***
Сначала перед твоим взором появляется дымчато-прозрачная пелена, не дающая рассмотреть ничего, словно на глаза твои накинули непроницаемую тряпку, чтобы не выдать тайну твоего местонахождения. В голове шум. Просто шум, не обозначающий ничего, словно уши заложили ватой, причем так глубоко, что отдает в черепную коробку, отчего та утяжеляется на несколько футов. Появляются рвотные позывы, как следствие, пелены, танцующей вальс на затворках сознания. Лучше закрыть глаза.
В следующий раз значительно проще открыть глаза, веки не отяжеляют несколько сот футовые мешки с картошкой, которые какой-то негодяй до этого положил на очи. Дымчатая тряпка с неравномерными пробелами по-прежнему скользит по глазам, мешая понять, что к чему, словно издеваясь. Подобному загнанному, казалось бы, охотниками животному, она испаряется в лесистой местности, а затем снова манит за собой, выходя на открытый участок. Словно сама желает смерти. Шум, давящий на все основание мозга, становится громче, но уже начинает напоминать отдаленные звуки, которые можно отличить друг от друга. Куры? Скорее всего, они. Начинают появляться отдельные мысли, но думать по-прежнему очень сложно и больно. После длительного кудахтанья, удар. Громкий, похожий, наверное, на хлопающую массивную дверь. Явно начинают увеличиваться рвотные позывы, то ли из-за сильной головной боли, по которой несколько раз, видимо, ударили, то ли от непривычных ощущений. Но где? Очень сухо и хочется пить. Вроде уже чувствуется горло, в котором образовался тяжелый и вонючий ком, а также пересохшие губы. А потом снова темнота.
Свет, который озарял его глаза в последующий раз, был уже более различим, след от пелены на веках по-прежнему лежал, не давая молодому королю в очередной раз никакой информации. Пусть пелена и спала с его глаз, предметы вокруг были смазаны и находились в тумане. А сам правитель словно лежал в лодке, которая была выпущена в открытое море, еле заметно покачиваясь, как при штиле. Укачивало. Шум, который прежде казался чем-то близким и походящим на домашнюю птицу, теперь отсутствовал вовсе. Скорее всего, ему показалось, из-за сильного удара по голове, который его черепная коробка перенесла для себя с большими потерями. Пить уже не хотелось. Осушенные, как он помнит губы, теперь были влажными, словно по его лицу прокатился дождь, снизошедший до обезвоженного тела. Тела? Да, теперь, он может чувствовать все тело. Все конечности были на месте, можно даже пустить нервный импульс по системе, убедившись в их работоспособности. Корпус. В нем будто что-то инородное, мешающее дышать, где-то в районе легких и раны. Словно осколок какой-то колит определенные органы правителя, смирившегося со своей судьбой психологически. Он пытается подняться, чтобы посмотреть, что же ему мешает почувствовать полноценность в своем теле. Меняется картина, словно пространство исказилось, прыгнув горизонтом. И темнота.
Туман, рассеивающийся перед очами молодого короля, уже позволяет отделить предметы друг от друга. Потолок деревянный, такой низкий, словно небосвод пытается раздавить человека, медленно опускаясь на него, чист и ухожен. Шкаф. Но разве так шкафы выглядят? Обычный и ничем не примечательный, сделанный на скорую руку, деревянный старикан кривил на правую сторону. За окном так непривычное в это время года светло-серое небо, говорящее о том, что осадков в ближайший период не предвещается. Свежий воздух, наполняющий комнату благодаря открытому окну. Запах свежей травы — цветов змееголовника и тысячелистника. Практически не уловим шум, лишь что-то отдаленно напоминающее песнопение птиц, во всяком случае, было похоже на него, так как король уже давно не слышал того, как поют птицы. Значит, не показалось. Тело затекло, от неудобного расположения. — На полу, — ощупывая правой рукой местность, определил король. — Необходимо встать. Как и в прошлый раз, поднятие корпуса оказалось тяжелым. Горизонт покачнулся, но не сильно, лишь ненадолго застав сознание молодого короля врасплох. Затем все стабилизировалось. Инородный предмет, который он ощущал в теле, отсутствует, словно его и никогда не было. Странно. Оголенное тело, пронизывает легкий ветерок, струящийся в комнату даруя забытый аромат домашнего очага молодому королю, что последние четыре года жил в сухостое. Взор на руки. Перчатки, что уже являются частью тела Эстиэля, а не дополнением к гардеробу — отсутствовали, а на среднем пальце, обрамленным черным узором, тянущимся до плеча, обвивая руку, виднелся фамильный перстень семьи Лотер. Он давно не видел свои руки без этих черных перчаток, в которых иногда даже купал себя в обеденное время, так как всегда рядом находился его назойливый главный советник, которого он, к сожалению, не мог наблюдать подле себя. Первый раз и, к сожалению. С Карлом всегда так. Но, во всяком случае, советник точно мог сказать, где его правитель открыл глаза. Немного оглядываясь. Аккуратно, чтобы не повредить собственное тело, которое явно не хотело слушаться в этот раз, поскрипывая и плача, будто его пытали.
— Наверное, именно так выглядит сторожка лесника, — подумал молодой правитель, вспоминая последние слова Карла, точнее, его приказ, который он, как всегда, отдал, несмотря на то, в каком месте они были и что вокруг происходило. Король точно помнил, что до этой самой сторожки, в которой, по словам его главного советника, проживал лесник он не дошел, в связи с тем, что было очень темно. Бродить по окраине Футалус Силфус в дождь, раненным — это не то, что мог себе позволить король действующего королевства, которое ведет военные действия не так далеко. Юноша был практически уверен, что откроет он свои глаза именно так, где их закрыл, наблюдая за прекрасным и неповторимым небом, которое спело ему самую лучшую колыбельную. Но, не все идет так, как задумывалось вначале. И вроде все звуки совпадали, и шум, и теперь уже влажные губы, а также не такое сухое, как должно быть горло. Кто-то здесь был.
Логично. Не надо было быть идеальным стратегом, чтобы это понять. Кто-то же его перетащил из его временного и удачного укрытия в это богами забытое помещение, которое было лишь только внешне похоже на обитель или пристанище. Стены, стол и пол — для некоторых это уже было счастьем, особенно во второй месяц года, который был беспощаден к жилищам, сооруженным на скорую руку. А так, ничем не отличалось от убежища в виде старого дуба под открытым небом. Оно в некоторых моментах было даже лучше, на усмотрение молодого правителя, считавшего, что все надо делать либо сразу идеально, не допуская ни единой ошибки, либо не делать в принципе.
