Онлайн чтение книги Зашибись, это - бета! Awesome it's beta
44 Джеймс

— Эрни был хорошим полицейским, — говорила бета лет сорока, отводя печальный взгляд, на поясе у неё висел полицейский жетон, а под пиджаком пряталась кобура с табельным оружием. — Ему, конечно, было сложно поначалу, единственный омега-полицейский на полевой работе, всерьёз не воспринимали, ни свои, ни гражданские, но он быстро сумел себя поставить, ко всем нашел подход. Умный был парень… Мы с ним работали в паре, я думала, ещё пару лет и сдаст на детектива. Но когда узнали, что забеременел, отправили работать в архив, а меня повысили… В архиве Эрни раскопал несколько нераскрытых дел и заметил одну закономерность… Неприятно об этом говорить, но некоторые из наших коллег были нечисты на руку и иногда портили улики, чтобы преступники ушли от ответственности. Эрни рассказал мне о своих подозрениях, и мы начали разбираться… Мы с ним попались в ловушку, и Эрни… пожертвовал собой, чтобы я смогла выбраться и что-то сделать, у меня была такая возможность на моей должности, а он как рядовой сотрудник просто не смог бы сразу достучаться до начальства, и его бы всё равно убили. Простая логика… Мы их поймали, и грязных копов, и тех, кто за ними стоял. Но Эрни этим уже не вернёшь. Никогда не прощу себе, что не смогла его уберечь.

Я молчал, я не собирался её утешать или оправдывать, все мои силы уходили на то, чтобы совладать с нахлынувшей болью. Как так вышло? Почему? Почему именно сейчас, когда я его нашел? Почему я не начал искать Истинного раньше? Чего боялся? Если бы мы встретились восемь месяцев назад, Эрни, возможно, был бы жив… Но мы не встретились.

— Жалко Джейми…

— Что? — не понял я, так называли меня родители в детстве, ну и Эрни, конечно же. С чего вдруг едва знакомой тётке называть меня детским именем? Эрни ей про меня рассказывал?

— Джейми — сын Эрнесто, он совсем один остался. Я пыталась оформить опекунство, но ничего не вышло. Я живу одна и у меня опасная работа…

— А его отец?

Бета раздраженно скривилась.

— Не вариант. Богатенький засранец, ну, знаете таких? Думает, что всё в этом мире должно служить для его удовольствия и плевать на последствия. Когда встал вопрос о ребёнке, выяснилось, что Эрни недостаточно светлокожий, чтобы продолжать их древний засранский род, расисты грёбаные! Он, кстати, был очень похож на вас. Не обижайтесь, я исключительно внешность имею ввиду. Когда вы зашли в участок, я даже подумала, что это он нарисовался… Я всё никак не могла понять, почему такой умница, как Эрни, встречается с таким… как он. И всё же вы удивительно похожи! Здешние Милтоны вам не родня случайно?

— Немного, по папиной линии, — выговорил я, с удивлением припоминая, что так и есть, чуть ближе, чем седьмая вода на киселе, но всё-таки.

— Так, получается, Джейми может быть ваш родственник?

— Наверное.

— Так значит, вы можете…?

Через час я подарил паровозик тихому печальному мальчику, который даже не взглянул на меня, лишь пробормотал «спасибо» и продолжил сидеть на стуле, как сидел до этого, только теперь с паровозиком в руках. Не теряя времени, я позвонил папе и рассказал про Эрни и его сына.

— Сиди на месте! — велел он. — Я выезжаю с адвокатом!

Информация о том, что отцом Джейми является кто-то из моих кузенов-Милтонов, его очень обрадовала, потому что так будет легче оформить опеку. Когда я заикнулся, что сам хочу стать опекуном малыша, папа только фыркнул:

— Сынок, тебе всего девятнадцать и ты пока ещё учишься, поэтому будет лучше, если о сыне Эрнесто позаботимся мы с отцом. К тому же нам, как взрослой паре, будет проще его усыновить, а ты сможешь быть хорошим старшим братом, если захочешь.

