

Вскоре мне открылось, кем стала моя обожаемая супруга. И меня обуяла ярость. Я поклялся самому себе, что собственными руками отправлю и ее, и проклятую хазарскую наставницу ко всем бесам, только попадись они мне. Каково же было мое удивление, когда в Новгороде, на боярском пиру, я увидел Иду! С той самой зимней ночи я носил в памяти образ черной змеи, и не мог ее не узнать.  Тут же гляжу, ба, подле Воеводы Добрыни ступает моя давняя убийца! Только чудом не прирезал бесовку прям на месте... 

С тех пор я стал следить за Идой, надеясь, что та приведет к Лебёде. Брался за любые задания, только бы они происходили там же, куда отправлялась хазаринка. И вот я пришел сюда.

Любомир замолк. Но дальше можно было и не рассказывать, все было очевидно и без того. Придя в город, он наткнулся на жену, точнее, теперь перед ним была не кроткая Лебёдушка, а молодая супруга Волхва Зворыги. Следопыт рассудил верно: неспроста Иола обвенчалась с лекарем – лилиты просто так ничего не делают, они выполняют приказы старших жриц и их хозяев.

Только лишь прирезать своих мучительниц кудеснику показалось мало, и он решил выждать, поглядеть, чего те удумали. Лилитам же и дела не было до нанятого Зворыгой конюха, тем более что в нем сделалось невозможно узнать некогда ладного да ярого Любомира: иссушенная хазарским ядом кожа, сальные лохмы и нечесаная борода, – какой уж там красный молодец. Только что в планы Следопыта никак не входило появление Вольга…

- Вот что, парень, – заговорил ратник. – Твой дух сильно изранен. Долго так не протянешь. Уговаривать сызнова искать жену не стану, да

ты, верно, и не захочешь еще раз судьбу испытывать. Но мой тебе житейский совет – уходи со службы и выпрашивай у вече надзорный круг (ссылка_7). Тебе к святилищу надобно быть ближе, а не к тайнам.

- Не могу так просто все бросить. – Следопыт подобрал с пола здоровенный ржавый гвоздь, каким бревно запросто пробить можно, одними пальцами согнул его в кольцо, затем сплющил железку в кулаке: – Пока всю черную заразу со свету не сживу, пускай жизнь свою за это отдам, но буду блюсти тайный порядок!

- Что же будешь делать, ежели, как давеча, без чувств свалишься? 

- Теперь такое со мной редко случается, – легкомысленно отмахнулся Любомир. – Отрава лишь иногда вгрызается в жилы. Наверное, встреча с Идой и любимой женушкой растормошила прокисший яд.

Он вновь сделался безрассудным паяцем. Мальчишеский черты бесследно исчезли, значит и душевному разговору пришел конец. А раз так – следовало скорее уходить.

***

- Выжидание ничего не изменит. – Любомир шагнул в Навь, но иномирье в очередной раз отринуло его. Следопыт обрушился на грязный пол хлева, выругался. – Даже минуты не продержался.

Как бы Волхв не храбрился, однако, яд серьезно навредил ему. Те самые лекарские горошины, что Любомир предлагал ранее Вольгу, Следопыт закинул себе в рот целую пригоршню, но даже они не помогли совладать с Навью. Правь же просто-напросто не подпускала к себе кудесника, пугаясь черной отравы.

- Я проведу тебя, – решил Вольг. – А пока что Явью пойдем.

Любомир хотел было возразить, но вовремя остановился – ратник говорил дело.

Вопреки ожиданиям кудесников, суета в городе не утихла. Жители окраины сидели по домам, затворив наглухо двери-ставни, но спать при этом не ложились. Дружинников видно не было, зато воины Господа, сновали повсюду, заглядывали в каждый закоулок. Кое-где слышались мольбы о пощаде – это неугодных горожан волоком тащили из домов, требуя каких-то признаний и клятв. 

Любомир скрывался в ночных тенях, Вольг же, напротив, шел открыто. Раз он остановил пробегавшего мимо воина Господа. Тот, завидев светящуюся лунным раствором грамотку, смягчился, перекинулся с ведуном парой слов и вновь устремился куда-то вглубь города. Вольг проводил его взглядом, отступил к стене ближнего дома и коротко пояснил прячущемуся Следопыту:

- Здешний святитель – Фотий – обезумел. Приказал город наизнанку вывернуть, но достать хоть из-под земли Иолу.

