Онлайн чтение книги Проклятие династии Лотер Curse dynasty Lotere
Глава 3. Жаркое из ягненка (6)

***

Следующие два дня мужчина полностью игнорировал свое пребывание на территории Большой Земли, и в храме, в частности. Во всяком случае, такой вывод сделал фамильяр мастера, наблюдая за странными и порой несвязными дей­ствиями своего хозяина, которые проявлялись как в бытовых мелких делах, так и в персонализированных занятиях, связанных непосредственно со специализацией и жизненным укладом мага. На первый день фамильяр даже не сообра­зил в чем дело, и, можно сказать, не заподозрил ничего странного, обнаружив своего мастера в привычном для него состоянии труда в утреннее время, а именно за прополкой трав в лекарственном саду. Разговор, провоцируемый по обычаю фамильяром, который преследовал цель, как правило, избавления от угроз насущных, Тареном был пресечен на корню, с просьбой более не вмешиваться в его трудовую деятельность. В следующие разы Руфуологсис также не приходился ко двору, так как возникал ниоткуда, подобно специфическому погодному явлению, во время обучения и тренировок мага, вследствие чего, был одарен, лишь скромными просьбами сделать то или иное действо, связанное с улучшением дальнейшего проживания в храме. Можно сказать, в подобном темпе прошел весь первый день, отчего у мантикоры начали от недовольства зубы скрипеть. Ярого восстания против норм установленных магом фамильяр решил не высказывать, попросту из-за страха быть испепеленным непринужденной улыбкой мага, которая вгоняла в оцепене­ние серьезней обычного недовольства со стороны аскета. Последней и безоговорочной точкой в наблюдениях со сто­роны фамильяра, которая повлекла за собой выстроенные выводы на грани конца существования всего мирского, стал ненакрытый стол для проведения вечерней трапезы. Аскет нередко пропагандировал то, что физическое тело - это храм, нуждающийся в соответствующем уходе и правильно выстроенный прием пищи одна из основ, которой стоит при­держиваться всю оставшуюся жизнь, если имеется желание не сталкиваться с неправильным течением энергии по ка­налам. Подобного противоречия своим словам, пусть и за короткий промежуток времени, за мастером замечено не бы­ло, в связи, с чем мантикора решив внутри себя, что маг находится на грани жизни и смерти из-за сил внешних ужаса­ющих, поддавшись своему выстроенному шаблону, поспешил выяснить, происходящее с Тареном. Проведя оставшееся время в размышлениях и ожидании своего мастера в опочивальне, фамильяр все же решился на разговор, который, по его мнению, откладывать было нельзя, и, придумав определенное количество клише, стал ждать ночи. Обычно поджига­емая мастером свеча, горела неровно, а сам аскет и не торопился отходить ко сну, в чем мантикора заметил для себя очередной тревожный сигнал, так как хороший сон, являлся вторым нерушимым правилом мага, после правильного при­ема пищи. Решив, что хозяин просто проигнорировал очередное свое правило, и, ссылаясь на книги, которые отра­жались на столе-двойнике, Руфуологсис понял - мастер просто-напросто собирается забиться на всю ночь в библиоте­ку и почитывать украденные с острова Логос фолианты, пытаясь разобраться в текущей ситуации. И спокойно отошел ко сну, переложив жизненно важный разговор на рассвет следующего дня.

На следующий день, только проснувшись, мантикора решил действовать всерьез. Набравшись смелости и выбрав из двух зол меньшее, а именно избиение от Тарена за изменение направления просветляющего потока, фамильяр втор­гся в медитативный процесс с привычными для себя и всех обитателей храма криками о неминуемой и скоропостижной смерти.

- Лучше увидеть злого дракона, который рвет и мечет, чем стать закуской для истинного и умертвия, - подумал мантикора, искренне надеясь внутри себя, что мастер придет в привычное состояние. Но, увы. Вместо ожидаемой рас­правы, Тарен лишь доброжелательно отпустил просьбу убраться с глаз долой, чему ежесекундно и последовал оша­рашенный фамильяр. Отойдя от забвенного шока, мантикора понял, что мастер не то чтобы не собирался опосля бе­седовать на угодную для фамильяра тему, но и не собирается этого делать априори. В связи с этим неутешительным выводом Руфуологсис решил действовать напрямую. Другими словами, сделать то, чего мастер точно не сможет проиг­норировать, и сам, ведясь на игру фамильяра, заведет разговор, а там уже, как говорится, дело останется за малым. Приняв рациональное для себя решение в успешной реализации плана, фамильяр порвал парку-тройку кур, за которы­ми Тарен вел, по своему мнению, особый уход, и чтобы преступление наверняка было замечено, преувеличил масшта­бы, изрядно испортив коридор, опочивальню и зал. Оценив будущий фронт своей работы, мантикора не то чтобы был доволен собой, но и мог понести любое наказание за содеянное преступление, пусть и надеялся, что ему удастся его избежать, ссылаясь на некомпетентность самого хозяина, который довел его до крайней точки кипения. Надежда теп­лилась в том, чтобы этот бедлам как можно быстрее был замечен мужчиной, что и случилось, с одной поправкой на то, что аскет наблюдал за странными потугами своего фамильяра испортить камень и дерево, использующие в качес­тве настила в зале. И явно не просчитав подобного, фамильяр ошибся в реакции своего мастера, который попросил больше не заниматься самодеятельностью, что привело преступника не только в смятение, но и заставило неплохо струхнуть, отчего весь коварный план вылетел моментально из головы. Настолько фамильяр был огорошен, что не смог даже выйти из опочивальни, в ожидании наказания, на вечернюю трапезу, которая, к слову, была шикарна непосредс­твенно из-за проделок самого Руфуологсиса. Наказания за проделки не последовало, может, к сожалению, а, может, к счастью, так как Тарен не появился в опочивальне и этой ночью, снова плотно засев за свои книжонки в библиоте­ке, которые чуть ли не до самого рассвета елозили по столу-двойнику.