— С другой стороны, если бы это была сторожка лесника, — начал размышлять молодой правитель, ссылаясь на то, что только это он на данный момент времени и, может, пусть и было даже подобное ему в тягость, – то должна быть охрана. Карл слишком внимателен к мелочам — он все бы продумал. Если охраны нет, тогда получается, что это уже захваченная территория. Так как Карл если бы выжил, то точно мельтешил рядом. Двоякая ситуация, не дающая ни одного здравого решения или указания местоположения. Да и этот настил… Молодой правитель уже не раз мял своей правой рукой настил, залипая куда-то в сторону, словно через стены смотря в светлое будущее, казавшееся еще более печальным, чем глаза короля, у которого отняли его черные перчатки. Действительно, настил, как Эстиэлю сразу подобное не пришло в голове. Если в своем идеальном плане Карл все же видел недостатки, заставившие его проштудировать «от» и «до» всю территорию, причем земли королевства Шии, то, скорее всего, телохранитель, переодетый в лесника, поджидал бы короля в убежище. В связи с этим вряд ли бы пришлось сооружать настил, да и еще такого качества на скорую руку, если все было подготовлено заранее.
— Уже проснулся? — спросил человек, входящий в небольшую дубовую ничем не украшенную, даже обычной росписью дверь, с деревянным подносом в правой руке, на котором были предметы, ведомые только хозяину голоса. Эстиэля словно выдернул из своего анализа ситуации и местоположения, так и, оставив с носом, низкий голос, высокого мужчины, с угольно-черными волосами. Подобного цвета волосы встречались достаточно часто и не были чем-то удивительным даже для молодого правителя, который далее четырех комнат в замке ничего не видел, но вот отлив, нельзя было назвать обычным. При дневном свете, который так редко можно лицезреть во второй месяц года, они словно отдавали синеватым отливом, причем синим перламутром, будто были измазаны в каких-то необычных драгоценных камнях или и вовсе чем-то были покрыты.
— ... — ответа на вопрос не последовало. И причин на это в очередной раз у молодого правителя было предостаточно, опуская его характер и иные переменные, которые несвойственны нормальному и здравомыслящему человеку, оставалось лишь одно основание. — Не Ваше Величество? — задумался на мгновение молодой король, стараясь как можно быстрее понять сложившуюся ситуацию для того, чтобы не совершить колоссальной ошибки. Даже если перед молодым правителем соединенного королевства сейчас представал настоящий лесник, который смахивал, скажем, больше на телохранителя или наемника, то он вряд ли что-то знал о происхождении человека, который лежал у него на полу. Это не было нонсенсом в связи, с тем, что правителя мало кто видел в лицо и знал лично, так что Эстиэля удивило не это, а именно то, что скорее Карл не предупредил никого. Что противоречило его натуре, и выбивало из мысленной колеи, итак, ослабленного правителя. Все-таки рассматривая уже достаточно неприлично цвет волос хозяина помещения, Эстиэль решил, что логичней всего предположить, что это был все же не лесник, к которому его послал главный советник. А в этом случае, так даже лучше, что он не знает, кто перед ним находится в избегании лишних ненужных телодвижений. Все-таки люди, по мнению молодого правителя, были самым страшным наказанием для Большой Земли, постоянно врущие и ищущие выгоды для того, чтобы сохранить, а иногда и дороже продать свою шкуру.
— Тарен, — обозначил свое имя в ответ на молчание собеседника, вошедший хозяин подноса. – Тебе еще лучше не вставать.
— … — молодой король в очередной раз проигнорировал фразу вошедшего хозяина подноса, так глубоко погруженный поиском необходимых для себя ответов в голове пустой после длительных пыток своего тела. На коже присутствовали непонятные ссадины и синяки, которым явно было уже более трех или даже четырех дней, отчего молодой правитель явно прибывал в большем недоумении, чем от человека, пытающегося наладить беседу. — Ах, да. Карл говорил, что молчать неприлично в обществе, когда тебе задают вопрос. Это не политика, — пытаясь как-то сформулировать то, что хочет сказать в дальнейшем, подумал Эстиэль, осматривая свое тело. Взгляд невольно скользнул по своей руке, пытаясь в очередной раз, ухватится за какую-нибудь мысль, но зацепился за узор изрядно увеличившийся и почерневший. Хотя, казалось бы, куда сильнее? По непонятным причинам, также непонятно появившийся рисунок, пополз выше, обвивая руку молодого правителя до самого плеча. До этого, последний раз, когда он видел это чудо природы, орнамент был ниже локтя, причем не украшенный ростками и цветами. В отличие от узора отца, который был похож на черную ограду, на теле молодого короля по такой же изгороди, выступили отдельные ответвления, чем-то по своей форме напоминающие вьюнок.
— Перчатки, — прохрипел молодой король, неестественным для себя голосом, который явно выдавал обезвоживание организма. При этом правитель ничуть не удивился своему внезапному изменению в голосе, словно это было для него в порядке вещей. Немного было. Когда он несколько дней не разговаривал, и затем начинал отвечать Карлу, голос правителя приобретал очертания старика, который явно болел туберкулезом. Умнее ничего не пришло в голову Эстиэля, да и эта фраза, далась ему с трудом, словно выжимал он сок из дубовой доски, а не из себя слово. Во рту пересохло и явно корхотило. Лучше помолчать.
— Сушатся. Только дождь закончился, — пояснил Тарен, присаживаясь подле настила, сооруженного наспех, и расставляя с собой принесенные подозрительные вещи. Запахло свежей мятой, во всей видимости, от самого хозяина помещения, который оказался слишком близко к не здравствующему королю, опечаленному услышанным для себя. Не то чтобы он стеснялся ходить без перчаток при незнакомых людях, скорее, он желал избежать ответов на вопросы, которые могут последовать от них. Если бы он сам знал правду, возможно, эти вопросы так сильно не бередили его разум и рассудок, осознавая тем самым свою никчемность, неспособную даже за несколько лет найти желанный ответ. В связи с этим он без черной пары чувствовал себя достаточно не защищено, словно шел нагишом по главной площади, пусть и последнее проделать ему ничего не стоило. Главное, в перчатках.
— Но... — начал Эстиэль, который был прерван, поднесенной деревянной чашкой с прозрачной жидкостью. Король явно опешил. Его первый раз перебили. Явное недоумение, и подозрительный запах пресной воды, вызывали в юноше заметный когнитивный диссонанс. Он, вообще, никогда не думал, что его могут перебить или дать недосказать фразу. В детстве такое было, как правило, привычным делом и то, только со стороны братьев. Но сейчас-то он король.
— Воды? Я знаком с подобным, поэтому не переживай, — успокоил молодого короля Тарен, который словно прочитал внутренние волнения правителя, не демонстрирующего ни единой эмоции на своем лице, чем вызвал следующую волну замешательства. Эмоции, именно настоящие на лице юноши были делом редким, зато экспонированных проявлений чувств было, хоть отбавляй. Так его обучали с самого рождения для того, чтобы быть поддержкой для одного из своих старших братьев, который унаследует трон. В связи с этим теперь появление эмоционального ряда на лице короля считалось плохим знаком. — Она не отравлена.