- Тоже небось поддался на ее чары? Хрен ему, а не Лебёда! – Злорадно выдохнул Следопыт. – Я ее тело навьим отдал: ни огню, ни земле такая скверна не нужна.

Вольг промолчал. Они пошли дальше. Следовало вновь пересечь опостылевшую площадь, чтобы дойти до другого края города. Там Волхвы растворяться в Нави и незаметно уйдут из города. А оттуда и до леса, где прятался помощник Следопыта, рукой подать.

- Странно, что нас не ищут, – чуть погодя сказал Любомир. – Точнее, тебя. Дважды сбежал от чернецов. Выдал в себе Волхва. Мальчик-послушник открывал тебе дверь утром, а после этого уснул колдовским сном и не помнит, как ты вышел. После встречи с тобой хазарская змея и моя благоверная пропали. Любой бы решил, что исчезновение жриц – твоя работа. 

- Думал уже, – ответил воин. – И к несчастью этому есть только одно объяснение. – Он помедлил, решая, стоит ли делиться догадкой с ведовским побратимом. Но все же сказал: – Святец Амвросий, с которым я давеча пришел в город и который дал мне пропускной ярлык – он мог встать на мою защиту.

- Почему же «к несчастью»? – Изумился Следопыт. – Ты в безопасности, волен идти, куда захочешь. Такие случайные знакомые – милость Богов.

- Я-то в безопасности, а он – нет. Ты себе даже не представляешь, насколько этот монах отличается от других черноризцев. У старика навязчивая идея, что он должник Предков и крестового Господина. Это сложно объяснить, но он и крамольник, и раб одновременно.

- Небылица. Первый раз о таком слышу, – признался Следопыт. – Клонишь к тому, что, защищая тебя, он себя оклеветал?

- Не то что клоню – я уверен в этом.

Чем ближе делалась рыночная площадь, тем чаще на пути встречались обычные горожане. Что заставило их оставить дома в такое неспокойное время? Люди чуть слышно переговаривались между собой, но завидев поясную грамотку Вольга тут же смолкали, утыкаясь взглядом в настил дороги. Любомиру же делалось все сложнее скрываться в сумраке ночи, он то и дело вжимался в стены, прячась от ручных светильников прохожих.

Вольг ускорил шаг. Выспрашивать навьих на глазах у посторонних он не осмелился, но заранее знал, что может увидеть на площади. Вскоре перед Волхвами выросла целая стена из людских спин. Народ гудел, словно пчелы в улье. До слуха долетало лишь недоуменное «Своего же!» и «Безумство!». 

Ратник ловко протиснулся сквозь толпу, Любомир последовал за ним. Торговых прилавков на площади не было, зато появилось замысловатое приспособление, похожее на большую оконную раму, сколоченную из нескольких бревен и обмотанную цепями. Вокруг конструкции ярким огнем горели факелы, так чтобы зеваки могли хорошенько разглядеть происходящее. Под верхней балкой висел человек! Несчастный безвольно раскачивался на цепях, опустив голову на грудь. Одежда на нем после частых ударов кнутом превратилась в лохмотья, обуви же и вовсе не было.

- Зверство какое. А нас дикарями называют, – сказал Следопыт. – Этому еще повезло – его отравили раньше, чем сюда вывесить. Гляди, как ноги почернели. Да и крови совсем нет, хотя лупили бичом долго и сильно.

Вольг почти не слышал Любомира в ропоте толпы. Люд негодовал! Тем мучеником был наместник Борислав! Не стал Фотий дожидаться приезда дружины Новгородского Воеводы, сам расправу над посадником учинил. Но к чему горожане восклицали про «своего»? Ратник пригляделся получше. За факельным кругом, в колодках, на коленях стоял еще живой отец Амвросий. Над ним навис здоровенный мужичина с совершенно разбойничьей рожей и без всяких отметок на одежде, причисляющих его к крестовому войску. Старец шевелил губами в немой молитве, отчитывая заупокойную по лежащему близ него истерзанному посмертными пытками Зворыге. Не получилось у монахов сжечь колдуна минувшим утром – сильно поисками жриц заняты были, – зато теперь безжалостное ночное представление устроить решили.

Следопыт проследил взгляд Вольга.

- Эге, – протянул он. – Скверно дело.

