Онлайн чтение книги Семь небес The Seven Heavens
Небеса скорби.

Тея сидела у огня разведенного ею же костерка в небольшой пещере на обрывистом речном берегу. Наступит половодье, и пещерку эту покроет водой, а пока же - вполне неплохой ночлег для жрицы скорби.
Конечно же, ей предлагали переночевать и в деревеньке, после того как она проводила на последний покой местного старосту, ныне уже бывшего. Старик долго мучился и никак не мог распрощаться с этой скорбной юдолью, потом-то и вызвали жреца скорби, чтоб облегчил страдания. Она совершила положенные ритуалы, забрала уплату в положенные две серебряные монетки и ушла, сославшись на занятость, а теперь вот подмерзала у скромного костерка.
А все потому что снимать ритуальный наряд перед деревенскими не хотелось. Тея не любила, чтобы кто-то глазел на нее. Вечно одни и те же слова «ах, слишком молода, ах, слишком хороша». А потом в горницу обязательно забредал какой-нибудь «женишок» из местных. Скорбная своих жриц не берегла в отличие от Благочестивой, им полагалось страдать и скорбеть от невозвратимых утрат. А все деревенские, да и городские мужики при виде ее мордашки думали лишь одно как де ее порадовать. В способах радости все они склонялись отчего-то к одному единому способу, тому самому, что лишил бы ее девичьей чести.
Тея скорбеть о потерянной чести не хотела, поэтому не раз и не два применяла ритуальные кинжалы вовсе не для того, чтоб освободить запертый в слабом деле дух страждущего, а с тем, чтобы отбить интерес у ретивых не в меру мужиков. Для страданий у нее находилось тысячи других поводов, а вот познать таинство плотской связи, да еще с тем кому сердце не лежало Тее совершенно не хотелось. Порой она думала о том, чтобы вовсе перейти к Благочестивой под покровительство, но все же оставалась верной Скорбной и своему учителю, что уж года три как накрылся земляным одеялом.
Достав из походного рюкзака мешочек с молитвенным песком, зачерпнула небольшую горсть и принялась ссыпать его в огонь тонкой струйкой. Пламя мигом окрасилось зеленым, а Тея приступила к ежевечерним молитвам, завершавшим всякий день жреца Скорби.
-Чистых слез, скорбящая,- прокаркал мужской голос из глубины пещеры, когда она практически уже окончила. Тея, склонившаяся над костерком, испуганно дернула рукой. Ладонь обожгло огнем. Бросила немного сердитый взгляд на незнакомца – откуда он там только взялся-то? – и тут же совсем обмерла, позабыв и про боль и про негодование.
В нескольких шагах от нее стоял жрец Ужасающего. Сгорбленный, с иссеченной мертвенной сине-зелено-фиолетовой кожей. Тело его во множестве украшали различного вида приспособления из металла, кости и дерева, втиснутые в плоть, нижнюю часть лица удерживал намордник из серебряно-поблескивающего металла, впаянный прямо в челюсть, а за спиной двумя дугами поднимались полукружья крыльев, что изготовлены из черного металла, да напрямую вколочены в спину сего существа, да так сильно что спереди торчат штыри.
Жрец Ужасающего! Их звали не иначе как демонами, да они и были такими – демонами, что охотились на людей. Никто не знал, как избирает своих жрецов этот страшный бог, никто не ведал, как жизнь не покидала плоть тех, кто когда-то был людьми. Но все знали о том, что встреча со жрецом Ужасающего не к добру. Ходят они своими тайными тропами, а являются лишь, чтобы принести свое странное и жестокое возмездие. Нет от них спасения ни в покаянии, ни в защите других богов.
Тея сидела ни жива, ни мертва, судорожно вспоминая, где и кого могла обидеть настолько, что тот решился воззвать к Ужасающему. Жрец Ужасающего продолжал стоять там же, где был, ни словом, ни движением не выказывая своего намерения.
Девушка же, перебирая всю свою жизнь, неожиданно припомнила и то, как он обратился к ней. Чистых слез – ритуальное приветствие, что говорят жрецу скорби, случайно пересекаясь с ним своими мирскими дорогами. Отмерла, не сдержала облегченного выдоха и ответила.
-Слезы скорби всегда чисты.
-Могу ли я скоротать вечер за твоим костром, жрица?- голос у жреца был как у ворона, вечного стража погоста и покоя мертвых, разбавленный металлическим лязгом от сталкивающихся частей намордника, что был сделан в виде челюсти, и слегка шевелился, когда жрец говорил.
-Эта пещера достаточно велика,- вежливо ответила Тея, не поднимая взгляда полуприкрытых глаз на него и баюкая обожжённую руку, принялась читать про себя писание Скорбящей Матери, что знала наизусть «Всякая боль очищает нас. Всякая боль есть милость для нас»…
Вздрогнула, широко распахивая глаза, когда почувствовала прикосновение к своим ладоням. Жрец Ужасающего молча и деловито размазал по ожогу тонкий слой какой-то желтой, специфично пахнущей мази, сверху прижал сухой лист. Так же, не говоря ни слова, отошел по другую сторону костра, к оставленному там оружию, и тяжело опустился на колени, присев на пятки.
-С-спасибо,- промямлила Тея, почувствовав, что боль прошла.
Жрец Ужасающего только бросил на нее мимолётней взгляд удивительно ясных и чистых черных глаз, после склонил голову, уперевшись подбородком в грудь и… Кажется заснул.
Тея некоторое время глядела на него, с ужасом и отвращением подмечая все новые черты ужасающей внешности своего неожиданного попутчика, после достала из походной сумки тонкое шерстеное одеяло. Пораздумав сняла головной убор, скрывающий ее лицо и волосы, затем расшнуровала жесткие верхние одежды своего наряда и, положив рядом кинжалы скорби, завернулась в одеяло. Сон пришел к ней мгновенно, даже не смотря на присутствие рядом страшного жреца.