— А отец согласен? — спросил я.

— Если будет иначе, я с ним разведусь!

Стало ясно, что папа всё для себя уже решил и теперь точно своего добьётся, даже если отец будет против или Милтоны вдруг решат, что Джейми им всё-таки нужен. Кстати, Милтоны всё же попытались помешать, им казалось, что через ребёнка мы собираемся как-то подобраться к их состоянию. Было бы к чему подбираться! На поверку оказалось, что состояние-то не ахти какое состоятельное. Папа решил вопрос парочкой небольших финансовых вливаний, назвав это семейной поддержкой. В своё время они нам не помогли, и судя по улыбке, папочка об этом прекрасно помнил.

В воскресенье папа выпроводил меня домой, потому что в понедельник мне надо на учёбу, а с оформлением опекунства он и адвокат сами прекрасно справится. Перед моим отъездом он посмотрел мне в глаза и сказал:

— Я знаю, что тебе тяжело, Джей. Ты был очень привязан к Эрни. Я помню, как плохо тебе было, когда он уехал. Но так бывает, не вини себя. Мы ничего не можем изменить сейчас, и вряд ли могли что-то сделать раньше. Просто так сложилось, надо отгоревать и идти дальше, твоё сердце обязательно найдёт того, кого сможет полюбить.

Я кивнул, слова о том, что я потерял не просто друга детства, а своего Истинного, жгли горло, но я промолчал. Папа не поймёт, у них с отцом такого не было, и они оба всегда считали, что от Истинности больше вреда, чем пользы. Взять хотя бы деда, который встретил на закате жизни не пойми кого и потерял голову от Истинной любви, исполнял любые капризы, вкладывался в сомнительные проекты, таскался на отвязные вечеринки, молодился как мог и в результате плохо кончил. Брак по расчёту гораздо лучше, главное, чтобы расчёт был правильный. И я всю жизнь был с этим согласен, но, если бы папа мне сейчас начал об этом говорить, я бы его возненавидел.

— Может, на поезде поедешь? — спросил родитель, обеспокоенно вглядываясь в моё лицо.

— Нет, хочу побыть один. Мне это нужно.

— Хорошо, но будь осторожен.

Папа обнял меня и похлопал по плечу. Настроение у него было боевое, с Соланжами он уже разобрался, теперь появилась новая цель. Адвокат хорошо подсуетился, так что у нас был реальный шанс на правах родственником забрать Джейми уже сейчас, чтобы потом спокойно оформлять полную опеку, сколько бы времени это не заняло.

Весь обратный путь я пытался справиться с собственными чувствам, но у меня ничего не получалось. Мне было плохо, но я не понимал, почему мне плохо и когда это закончится. Хотелось то выйти из машины и орать, разбивая руки о капот, то разогнаться до максимума и будь, что будет. Я бы вряд ли смог исполнить первое, слишком уж дико для меня, а если осуществлю второе, могут пострадать люди. Так что, когда стало совсем невмоготу, я остановился на обочине и постарался успокоиться с помощью глубокого дыхания. Не получилось, дыхание превратилось в всхлипы, болезненный ком рос внутри, добираясь до горла, и, казалось, он вот-вот разорвёт меня на части. Дрожащими руками я нашел телефон и попытался позвонить Элинор. Не вышло, заблокирован. Написал ей: «Пожалуйста, поговори со мной», но отослать сообщение не удалось по той же причине. Тогда, чтобы хоть как-то отвлечься, я начал просматривать нашу с ней старую переписку. И это сработало. Я отвлекался, уходил в воспоминания о событиях, обсуждаемых в нашем диалоге. Вот здесь мы делились идеями по поводу совместного проекта, вот тут она ругает меня за то, что плохо отношусь к Джастину, а вот она рассказывает, что в очередной раз учудила её сестрёнка… Лучше всего помогали голосовые сообщения, даже если всего пара слов, её голос будто гладил меня изнутри, успокаивая воспалённые нервы. Я отматывал ленту назад и всё дальше и дальше уходил в прошлое. Первый курс. Выпускной класс. Первый год старшей школы… Несколько больших голосовых сообщений подряд. Это как раз после того случая, который чуть было не довёл меня до непоправимого. Если бы не Элинор, не знаю, чем бы всё закончилось. Смешно, тогда мне казалось, что ничего хуже в жизни быть не может. 