Громогласный удар, подобный сильному горному обвалу, вследствие которого порода, расколовшись на куски, ата­ковала слюдовую крышу храма Краской розы, пробудил Руфуологсиса ото сна, так долго не приходившего на зов ман­тикоры. В опочивальне царила угольная тьма, и даже свеча, привычно зажженная мастером, не горела, словно потухла от ветра, который вероломно бесчинствовал по коридорам и помещениям храма. Все вокруг напоминало засасывающу­юся в себя пустоту, в которой слышны были звуки трения горных пород, с гулом падающих в Футалус Силфус, вой аг­рессивного ветра, желающего найти укрытие от непокорных сил природы, а также слезливый крик отчаяния по погиб­шим собратьям со стороны пробудившихся от спячки деревьев. Сумбур, царивший повсюду, был окрашен в краски бес­порядка и страданий, чем-то отдаленно напоминая известный всем сюжет о конце существования живого.

- Я ослеп! А-а!!! Враги! – закричал фамильяр, привычно высунув нос из-под теплой телогрейки, которую несколь­ко дней назад до своего ухода в себя принес со второго яруса храма Тарен. Эхом отозвавшийся крик рикошетом уда­рился о стену помещения, и напугал животинку сильнее, чем темнота, да так, что мантикора умудрился пусть и менее громогласно, нежели звук, разбудивший его, упасть с огромной кровати, с которой, казалось бы, упасть было невоз­можно.

- Тарен! На нас напали! Где ты, Тарен?! – пытаясь выбраться из-под телогрейки, рухнувшей вместе с фамильяром, кричал Руфуологсис, судорожно пытаясь найти своего мастера, который не факт, что присутствовал в комнате. Разгля­деть что-либо было практически невозможно, и лишь по велению внутреннего чутья, на кое мантикора полагался в си­туациях опасных для жизни, фамильяр направился в сторону выхода, чтобы попасть в библиотеку, где, по его мнению, мог находиться его мастер. Под присущие крики и вопли о захвате его во вражеский плен, мантикора все же вырвался из-под заключившего его в объятия смерти орудия против холода и зноя, и под очередной всхлип, носивший имя его мастера, уперся в громоздкую склизкую преграду, отчего имя мастера приобрело непередаваемый сопливый оттенок в совокупности со звуком скрипящей от сырости двери. Нюх, на который возлагал большие надежды фамильяр в поиске своего мастера, был перебит запахом мокрой земли и вековой извести, отчего замешкавшийся Руфуологсис с очеред­ным безнадежным криком в пустоту, потерял временно ориентир. На глазах по-прежнему лежала пелена черного цве­та, через которую можно было увидеть только два сверкающих светло-зеленых огня, пристально смотрящих и жела­ющих отправить фамильяра вслед за своими родственниками, давно покинувшими территорию Большой Земли. Пресло­вутая известь затупила органы обоняния, что ставило мантикору в ситуацию безвыходную и пугающую, так как нельзя было точно определить не только свое местонахождение и иные предметы, окружающие его, но и нахождение своего хозяина, который мог быть уже сожран странными огоньками. Не нарываясь, понимая абсолютно всю сложившуюся си­туацию, мантикора было принялся пятиться прочь от преграды, которая начала шевелиться и шелестеть своими наруж­ностями, как с него стянули мобильное укрытие, являвшееся некогда смертельным врагом.

- Хрен че получишь гнида мохнатая! Информация умрет вместе со мной!

- Успокойся, - послышался знакомый до боли голос, на яркое и агрессивное заявление фамильяра, который, заж­мурившись, воинственно скрутился в калач.

- Тарен! – довольно воскликнул фамильяр, понимая, что его гибель временно откладывается. – Я вижу! Ура! Кста­ти, твой голос поистине успокаивающий. Из тебя вышла бы шикарная мать. Я тебе говорю.

- Не знаю как мать, а вот нянька точно неплохая вышла, - усмехнулся мужчина, подавливая внутренние порывы смеха, которые пытались вырваться наружу. Аскет уже смирился со спецификой общения своего фамильяра, и пос­леднее время только и делал, что втайне потешался над каждым из его словечек, вылетавших изо рта, явно не оста­навливающихся перед выходом в голове.

- Тарен, на нас напали враги? – перескочил обратно на тему для себя жизненно важную фамильяр, для того чтобы окончательно убедиться в том, в какое время и ждать ли вообще свою кончину.

- Не на нас, - отозвался Тарен, снова погружаясь в огромный ящик, который непонятно каким образом оказался в опочивальне, ведь прежде мантикоре его в этом помещении видеть не приходилось.

- А на кого?

- Все-то тебе надо знать, - усмехнулся мужчина, проигнорировав очередной вопрос своего фамильяра, направлен­ный на ту часть области, в которой он все равно ничего не мог сделать. Другими словами, не знаю зачем, но ты от­веть, а потом я придумаю еще тысячу вопросов, чтобы отнять весьма занятого человека от важного занятия. Тарен во избежание последующих ответов на вопросы предпочитал их пресекать на корню не только в своих интересах, но и в интересах фамильяра, ведь даже все, понятно объяснив ему, Руфуологсис мало что поймет и, скорее всего, перет­рактует на свой лад, а это лишние проблемы, создавать которые аскет не стремился.

