Онлайн чтение книги Стокгольмский синдром Stockholm syndrome
Часть 1. I

 Небольшой, заброшенный домик в лесной глуши… Там уже давно никто не живёт, и это маленькая крепость долгие годы стоит в одиночку, не принимая гостей…

Скрипучая дверь и потрескавшаяся от старости краска. Ветхие ступеньки изъедены мелкими насекомыми. Стоит только ступить, и сразу же почувствуешь, как прогибается под тобой доска. И, кажется, вот-вот провалишься. Старые перила давно уже мёртвыми обломка лежат на земле, поросшие не выводимым бурьяном. Потемневшие, толстые стёкла на окнах, покосившиеся ставни, что когда-то были расписаны умелой рукой девушки. Протекающая и давно прогнившая крыша…

Всё вместе это создаёт впечатление страшной рожи, что хмурится и с оскалом-дверью шипит на тебя. Один чёрный глаз окна-чердака, которое давно разбито, смотрит на тебя с ненавистью, будто говоря: «Проваливай отсюда! Убью!»

Жалкое подобие ограждения, что когда-то служило для обозначения своей, территории давно развалилось, продолжая лежать мёртвыми останками на земле… 

***

Парень с чёрными, как разлитые по бумаге чернила, волосами, расслабленно сидел в старом кресле. Одна пружина этой развалюхи, впивалась ему в ногу, и не спасала даже обивка старой мебели и плотные штаны. Деревяшки в камине зловеще потрескивали, предвещая что-то страшное и опасное, неизвестное и одновременно зловещее.

За толстыми окнами в мгновения вспыхивали и потухали молнии, будто когтистые лапы монстра медленно, но верно добираются до тебя, чтобы забрать твою душу и жизнь. Гром гремел с ужасающей силой, стараясь оглушить всех вокруг, чтобы потом полакомиться. А сильный и необузданный ветер, словно дикий жеребец в неволе, пытался пробиться в дом, срывая двери с петель и разбивая окна. Казалось, ещё совсем немного и хлипкие деревянные стену рухнут прямо на голову, а крыша, не вытерпев таких издевательств, просто сдастся и сломается. Стихии бунтовали и выражали свою ненависть, только бы заставить жалких людишек попрятаться в их дома и не высовываться.

Парень, заворожённый этим прекрасным и мистически-опасным явлением природы, докуривал очередную горькую сигарету. Хотя… он ведь даже не любит эти убивающие палочки с дымком на конце, но всё равно продолжает каждый раз засовывать их в рот, чтобы почувствовать эту горькость. Наверно, это называется зависимость…

Мутные болотные глаза медленно прикрылись веками, создавая некую иллюзию темноты и одиночества. Последние моменты, когда он слушает эту ненавистную тишину вместо обожаемых им криков, наполненных болью, и громких слов о пощаде, где люди обещают невозможное.

Странные эти человеки…

Ухмылка касается его бледных губ, появляясь только на секунду. И снова губы сжаты в тонкую линию. Сейчас нельзя думать о других, ведь у него есть его Любовь всей жизни. Его гордость и безграничное обожание. Его мальчик…

Тяжело поднявшись со скрипучего кресла, которое осталось единственным предметом нетронутым в этой хатке, парень двинулся к небольшой дверке, проходя через которую с его ростом приходилось нагибаться.

Тёмная спальня встретила вошедшего человека зловещим полумраком. Множество свечей стояло в старых канделябрах и висело на стенах. Маленькое пламя всё время трепыхалось от лёгкого ветерка, будто осенние листики на ветру. Причудливые блики бегали по потолку и стенам, неровным светом освещая большую коробку на полу, что еле помещалась между комодом и большой кроватью с балками, которые уходят вверх и надёжно там крепятся.

Полюбовавшись этой завораживающей картиной, парень открыл первый ящик чёрного комода. Множество разнообразных предметов радовало их хозяина, заставляя появиться улыбке на губах. Конечно же, сегодня, он непременно попробует эти вещи на его возлюбленном, только чуточку позже. Ведь не стоит пугать заранее и без того пугливую дичь…

Но сейчас понадобятся только пара резиновых перчаток.

Наклонившись к большой коробке, темноволосый парень, что казался в полумраке чем-то страшным, медленно открыл крючки. По два с каждого бока. Медленные щелчки разрезали тишину, словно острый нож — бумагу. Всё естество парня охватило нетерпение и предвкушение, оттого, что вскоре здесь будет происходить.