Я не просто так считаю, что омегам нельзя доверять. Не всем, есть редкие исключения, как мой папа и Эрни, но в большинстве своём это недалёкие, легкомысленные, внушаемые и испорченные существа, с ослабленными моральными принципами и неспособные на серьёзные чувства. При этом они хитры, коварны и у них есть некоторая власть над альфами. Поэтому им нужен строгий контроль, чтобы совсем не распустились. Пример тому: любовник моего деда, отчим Эрни и Лилиан Уайт.

Лилиан учился в параллельном классе и в какой-то мере являлся моим собратом по несчастью. Он был уж очень маленького роста и над ним тоже насмехались, вот только если мне доставалось от альф, то над ним издевались омеги, говорили, что он мелкий и стрёмный, аж смотреть противно, что такой заморыш, как он, никогда никому не понравится и всё в таком духе. Лилиан сначала притворялся, что ничего не слышит, а потом не выдерживал и убегал куда-нибудь плакать. Пару раз Элинор рассказывала его обидчикам, что уроды на самом деле они, но толку было мало, тупые омеги — они и есть тупые омеги. Однажды она взяла меня за руку, и мы пошли Лилиана догонять:

— Не слушай их, — сказала она ему, — ты на самом деле очень красивый.

— Правда? — он поднял на нас заплаканные доверчивые глазёнки и пару раз моргнул.

— Конечно! Джей, подтверди!

Я посмотрел на омегу, лицо у него было красное и опухшее, волосы растрепались, да и вообще несчастный вид очарования не добавлял, но я уверенно кивнул, из солидарности.

Так мы и начали дружить втроём: смелая и решительная Элинор, озлобленный и депрессивный я, робкий и ранимый Лилиан. Вместе нам было хорошо, издёвки одноклассников уже не задевали так, как раньше, вечная занятость родителей не слишком тяготила. Говорят, всё можно вытерпеть, если есть те, кто поддержит. 

С каждым днём Лилиан нравился мне всё больше, он мало говорил, внимательно меня слушал, мило смеялся над нашими с Элинор шутками и чудесно краснел, когда я помогал ему с уроками или ещё с чем. К тому же он был ниже меня ростом, и рядом с ним я чувствовал себя крутым и сильным. Когда мы перешли в старшую школу, он стал нравиться мне ещё больше. В физическом развитии я опаздывал, в шестнадцать лет мои одноклассники уже начали познавать прелести первых течек и гона, их тела и запахи менялись, созревая и окончательно формируясь, а я в этом смысле продолжал оставаться ребёнком. Но всё равно замечал, как хорошеет Лилиан, и меня тянуло к нему, сильного сексуального влечения ещё не было, но смотреть на него и быть рядом с ним мне нравилось. Он тоже с удовольствием проводил время со мной, и я уже представлял, что мы вырастем, признаемся друг другу в любви, начнём встречаться, и однажды поженимся, пригласив Элинор третьей в семью. О своих мечтах я никому не говорил, даже Элинор, потому что я — альфа, а альфы о свадьбах не мечтают, а если и мечтают, то уж точно в этом не признаются.

В тот самый день Лилиан позвал меня в гости, одного меня без Элинор. Учебный год только что закончился, я был рад, что впереди целых три летних месяца и что всё это время я не буду встречаться с одноклассниками. Приглашение Лилиана меня удивило и обрадовало. Я не знал, что думать, и с замиранием сердца предполагал, что возможно я тоже ему нравлюсь, и он хочет мне об этом сказать наедине, и у нас будет вроде как свидание. Я тщательно готовился ко встрече, надел лучшее из того, что у меня на тот момент было, намылся до блеска, привёл в порядок волосы и ногти, был готов за полчаса до выхода и слонялся по своей комнате из угла в угол, не зная, чем заняться.