— Выхаживать человека, чтобы его отравить – вверх глупости, — прохрипел Эстиэль и принял деревянную чашку с водой. Говорить становилось легче, но все еще трудно. Как назло, заболела спина, повествуя о том, что прежде молодому правителю не показалось, что у него в теле присутствует какой-то инородный предмет. Покрутив немного в руках чашку с водой, юноша про себя смирился с тем, что ему все же необходимо было выпить хоть немного для того, чтобы перебить жуткую корхоту в горле. Он залип. Подобных бокалов ему видеть не приходилось, даже в детстве, ведь он был ребенком, на которого внимания обращали меньше, чем на придворную тварь, которую затем убивали на стол. С подозрением и недоверием к сей странной субстанции, но все-таки Эстиэль сделал глоток. Стало легче. Вкус древесины не чувствовался, хотя Эстиэль практически был уверен в том, что должен. Скорее всего, причиной этого было внутреннее лаковое покрытие, от которого так игриво блестела вода.
Словно специально после глотка юноши, на лице Тарена, во всяком случае, он так представился, пробежала еле заметная улыбка, чем-то напоминая по смыслу усмешку, так как его гость все-таки сделал то, что от него требовалось. Стоит отметить, что даже у Карла радости было больше, когда король ел несколько раз в день, а тут только улыбка. И к сожалению молодого правителя, обуславливалась она не его стараниями. — Отравлена?
— Необязательно же насмерть, — продолжая улыбаться, проговорил хозяин неведомой субстанции, которую уже имел честь попробовать король соединенного королевства. — Человека можно еще и продать.
Король, прежде смотрящий куда-то в сторону, а не на пришедшего незнакомого человека, по всей видимости, своего спасителя, о чем еще судить было рано, неодобрительно перенес свой взгляд на улыбающуюся физиономию. От третьего глотка из подозрительной чаши, молодого правителя оставила фраза, так беспечно сорвавшаяся с губ незнакомца по имени Тарен. Исправить, произнесенная реплика мало что могла в связи с тем, что правитель уже сделал два глотка на вкус пресной воды. Эстиэль прекрасно понимал, что содержание могло быть разным, а от человека, от которого еще так подозрительно пахло жженными восковыми свечами, ожидать можно было чего угодно. Но тем не менее король продолжал ждать пояснение сказанных так небрежно слов. Чего уже утаивать свои замыслы. — Опять проделки Себастьяна?
— Мое специфическое чувство юмора, было не оценено, — по-прежнему улыбаясь, продолжил незнакомец, поясняя, что его внезапное предложение оказалось лишь забавой. Король действительно не оценил произнесенной шутки, переходящей границы разумного и логичного в связи с тем, что он сейчас действительно мог ожидать всего. Даже своей дальнейшей продажи.
— Надеюсь, мне с этим больше сталкиваться не придется, — саркастично протянул молодой правитель, имея уже не такой кряхтящий, но еще старческий голос. Дышать становилось легче. На мгновение, Эстиэлю даже показалось, что причиной всего это является вода, но он все равно отставил от себя бокал.
— А ты хам, — еле слышно посмеиваясь, осветил факт незнакомец, пусть и вина за дальнейшее неуважительное отношение к себе лежала именно на нем. — Не спросишь даже, где находишься?
— Я уже здесь, этого не изменить, — ответил Эстиэль на вопрос Тарена, который начал подозрительно коситься на отставленную чашку с водой молодым правителем после своей неудачной шутки. Вопрос закономерный и вполне уместный для сложившейся ситуации, тем более не так давно правитель соединенного королевства сам ломал голову над этой задачей. Но сейчас это больше походило на какую-то игру со стороны незнакомца, которую Эстиэль не желал заводить, дабы без должной информации не попасть впросак. У последнего на пришедшего хозяина подноса было достаточно мало информации, и вся она мешала правильно проанализировать оппонента по разговору, а соответственно и выявить дальнейшие последствия своего временного пребывания в неизвестном помещении. Если это была очередная засада или подстава, в чем король был не убежден, то у незнакомца больше информации о нем, а это значило только победу в информационной войне, во всяком случае, в первом раунде.
Получив такой необычный ответ от своего гостя, хозяин подноса засмеялся, причем достаточно громко, что на мгновение королю показалось, что начнет крошиться ухоженный и, хорошо уложенный камень. — В твоих словах есть логика. И совсем неинтересно? – еще раз задал вопрос Тарен, видоизменяя его, на тот, который был бы более приятным, возможно, его гостю. Эстиэль заметно напрягся. Молодой правитель понимал, что этот вопрос, возможно, разрушит все недоумения и разрешит существующие у него в голове проблемы, касательно его возможного пребывания. И, возможно, если в первый раз его паранойя не вышла бы из-под контроля, юноша узнал у так называемого Тарена наименование помещения, в котором тот прибывал. Но теперь он точно на это не пойдет. Ведь даже узнав местоположение от самого пришедшего героя, можно запутаться только сильнее. Следовало все проверить самому.
— Люди интересуются прошлым и будущим, забывая про настоящее. Я нахожу это бессмысленным, — пытаясь как можно быстрее сменить неугодную для себя тему разговора, ответил молодой правитель. Последний словно не замечал странных подозрительных взглядов в свою сторону, а также в сторону отставленной чашки, но, тем не менее решил игнорировать все, что было с этим связано.
— Ты более разговорчивый, чем кажешься, — заметил Тарен. — Тебе надо поесть.
— Опять еда, — недовольно подумал про себя Эстиэль, понимая, что и здесь он, скорее всего, подставился, так как если воду могли не отравить, то в еду уже обязательно можно было что-то подмешать. Верить людям за всю свою жизнь он так не научился, и, к слову, делать этого не особо хотелось. — Я разговариваю, только когда меня слушают, — все-таки выдавил из себя комментарий на замечание Тарена Эстиэль фактом своего поведения, при этом проигнорировав просьбу о приеме пище. Как отказаться от еды молодой король не представлял в принципе, ведь не только подозрения были в его голове, но и ненависть к самой еде уже сжимала горло, заставляя тело как можно быстрее бежать от этой пытки. Действительно, трапезные празднества и полуденный чай были для молодого короля практически смертным приговором, которым при полном желании, умении и хорошей фантазии его можно было истязать. И это было бы даже эффективней, чем физические или моральные пытки. Но есть все равно надо было, и сейчас, и до этого. «До этого» надо отдать честь главному советнику правителя, придумывающему разные вариации того, как и что надо съесть, при этом не нарушая этикет и создавая эстетическую обстановку, а также композицию общности картины. В противном случае король просто отказывался трапезничать, причем не ел около недели. Это был его предел. Далее, вспоминая то, что и он смертен, начиналось нежелание есть, а необходимость человеческого организма в пище. Другими словами, кто-то снова его заставлял принимать еду.
— И как ты об этом узнаешь? — поинтересовался Тарен, словно упрекая своей интонацией гостя в том, что это в принципе невозможно, а саму заинтересованность можно было всегда подстроить. Незнакомец выставил на пол рядом с настилом миску похожую на ту, из которой не так давно король пил отравленную воду. Только на этот раз субстанция действительно была подозрительной. Смесь, по всей видимости, тягучая, цвета хаки, с плавающими по поверхности какими-то травами, о чьих названиях не читал даже Эстиэль. И запах. Он был отвратителен.