Большая крышка с невероятной лёгкостью снимается, и откладывается под кровать, чтобы не мешалась, а внутри самой коробки лежал… Мальчик семнадцати лет…

Худые ручки юноши были крепко связаны прочно верёвкой, так же как и ноги, а рот закрывал кляп в виде небольшого мячика и ремешка. Школьная форма, в которую был одет парень, вся измялась и сбилась, открывая вид на впалый животик с нежной кожей. Черноволосому так и захотелось провести кончиками пальцев по оголившемуся боку, и вновь ощутить всю нежность юного тела. Желание стало почти осязаемым, и, не сдержавшись, пальцы, затянутые в резиновый материал медленно провели от бедра до рёбер. Сколько он не видел своего любимого? Неделю? Две недели? Месяц?

Юноша от лёгкого прикосновения завозился, пытаясь сменить позу, но пространство коробки не давало такой возможности. Глаза цвета грозового неба медленно открылись, отражая огоньки свечей. Да, возможно, он бы и не увидел сейчас цвет глаз своего возлюбленного, но с той встречи, он надолго запомнит их цвет. Ведь они когда-то поразили его, заставивляя влюбиться…

Растерянный взгляд юноши бегал и цеплялся за всё, что только можно, лишь бы понять, что происходит и где он оказался. Взгляд загнанного зверя всё больше говорил черноволосому о состоянии его возлюбленного, заставляя улыбаться всё шире и шире. Но вскоре ему это надоело, и парень начал медленно выполнять задуманное на сегодня.

Расстегнув ремешок кляпа, что не давал говорить юноше и, скорее всего, мешал, мальчик начал тихо спрашивать:

— Где я? — было первым и ожидаемым вопросом, — Кто вы? Что вам от меня надо? — голос его был на удивление спокойным с лёгким налётом паники.

— Ты у меня дома. И теперь я только твой, а ты — только мой. Единственный и обожаемый Никитушка, — тихо шептал ему на ушко черноволосый, — и теперь ты — будешь только моим. Ведь так? Ты же не уйдёшь от меня и не станешь вновь продавать своё красивое и идеальное тело этим мразям, что имеют тебя без капли нежности и любви.

Никита вздрогнул, услышав последнее предложения. Значит… это его клиент на сегодня? Если и так, то зачем тогда коробка? А эти ремни и кляп? Или это один из тех типов, что помешан на таких вот игрушках?

- Знал бы, как ты украл моё сердце… В ту ночь, когда мы провели вдвоём… Одни… В том роскошном отеле… Как ты стонал и просил ещё… А теперь ты мой, в моём полном распоряжении у меня дома. Я так давно об этом мечтал! Так долго готовился!

Черноволосый вновь провёл по белой коже, от немного приоткрытой попки и чуть выше, медленно обнажая некоторые участки тела. Идеальное тело вздрагивало от неприятных прикосновений резины. Коробка, в которой лежал испуганный юноша, не давала ему двинуться, и уйти от столь неприятных ощущений. Холодные, мокрые слёзы начали собираться в уголках глаз, выдавая весь страх.

- Тише, тише, мой мальчик, — шепчет черноволосый на маленькое ушко, опаляя своим горячим дыханием. — Не бойся, ты теперь мой, я тебя не обижу. Ты ведь любишь меня? Любишь? — белые зубы кусают нежную шейку, переходя вверх, и доходя до чуть заострённого на конце аппетитного ушка.

Тихий всхлип вырывается из горла связанного парня, что до сих пор боялся пошевелиться, и как-либо спровоцировать этого психа…

«А может… это отец постарался?» — мелькает беспомощная мысль на краю сознания, которая вдруг начинает обретать силу. 

«Отец… Неужели это он подстроил? А может, отец ещё и этого человека нанял? Получается… Это всё подстроено? Значит… он меня не тронет? А если…»

— О чём ты задумался, мой маленький? Ты теперь со мной, навсегда со мной, и теперь тебя никто и ничто не потревожит. Ты никогда не будешь ни в чём нуждаться, не так, как было с тобой до этого, — парень уже успел освободить тонкие запястья, теперь поглаживая нежную кожу, пытаясь уловить тепло тела в резиновых перчатках. Горячие губы целовали кожу на шее, опаляя своим горячим дыханием, заставляя ещё сильнее паниковать жертву.