- Но Тарен… А что это такое? - прервался мантикора от аргументов в подтверждении важности и необходимости получения информации о нападении, на предмет, напоминающий деревянную продолговатую шкатулку, которую мас­тер вытащил из большого хранилища. Ответа не последовало, отчего мантикора решил, что хозяин, находясь еще под влиянием темных сил, борется за свое существование посредством старинных артефактов, а, значит, он как насто­ящий фамильяр должен оказать всяческую помощь своему умирающему мастеру. Деревянная шкатулка, словно услы­шав мысли Руфуологсиса о том, что необходимо вскрыть очередную «штукенцию» жалобно скрипнула, чем превратила серьезно настроенного фамильяра в заинтересованного кота, увидевшего перед собой новую интересную игрушку. Как заведенный, своими внутренними желаниями мантикора потянулся лапой к шкатулке, отчего и получил по лапе от мас­тера, убирающего хлам обратно в ящик, который, к слову, сам же и вывалил, по всей видимости, в поисках этой завет­ной игрушки.

- Ради моего спокойствия не трогай ничего, а то станет на одно магическое существо меньше, - пригрозил Тарен, перемещая продолговатый предмет в противоположную от фамильяра сторону, при этом, не отрываясь от своих дей­ствий, словно мантикора не сделал ничего, чтобы могло хоть как-то задеть или прервать мага от немудреного действа.

- Ты опомнился, что ли? – обиженно спросил мантикора, наблюдая за тем, как его игрушку нехороший человек пе­реместил на другую сторону, для целей фокусировки нового местоположения заинтересовавшего его предмета. Воп­рос заданный фамильяром, был неслучаен, так как всем своим нутром мантикора почувствовал внутреннее негодо­вание от замечания, сделанного ему хозяином. Если сравнивать хлынувшую мимо оскорбительную ситуацию, с денька­ми прошлыми, то характер обращений был схож, если и вовсе не идентичен. В связи, с чем мантикора решил, что проб­лемы с умертвием и истинным были решены и громогласный удар, разбудивший его, являлся ярым подтверждением из­гнанных с территории храма злых сил. А, следовательно, и волноваться было не о чем, и нарезвиться с новой иг­рушкой, к которой фамильяр начал свое медленное движение, при этом, забыв про мастера, находившегося рядом, можно было вдоволь.

- В каком смысле?

- Просто…- замялся мантикора, понимая угрозу, нависшую на него не только от заданного вопроса, но и от воз­можного чтения помыслов и дальнейших своих действий, на которые маг мог отреагировать весьма негативно. – Ты странно себя вел. Я бы даже отметил, что очень странно.

- Да? – протянул мастер, закрывая большой сундук, в который за весь недолгий разговор умудрился сложить, по всей видимости, в беспорядке, выволоченные до этого вещи. – И как же?

Мужчина резко поднялся, отчего мантикора решил ретироваться на безопасное от своего мастера расстояние, для того чтобы впоследствии выкрасть забавно пищащую дощечку. Нащупав подле кровати какую-то определенную расще­лину, которую прежде не замечал мантикора, аскет отодвинул деревянный настил и столкнул туда ногой большой сун­дук, который с грохотом ударился о пол неведомого для фамильяра секретного помещения.

- Руфуологсис.

- А?

- Что в твоем понимании странно? – переспросил еще раз Тарен, который в отличие от своего фамильяра не толь­ко следил за разговором, но и жаждал услышать обоснованный ответ на свой вопрос, касательно претензии высказан­ной Руфуологсисом.

- А-а, - протянул мантикора, несколько приходя в себя, и не осознавая того, что интерес поглотил его гораздо сильнее проблем насущных. – Ты не накрыл вечернюю и обеденную трапезу, хотя постоянно проповедуешь на тему еды. Тебе только культ поклонения еде осталось открыть.

- Не утрируй, - усмехнулся аскет, понимая, что действительно его уважительное отношение к еде слишком явно демонстрируется. – Пусть и мнение мое касательно правильного приема пищи не изменилось.

Закрыв за собой секретное помещение в подполье, мужчина поднял оставленную и так желанную продолговатую шкатулку с пола и направился прочь из покоев, словно в опочивальне ему больше ничего не нужно было. Стоит отме­тить, что Тарен всегда делал все необходимые вещи в одном пространстве, а уже затем перемещался в другое по­мещение, если не было необходимости через пару часов возвращаться на первое место дел. Так для себя Руфуолог­сис объяснял тяжеловесность дракона и его лень, которая пусть и не мешала заниматься бытовыми делами, но в угоду одним заставляла его забрасывать иные первостепенные.

- Вот! Противоречие собственным словам. А к этому прибавь свою странную реакцию на поведение с курами. Обычно ты меня либо взглядом испепеляешь, либо орешь, заставляя делать какую-то мерзость в наказание, а тут… - потерял мысль мантикора, и, найдя ее, продолжил, - ничего.

- Действительно делаю так? – невольно подумал мужчина, заходя в помещение, которое служило для целей при­готовления пищи, так как кухней назвать его было в корне не верно, ведь на привычное для тех мест строение кухон­ного сооружение это было не похоже. – То есть мне нужно было тебя отругать?

- Э… Нет! Просто ты так обычно не поступаешь, - не унимался фамильяр, беспрекословно следуя за своим масте­ром, вернее за вещицей, которая привлекла его внимание. – А еще сон! Ты не спал, хотя говоришь что это основа ос­нов.

- Верно, - подтвердил мужчина в очередной раз свои слова, потому что думал именно так, и отступать в своих ис­тинах не собирался ни на фут. – Сон можно сказать один из лучших вариантов для восстановления запасов энергии в теле.

- Вот! – воскликнул фамильяр, запрыгивая на стол, на котором в один из почерневших от времени алюминиевых та­зов, аскет перекладывал из мешка крупу, такого же непонятного и явно не съестного цвета. – Странное поведение не находишь?