— Если задают вопросы, — более чем не пренебрежительно, словно брезгуя, ответил на вопрос Эстиэль, наблюдая за незамысловатыми действиями рядом с настилом. Вливать содержимое чашки даже через силу в себя не хотелось или через уважение, а уж тем более через пытки. — Лучше умереть от голода, чем есть подобную пищу, — размышлял про себя молодой король. Многие, кто услышал бы его сейчас вслух, могли поднять бунт против зажравшегося правителя, отправляющего на голодную смерть жителей своей страны, тогда, когда сам воротит нос от пищи, плывущей к нему в рот. Но тут скорее надо винить не Его величество, а его только теоретическое знание описания такого понятия как «голод».
— В этом есть своя истина, — протянул Тарен с усмешкой на лице, словно уходя во внутренние размышления по данной проблеме, на которую весьма своеобразно рассуждал его гость. Именно слово «своя» резануло по слуху молодого правителя. Словно фраза прозвучала как оскорбительная речь, в отличие от той, которая констатировала факт полета своей мысли и жизненных выводов. В голове правителя тут же закрутился вихрь вопросов касательно того в чем именно его фраза могла быть неправильной, а также легкая злоба на подобное, внимание, субъективное отношение к своей личности.
— Я не буду «это» есть, — сказал Эстиэль вслух, то, что до этого привычно для себя сдерживал в голове. При этом сделав ударение на слове «это», стараясь словно обидеть человека приготовившего яства в ответ на свое чувство уязвленного самолюбия, которое было уже не раз одарено усмешкой. Возможно, молодого правителя все же не так сильно мучил смех в свою сторону, сколько внутренние боли, которые были так непривычны для тела, но вполне четко ощущаемы. Раздражало.
— Что? — словно давая молодому правителю второй шанс, переспросил незнакомец по имени Тарен, причем не со злостью, а словно действительно не расслышал, того что ему так четко и вслух проговорил его пришедший гость.
— Что и требовалось доказать, — ответил на вопрос молодой правитель, решивший устроить небольшой эксперимент, в подтверждение своей гипотезы и ответа, который как нельзя кстати подтвердился. После полученного ответа, если не следует дальнейшего вопроса, а произносится констатация факта или фраза, не отображающая ничего, с вероятностью в восемьдесят процентов, что задающий не услышит любого утверждения со стороны отвечающего.
— Не повторишь?
— Тиэль, — ответил на вопрос отказом молодой король, считавший, что говорить о занимаемом статусе и природе своего происхождения незнакомцу не стоит. Это можно считать реакцией на поведение возможного хозяина помещения. Ведь Тарен сам не окрестил, кто он и чем занимается, а также зачем мужчина, собственно говоря, спас молодого правителя, что не давало и малейшей предпосылки на то, что последний должен ему доверять. Во всяком случае, даже если не существовало подобного слова, люди стремились заполучить псевдодоверие со стороны друг друга. Такая забавная игра. Играть в которую ключевой фигуре соединенного королевства не хотелось, следствием чего являлось только то, что он отвечал на четко поставленные вопросы и не говорил больше того, что могло повредить его дальнейшему существованию. Эстиэль не думал, что ему чем-то угрожают или будут угрожать. Просто следовало быть настороже, как и следовало быть осторожней хозяину, приютившему незнакомца. Ведь гость может оказаться вором или беглым преступником, которому давно плевать на моральные принципы, чего, конечно же, можно ожидать и от Тарена.
— Хорошо, Тиэль, — протянул мужчина, словно соглашаясь с тем, что ему не поведают тайну предыдущей фразы. — Пять серебряных пуговиц были не так уж и плохи, но тебе есть еще чему учиться. У короля дернулся глаз от прозвучавшей далее фразы, все-таки хозяин посчитал за грубость его отказ в повторении своего утверждения, о природе которого не был осведомлен мужчина. В связи с этим последовала ответная грубость и от Тарена, передразнивающего отношение к себе со стороны юноши.
Смутно вспоминая, а также отображая хронологию своих действий в голове, Эстиэль все же понял, что имеет в виду хозяин подноса, который так нелестно отозвался об умении ставить защитные барьеры. Нельзя сказать, что молодой король был плох в гоэтических и эзотерических учениях, а также в том, что барьер, который он имел честь поставить для своего спокойствия, был так уж слаб, что его можно так просто сломать. Во всяком случае, так считал сам юноша, в связи с тем, что установил защитный барьер не только на пяти вещественных элементах, но и привязал его к крови, что по идее любого мимо проходящего должно заставлять было отходить от места пристанища короля на приличное расстояние. Непроходимое болото — неплохая иллюзия. — Алхимик? — последовал следующий вопрос, немедленно выцепивший Эстиэля из размышлений касательно того, как стоящий перед ним мужчина сломал барьер. Теперь не оставалось и грамма сомнения, перед молодым правителем находился человек, который приволок его в эту, если можно ее так назвать, опочивальню. — Он, значит, тоже? Насколько же он тогда сильнее?
— Иногда, — уже вслух выдавил из себя Эстиэль, понимая, что столкнулся он с весьма сильным в духовном плане человеком, при этом практикующим и достаточно давно. Так как преодолеть заклинания, построенные на крови, было не под силу даже мастерам` своего дела. Эстиэль напрягся.
Подобный ответ снова заставил Тарена громко рассмеяться, скорее из-за нелепости сказанного, во всяком случае, так проанализировал очередной порыв смеха со стороны своего собеседника молодой король. Только в этот раз юноша не принял это за усмешку над собой в связи с тем, что он действительно только увлекался алхимическими учениями для того, чтобы разбавить свою скуку, ведь большим не предоставлялось ему заниматься в замке. Да и если быть честным, из короля был более хороший теоретик, чем практик по причине того, что просто не на ком было тренироваться в замке, а вне него все эксперименты заканчивались мягко сказать плачевно.
— На этой ноте, извольте, мне надо заниматься делами, — откланялся Тарен, и вышел из помещения, оставив при этом содержимое подноса рядом с настилом, служившим кроватью для короля соединённого королевства. Эстиэль никак не отреагировал на прощание уходящего из помещения мужчины, по всей видимости, хозяина этого места, о котором он не хотел слышать подробности, так эта информация только рассеет его сознание. Все последовательно он сможет рассмотреть, когда встанет на ноги, чему хозяин помещения ему делать, пока не советовал. Молодой правитель проводил взглядом закрывающуюся дверь за Тареном, явно спешившим сделать все насущные дела, планируемые вначале, и заметил на его спине узор. Рисунок схематичный, но что-то он явно напоминал юноше. Но не это вызывало интерес у Эстиэля в уходящем человеке, а скорее орнамент, который был изображен на его лице. Хаотичности и определенности в узоре не присутствовало. Темные, похожее чем-то на сажу по цвету, и на чешую по форме линии, кое-где, словно специально не прокрашенные, вихри настоящего смуглого цвета кожи, скорее всего, загоревшего. Самое интересное, что они были больше похожи на маску, так как на лбу, подбородке, а также на левой щеке не было подобных разводов, в основном около светло-зеленых глаз, которые напомнили молодому королю перстень семьи Лотер — хризолит. Поразительный цвет глаз, как и цвет волос, а еще необычный орнамент на лице, явно могли быть последствиями экспериментов алхимика, которые насколько знал сам король, очень сильно любили опыты с собственной плотью.