Не выдержав больше такой своеобразной пытки для себя, черноволосый каким-то образом смог поднять на руки Никиту, вызывая сильную дрожь в теле юноши, а слёзы, что уже застилали лаза и не давали увидеть практически ничего, медленно потекли по щекам.

А ведь отец говорил когда-то ему: «Прекращай это непотребство, вот попадёшь в руки какому-нибудь извращенцу, и он тебя распотрошит после того, как изнасилует! Вот тогда и вспомнишь мои слова!». Хотя… это ситуация так похожа на слова его папани, что кажется, это идеальный сценарий, чтобы отучить нерадивого сына продавать своё тело. Значит… если всё это и правда подстроено, то почему бы и не подыграть? Ведь тут наверно и камеры стоят.

Быстро вытерев свободными руками слёзы, на что кажется, будущий насильник не обратил внимания, или просто не захотел замечать, Никита оглянулся в поисках каких-либо признаков камер. Из-за мрака, что царил в комнате, и который создавали множество свечей, было почти не видно, но несколько красных огоньков на потолке, юноша всё же заметил. Значит… он был прав насчёт того, что всё это подстроено любимым папочкой для запугивания сынка.

Аккуратно уложив на кровать Никиту, черноволосый медленно прошёлся своим взглядом по прекрасному телу, что до сих пор было заключено в школьную форму. Белая рубашка оголяла живот, а несколько верхних пуговиц было расстёгнуто. Штаны классического покроя сползли немного вниз, оголяя лобок. А тёмные носки всё так же оставались на месте. Тугая верёвка до сих пор связывала Никите ноги, отчего тот не мог пошевелиться и всё ещё немного паниковал. Ведь даже такая шлюха как он, до сих пор не может привыкнуть к боли и разным извращениям.

Удовлетворённо ухмыльнувшись, парень подошёл к комоду, находя в полумраке канцелярский нож. Острое лезвие так и звало, чтобы его опробовали, поблёскивая в неровном сиянии свечей.

Подойдя к своей любимой и неповторимой жертве, черноволосый начал медленно разрезать верёвки, освобождая ножки своего любовника. Он с трепетом прикасался к открытым участкам тела, скользя затянутыми в неприятный материал пальцами под штанину, на что Никита предпочитал не реагировать, и оставаться в том же положении, как его и положили на кровать.

Когда последний жгут, что стягивал ноги, исчез, Никита решил действовать сам. Страх и оцепенение ушли на второй план, а азарт всё больше занимал место, давая ощущение, что именно Никита — хозяин положения, и что только ему должны и будут подчиняться.

Тонкие, ухоженные пальчики потянулись к пуговицам рубашки, расстёгивая её, обнажая грудь и живот. Насильник замер возле комода, куда он обратно положил острый предмет и остатки верёвки. Его взгляд был направлен только на юношу, что сейчас добровольно отдавался на милость черноволосому, соблазняя.

Когда рубашка была расстёгнута до конца, он медленно сел на кровати, встречаясь своим взглядом с чужим, не разрывая невидимой нити, что образовалась между ними. Сев в самую соблазнительную и развратную позу, которую только можно принять сидя на коленях, Никита стал медленно обнажать одно плечо, а затем и другое, дразня неизвестного ему человека, невольно провоцируя и не забывая поглядывать и находить новые камеры. Откинув школьную рубашку на пол, стараясь не задеть пламя свечей, юноша продолжал распалять неистовый огонь в душе парня, что до сих пор жадно смотрел на юное тело.

Тихо звякнула пряжка ремня, вжикнула тихо молния, открывая вид на резинку и ткань трусов. Черноволосый уже не мог смотреть спокойно, как его любимый сам раздевается, приложив к этому всю свою развратность и сексуальность, лёжа на кровати, соблазнительно выгибаясь и пытаясь снять штаны.

Быстрым, почти что мгновенным движением, похититель оказался рядом. Наклонившись над Никитой, он поднял его запястья к изголовью и сильно сжал их одной рукой. От этой боли юноша непроизвольно морщился.

Цепкие, чужие пальцы быстро пытались избавить Никиту от одежды, царапая кожу, судорожно поглаживая обнажённое тело, будто бы утопающий, что цепляется за единственную возможность выжить. Он неистово целовал розовые губы, легонько касаясь зубами и чуть прикусывая, внося толику боли в пламя нежности и страсти.