- Нет, не нахожу, - усмехнулся мужчина, действительно не понимая, что странного из всего этого увидел фамиль­яр, что решил, что ему необходима реанимационная помощь. – Уйди со стола. Сколько раз мне надо еще повторить, чтобы ты не залезал на них?

- Извини, - спрыгивая со стола, недовольно пробубнил фамильяр, который был по истине так близок к заветной штуковине, находившейся за пазухой у Тарена. – И почему не находишь?

- Эх… - Тарен глубоко выдохнул, остановившись посередине перекладывания неведомых зерен в таз, и посмотрел на Руфуологсиса, который, по всей видимости, не собирался отставать от него с вопросами касательно самочувствия и всяких странностей. – Когда погружаешься в работу, иногда забываешь о сне и еде, этому подвержены все, так что это неотличительная моя сторона. Если брать меня в этом случае, то у меня достаточно энергии чтобы позволить себе не спать пару десятков ночей и не питаться подобающим образом.

- То есть ты нашел способ, как бороться с истинным и умертвием? – загорелся мантикора, забывая о вещице и возвращаясь к своему любимому вопросу касательно избавления от проблемных существ.

- Можно и так сказать, - ответил Тарен, завязывая мешок веревкой, и ставя его в правый угол комнаты, где, к слову, итак, было навалено, пусть и аскет данное видение процесса отрицал крайним образом. Взяв таз с крупой, а также небольшой сверток, в котором хранились овощи, необходимые в срочной утилизации, мужчина вышел из помеще­ния под восторженные вопли своего фамильяра.

- Слава предкам и всем родам! А то я, было, подумал, что у тебя всю энергию высосало, и ты медленно обраща­ешься в умертвие, или уходишь на службу ему. Что-то в этом роде.

- Энергии и правда было потеряно много, но превратится в умертвие будучи живым невозможно, - под скрип две­ри, ведущей на задний двор, в привычном для себя темпе начал погорелый новую лекцию, так как подобная оп­лошность в знаниях своего фамильяра его крайне удручала. – अभिव्यक्ति (зв. abhivyakti).` Все происходит из самого назва­ния. Умертвие – это мертвый, который по какой-то причине не смог отправиться в мир мертвых, дабы впоследствии пе­рейти на круг пере…

- … Опять его лекции. С ним походу все нормально.

- …рождения. Также умертвием может выступать воспоминание, как правило, негативное, которое обрело форму и теперь живет за счет поглощения чужой энергии, прорываясь на более близкие пласты к жизнедеятельности всех жи­вущих. Можно сказать, это дух, который не подлежит очистке, хотя среди логосских представителей есть несколько умельцев, даже подобное превратить в первородное…

- И что? Ты его прогнал? – застыв в дверном проеме, перебил Руфуологсис, интересующийся исключительно фак­тами, а не длинные изнуряющие лекции, которыми грешил его хозяин. Выходить из теплого помещения желания не бы­ло, так как Горная буря продолжала бесчинствовать, одаряя не только землю и сооружения холодными каплями дож­дя, но и ветром, который, спевшись в унисоне с водой, мог пробить насквозь неподготовленную к подобному погодно­му явлению тушку. Зеленая трава, которая благодаря заклинанию Тарена, появилась со своим прекрасным кавалером, в виде черноземной почвы тут же подверглась натиску со стороны непогоды, непонимающей, почему средь второго ме­сяца года в ее обители фигурирует элемент светлого времени года. Трава, понимая, что ее ждет та же участь, что и Футалус Силфус, в виде полного истощения земли и испепеления всего живого, заботливо прилегла на почву, пытаясь хоть как-то закрыть своего возлюбленного от безжалостной похитительницы бури.

Тарен же, словно не обращая на непогоду внимания, не прикрываясь ни плащом, ни накидкой, прошелся по задне­му двору, открывая при этом загоны с утварью, которая подобно фамильяру не горела желанием выходить в Горную бу­рю на прогулку. Аскет любил это место больше чем храм и невероятный вид на море, которое разграничило его дом с материком, и даже больше чем свой дом, то ли ветер здесь был теплый даже при непогоде, то ли вид на Гиблый лес отображал его внутреннее состояние, а, может, и вовсе южное направление, открывавшее весь материк с вершины го­ры, даровало ему спокойствие. Открыв загоны, мужчина направился по направлению к храму, где ждал его Руфуолог­сис, желающий услышать ответ на свой вопрос, наверное, сильнее, чем поиграться с забавно пищащей шкатулкой, но погорелый проигнорировав ожидания, уселся на мокрую лавочку, состоящую лишь из старого бревна, которое не под­давалось времени.

- Тарен! Ты его прогнал? – крикнул Руфуологсис, находясь все еще на территории храма, и прекрасно понимая про себя, что ему придется идти к хозяину, а, значит, промокнуть, чего фамильяр предпочел бы избежать.

- Можно и так сказать, - ответил мужчина, ставя перед собой таз с различными крупами, которые предварительно были смешаны в мешке, а теперь в необходимых для аскета пропорциях лежали под его ногами. Дождь уже давно нас­тиг крупу, которую по закону логики теперь необходимо было высушить, но погорелого, словно это не волновало и все шло именно так, как ему было необходимо.

- Так, отлично. А с «истинным» что? – ликовал про себя фамильяр, понимая, что Тарен, обдумав все за прошед­шие два дня, мог согласиться с ним. И теперь как можно быстрее желал услышать свое решение, пусть и из уст сво­его хозяина, так что, нехотя побрел хозяину, при этом бурча себе под нос про не благоразумность аскета.

- А что с ним? – переспросил Тарен, искренне не понимая, что именно интересует Руфуологсиса в проклятом ре­бенке, который и глаза-то с трудом открывает.