Вот в свете огня появился Фотий. Его красная риза, казалось, алела кровью, лицо же больше не изображало, как давеча, надменность, наоборот, исказилось яростью. Святителю не было ведомо, куда подевалась Иола, но воины Господа наверняка еще днем обнаружили в конюшне Зворыгиного подворья тело хазаринки. Значит крестовая любовница либо в бегах, либо тоже убита. Но найти лилиту живой или мертвой не удалось, как не искали, и взбесившейся прелат затеял показательные казни.

Вольг пошел вкруг площади, прикрываясь первым рядом зевак.

- Не глупи! – Попытался остановить воина Следопыт, но ратник вывернул плечо из-под его руки. Любомиру ничего не оставалось, кроме как пробираться следом за волховским побратимом. – Попадемся ведь! О божественном страннике подумай! – Взывал он. 

Но упования не действовали. Вольг шел к той стороне площади, с какой было ближе до отца Амвросия. 

Тем временем Фотий нараспев пророчил, что любого, кто не примет веры в Господина, или же попытается пойти против служителей нововерия – всех ожидает Пекло и Страшный Суд, где главными вершителями будут милосердный Господь-Бог и Его Сын. Святитель обещал дикарям страшные пытки и при жизни. Напоследок же, красноризец побожился спалить к бесам город вместе со всеми жителями, если те добровольно не выдадут убийц Иды и не укажут на след Иолы!

- Что-то эти мордовороты, – Следопыт кивнул в сторону улицы, что вела к городским воротам, – не похожи ни на дружинников, ни на крестовых воинов. Не те ли это разбойники-недобитки, что по здешним лесам орудуют?

И как Вольг не заметил раньше? Вот почему городская стража попряталась! Ошалелый Фотий и впрямь удумал страшное. Он понимал, что чтение публичной проповеди во время показательного истязания княжеского наместника может спровоцировать людей, и тогда и самого Фотия, и его воинов с монахами постигнет незавидная учесть: в лучшем случае взбешенный народ вышвырнет крестовых служителей с позором из города, в худшем – разорвет всех до единого, – оттого прелат и решился заключить сделку с душегубами. Вот уж печальная судьба была у отца Амвросия – сызнова попался в руки мучителям, что родную деревню Молчуна уничтожили. Теперь-то бандиты старика в живых не оставят, а когда красноризцу про крест на капище проболтаются, тогда святца точно ничто не спасет!

Фотий замолк и жестом приказал снять тело Борислава с пыточной рамы, а на его место подвесить Амвросия. Бугай, что стерег чернеца, вздернул его на ноги и буквально поволок к святителю. 

- Одумайся! – Попытался напоследок воззвать к красноризцу старец. – Твой разум околдован. Господь покарает тебя, ежели решишься над невинными расправу учинить, и старшие братья за самоуправство в живых не оставят. Ты порочишь святую веру!

Прелат раздулся от злобы и только хотел обрушиться хулой на строптивого монаха, как вдруг площадь разом замерла, погрузившись в зеленоватое марево Нави, а белый месяц на небе побагровел! По воздуху расплылся запах цветущей воды. Свет факелов и людских светильников сделался скудным, отпустив на волю ожившие тени. Бешенство на лице Фотия сменилось ужасом. Со всех сторон его обступали обиженные духи! Красноризец страшно вращал глазами, силясь закричать или хотя бы шелохнуться. Он взглядом взывал о помощи к воинам Господа и вражьим недобиткам, но те так же стояли в оцепенении, немо наблюдая за пляской навьих – те жаждали справедливого возмездия за вероломное изгнание их из города. 

Любомир задохнулся.  Отравленное тело и поврежденный дух изнемогали под тяжестью Нави.

- Ратник! Эй, ратник! – Заорал он. Вольга нигде не было видно. Следопыт же чувствовал, как скоро проклятый яд с новой силой принялся вгрызаться в него. – Ратник, ты же всех погубишь. Людей пожалей. Навьи никого не пощадят!

Тем временем, Вольг подошел к Амвросию. Старец зажмурился, вероятно, решив, что на него обрушилась небесная кара, и не сразу расслышал слова друга.

- Вставай, отче. Живей! – Волхв поддернул чернеца под локоть и одним рывком скинул с него раскисшие под творящимся колдовством колодки. – Только за меня держись, – предупредил ратник, – иначе вновь замрешь, или, чего доброго, навьи с собой утащат.