Незаметно отпустив руки своей любимой жертвы, он медленно обнажал стройные ноги, что не раз раздвигались перед очередным клиентом. Кое-как справившись со штанами, черноволосый откинул в сторону ненужную ткань на пол, не заботясь о возможном возгорании. Целуя бархатную, нежную кожу плоского животика, он аккуратно избавился от последнего атрибута одежды, что мешала попасть к заветной цели.

Черноволосый сел на кровати, и замер, любуясь красотой, что предстала перед его глазами. В романтичном полумраке его любимый лежал на алых, почти что чёрных простынях, держа руки всё в том же положении, как он и оставил. Стройные ножки в чёрных носках, чуть согнуты в коленях, и призывно расставлены в стороны. Впалый живот и грудь мерно вздымались, а губы чуть приоткрыты.

Проведя кончиками пальцев правой руки возле пупка, поднимаясь выше, достигая чуть затвердевших сосков. Легонько сжав и покрутив один из них, послышался тихий, почти что неразличимый стон Удовлетворённая улыбка поселилась на губах черноволосого. Поднимаясь рукой чуть выше, он остановился на сладких губах, чуть надавливая, прося пропустить внутрь. Юркий язычок юноши медленно облизнул пальцы, затянутые в резину. Обхватив своими тонкими пальчиками запястье своего похитителя, Никита приоткрыл рот, давая проникнуть пальцам дальше.

Юноша усердно старался смочить своей слюной чужие пальцы, ведь он до сих пор помнит тот раз, когда он отказался от этого унижения — вылизывать чужие руки. А ещё в памяти свежо воспоминание, что кровь совсем не облегчает проникновение, а только приносит больше боли. Прикрыв глаза, он сосредотачивался на своих ощущениях, лишь бы не вспоминать неприятные моменты своей жизни. Только не сейчас. Только не в этом месте и в это время…

Облизнув пальцы, еле пробежать по ним языком, чуть пососать и вынуть чужие пальцы изо рта. Показать язычок, соблазнительно облизнув напоказ, и вновь вобрать их, делая вид, что это действие приносит одно только блаженство. Пальцы неожиданно проталкиваются дальше, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, сильно надавливают на язык, усмиряя и запрещая делать какие-либо действия.

Маленькая капелька слюны скатывается с уголка губ, и проделывают свой путь дальше по щеке. Открыв глаза, Никита смотрел в потолок, ощущая мягкие прикосновения к своим ключицам. А свободная рука незнакомца только лишь упиралась где-то рядом, держа своё тело на весу.

Похититель, оторвавшись от выцеловывания шеи и ключиц, прошептал:

— Любимый, перевернись…

Без лишних слов, Никита аккуратно привстаёт, переворачивается на живот и встаёт на четвереньки, уже мысленно подготавливая себя к тому, что сейчас всё начнётся, что именно сейчас чужие пальцы, смоченные его слюной, начнут причинять боль анусе, разрывая его. А если этот человек ещё окажется и садистом, то без крови вряд ли обойдётся…

Боль… везде боль… Надо… Надо заставить себя…

Ноги расставить пошире в приглашающем жесте, открывая доступ к колечку мышц, согнуть локти, опустить голову, встать в позу, оттопырив зад…

Как же всё это противно!

Влажные пальцы вновь возле рта, пропихиваются внутрь, требуя вновь пустить. Подчиняясь, юноша вновь вбирает и облизывает их, стараясь как можно лучше смочить своей слюной. Похититель, вытащив пальцы, касается ануса, заставляя Никиту вздрогнуть от прикосновения.

— Успокойся, мой хороший. Я тебе не причиню боли, по крайней мере, пока, если будешь себя хорошо вести. Если только немного. Ты ведь давно уже никого не принимал, так что боль неизбежна. Ты же знаешь…

Лёгкий поцелуй в лопатку, нежное поглаживание по бедру, и лёгкое нажатие на колечко мышц. Медленные, круговые движения, как намёк расслабится и впустить в своё нутро пальцы.

Не без труда, Никита постарался успокоиться и представить себе что-либо, что помогло бы расслабиться и отвлекло, только чтобы не думать о предстоящей боли и унижении. О том, что скоро он сам будет стонать и просить о большем, стоит только получить капельку наслаждения и возбудиться.

— Хороший мальчик. Я тебя так люблю, мой Никитушка. Ты ведь любишь меня?

Влажные пальцы чуть проникают внутрь, даря неприятный дискомфорт. Медленно погружая и вытаскивая палец, похититель тщательно растягивал колечко мышц своей жертвы. И с каждым разом проталкиваясь чуть глубже, круговыми движениями подготавливая юношу к большему, чем просто пальцы.