- Мы его убьем или нет? – напрямую спросил мантикора, думая, что мужчина в очередной раз пытается всячески избежать вопросов на эту тему и медленно перевести ее на более угодную для себя. Сам для себя, не заметив, как требовательно сказал, мантикора на секунду даже опешил, когда встретил на себе недовольный взгляд своего хозя­ина, который вместо ответа швырнул в него горсть с крупой.

- Тарен! Я…

- Так… - перебил его мастер сначала словесно, а затем и еще одной горстью, отчего мантикора уже увернулся, понимая, что его хозяин делает это специально, а не для каких-то иных загадочных целей. – Во-первых, этот ребенок не «истинный». Во-вторых, любая позиция избранности ведет к искажению собственной энергии. Если тебе так сильно нравится тема избранности, прими всех как избранных, так как каждый человек избран для своей ситуации. И захват мира, и насильственное умерщвление не его ситуация, так как он об этом ничего не знает, и знать не хочет.

- Но, Тарен, рисунок! – жалобно пробурчал недовольный фамильяр, не только тем, что не услышал желанный для себя ответ, но и тем, что в него кинули непонятной субстанцией. – Ты мне не веришь?

- Верю, поэтому объясняю. Именно этот рисунок – это клеймо одного проклятия, так что можешь быть спокоен.

- Но мне же говорили, что рисунок…

- Руфуологсис! – повысил голос мужчина, выкидывая очередную горсть в сторону, противоположную от фамиль­яра. – Тебе ничего не угрожает, поэтому успокойся и не нагнетай. Тем более он скоро проснется.

- Кто?

В качестве ответа на очередной глупый вопрос, мужчина ответил выходом, доставая из-за пазухи продолговатую шкатулку, после того как высыпал на землю вокруг себя все содержимое алюминиевой тары. Руфуологсис надулся, и собирался уже убираться восвояси, как заметил в руках хозяина игрушку, недавно заполонившую все его мысли, в связи, с чем решил остаться еще ненадолго, пусть и под пронизывающим дождем, от которого было не укрыться даже под рясой хозяина.

Открыв шкатулку, мужчина достал из нее серебряную продолговатую цилиндрическую трубку, чем-то отдаленно напоминающую по строению флейту, которая используется для музыкального исполнения. Как правило, флейты были деревянные, так что наверняка было сложно сказать, что инструмент, сделанный из тяжелого металла, а также состо­ящий из трех пустотелых трубок различной длины, является привычной флейтой. Закреплена флейта практически ни­чем не была, а вместо привычных клапанов на ней с нагромождением были систематизировано, выложены голубые пер­ламутровые камни. Это был адуляр*, который характеризовал не только назначение флейты для ее использования, но характер и имя своего хозяина. Вследствие чего, совершенно неудивительно, что флейта была знаменита во всех сло­ях различных доменов.

- Тарен, что ты делаешь? – невольно поинтересовался Руфуологсис, разглядывая странный предмет, который не­когда интересно отреагировал на его подсознательные замыслы.

- Смотри, - с лукавой улыбкой ответил Тарен, поднося к губам предмет, который сложно было назвать флейтой, а тот, в свою очередь, словно обидевшись, на неправильное сравнение начал дарить ушам присутствующих музыку свет­лого времени.

Руфуологсис не поверив глазам своим, увидел то, что глазами человеческими разглядеть было невозможно, а именно время. Оно остановилось, заставив капли падающие с неба буквально зависнуть в воздухе, подсвечиваясь при этом дальними грозовыми раскатами, гремевшими над Футалус Силфус. Звук флейты напоминал отдаленно чудесную песнь маленьких пташек, привычно щебечущих при светлом времени года, которые вылетают из своих теплых насижен­ных домов, для того чтобы возрадоваться солнцу, согревающему не только их самих, но и даря надежду на дальней­шее существование всего живого. Дотронувшись до ледяной капли, застывшей в воздухе перед носом фамильяра, ман­тикора почувствовал тепло от привычного солнечного дождя, который чествовал плодородие земли, помогая ей в не­посильном труде – взращивании живого. Капля, словно привязанная к туче на ниточке отдалилась от назойливой лапы мантикоры, который готов играть с невообразимым погодным явлением в салочки, она же, как кокетливая барышня, не­желающая прикосновения назойливого кавалера. Дама, собрав своих подружек, устремилась в отчий дом, называемый грозовой тучей, обидевшись на невоспитанность хозяев, оказавших им дурной прием. Со стороны Гибельно леса, на­чала еле заметно расти полупрозрачная стена, отделяя их с Тареном от прочего мира, который своей воле подчинил Геминорум, маг, управляющий погодными явлениями. До этой самой стены дотронулся чей-то силуэт светлого цвета, с задорной детской улыбкой на лице, и, поняв, что не пройдет дальше, унесся прочь, сшибая на своем пути проснувши­еся от спячки деревья леса. Это был ветер.

Трава же, поняв, что ей и ее возлюбленному больше не сулит ничего, горделиво поднялась, чтобы поприветство­вать своего родителя - солнце, а также познакомить с ним своего возлюбленного – землю, которое принимало к себе в объятие зерна, некогда прибывающие в мешке. Одно за другим, они начали раскрываться, возрастая и поднимаясь над травой, все выше, протягивая, свои стебли к голубому небу, в которое превратилась некогда грозовая туча. Слов­но фаворитки своего возлюбленного короля, каждый из стеблей одевался в неповторимые наряды пшеницы, клевера, вику и гороха, демонстрируя их и восхваляясь, представали перед очами играющего и его фамильяра. Послышалось ко­пошение с правой стороны храма, а также еле уловимое кряканье, терявшееся в музыке погодной флейты, знамену­ющей о том, что пришла пора светлого времени года.