Амвросий, не открывая глаз, последовал за сильной рукой Вольга. Вокруг смеялась и бесилась нечисть. Старец пел в голос, постоянно путаясь в греческих и крамольных молитвах. Страх сковывал чернеца настолько, что он едва переставлял ноги.

- Нет, отче, так не пойдет, – не выдержал Вольг. Одним махом он закинул себе на плечо перепуганного монаха.

- Прости, друг мой, прости. Маловерен я и глуп, хоть вся голова и выбелена давно, – каялся Амвросий. Он стыдился своей слабости: – Разве такой трус, как я, достоин Господнего или Пращурово благословения, к которому неумолчно взываю?..

Вольгу же было не до чужого покаяния. Правду сказал Следопыт – глупость он удумал, когда решил призвать Навь для устрашения новобожцев. Да не потому, что простой люд до смерти перепугается, или кого-то навьи приберут. А потому, что не исцеленные Зворыгой раны и погашенный лекарскими горошинами яд вновь принялись забирать у ратника жизнь! Только закаленная боями и невзгодами воля вела его вперед. Волхв ощущал, как под кожей натягиваются до струнного звона жилы и трещат собственные кости. Перед глазами скакали кровавые пятна. Надорвался! Все-таки рано удумал творить широкое колдовство. Но ведь не могла Всеведущая захотеть его к себе на поклон именно сейчас – не исполнил еще седовласый воин отведенной Богами доли, а, значит, просто обязан выжить!

Любомиру, наконец, удалось разглядеть идущего к воротам Вольга. Он собрался с силами, преодолел тяжесть Нави и двинулся следом, пробираясь сквозь замерших людей и паясничающих навьих. Следопыту отчего-то сделалось смешно. Э-как! Два сноровистых Волхва, успевших за жизни повидать и натерпеться худшего, сейчас были настолько жалки, что обыкновенная баба с ухватом запросто могла расправиться с ними.

По мере того, как Вольг продвигался к воротам, Навь отступала следом за ним. Вскоре на площади уцелели лишь отдельные островки иномирья, в которых оставались неподвижными крестовые служители да бандиты. Прочие горожане, освободившись от оцепенения, без оглядки разбежались прочь от жуткого места. Никому и в голову не пришло лезть с помощью к пришлым новобожцам. Духам достались – и поделом!

- Ты как? – Следопыт поравнялся с ратником. – До леса продержаться сможешь?

Но воин не ответил. Он просто шел вперед, потому что обязан был идти. Отец Амвросий безвольно свисал с его плеча. Старец то молился, то плакал, проклиная себя. Он вновь припомнил загубленного им мальчика-руса, и все упрашивал Вольга бросить его, недостойного, на растерзание навьим, потому как никаким Богам трус в молельщиках не нужен.

***

Беглецы успели переступить черту леса, когда на площади растаяло последнее кольцо Нави. Вольг рассудил так: какими бы мерзавцами лесные разбойники ни были, им не сравниться в подлости с Фотием. Оттого без зазрения совести отдал прелата на расправу навьим, а недобитков пощадил. Хотел святитель найти Иолу? Теперь обоих ищи-свищи!

В стороне от алой ризы – всего, что осталось от отца Фотия, – сидел обалдевший главарь бандитов – тот самый здоровяк, что стерег Амвросия. Всякое доводилось видеть Быляте, бывало, что и духов лесных встречал, но такого жуткого разгула нечисти, как сегодня ночью, не ведывал. Но хуже было то, что молодцы его превратились в овечьи хвосты и разбежались кто куда, а от важного человека, что рядился заплатить мешок золота за поимку какой-то крестовой бабенки, осталась лишь атласная тряпка!

- Комар видел, куда сбежали те Волхвы, что марево напустили! Я пустил за ними в погоню пятерых ребят. – То был давнишний подельник Быляты – хитрый и смелый Перко. Как видно не все перепугались навьих теней, остались-таки отчаянные ребята.

- Коня мне! – Взревел Былята. – Три, нет, семь шкур спущу! Жизнями своими поплатятся за стухший жир. Не погляжу, что ведуны. Вот этими же руками, – он погрозил здоровенным кулачищем, коем в пору было ковать булатные мечи заместо молота , – всех в пыль сотру!

След беглецов в лесу не потерялся. Как бы сноровисты Волхвы не были, видно, не рассчитывали, что за ними погонятся так скоро. Былята смекнул, что, будь кудесники действительно сильны, то не выходили бы обратно в Явь из иномирья, а шли бы прочь от города Навью. А коли так, не стоит бояться их колдовства.