Спину ломило, скорее всего, от настила. Голова продолжала кружиться, то ли от запаха принесенной жидкости, которую должен в себя влить молодой король, то ли от звука песнопения, исходящего с другой стороны окна. Горизонт померк, начиная водить сознание правителя в разные стороны. Снова появилась пресловутая белая пелена, заставившая молодого короля вернуться в исходное положение.
— Скоро будет дождь, — улавливая в песни птицы, нотки печали, подумал Эстиэль, и закрыл глаза под мелкую непостоянную дробь, которая подобно колыбели его постепенно убаюкала.
Послушался громогласный удар, побудивший молодого короля открыть свои очи и направить их сразу на окно, которое атаковало дерево, так рано заполучившее для себя в качестве подарка от природы, почки. Свистел ветер, деревья нагибались так, словно их пытались сломать, тысячи солдат, перед этим обвязав веревками. Шел сильный дождь, непроглядной стеной. Наряду с ним, ударила молния, по звуку и треску, сопровождаемому, недалеко, в дерево. Спину по-прежнему ломило, что заставляло руками скользить по ней, не понимая, причины боли. Дышать становилось сложнее из-за недуга, во всем виноват пресловутый настил, на котором он должен был спать, но жаловаться было грешно. Тошнота спала, скорее всего, по причине того, что миска с вчерашним бульоном исчезла — следы хозяина дома, который, по всей видимости, заходил, и забрал не только миску, но и закрыл окно из-за начинающегося ненастья.
— Горная буря, — пояснил мужской голос, входящий с дверным скрипом в комнату, это был Тарен. — Она будет идти около месяца в лучшем случае, в худшем — решит сама.
— ... — ответа на просвещение касательно непогоды со стороны короля не последовало в связи с тем, что правитель даже не понял, как так скоро появился перед его взором опытный алхимик. Это настораживало. Королю даже на мгновение показалось, что, возможно, хозяин очередного подноса с едой ждал в комнате, пока проснется его гость, или же установил какие-то барьеры, точно повествующие о пробуждении или изрядном активном движении больного.
— Тебе надо поесть, — сказал Тарен, выставляя содержимое деревянной доски около настила, на котором, не отрывая взгляда от окна, сидел завороженный молнией молодой король. — Мне не нужен здесь труп.
— Его и не будет, я не умру, — ответил Эстиэль, на сменившийся тон Тарена, когда он выговаривал слову «труп». Игнорировать его было бесполезно, он следил за беседой, и, скорее всего, второй раз не удастся ускользнуть оттого, чтобы принимать очередную странную субстанцию, которую приносил алхимик. Веры ему по-прежнему не было. Да и есть, также не хотелось. В этот раз подозрительная пища пахла не так отвратительно, а даже маняще, но вот на вид выглядела хуже предыдущей. Отчего пусть и не произвольно, но молодой правитель поморщился.
— Неплохая уверенность для того, кто неделю находился в бреду, — усмехнулся хозяин деревянного подноса, поясняя, почему же гостю необходимо было принять еду, даже если он не хотел этого делать. По сути, Эстиэль мог понять Тарена. Выхаживать человека без сознания, который около недели не приходил в себя, а затем еще и отказывается трапезничать, стирая все следы своего участия и стараний — раздражало, безусловно, если в принципе не плевало в душу. Считая, что лучше всего пропустить все сказанное мимо ушей, для того чтобы попытать удачу в области своего возможного отказа от еды, молодой правитель молчал, продолжая смотреть в одну точку и поглаживая больную спину. — Воспаление легких.
Эти слова все-таки заставили Эстиэля повернуться в сторону пришедшего уже как несколько фраз Тарена. На лице молодого правителя явно фигурировал вопрос, касательно сказанного мужчиной, но вслух его задать гость не успел, так как был прерван хозяином подноса: «Шучу. Но могло быть»
Послышался выдох со стороны правителя. Успокоились эмоции, которые выдавали в юноше явного параноика, пытающего связать свои симптомы со сказанным заболеванием в голове. Воспаление легких могло стать приговором для того времени и уровня медицины. Король был уверен, что даже не все его дворцовые лекари или лекари с завоеванных территорий знали как подобное вылечить в теории, а уж тем более провести операции по оздоровлению. Своего рода это был вердикт к скорой смерти, практически равнозначный туберкулезу, который также на тот момент не было возможности вылечить или распознать на начальных уровнях. — Он еще и лекарь? Это многое объясняет, — подумал молодой правитель, прекрасно осознавая, для чего его пытаются так навязчиво покормить и почему приносимые жидкости умеют ужасный цвет и запах. Это были лекарства.
— Теперь понятно... — протянул молодой король, отдавая должное своей побаливающей спине. Сражение с лекарем, да и еще с алхимиком, которого по мозолям от рукояти меча, можно было распознать как воина, не могло быть легким. Эстиэль не трусил, а выбирал в голове более логичные обоснования своего нежелания трапезничать.
— Еще болит? — с явным беспокойством в голосе послышалась фраза от Тарена, которую чуть было, не прослушал молодой правитель из-за осознания своего дальнейшего проигрыша и непринятия ситуации в целом.
— Где-то внутри, — ответил Эстиэль, при этом поднимая чашу с прозрачной водой, которая так любезно в очередной раз расположилась с его настилом. Все-таки игнорировать, зная новую информацию о приютившем его хозяине, было не лучшим решением, в связи с чем молодой король решил выбрать меньшее из двух зол и оказать уважение посредством питья воды. Лекарь точно не будет его травить, хотя и тут ситуация была двоякая. — Снаружи ничего не чувствую, — продолжил юноша, нехотя. Уже наученный опытом общения с людьми, которые занимаются лекарным делом, молодой правитель решил, что лучше полностью говорить о своем самочувствии. Ведь любая недосказанность потом могла вылиться в большие проблемы. Именно поэтому люди, будь они королями или обычными фермерами ходили со своего рождения, как правило, к одному лекарю, а затем и его потомки, для того чтобы можно было корректней определить генетические заболевания, передаваемые с поколением. В связи с этим смерть лекаря на деревне или даже в королевстве была своего рода общей трагедией, тем более, если это был человек в возрасте и умудренный опытом.
— Причина?
— Братья, — тут же ответил молодой правитель, понимая, что бесполезно было скрывать такие подробности своей биографии. Все-таки даже оглядывая тело снаружи для опытного взгляда можно было заметить последствия сильнейших побоев и когда-то сломанные ребра. А если сидящий перед молодым королем был действительно настоящим профессионалом, то скорее он мог определить даже примерный возраст, в котором были получены те или иные увечья.