***

- स्वप्न (зв. svapna),``- сказал мужчина вслух, закрывая дверь во временные покои своего проклятого гостя. Дей­ствие прочитанного заклинания дарило Тарену практически полную картину внутреннего состояния силы воли молодо­го короля, который охотно решил отойти ко сну, ссылаясь не только на сильные слова, но и на иные внешние факторы, рассматриваемые исключительно для себя. По законам вселенной, высеченным на здании совета острова Логос, воз­действовать на волю любого живого существа, будь он носителем силы или же нет, было запрещено, и каралось дан­ное совершенное деяние самым страшным способом, который никогда после осуществления приговора не становился достоянием общественности. Уповать на то, что король соизволит отведывать приготовленную Тареном пищу, было как минимум глупо, так как первый еле выжал из себя силы прикоснуться к чарке с водой, что уж говорить, пусть и о легкой, но все-таки полной энергетических запасов пище. Не стоило забывать и о пресловутой чрезмерной предосто­рожности, которой насколько аскет знал, страдала большая масса правителей континента, почивших и ныне прожива­ющих, пусть и все, подобно гостю отрицали данную особенность вслух. Рана затянулась успешно, чему Тарен был бо­лее чем рад, пусть и не уповал на иной другой исход в этой ситуации, но, тем не менее, необходимо было проверить свою работу при естественном движении человека. Лечением людей Тарен занимался редко, если, правильнее ска­зать, практически не занимался, а все его знания в области целительства были на базовом уровне, которым обладал каждый погорелый прошедший первую ступень посвящения. Поэтому сказать, что мужчина был горд собой в области успешно выполненного лечения, это не сказать ровным счетом ничего.

- Уже не сдержит, - невольно подумал аскет, опираясь на дверь станом, и ожидая, пока молодой человек мед­ленно погрузится в мир снов и фантазий, а его рассудок затуманиться и освободит правящие позиции подсознанию. Уходить он не спешил, пусть и сгустившееся облака, которые Тарен во время недлительного разговора с королем умуд­рился рассмотреть, немного смутили его, так как флейта должна была продолжать играть, несмотря на отсутствие му­зыканта магического происхождения. – Совсем непохож, - продолжил мужчина уже вслух с усмешкой, направляясь в противоположную сторону от двери, ведущей во временную обитель правителя королевства Шии.

- А мне кажется похож, - недовольно шикнул фамильяр подле ног Тарена, который даже не заметил своего малень­кого помощника. – Давай его убьем.

Фамильяра начало порядком бесит даже уже не то, что «истинный», пусть и маг не считал его таковым, ошивается в одной обители с Руфуологсисом, а то, что аскет, постоянно убегает к нему игнорируя при этом фамильяра. В прош­лый раз, он мигом удрал на поиски «истинного» проигнорировав важные предостережения со стороны фамильяра, а когда тот бился в конвульсиях и не подумал со своим помощником посоветоваться, а теперь с довольной моськой оста­вил мантикору с пищащим врагом и умчался чествовать пробуждение бесноватого.

- Руфуологсис, - осадил своего фамильяра маг, - мы закрыли эту тему. И что ты тут делаешь?

Вопрос, заданный аскетом был как нельзя, кстати, ведь на хрупкие звериные косточки была возложена посильная ноша в виде присмотра за работоспособностью флейты и домашней утварью, имеющей привычку подходить близко к обрыву, в то время пока маг занимается другими делами. Все-таки быть в двух местах одновременно – это роскошь, ко­торую мог себе позволить не каждый погорелый, в связи с тем, что данное умение являлось одним из ребер специфи­ческих способностей, коими Тарен не обладал.

В голове мужчины тут же всплыли густеющие за горизонтом грозовые облака, которыми, как правило, управлял Ге­минорум для целей защиты острова Логос в темное время. В связи с ночным перебоем в заклинании, который срикоше­тил по портовому городу, у Тарена появилась возможность все же воспользоваться погодной флейтой, для того чтобы и утварь накормить, и восстановить основные стены храма, пострадавшие из-за большой концентрации энергии. Естес­твенно, уложив своего гостя спать, мужчина надеялся продолжить восстановление храма, оставшегося ему в насле­дие от последнего монаха Красной розы, но его желания прервал голос, наполненный раскаяньем, принадлежавший мантикоре.

- Она… И раз… Вот и… - запинаясь и прерываясь на каждой из своей мыслей, пытался придумать достойное объяс­нение происходящему, начал фамильяр. – Она взяла и сломалась! Вот играет-играет-играет, а тут раз, и не играет. Я ее к тебе понес.

Найдя в себе силы и необходимые для объяснения слова, фамильяр непрекращающимся потоком, несвязанных меж­ду собой предложений, начал поливать своего хозяина информацией, которую он желал получить. Мужчина вопро­сительно посмотрел на Руфуологсиса, который по-прежнему распивался на языке непереводимом для аскета, а затем перевел свой взгляд на флейту, лежащую подле лап фамильяра. По всей видимости, флейта перемещалась в зубах мантикоры, так как мастер ни разу не видел, чтобы фамильяр что-либо переносил в лапах, и мягко сказать, данный ло­гический вывод, пришедший в голову мага, его расстроил до глубины души. Маг задумчиво потер себе лоб, пытаясь хоть как-то сформулировать и спрогнозировать дальнейшую беседу с Руфуологсисом для выявления неточностей в ра­боте флейты, перед тем как он непосредственно придушит своего нерадивого фамильяра.

- То есть сломалась?

- Тарен! Правда! Я все сдел…

- Иногда закрадываются мысли, что когда он так говорит, он реально виноват. Кто же до этого с ним в паре ра­ботал?