Через четверть часа разбойники нашли все еще теплое лежбище. От него отходили три пары людских следов и одни конские, выходит беглецов здесь ждали. Теперь, помимо унесенного с площади старика – Былята своими глазами видел, как могучий Волхв утащил чернеца на себе, – появился и второй захребетник. Один же из пеших мужей почти сразу забрался в седло, но ехал не прямо, а полулежа, значит хворал – ветки деревьев были поломаны не в рост наездника, а по голове коня, но на уровне стремян лесная поросль повредилась об тяжелые сапоги. 

Вскоре перед бандитами открылось полноводное болото. Конь наотрез отказался ступать по хлипкой переправе из гнилых бревен, и Быляте пришлось спешиться. Перко двинулся вперед проверять дорогу. Он водил факелом почти у самого мостка, боясь оступиться или же прозевать особо гнилое дерево. Когда-то крепкие подпорки, что удерживали настил, за время долгого стояния почти все ушли в топь и теперь торчали на поверхности дряхлыми обрубками не более чем на пол ладони в высоту.

Перко вернулся и с ходу принялся прохаживаться последними словами по всем родичам беглецов. Те, вызнав, что за ними следует погоня, додумались разломать и без того поганый мосток. Но, ничего. Болото можно и обойти, всего-то дать пол круга влево, зато впереди был обрыв, а за ним пойма широкой реки. Далеко кудесничкам не убежать – здешние места Былята знал не хуже своих пальцев на пятернях, а ведуны были гостями.

***

- Дальше только вплавь или же искать переправу, – сказал помощник Любомира, которого звали Быстр. – Раз, я до сюда уже доходил, но выведать, что здесь и как, не успел – слишком много головорезов здесь бродит.

Быстр нес на спине Молчуна и время от времени помогал Любомиру не сползать с Буруна, когда старшему Волхву становилось уже совсем невмочь. Помощник встретил лишь восемнадцатую весну, но при этом был сноровист и дюж. По всему, ведовство его занимало мало, зато острый глаз и бесшумная поступь выдавали его старательство на поприще лазутчика. Добрый Следопыт выйдет из парня, если Боги сохранят.

- Скоро нас догонят? Сейчас взорТриглава есть только у тебя. – Обратился к помощнику Любомир. Он завидовал мужеству Вольга, с которым тот продолжал двигаться вперед, и просто не имел права уступить седовласому вояке в упорстве! И так в обморок перед ним рухнул, заботиться о себе заставил; да еще лишнего наболтал, эдаким отцовым тютей себя представил. Дудки! Бывало и хуже. Не рассыплется тайных дел мастер из-за какого-то тухлого зелья, пройдет хоть до края земли, но докажет ратнику, что не хуже его выдержке обучен! 

Быстр поморщился, прикидывая, стоит ли трудиться звать Триглав. Но вдруг Молчун, сидевший до этого на его спине тише воды ниже травы, забрыкался, просясь ступить на землю. Мальчонка был все так же бос и наряжен в походные одежды Вольга – так и не сыскалось времени у ратника, чтоб хоть как-то приодеть ученика.

- Ты чего малец? Сиди спокойно. – Быстр поддал мальчонке рукой по мягкому месту.

Но за Молчуна заступился отец Амвросий. Монах успел смириться со своей долей – быть заплечной ношей Вольга; к нему вернулась прежняя рассудительность.

- Сынок, опусти мальчика. Он больше нашего знает.

Быстр все никак не мог взять в толк, зачем Любомир позволил стороннему Волхву притащить с собой черноризца? Понятно еще, божественный кудесник – ученик ратника. Но монах-то каким образом попал в их компанию? Так хотя бы сидел себе тихо, но нет же, командует! Помощник неуверенно поставил Молчуна на землю. 

Звездный странник наперво подошел к Вольгу с отцом Амвросием. Долго вглядывался в обоих. 

- Тоже видишь, что далеко не уйдем? – Хмуро спросил его воин. – Не пужайся. Как-нибудь справимся.

Молчун привалился спиной к ноге ратника, словно бы хотел согреться. Вольг потрепал его по волосам. 