— И много тебе отбили твои братья? — продолжал касаться темы, неприятной для молодого правителя, своими вопросами Тарен. По всей видимости, ему был интересен свой новый собеседник или же его самочувствие, а, может, и вовсе причины полученных и населенных телу повреждений. Что сильно отличало лекаря от своего гостя, которому ничего не было интересно, ведь из сказанных слов, итак, можно сделать правильные выводы. К сожалению для короля, Тарен был абсолютно прав. Отбили братья и, правда, многое: печень, почки и легкие, так что функционирование всех внутренних органов было под большим вопросом. Можно было не упоминать и физические увечья, которые впоследствии зажили и перестали причинять дискомфорт в принципе. Только в детстве. Но об этом Эстиэль предпочитал молчать, не выдавая незнакомцу таких секретов. Не было желания так долго говорить, а также возвращаться в картины прошлого, которые пусть и нехотя, но все же хлынули в голове потоком, отчего та начала болеть. Кажется, он уже тогда носил черные непроницаемые перчатки.
— Моя одежда... — уходя от столь неприятного предмета обсуждения, перевел тему юноша, пытаясь выбрать, как корректней задать вопрос, интересующий его по-настоящему. — Ее больше нет. Буря поглотила ее. Видимо, ей по вкусу пришлись твои вещи, — совсем не оправдываясь своей, в первую очередь, промашке, ответил Тарен. — Ешь, давай, а то вчера, еду пришлось выкидывать.
— Не хочу, — фыркнул Эстиэль, понимая масштаб трагедии, ведь вместе с его одеждой улетели, и перчатки, без которых он не любил находиться. Можно было, как минимум пораниться, или занести заразу. А если ссылаться на комнату где прибывал король, то можно было с уверенностью сказать, что он точно где-нибудь повредит свою плоть. Но даже не насущное его волновало и бередило рассудок, а скорее будущее. Ведь ему здесь не всю же жизнь было прозябать на неудобном настиле, скорее только до прихода Карла, который вооружившись королевскими следопытами и разведкой, должен был отследить его местоположение.
— Мне придется заставить тебя, — на полном серьезе парировал Тарен, которого, по всей видимости, даже не интересовало мнение больного, прибывающего во временном недоумении и в не знакомом для себя месте. Эстиэль поперхнулся водой. Он действительно не ожидал, что может последовать подобная реплика со стороны ныне живущего. Как бы, не хочет человек есть – не надо его заставлять. Как говорится, целее будут продукты питания. Вот захочет, тогда уже можно будет и условия какие-нибудь выдвинуть. Необходимо было быстро ответить, причем один из подготовленных аргументов, которые, как назло, из-за вопиющей фразы вылетели из головы. Потому что в противном случае у человека, в несколько раз больше самого короля явно хватит сил заставить его съесть и выпить любое из его лекарств. А не хотелось бы.
— Я родился раньше срока, — пояснил Эстиэль, поймав на себе взгляд мужчины, который так и говорил, что подобная худоба была слишком болезненной и проблематичной для дальнейшего выздоровления. Думал ли он, что подобным образом избежит участи впихивания в себя подозрительных субстанций. Мечтал и надеялся. Ведь даже Карл не смел так яро угрожать Его Величеству, пусть уже и выходили все разумные сроки голодания Эстиэля. А тут опасно.
— Сколько тебе лет? — задал внезапный вопрос хозяин принесенных в помещение яств, с угрозой смотрящих на молодого правителя королевства Шии. Они словно издевались и дразнили юношу, поблескивая в молниях, бесчинствующих за окном, а своим запахом явно досаждали, продолжая маячить в глазах, которые так и хотелось отвести от подозрительных масс.
— Восемнадцать, — ответил незамедлительно правитель, заметно растерявшись, так как не понимал, с чем мог быть связан предыдущий вопрос лекаря, если они только и говорили, что о том, что в него должны были впихнуть лекарства. Даже не то чтобы его это волновало, он просто не понимал причин и следствий, с которыми был задан вопрос, отчего даже на миг растерялся. — А ему, наверное, около тридцати – тридцати пять? Ответный вопрос с тем же любопытством Эстиэль не мог позволить себе задать, поэтому ответил на него про себя. Нет, это было не стеснение. Оно, как правило, было не чуждо молодому правителю. Было просто неинтересно.
— Уверен? — словно что-то заподозрив, переспросил своего гостя Тарен, который, как на миг показалось королю, видел его насквозь. Атмосфера снова напряглась.
— И ведь, правда, — задумываясь глубже начал рассуждать про себя молодой правитель. Он покинул дворец незадолго до своего восемнадцатилетия, а многие в королевстве, специально, даже не осведомлены о его настоящем дне рождении для того, чтобы можно быть во всеоружии в свой фальшивый праздник. Здесь надо отдать должное предыдущему королю Жюлиану, деду Эстиэля, который был, повернут на оккультных науках и считал, что в собственное день рождение, а именно в момент своего появления на свет человек очень уязвим, но при этом может обрести новое духовное просветление и открыть свои истинные силы, давно забитые в физическом теле. В связи с этим официальное празднество никогда не совпадало с настоящим днем рождения, причем разница была колоссальная. В несколько месяцев. Эстиэль насторожился. Это было очень подозрительно. Сославшись на очередную специфическую черту оппонента по разговору, молодой правитель все же задал свой первый вопрос хозяину подноса: «Какое сегодня число?»
— Оно уже наступило. Какая разница? — передразнил Тарен, напоминая вчерашний разговор и мнение, которому в настоящий момент противоречил молодой король. Эстиэль даже не наградил хама, по его мнению, недобрым взглядом. Было все равно.
— Мать умерла, будучи беременной мной. После этого меня достали из утробы, я не приходил в себя около семи дней. Меня собирались похоронить, но я очнулся, — пояснил развернуто Эстиэль, что точная дата ему нужна была лишь для того, чтобы ответить корректно на вопрос, который задал передразнивающий хозяин подноса. И это было очень удобно. Вот так завуалировано, можно точно узнать какое время юноша находился без сознания в незнакомом месте, тем самым подтверждая или опровергая слова алхимика-лекаря, который, к сожалению, был полон саркастических оборотов. Также мудрый по рассказам король соединенного королевства видел в этом и другое свое преимущество. Каждый, кто живет в его стране, в обязательном порядке хочет он того или нет, точно знает когда у правителя день рождение, ведь в этот день для простого люда организуется, естественно, Карлом, огромное гулянье и раздача продовольствия. А, значит, даже если и могли присутствовать мысли в сторону Эстиэля о его происхождении, то теперь они точно бы отмелись. Стоило просто сказать правду.
— Восемнадцатое второго месяца года, — ответил алхимик, выслушав небольшую тираду со стороны своего гостя, решив, по всей видимости, что его внимательная заметка не увенчалась успехом.