Лилиан встретил меня несмелой улыбкой и повёл в свою комнату, а там, премило смущаясь, посадил на свою кровать и сел рядом. Дальше я уже слабо понимал, что он говорил и делал, меня лишил воли его прекрасный запах, нежный, сладкий, завораживающий. Я потерял контроль и на любой вопрос отвечал: «Да», потому что иначе было невозможно. Лилиан лепетал что-то вроде: «Джей, ты такой красивый! Мне так нравится на тебя смотреть. Можно я потрогаю твои волосы? А можно уложу по-другому? Мне кажется, тебе подойдёт светло-зелёный оттенок, у меня есть такая рубашка. Давай ты примеришь?». Вот так слово за слово он одел меня в свою одежду, накрасил мне ногти, сделал укладку и макияж. А я как безмозглый идиот наслаждался его прикосновениями и думал, что попал в Рай. 

Когда в комнату зашел Лиам Ротт, лидер издевавшихся надо мной одноклассников, Рай превратился в Ад. Лиам был уже созревшим, высоким и крупным самцом, влажной мечтой школьных омег, он небрежно приобнял Лилиана и чмокнул в заалевшую щёчку, сказал: «Спасибо за подарочек, Лили» и двинулся ко мне со словами: «А кто это у нас тут такой красивый?» Лилиан смотрел на него глазами влюблённого дебила и ничего не замечал вокруг. Я попытался сбежать, но Лиам, по-придурошному гогоча, поймал меня в захват и повалил на кровать: «Куда бежишь, прелесть, мы только начали!» Приложив невероятные усилия, мне удалось спихнуть с себя урода и выбежать за дверь, а за дверью были его друзья. И каждый из них счел своим долгом меня облапать и сказать что-то вроде: «Джимми, детка, ты так похорошел!», «Ты ведь на самом деле омега, признайся честно?», «Уже чувствую, как ты течёшь!», «Подставишь мне попку, красавчик?», «За сколько возьмёшь в ротик?». Один из них увлёкся настолько, что присосался своим ртом к моему, поцелуем я эту мерзость назвать не могу. Слава богу, его от меня оторвали его же собственные приятели.

— Ты чего творишь, придурок?

— Сам не знаю, но он ведь и вправду красивый, вот я и…

Пока они разбирались между собой, я выбежал на улицу и рванул к своему дому. Слёзы застилали глаза, к горлу подкатывали рыдания вместе с тошнотой, мешая дышать. Я наткнулся на кого-то, и меня за плечи схватили чьи-то руки:

— Мальчик, с тобой всё в порядке?

Взрослый альфа лет под тридцать, с беспокойством смотрел на меня и, наверное, действительно хотел помочь. А потом он почувствовал мой запах и с отвращением отпрянул:

— Ты, что, альфа? 

Непонимание напополам с презрением в его взгляде причинили ещё большую боль, чем предательство Лилиана. Я не смог ничего сказать, только отпихнул его и побежал дальше. Дома забился в душ и попытался всё с себя смыть: косметику, прикосновения, взгляды, слова. Я делал воду всё горячее и горячее, пока не заорал, ошпарившись практически кипятком. Потом рылся в папиных вещах в поисках косметички, стирал блядский блестящий лак с ногтей и шептал, как сумасшедший: «Я — альфа! Я — альфа! Я — АЛЬФА!!!» Шепот переходил в крик и обратно в шепот. Где-то в это время позвонила Элинор, наверное, хотя узнать, какие у нас с Лилианом планы на вечер. Я смог только задушено произнести: «Эл…», как она тут же всё поняла и просто спросила, где я. Они с сестрой собирались пойти в кино, но вместо этого приехали ко мне, и пока Кэрол исправляла цветными фломастерами финансовые отчёты, которые папа легкомысленно оставил на столе, Элинор мазала мне спину и плечи лечебной мазью и слушала мой сбивчивый рассказ. Почти ничего не говорила, лишь держала мои дрожащие руки и с досадой покусывала губы. 