- Внучок, – обратился к Молчуну монах, – помнишь, ты дал мне плетеный браслет? Тогда я совсем забыл тебя поблагодарить за подарок. Ты уж не обижайся – старики подчас грешат забывчивостью. Смотри, я до сих пор его нашу.

Отец Амвросий закатал рукав и показал свою иссушенную годами руку, на которой свободно висел плетеный пруток. Святец, как мог, старался отвлечь ребенка от мрачных мыслей и страхов. Но тут божественный кудесник удумал странное: он ловко стянул с сухого запястья оберег и указал пальцем на грудь чернецу.

Старшие переглянулись, но говорить ничего не стали. Амвросий сам собой коснулся рукой ризы. Молчун согласно кивнул. Монах неуверенно исполнил просьбу, снял с шеи потертый шнурок с крестом. Но мальчик продолжал удивлять: он сложил на своей ладони плетеный оберег и крестик, так что получился знак огня, и, что было силы, швырнул поделку с обрыва!

Никто и слова не успел сказать мальцу, как в ту же секунду Бурун заржал боевым кличем, и из леса вышел Былята, вновь восседая на своем коне. Еще одним ездоком был Перко, другие бандиты шли пешком. За рассматриванием фокусов Молчуна, проворонили беглецы приближение душегубов. 

Напрасно Вольг пожалел разбойников, глупо решив, что те напугаются и не пойдут следом. Но теперь уж поздно было голову пеплом посыпать: ведовская сила растрачена, тело надорвано, да и от Любомира с его бравым помощником толку не шибко много будет. Оставался последний способ, как спасти всех единым разом. Только вот не думал седовласый вояка, что при таких обстоятельствах придется характéр (ссылка_8) будить – не в боевой сечи, а против недорезанный лиходеев силу буйную показывать.

- Разбойник, что охотник – ловчим промыслом живет. – Былята любил в минуты своих кровавых побед блеснуть красноречием. Обычный люд, и без того перепуганный до смерти, в миг падал перед ним ниц, готовый выложить из закромов хоть какие богатства, лишь бы страшный человек, считающий себя охотником, а их добычей, поскорее ушел, не тронув дом и детей.

Но Волхвы не поддались. Любомир сполз с коня, а Вольг с Быстром встали по бокам от него, подперли плечами, чтоб побратим твердо стоял на ногах. Амвросий же взял коня под уздцы, посадил на него Молчуна. Случись что, шлепнет отче Буруна по крупу, и понесет верный боевой товарищ божественного странника прочь от места битвы, довезет до хороших людей, в пене ляжет, но исполнит последний приказ!

- Не будем поминать прошлого и случайные обиды, – главарь рассчитывал на скорую сговорчивость загнанных в угол беглецов. – Я позабуду о том, что вы распугали моих людей и лишили банду доброго куша, если сможете достойно откупиться. – Он оценивающе глянул на скудные одежды Волхвов. Вряд ли у них в карманах найдется хоть что-то стоящее, что окажется дороже их собственных голов. Но ничего, Былята не брезговал и работорговлей: двое болезненных кудесников вряд ли на что сгодятся, их можно и в расход, впрочем, как и старика-монах, а вот за крепкого молодца и мальчонку можно выручить немного золота. Коня же разбойничек себе оставит – чудо, а не скакун!

- Крест носишь, а кровь невинную проливаешь, – попытался воззвать к милосердной вере Амвросий. Но главарь усмехнулся в ответ:

- Тогда продам-ка я юнца крестовым братьям на потеху…

Вольг более не мог терпеть его издевательских речей. Он шагнул вперед, расстегивая на себе одежды и готовясь к последнему в жизни бою. Былята покривился, словно разжевал недозрелую бруснику – не хватало еще глупого геройства. В след за ратником стали оголяться и двое других молодцев. Главарь жестом указал своим людям наступать, сам же остался стоять на месте, мало ли кудесники выкинут какую-нибудь смертоносную штуку.

Перко повел недобитков на Волхвов. Он нарочно заставлял своего коня пританцовывать на ходу, рассчитывая запугать ведунов, заставить их отвлечься от своего колдовства.

Любомир стиснул зубы. Он почти ничего не видел, ослепленный ядом и утомительной ночной гонкой. Наверное, он упадет замертво первым; только бы удалось утянуть за собой к Калиновому Мосту пару-другую лиходеев, чтоб не с пустыми руками к Предкам на поклон явиться. 