Никита лежал, боясь пошевелиться и даже дышать. Ожидаемой резкой и режущей боли не было, как и крови, только небольшая, тянущая и терпимая присутствовала и не желала уходить, что тоже немного радовало.

Неожиданно прохладные пальцы исчезли, а вместо них что-то жидкое и холодное капало на анус, заставляя сжиматься, и дрожать то ли от холода, что мурашками пошёл по телу, то ли от страха, что сейчас произойдёт нечто страшное. Резкая боль пронзила поясницу, а тихий и шипящий звук прорвался сквозь стиснутые зубы.

Чужие пальцы грубо растягивались, разжимаясь и сжимаясь, сгибаясь время от времени и заставляя подвывать от боли. Глупое тело никак не хотело расслабиться и просто перетерпеть боль, которая с каждым разом усиливалась.

Тонкие пальцы в перчатках проходили всё глубже и глубже, стремясь подготовить жертву как можно быстрее, чтобы скорее войти одним движением и наслаждаться невообразимыми ощущениями тесноты. Черноволосый с упоением смотрел, как мелко подрагивает Никита, наслаждаясь тихим шипением и неясными звуками, похожее то ли на мычание, то ли на вой. Два пальца уже свободно входили в тело юноши, и чуть высунув их, и прибавив третий, парень вновь вошёл в немного покрасневший, но более-менее растянутый анус. И вновь тихое вскрикивание, мелкая дрожь, которая вибрацией отдавалась по всему телу, и стремящиеся сжаться мышцы, что парень то и дело растягивал, причиняя больше боли.

Дотянувшись свободной рукой до небольшой баночки лубриканта, черноволосый чуть согнул пальцы, и неожиданно тело Никиты вздрогнуло, раздался протяжный, тихий стон. Вот, значит, как… Он сумел найти это местечко, когда думал, что уже не сможет этого сделать. Ещё раз коснувшись пальцами «приятной точки», юноша тихо застонал — заскулил, сам насаживаясь на чужие пальцы, получая от этого удовольствие. Орган Никиты постепенно наливался кровью, чуть вытягиваясь и становясь больше.

— Никитушка, встань на четвереньки, — раздался тихий шёпот черноволосого.

Вынув пальцы, он размазывал прозрачную жидкость по своему члену, при этом неотрывно смотря на любимого, что медленно выполнял просьбу. Как только юноша держался более-менее устойчиво на всех своих четырёх конечностях, черноволосый коснувшись пальцами заветной точки, убедившись в её месторасположении, одним движением вошёл в податливое и разгорячённое тело, точно попадая прямо по простате. Протяжный, громкий стон разнёсся по комнате, а мышцы рефлекторно сжимаются, причиняя боль и дискомфорт черноволосому.

Тяжёлое дыхание юноши разносилось по комнате. Трепет свечей, разгонял ночную темноту. Только вот парень, смотря на своего Никитушку, понимал, что только произошло…

— Любимый, ты посмел кончить без моего разрешения? — мягко, но с затаённой угрозой в голосе, спрашивает похититель, проходя влажным языком по лопаткам, и больно кусая одну из них, заставляя юношу вздрогнуть. — Ты плохой мальчик, тебя надо наказать, — пальцы сжимают опавший орган, явно не принося удовольствия. — Я ведь прав? Плохих мальчиков надо наказывать сразу, чтобы они знали своё место, — ещё один болезненный укус, отчего тихое шипение разносится в немой тишине. — Но я сегодня добрый, поэтому я не буду сильно тебя наказывать, если ты поймёшь свою ошибку… Ведь поймёшь же?

— Простите… — тихий шёпот в ответ, только вот парень уже не слышал его.

Встав с кровати, черноволосый подходит к комоду, осматривая его поверхность, и выбирая что-то. Чуть кивнув чему-то, он взял в руки какой-то предмет и вернулся к кровати. Никита всё так же стоял на четвереньках и пристально следил за всеми действиями его похитителя.

Парень, встав сзади Никиты, отложил предмет в сторону и снял перчатки, кинув на пол. В полумраке блеснуло острое лезвие, и юноша не на шутку испугался. «А вдруг всё это не подстроено? Неужели… отец был прав, что меня могут вот так вот похитить, изнасиловать, а потом распотрошить? Нет! Не хочу! Нет!»