Через пару часов явился Лилиан, чтобы… Извинится? Узнать, как я? Нет! Он явился, чтобы забрать свою одежду! Зелёная рубашечка была у него любимая, а я, когда раздевался, оказывается, одну пуговку оторвал. И вообще не понятно, почему я так распсиховался, Лиам сказал, что было весело, а я шуток не понимаю, неудивительно, что у меня почти нет друзей…

— Эл, выпроводи его, пожалуйста, а то я не сдержусь! — процедил я сквозь зубы и вышел из комнаты от греха подальше.

Омег бить нельзя! Омег бить нельзя! Даже если они поступают как твари, и не осознают этого, их, блять, бить нельзя!

Я убедил Элинор ничего не рассказывать моим родителям, не хотел грузить их своими проблемами. Впрочем, им и так не до меня было. Папа, как пришел и увидел разукрашенный отчёт, выпал из реальности. Элинор пыталась извиниться за Кэрол, но папа её остановил, сунул нам пару банкнот и выпроводил в кафе-мороженное угощать «маленькое рыженькое солнышко, которое обнаружило кое-что очень важное».

После того дня я замкнулся в себе, никого не хотел видеть, ни с кем не хотел говорить, даже с Элинор. Тогда-то она и начала записывать голосовые сообщения для меня. Я не отвечал, но слушал, и это удерживало меня от всяких глупостей, типа, стащить у соседа ружьё, убить их всех, а потом вышибить мозги себе. Родители всё-таки заметили, что со мной что-то не так, я сказал, что омега, который мне нравился, начал встречаться с другим, поэтому я так расстроен, а ещё потому, что в отличие от сверстников почему-то не взрослею. В общем и целом, всё так и было. Родители посочувствовали и сказали, что всё у меня будет в своё время. Я покивал, вроде как соглашаясь, но продолжил быть унылым дерьмом. Не знаю, сколько бы это ещё продолжалось, и к чему бы привело, если бы не сумасбродство Кэрол. Где-то через неделю моих страданий она заявилась ко мне в комнату, плюхнулась на кровать, я еле успел отодвинуться, и огорошила предложением:

— Джеймс, а поехали с нами на ферму к дяде Биллу!

Каждое лето девчонок Мэйсон отправляли подальше от городской суеты в сельскую глушь к каким-то то ли дальним родственникам, то ли хорошим знакомым, для Кэрол это было полезно, а Элинор там за ней приглядывала. 

— Эль не хочет ехать, беспокоится за тебя, а я не хочу ехать без неё, поэтому поехали с нами. Там лошадки. И собачки. И клубника, знаешь, какая вкусная?

Далее последовал нескончаемый поток информации о ферме и её обитателях. У дяди Билла мужа зовут Том, у них четыре сына, двое старших — омеги и уже замужем, поэтому живут не с ними, двое младших — альфы, тоже уже большие, учатся в колледже, но на лето приезжают к родителям. Они близнецы, и очень-очень похожи, только у Дэна глаза чуть темнее, а Нил себе в детстве левый мизинец сломал, так что он у него кривоват. Дэн любит лошадок, у него их восемь, он устраивает верховые экскурсии по заповеднику, а Нил разводит лабрадоров, к нему покупатели даже из-за границы приезжают… Я пытался вставить хоть слово, но у меня не было и шанса. Заткнулась рыжая только тогда, когда я сказал, что поеду, если родители разрешат.

— Разрешат, не беспокойся, — заверила мелкая, — они, похоже, сейчас сделают всё, о чём я попрошу.

Да я, как бы, и не беспокоился! Но родители мои действительно были рады угодить Кэрол любым возможным способом, так что я поехал, никуда не делся.