- … ал, как ты сказал! Я ее даже не трогал. Вот ты ее оставил и сказал не трогать – я так и сделал! А потом… пти­ца одна побежала к обрыву, я ее за шкирку приволок обратно, смотрю… А штучка не играет. И я быстро к тебе. Прав­да, Тарен!

- Поразительно насколько, - глубоко выдохнув, начал мужчина, поднимая с пола один из излюбленных артефак­тов, - что даже не верится, а, следовательно, и правильно делается.

Радость, которая, по мнению Руфуологсиса промелькнула в глазах мужчины, улетучилась на глазах, когда тот на­чал осматривать артефакт, принадлежавший изначально не ему. Фамильяр был практически на все сто процентов уве­рен в том, что сумасшедший дракон, являющийся по совместительству его хозяином, выкрал флейту у самого Гемино­рума, славившегося на различных слоях доменов своей жестокостью и беспристрастностью к тем, кого он считал вра­гами. А, значит, вполне вероятен был тот факт, что погорелый отчаянно ищет свой любимый музыкальный инструмент, анализируя и выжидая тот момент пока вор, совершит ошибку и выдаст свое местоположение, чтобы обрушить на него и его помощников страшные муки, на которые только способен погодный маг. Тарену об этом Руфуологсис предпо­читал не говорить, пусть и не совсем был виноват в том, что флейта перестала играть, ведь он всего лишь ее пару раз лапой коснулся, а она, по всей видимости, из-за неправильного использования накрылась алюминиевым тазом, на ко­торый мужчина ее, будучи еще при фамильяре, оставил, удалившись восстанавливать стены храма. Фасад не постра­дал в принципе, чего нельзя было сказать о стенах храма выполненных из слюды, они-то как раз не подлежали и вос­становлению. Больше всех пострадал лекарственный сад, о котором Тарен в принципе предпочитал не разговаривать, из чего Руфуологсис сделал вывод, что для мужчины это больная тема, так как многие из его трудов превратились в непригодные для дальнейшего использования «трупы». Другие же лицевые строения из слюды пострадали меньше, и восстановлению подлежали, так как мужчина, пока не заметил явное пробуждение молодого пленника, колдовал над слюдой возле его временной, как надеялся фамильяр, опочивальни.

- Отнеси поднос и постарайся в рот больше вещи не брать, - пытаясь понять, что же случилось с музыкальным, и по совместительству, магическим инструментом, пробубнил под нос Тарен. – Все равно надо было заканчивать, с кры­шей и нашей комнатой завтра что-нибудь придумаю. А потом загони утварь. Желательно без последствий.

- Какое печальное зрелище, - уже про себя подумал мужчина, продолжая крутить артефакт, в своих руках из­рядно испачканный в песке и земле, которые с легкостью налипли на ребристую поверхность флейты, предварительно обслюнявленную. Необходимо срочно было что-то сделать, чтобы проверить артефакт и его дальнейшую работоспособ­ность, ведь за помощью к его создателю Тарен не хотел обращаться ни под каким предлогом.

- А как же насчет помещения истинного? – переспросил фамильяр, напоминая мужчине о незаконченной работе над стеной в покои проклятого ребенка, так как прекрасно видел, что мужчина увлекся починкой артефакта, с чем фамильяр был в корне не согласен.

- Перестань его так называть, - осек уже не в шутку Тарен, переходя на грубый тон. – Если еще раз уши мои по­добное услышат, ты испытаешь на себе совокупное чувство голода всей Большой Земли. Уверяю.

Руфуологсис от заявления мага, то ли от страха, то ли от удивления округлил глаза, и дал по лапам как можно быс­трее, для того чтобы не нарваться на злого и разъяренного дракона, который действительно мог устроить что-то подоб­ное. По всей видимости, даже терпение Тарена знало границы, как решил про себя убегающий фамильяр, понимая, что сегодня не время для разговоров про «истинного», и, вполне возможно, это было одной из мозолей, которая даже непрошибаемого аскета заставляла сменить тон.

- Глупый ребенок, - подумал мужчина, вздыхая и поднимая поднос, который фамильяр должен был отнести на кух­ню до того, как убежал, испугавшись очередной смены речи в устах опытного мага. – Не всерьез же.

Подобная мысль посетила мужчину и на следующий день, правда, уже при совершенно других обстоятельствах, и Та­рен был скорее зол, чем снисходителен как в отношении своего фамильяра, понимая весь его мыслительный процесс.

- Больше ему вообще готовить не буду, - ставя поднос на стол, непредназначенный для этого жужжал про себя мужчина, понимая, что помещение необорудованное для кухонных дел, сейчас познает глубокие чувства его обиды. – Даже угроза не сработала. И надо быть таким неотзывчивым на доброту кого-то.

- Что ты имеешь в виду? – отозвался Руфуологсис, вырулив из-за перегородки, отделяющей помещение от коридо­ра, подслушивая при этом мысли мужчины, услышать которые в этот момент не составляло труда, так как аура мага распространилась по всем помещениям, находившимся в храме.

- Согласен, я тот еще лиходей, - продолжил мужчина, выливая содержимое подноса в алюминиевый таз, который достал, для того чтобы сварганить похлебку для утвари. – Но отказываться от еды, когда вся твоя страна голодает, и самое поразительное, что это ты…

- Руфуологсис, - обратил наконец-то внимание на своего фамильяра маг, который нашел себе очередную вещь для следующей поломки. – Слезь со стола.

- Интересная вещица, - протянул мантикора, проигнорировав просьбу мастера и задевая лапой опустошенную мис­ку выполненную, по всей видимости, из дерева, которая чем-то отдаленно напоминала обжиговую обработку. Заметив данное пренебрежительное отношение к важным вещам, Тарен отвлек свой взгляд полный негодования от странной консистенции, которой следовало бы покормить утварь в ближайшее время, и быстро переставил чашу во избежание очередных «сама сломалась» от своего фамильяра.