Помощник поддерживал старшего Следопыта под локоть, по-юношески страшась неизбежной смерти – уж Быстр всяко не позволит

заковать себя в цепи и заставить служить жирному заморскому господину, найдет несбывшийся лазутчик способ убить себя и миновать позорного рабства.

Вольг же не думал ни о чем. Он просто знал, что обязан защитить тех, кто стоит за его спиной, и не о чем, значит, было задумываться.

В тот миг, когда Перко был в нескольких шагах от Волхвов, а идущие за ним разбойники расступились, окружая оборонителей, посредь ночного неба полыхнуло огнем густое облако. И бандиты, и беглецы уставились на невидаль. Кони Перко и Быляты без позволения хозяев двинулись к дивному свету, только Бурун остался стоять на месте. Главарь и его подельник заерзали в седлах, трудясь оставить скакунов, но те продолжали идти к краю обрыва.

Перко спешился первым, очутившись прямо перед Волхвами. Былята запоздал и спрыгнул на земь уже рядом со своими людьми, вовсю глазеющими, как небо полыхает огнем. Кони же, потеряв седоков, остались стоять на месте.

Смекнув, что дело может кончится худо, Перко изловчился, ткнул Любомира кулаком под дых, освобождая себе путь. Следопыт рухнул на землю без сознания. 

- Чего встали? – Гаркнул Былята, глядя, как запросто подельник разделался с одним из Волхвов. – Видите? Небеса благоволят нам и посылают огненное диво!

Душегубы ринулись в атаку, но путь им преградил смелый Быстр. 

Перко был в паре шагов от святца и звездного странника, когда на него налетел Вольг. Даже будучи изможденным, ратник все равно превосходил по силе удалого разбойника. Чудом увернувшись от смертоносного удара, подельник что было духу кинулся к отцу Амвросию, отбросил старика прямо Вольгу в руки, выхватил засапожник и только было собрался оседлать Буруна, взяв Молчуна в заложники, как вдруг налетевшие из неоткуда огненный круговерть оторвал лиходея от земли, вынес прочь с обрыва и швырнул его на другом берегу реки о голые скалы!

Других бандитов постигла та же участь: проносящиеся мимо пылающие вихри подхватывали их одного за другим и уносили в небо.

Былята, не стал дожидаться расправы над собой, в три больших прыжка добежал до леса – уж лучше остаток ночи провести в сыром холодном лесу, чем быть сброшенным, как Перко и другие ребята, на камни. Но далеко убежать ему не удалось: шкварча жаркими боками о мокрые стволы, коловорот настиг и его, ткнул, будто пикой, в хребет и понес сквозь деревья за реку.

Бледный осенний рассвет едва забрезжил над противоположным берегом, а путники все стояли у самого края обрыва и разглядывали дивное небо: сквозь божественное облако виднелся золотой Сад (ссылка_9), а по Явному небу пламенными всполохами кружили прекрасные Жар-Птицы.

___

1. Карна – в славянской мифологии Богиня перерождений – инкарнаций и реинкарнаций – временных и новых перевоплощений. От имени Богини Карны сложилось слово «обкарнать» – обездолить перерождением, т.е. застрять в чистилище – там, где души отчищаются от неблаговидных прижизненных поступков. 

2. Мудра – символическое складывание кистей рук и пальцев в определенные фигуры (наподобие языка жестов). Практикуется в бесконтактном воздействие на биополя: как природные, так и человеческие.

3. В тексте используется одно из значений слова: Басилевс – титул византийских императоров.

4. Имеется в виду жрица первой жены Адама – Лилит. Лилит упоминается в книги Бытия, но существует только в каббалистической традиции; христианской церковью отрицается. Имела змеиную сущность и была сотворена Иеговой наравне с Адамом «по своему образу и подобию» и, как муж, из «праха», в отличие от Евы, созданной гораздо позже из ребра Адама. Буквальный перевод имени Лилит – «ночная».

5. Ха-Ра – букв. «равновесие космической энергии». Волевой центр человеческого организма – солнечное сплетение. 

6. Древнее название Волги.

7. Надзорный круг – область, территория, за которую отвечает Ведьма или Волхов.

8. Произвольное от слова «характéрник». Характерник – тот, кто сознательно управляет своим волевым центром Ха-Ра; отсюда же и знахарь – знающий Хару. 

9. Имеется в виду Ирийский Сад – славянский мифический Сад, в котором живут светлые Боги-Предки. Мир Прави.