Чуть отползая вперёд, пока его похититель не видит, Никита пытался сбежать. Встать с кровати, быстро подскочить и убежать далеко-далеко, только чтобы этот сумасшедший не поймал его. Только вот задуманное не удалось. На ноге сомкнулись пальцы, больно сжимая и притягивая к себе. Юноша брыкался, как мог, только бы отпустили. Но цепкие пальцы и не желали отпускать пойманную жертву.

Дотянув Никиту до себя, черноволосый лихорадочно всматривался в черты лица его любимого, который вдруг осознал, что надо бежать. Как бы парню ни хотелось действовать более осторожно, он всё же напугал пугливую дичь, что теперь пыталась упорхнуть. Но не выйдет! Он так долго ждал, так долго готовился удержать эту небесную птицу у себя, что теперь он просто не может отпустить его на волю, хотя бы до тех пор, пока Никита САМ не захочет остаться с ним.

Расставляя стройные ножки в стороны, он быстрым движением вошёл в сжатую дырочку. Громкий крик, извивающееся тело, что цепляется своими ручками за всё подряд, только бы избежать боли. А черноволосый продолжает его держать, не отпуская, и давая время привыкнуть, не делая каких-либо движений.

— Хватит! Пустите! Прекратите! Мне больно! — кричал Никита, в бессилии комкая простыни. Поблёскивали слёзы в уголках глаз, а голос дрожал, явно не желая подчиняться.

— Плохих мальчиков надо наказывать, иначе они будут повторять одну и ту же ошибку всегда. Тебя надо наказать…

Сначала медленные толчки причиняли новую порцию слабой боли и дискомфорта, что в принципе было терпимо, чтобы не издавать каких-либо звуков. Но мгновение спустя парень начинал быстро двигаться, вбиваясь в любимое тело, причиняя боль и наслаждение одновременно. Чуть приподняв зад юноши, черноволосый как будто бы приказывал стать в позу, и Никита безропотно выполнял. Сам насаживался, прося о большем и сильнее, стоило только черноволосому задеть заветную точку.

Парень приподнял Никиту, облокачивая на свою спину. Тело юноши полностью насадилось на член похитителя, даря новые ощущения. Перехватив одной рукой любимого поперёк груди, а вторую положив на небольшой орган, он начал медленно двигаться, в такт скользя рукой по члену Никиты. Их движения всё убыстрялись, и оба чувствовали, что вот-вот достигнут пика.

И только спустя несколько толчков, Никита излился в руку черноволосому, а он вслед за ним, кончая в любимое тело. В неясном порыве, парень сомкнул свои зубы на хрупком плечике, прокусывая нежную кожу до крови, отчего хриплый крик боли разнёсся в полумраке комнаты.

Аккуратно опустив юношу на кровать, он неотрывно смотрел, наблюдая, как его любимый сморит на своё левое плечико и плачет, держась за него рукой, в попытке остановить кровь. Полные слёз глаза с непониманием смотрят на черноволосого, пытаясь найти ответ на вопрос в чужих глазах.

- Это… моё наказание? — как-то истерично спрашивает юноша, смотря то на плечо, то на парня.

- Нет, любимый, это моя метка, чтобы ты никогда не забывал обо мне. А сейчас будет на-ка-за-ни-е, — произносит по слогам, размахивая небольшим канцелярским ножом, чьё лезвие отблёскивает свет свечей.

Глаза юноши в ужасе распахиваются, и он вновь пытается уйти, сбежать подальше от этого психа.

Никита ворочается, пытается привстать, но прокушенное плечо подводит и он то и дело падает на кровати, снова барахтаясь. Ноги не желают держать тело, отчего встать не получается. Здоровой рукой он цепляется за изголовье, подтягивая своё тело. Пытается сесть. Спустить ноги с кровати, что еле слушаются. Но сделав только шаг, Никита падает, на коленях пытается куда-то ползти…

Встав с кровати, черноволосый легко подхватывает дрожащее тело на руки, и опускает на кровать. Переворачивает на живот, чтобы было удобней, и садиться сверху на бёдра, предварительно связав ноги и привязав к одной из балок.

— Ну что ж, мой мальчик, ложись поудобней. Сейчас я тебя на-ка-жу, — лёгкий поцелуй в мокрую от слёз щёку.

Расширенные от ужаса глаза, приоткрытый рот, блеск лезвия в полумраке комнаты.

Выпрямив правую руку Никиты, лезвие касается нежного плеча, начиная вырисовывать кровавый узор, прекрасный в своём выполнении…