— Да, уверен. Оно сегодня, — подтвердил свое высказывание молодой правитель, как и задумывалось правдой. — Все-таки правда иногда творит потрясающие вещи. Последнюю фразу же правитель подумал про себя, а также про двойной замысел короля Жюлиана, которому сейчас он был более чем благодарен. Врать не любил.
— Хорошо. Тогда в честь дня рождения, я все же не буду тебя заставлять. При этом в следующий раз, тебе, Тиэль, уже придется заработать на эту еду, — все же сдался Тарен, по всей видимости, не особо горящий желанием насильно вливать еду в человека. Эстиэль не поверил своим ушам. Он уже смирился с тем, что ему придется все-таки выпить отвратительную субстанцию и настраивался мысленно — как тут подобное соблаговоление. Повторив про себя свою последнюю фразу, касательно чудес правды, молодой правитель обрадовался, пусть и не сильно. Это действительно был подарок.
— Условия месячного проживания? — переспросил молодой король, уточняя смысл последней фразы, которую, по всей видимости, обидевшись, произнес Тарен. Это объясняло первоначальную фразу, вошедшего лекаря касательно Горной бури, а соответственно, ставило его достаточно в щекотливое и шаткое положение. Ведь любой человек, живущий на территории Большой Земли, будь он млад или стар, прекрасно знал, что с бурей во второй месяц года сражаться было бесполезно. Разумнее переждать. Безусловно, находились смельчаки, пытающиеся победить погодное явление, правда, потом о них никто и ничего не слышал. Поговаривали только одно: «Буря второго месяца забрала их».
— Угадал.
— Предлагаю консенсус. Я буду что-то делать только тогда, когда захочу трапезничать, — подредактировал условия Эстиэль, делая при этом ударение на слове «только». Работать он не собирался, в этом юноша был уверен. Это было не его. Тем более на руку играло то, что ему как другим не было необходимо питаться несколько раз в день, а то бы явно обидевший на отношение к его еде лекарь, его запряг. А людям с хорошей фантазией, может, в принципе показаться, что молодому королю хватит на завтрак и утренней росы. Кто знал, может, это и было и так, но сам молодой король подобного не проверял. Неинтересно.
— Разумно. Сколько ты можешь выдержать? — спросил Тарен, ставя на деревянный поднос миски с едой, и пустую чашу с водой, которые некогда сам принес в эту комнату. Как понял сам Эстиэль, мужчина это скорее уточнял для собственного интереса или же для того, чтобы понимать, когда ему готовить свою отвратительно пахнущую еду, а когда нет. Стоило указать максимальный срок, который, как думал Эстиэль, все равно был бы либо увеличен, либо сокращен в зависимости от чувства его голода, так как сейчас он все-таки не поел. А еда, как известно, к сожалению, способствовала полному выздоровлению организма.
— Больше недели, — несильно задумавшись, и прекрасно осознавая свои способности и потребности в еде, ответил молодой король. Нельзя ответить, что он переборщил. Да срок был около одной недели. Просто где-то внутри что-то крякнуло, напоминая молодому правителю о том, что он может выставить себя лишний раз дураком, не подтвердив своих слов. А этого делать не хотелось. Не перед алхимиком, который смог разрушить его барьер на крови, чем заметно уязвил самолюбие правителя.
— Отлично, — уяснил Тарен, поднимаясь с пола, на котором до этого момента достаточно хорошо устроился. — Сейчас ты выпил энергетик. Так что увидимся через неделю. Проверим твою выдержку. Последнее было сказано словно в насмешку над молодым правителем. Алхимик явно забавлялся над своим гостем, считая, что указанный срок и реальная ситуация в свое время разойдутся в показаниях. Во всяком случае, такой вывод сделал сам Эстиэль, оценивая очередное тональное изменение в голосе со стороны хозяина хором. — Если что-то понадобиться, зови.
— Так и знал, на вкус дрянь какая-то, — подумал молодой правитель, в очередной раз, оставив уход своего спасителя без ответа. За алхимиком-лекарем хлопнула дверь, предоставив Эстиэля рассмотрению Горной Бури, хозяйничающей за окном. — Я в горах… с лекарем… Подумаю об этом завтра, — укладываясь обратно на неудобный настил, после рассмотрения своего пореза от меча, продолжил размышлять о произошедшем король. Шов действительно хорошо затянулся, можно даже было отметить красивые и ровные стежки. Перед ним точно был лекарь. Эстиэль был уверен, а, значит, даже от носки тяжелых предметов работа умелого мастера не должна была разойтись.
Минуло двое солнечных суток.
Проснувшись в тех же самых покоях, в которых имел честь закрыть глаза, Эстиэль осознал одну из ключевых ошибок своего временного пребывания на подозрительной территории. Он не сможет сдержать свое слово. Пусть это было даже не обещание или заклинание, произнесенное на крови. Все равно где-то внутри было паршиво. Король хотел есть. Возможно, это было то самое, о чем ему часто талдычил его главный советник, которого стоило слушать в такие моменты внимательнее, а не пропускать, как всегда, все мимо ушей. – Кажется, смысловая нагрузка была о том, что если нет еды в доме, то и есть хочется. А если у тебя всего в достатке, то это тебе и не нужно. Игра подсознания, - размышлял про себя переодевающийся молодой король, ощущая чувство голода в своем желудке. Это было неприятно. Если Эстиэлю еще месяц назад сказали о том, что у него будет сводить желудок от недостатка еды, причем после выпитого недавно энергетика, он бы скорее казнил этого человека за клевету, чем поверил в это. К слову, он понял еще вчера вечером, что проиграет назойливому лекарю, который точно должен быть на седьмом небе от счастья, услышав от своего гостя желаемые слова о готовности что-то сделать или в чем-то помочь. Но как настоящий мужчина, прекрасно осознавая, чем это чревато, терпел до последнего. Как правило, назло Эстиэль мог голодать несколько суток, даже есть хотелось, но тут присутствовали боли, которых прежде не приходилось испытывать никогда. Лучше было все сделать и поесть.
Выйдя из своей временной опочивальни, молодой король побрел туда, откуда с самого утра доносился невыносимый запах лекарственных трав, смешивающийся между собой, итак, не подходящий друг другу. Даже нос жгло. Незаметно прошмыгнув через коридор, чтобы не нарваться на какую-нибудь эксцентричную и специфичную личность, король приоткрыл дверь небольшого зала, находящего между его спальней и кухней. В нос с новой силой ударил запах трав, что аж глаза начали слезиться. Запах жженой травы вместе с восковыми свечами и чуть уловимый запах мяты. Это точно был Тарен. Мужчина сидел на полу, при этом, не обращая на открывающую дверь должного внимания, и перебирал лекарственные травы, покуривая кисэру. Да, именно ее. Еще два дня назад, увидев подобное, Эстиэля бы жахнул когнитивный диссонанс, который не мог себе позволить смешать две культуры в себе, а именно западную и восточную. И он точно попытался бы сбежать даже в Горную бурю из своего временного пристанища, подозревая лекаря в работе на королевство Кии. Но исходя из того что он узнал за эти два дня, и своего точного местоположения, молодой король был спокоен, тем более подобное несоответствие культурам соединялось в Тарене не только в его привычках, но и в одежде. Непонятные штаны, похожие то ли на те, которые носили шуты, то ли на шаровары. Небрежно завязанная мантия, почему-то надетая как обычная накидка. Соломенная шляпа, явно принадлежавшая восточной культуре эпохе две-три назад, добавляла в облик лекаря какой-то нелепости, которому видимо вообще было все равно на свой внешний вид. Травник не заметил пришедшего и стоящего на пороге несколько оборотов гостя, что расстраивало, ведь, необходимо было начинать разговор самому. И стоило так увлекаться травой, что не замечать ничего, что происходит в окружающем мире?