- Артефакт? – уверенно переспросил фамильяр, такое ощущение, уже зная ответ на свой вопрос.

- Можно и так сказать. Это заколдованная тибурская** чаша, которая является уменьшенной каменной террасой, изъятой из гор. Поразительно то, что чаша отвечает все природным качествам террасы, то есть в ней поднимается во­да из недр земли, связанная непосредственно с участком, из которого была изъята, а затем при испарении ее, остает­ся влага, отличающаяся особой полезностью.

- А похоже на дерево, - не вслушиваясь в очередную лекцию со стороны мага, промолвил фамильяр, понимая, что чашу лучше не трогать лишний раз, чтобы не доводить Тарена второй день подряд.

- Вещам можно придать любую форму, цвет и окрас, главное чтобы это не противоречило свойствам, заложенным в ней, - более или менее приходя в себя, ответил мужчина, практически забывая о том, что его труды придется в оче­редной раз отдать домашней утвари.

- Есть отказался? – спросил фамильяр, наблюдая за тем, как в алюминиевом тазу опять происходят необъяснимые ему процессы, направленные на кормежку домашней утвари.

- Нет, отнял у ребенка и решил отдать еду скотине, - передразнил фамильяра мастер, усмехаясь над его глупым вопросом, и выдвигаясь, прочь из помещения для задуманных ранее целей вместе с алюминиевым тазом.

- Вот убил бы его, и проблем не было, - напомнил о себе мантикора в этом ключе, на тему, на которую в прошлый раз, откровенно говоря, нарвался.

- Не думаю. Стало бы на одну меньше, а мне что одна, что две, - намекая на фамильяра, снова отшутился маг, - безразлично.

- Он просто не знает, как с тобой разговаривать – вот и все. Зачем обращать внимание? Вот ты, например, у нас непрошибаемый же абсолютно, но теряешь голову, если дело касается твоих артефактов или приготовленной тобой еды.

- Вот если знаешь, зачем тогда не здравомыслящим прикидываешься? – с очередной усмешкой на лице проговорил мужчина, прекрасно зная, что фамильяр давно уже догадался о точках, на которые стоит давить при разговоре с ма­гом. Все-таки связь между мастером и фамильяром потрясающая вещь, выворачивающая чужую душу наизнанку, да­же если сам пользователь этого искренне не желает.

- Сверял статистику, - следуя за своим мастером, продолжил мантикора, - Тем более чего ты паришься? Он не­делю валялся - у него крошки в горле не было. Прибежит хавло просить как миленький.

- Это вряд ли.

- С чего ты так решил? – фыркая, поинтересовался фамильяр, который пытался успеть за мужчиной в закрывающи­еся и открывающиеся под его заклинания двери. – Вот нельзя было через задний двор выйти, все какие-то коридоры.

- Так, в тибурскую чашу своей крови добавил, этого надолго хватит.

- Делать тебе нечего, как на всяких… бесноватых свою силу расходовать, - продолжал недовольно фырчать фа­мильяр, так как искренне считал, что его хозяину не стоит тратить силу и свое время в заботе о личностях, которые не стоят даже одной грани его силы.

- Он еще пригодится.

День восьмой.

 На ночь восьмого дня на острове Логос произошла очередная стычка с искаженными силами, пытающимися прорваться до неистощаемых запасов энергии, вследствие чего защитное заклинание, наложенное Гиминорумом, в очередной раз, срикошетило по портовому городу. И кажется не удивительным, что данное убежище покинули не только жители го­рода, но и монахи, так как обвал горных пород застал врасплох даже защитные заклинания, поставленные возле хра­ма. Неуправляемая сила – ничего не скажешь. 

Письмо, направленное в замок, было отправлено, пусть и нарушением запланированного времени. А именно, отлилось действо на четверо световых дней, что может вызвать волнения в королевстве Шии, чего хотелось бы избежать, ссыла­ясь на память своего старого друга.

Проклятие перешло в активное состояние, вследствие чего будут проведены всевозможные процессы для выявления крайней точки реализации, так как информации по проклятию слишком мало для оценки и принятия решении о его из­бавлении. Касательно защитных оков можно больше не беспокоиться, так как реализация проклятия и его высвобожде­ние не заставит себя ждать, что, безусловно, будоражит заскучавшее сердце.

Проблемы касательно умертвия разрешены успешно, во всяком случае, так думается на данный промежуток времени.

Общим итогом дня можно считать:

Совокупный вред: Руфуологсис: испортил неповторимый погодный артефакт; продолжает докучать прекрасному магу разговорами об «истинном» и «умертвии»; порвал трех кур-несущек, откладывающих яйца регулярнее и ритмичнее прочих; прервал медитативный процесс три раза.

Ребенок: по-прежнему расходует силу и терпение одного занятого человека; не ест. 12:5

Совокупная польза: Руфуологсис: выполняет функции, возложенные на него по спасению своего мастера и связанные с улучшением дальнейшего проживания в храме (выгул домашней утвари, чистка помещений и энергокаркасов храма).

Ребенок: разрежает скучные будни глупыми и забавными видами, что безусловно веселит одного мудрого человека. 4:2

________

Примечание:

` - проявись

`` - спи

* Адуляр (лунный камень). Он дает хозяину способность красиво и точно выражать свои мысли, дар поэзии, романтического художественного творчества, дар проникновения в тайны природы и сердца людей.

** Травертин (тибурский камень) — известковый туф, поликристаллическая хрупкая тонкозернистая гомогенная горная порода, образованная минералами карбоната кальция. В первом столетии до нашей эры травертин был известен под именем lapis tiburtinus (камень из Тибура).