— Доброе… — неуверенно начал молодой правитель, — добрый… Эстиэль явно замялся, в очередной раз, попав в мягко сказать не очень удобную ситуацию в связи с тем, что из-за наступления Горной бури было сложно понять который сейчас период времени. Он и до этого сталкивался с этой проблемой, но теперь-то необходимо было самому констатировать факт.
— День, — словно поправил его мужчина, уже обративший внимание на человека, по всей видимости, забывшего как говорить. Ни улыбки, ни саркастической фразы не последовало. Эстиэль даже успокоился, решив, что в этот раз грубый лекарь над ним не смеется, и не будет издеваться в дальнейшем диалоге. Настроение видимо не то. Вздохнув с облегчением, и решив поздороваться как надо, молодой король был прерван фразой травника: «Что-то случилось?»
Правитель замялся. Ведь, по сути, с ним ничего не случилось, но, то, что он не смог сдержать обещания его как-то внутренне дразнило и подкалывало. Необходимо было пересилить самого себя, который подобно внутреннему постороннему незнакомцу глумился и издевался, вызывая смущение. Может, это было и оно, ведь подобного чувства испытывать нерадивому правителю прежде не приходилось. Эстиэль то смотрел на каменный потолок, то на деревянный пол, то на травы, расположенные через равное друг от друга расстояние, и наконец-то сдался: «Ничего. Я просто проголодался».
— Вот как. Давно пора, — усмехнувшись и обращаясь снова к лекарственным травам, проговорил алхимик. Как он и думал, он точно был рад, что выдержка Эстиэля оказалось не более чем хорошей выдумкой.
— Поэтому… — в очередной раз, закомкавшись, начал молодой правитель. — Что мне следует сделать?
Эстиэль даже на мгновение осекся, подумав, что мужчина забыл об их уговоре, так как взгляд, которым одарил Тарен своего гостя после сказанной фразы, был более чем не добрый. И в принципе ничего удивительного и не было, так как даже утвердительный оборот, который звучал со стороны лекаря, скорее всего, нес за собой смысл прекрасного избавления от своего недуга, можно сказать даже поздравления. Алхимик, всем своим видом показал гостю, что ему не очень интересно то, о чем повествовал юноша. — У каждого свои причуды или это очередные воспитательные работы? — невольно подумал молодой правитель, который уже привык к лекциям и странностям в характере, приютившего его мужчины. Эстиэль уже определенно начал жалеть, что стал говорить.
— Ааа, — протянул лекарь, словно вспоминая незначительную информацию, которую можно было с легкостью забыть при этом, не причинив никому дискомфорта. Либо же мужчина в принципе не собирался заставлять своего гостя что-либо делать, и причиной всему стало ярое противостояние против готовки хозяина. Наблюдая за тем, как Тарен плотно задумался, подпирая подбородок и переводя взгляд куда-то в сторону, молодой правитель понял, что мужчина, скорее всего, выбирает в своей голове подходящее наказания для своего невоспитанного гостя. — Надо бы траву подергать, и от камней очистить пару гряд. Справишься? — демонстрируя уже вслух некоторые из своих последующих дел, спросил алхимик. Молодой правитель оскорбился. Ведь даже если и он, казалось, физически не был силен, то это не значило ровным счётом того, что ему не удастся справиться с какой-то травой. Сказать, что он этим когда-либо занимался, означало соврать, но гость не считал, что для этой работы необходимы какие-то особые навыки.
— Да, — фыркнул король в ответ на вопрос, показывая всем своим видом, что ему не нравится подобное пренебрежение в свою сторону. Вследствие чего и был одарен многозначительной улыбкой со стороны лекаря.
— Центральная гряда, между солнечными и лунными часами. Если не поймешь, спроси Прасес, - всё же продолжил свое словесное недоверие вслух к способностям своего визитера Тарен. — Чего бы ты хотел отужинать?
Король был удивлен. Безусловно, иногда Карл интересовался желаниями своего короля, но после седьмого или восьмого безразличного ответа, в котором звучало, главное чтобы было не отравлено и красиво, главный советник перестал интересоваться мнением правителя. Не плотно задумавшись, вспоминая, что последнее ему хотелось в свое время отужинать, молодой правитель сказал: «Ягненок».
— Хорошо, — засмеялся, возвращаясь привычной для себя манере разговора Тарен. — Будет тебе жаркое из ягненка. И словно далее не обращая на своего гостя внимания, вернулся к травам, которые перевязывал в отдельные пучки. Видимо для дальнейшей сушки. Многие из расположенных на полу зала трав, король знал, некоторые даже видел не только в книгах, но был все равно поражен, открывая дверь, в которую некогда зашел. Ведь сейчас определенно не сезон собирания трав.
— Так вот как это работает. Оказалось даже проще, чем я думал, — проговорил лекарь вслух под закрывающуюся дверь, отчего Эстиэль нехотя, но все, же остановился.
— Что работает? — вмешиваясь в диалог между кем-то неведомым и Тареном, спросил Эстиэль. Он не думал, что обращались к нему, но интерес, как и в предыдущие ситуации взял над ним вверх.
Сам лекарь, по всей видимости, частенько злоупотреблял в свободное время беседами с самим собой, о чем повествовало его удивленное лицо в ответ на фразу гостя. Но, тем не менее, словно ничего не случилось из ряда вон выходящее, немедленно показал небольшой венок из трав, которого до этого в руках Эстиэль не мог наблюдать со словами: «Хочешь?»
— Нет, спасибо, — тут же ответил отказом молодой правитель, закрывая за собой дверь. – Сумасшедший старик.
________
Примечание:
`- внутренняя градация разделения по рангам и опыту работы с алхимическими, гоэтическими, каббалистическими, магическими и иными эзотерическими и оккультными учениями. Градация следующая: Адепт (первая каста, использующая в своей работе осознанные субстраты и формы. Человек-материя), Мастер (вторая каста, использующая в своей работе осознанные чувства, мысли и желания. Человек-энергия), Махатма (завершающая стадия, третья каста, использующая в своей работе духовную составляющую. По поверьям, это тот, кто преодолел физическую плоть. Человек-дух).
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления