Онлайн чтение книги Неисполненные обещания Broken promises
Глава 10

Прошлое

Такую мерзостную погоду любить может только конченый изврат: поздняя, промозглая осень с голыми, седыми деревьями и заледеневшими лужами по утрам; холодный, влажный ветер, со свистом вытягивающий из всех щелей санатория остатки тепла с таким трудом добытого персоналом; первый снег, выпавший ночью, чтобы к утру растаять с дорожек и скамеек, но приютившийся в пожухлой траве под деревьями.

Крейн неподвижно сидел под навесом на крыльце укутанный как кукла и тоже являлся деталью пейзажа. Одно одеяло накинуто на ноги, второе на спину и плечи. Только отросшие волосы закрывали глаза, трепались на ветру, да облако пара поднималось изо рта. Он стылым взглядом, не мигая, таращился в сад, в глубине которого темнело небольшое озеро, похожее на черную дыру.

Весной и летом здесь возможно очень даже хорошо. Зелено, свежо, птички там разные… Но сейчас казалось, что вся вселенская унылость сконцентрировалась в этом куске сада, в этот день, в это время.

Браун чуть повел глазами, отмечая знакомую фигуру, идущую по тропинке, но никак не отреагировал на энергичное махание — как сидел, так и продолжил неподвижно таращиться в никуда.

— Привет, Крейн, — игнорируя его равнодушие, отозвалась Кассиопея.

Она тяжело села на лавку, расправляя полы большого и широкого пальто, перегородив собой обзор, и пододвинула его коляску ближе:

— Как ты?

— Генерировать еще не научился, — бесцветно прошелестел он обветренными губами.

— Ну хоть что-то не меняется, — с напускным оптимизмом покачала головой его жена.

Они замолчали, каждый думая о своем. Кассиопея развернулась, положив локоть на поручень, и сбоку стал отчетливо заметен ее большой живот. Она непроизвольно пригладила полы пальто, чтобы не расходились, и задумчиво уставилась на тоже озеро, проглядывающее между деревьями.

— Не замерз? — скорее из вежливости, поинтересовалась она.

Крейн промолчал. После того, что с ним произошло, любой студеный шторм будет еще долго восприниматься  легким морским бризом.

***

Как бы Крейн не старался абстрагироваться от любой политической деятельности, чтобы не касаться ее никаким боком, не интересоваться и не участвовать, но она постучалась не в дверь, а с ноги вошла в окно. 

Желание Тилса расширить границы привела к провоцированию очередной военной кампании с более южными странами, а именно с Дэваридж, который казался слаборазвитым и отсталым государством с патриархальным анархизмом во главе, и которое можно с наскоку подмять под мощь прогрессивного и механизированного по последнему слову Тилса. Но через шесть месяцев затянувшейся осады, партизанских разгромных диверсий и непривычного горного ландшафта для военных действий поставило Тилс в невыигрышное положение.

Внутренние проблемы Тилса тоже зацвели буйным цветом. Власть имущие, ожидавшие быстрой наживы с новой войны, были несколько обескуражены положением вещей, но налоги повысить не забыли. А вот личные расходы не снизили, как тратили приличную часть казны на содержание собственных дворцов, прислуги, частных Бань и дорогих безделушек, так и продолжали. Положение илотов в очередной раз подверглось реорганизации: условия их содержания, права и обязанности откатили на пятнадцать лет назад. Обычные граждане и илоты, недовольные таким положением вещей, начали роптать. Тролдэш, видя, что в Тилс своих проблем предостаточно, потребовало суверенитета и возврата границ. Партия «левых», теперь уже официально возглавляемая отцом Джонаса профессором Шварцом, стала набирать сторонников во всех слоях населения. И даже Браун, стараясь глубоко не вникать во все это, прекрасно понимал катастрофическую нужду новой партии в деньгах, чтобы отстоять права обычных граждан и илотов на то, что им положено по закону, на медицину, льготы, образование.  Одними лозунгами, агитацией и воззваниями в прессе, сдвинуть всю эту насквозь коррупционную махину невозможно.  

Браун Крейн уже пять лет назад отработал все долги перед Тилсом после получения образования и мог выбирать, где ему лучше жить: вернуться или остаться в Тролдеш. На родину не тянуло совершенно, в отличие от Кассиопеи, у которой там остались родные и тот, ради кого она согласилась на всю эту авантюру с фиктивным браком. 

За годы совместной жизни Крейн и Касс поняли, что их женитьба была хоть и большой глупостью, но в тот момент не самым плохим решением. И относились друг к другу лучше, чем многие родственники. Браун, на правах старшего, пытался уговорить ее остаться в Тролдэш: тут и спокойней обстановка, и какая-никакая стабильность. Но Кассиопеи требовалось находиться в эпицентре событий, быть непосредственным участником изменений, поэтому, не раздумывая долго, переехала в его трехкомнатную квартирку в Тилиасе, оставляя Крейна одного в большом уже выкупленном у банка доме в столице Тролдэш. 

И вот по прошествии еще пяти лет Браун приехал в Тилс в министерство строительства, чтобы уточнить детали проекта по модернизации старого аэропорта, находящегося на крайнем севере Тролдэш, и встретил самую неожиданную парочку. Полугном Айс собственной персоной шел по коридору этого казенного учреждения словно под конвоем герра Диплексия Шварца. 

И если с одним Браун с удовольствием остановился бы и поговорил, то другого видеть и слышать не хотел категорически. Коридор, в котором они пересеклись, был длинный и узкий, поэтому столкнувшись, нос к носу, все трое остановились, удивленно вытаращившись друг на друга.

— Какая неожиданная встреча, — первым справился с собой Диплексий и снисходительно кивнул головой, не подавая руки.

— Что вы здесь делаете? — Браун все же обменялся сдержанным рукопожатием с Айсом.

— Столько дел, столько дел! — обходя по дуге, отмахнулся Шварц, не намереваясь продолжать светскую беседу.

— И все же?

— Я подписываю документы на продажу Бани, — холодно отозвался полугном.

— Почему? Предприятие перестало быть рентабельным? — не поверил Крейн.

Даже после того как провели центральное водоснабжение по всей столице и необходимость в Банях почти отпала, посещать заведение Айса семьям в полном составе не считалось зазорным. Развлечения там находили все: от детишек до стариков.

— Нет, — ответил за него Диплексий. — Но земля, на которой стоит Баня, нужна городу для других дел. Там будут строить станцию метро.

— Но там же рядом парк. Разве не лучше было бы использовать часть его под строительство? — тут же подключился Браун.

— Не лучше, — оскалился член парламента и подхватил под локоть Айса. — Они и так долго обходили и игнорировали наши постановления и распоряжения. Уж мы их и штрафовали, и по судам таскали. А они каждый раз находили деньги для оплаты всех взысканий. Но вот теперь уже все.  Идемте, уважаемый герр Айс, подпишем документы. Это не больно.

— А что будет с илотами? — все еще допытывался Крейн.

— Их распределят по другим Баням, которые все еще придерживаются старых добрых традиций.  

— Это правда? — ужаснулся Браун, цепляясь за Айса. — И Сиэля? Сиэля тоже?

— Герр Миллер, как и некоторые особо популярные илоты, на особом счету. На таких, как он, уже торги объявили — многие хотят его в свою Баню заполучить, а некоторые и в свое личное пользование, — убито отозвался Айс, пряча глаза. — Мы ничего не могли сделать.

— Когда это будет?

— Через несколько месяцев, ближе к зиме, после последнего в этом году заседания в парламенте.

Они пошли дальше по коридору, а Крейн остался стоять, оглушенный новостями. Уезжая десять лет назад, он был полностью уверен, что Сиэль не даст себя в обиду, что он основательно и плотно стоит на ногах. Ни одна гнида или похотливый ушлепок больше никогда ни при каких обстоятельствах не тронет его, если только он сам не позволит этого.

И что в итоге?

Все еще хуже, потому что сейчас илоты узнали, почувствовали разницу между полным безропотным подчинением и собственным выбором. 

Да, изменения произошли во многих сферах, где использовались илоты. В шахтах, на заводах, в лесозаготовках активно внедряются новые технологии. И где раньше требовалось пять илотов, сейчас бесперебойно работал один станок или одна бурильная установка. Но это не значит, что илотам дали возможность самостоятельно выбирать сферу дальнейшей деятельности. Кому-то везло или успевали договориться — их забирали в обслуживающую сферу, а кого-то прямиком отправляли на стройки в неблагоприятные условия.

Но самое страшное для экономики Тилса другое — поставка новых илотов прекратилась. Уже много лет свежего притока не оплачиваемой рабочей силы не было. Именно из-за этого, как утверждали независимые политологи и финансисты, вся структура экономики страны летела вниз с увеличивающейся скоростью. И никто не хотел что-либо менять или модернизировать.

Тилс медленно, но верно катился к точке невозврата, когда «верхи не могут, низы не хотят». Это для любого мало-мальски разбирающегося в структуре экономики было понятно. Крейн, к сожалению, к этой категории относился. А даже если бы и не понимал, что вокруг происходит — для этого всегда есть Кассиопея Браун, которая не отказывала себе в удовольствии разъяснить «укладчику кирпича», что за бубуйню творит правительство, пока император сидит в дальней резиденции и нос в государственные дела не сует.

Из замороженного состояния Брауна вывел какой-то министерский клерк, который случайно задел плечом. После чего Крейна словно подорвало: в течение двух часов он решил необходимые дела, подписал все документы, практически не глядя, и выскочил на улицу, бешено оглядываясь в поисках такси.

К Кассиопее он ввалился ближе к вечеру, на ходу расстегивая пиджак и стягивая галстук.

— Ну ты хотя бы позвонил, что домой едешь, — отозвалась жена, мимо которой он промчался, на ходу чмокая в щеку.

— Некогда, Касс. Где все мои документы? Ты ничего не выбрасывала?

— Все в кабинете, где же еще? 

Квартира Брауна состояла из гостиной, спальни и кабинета. В ней редко когда проживало больше двух и места всегда хватало без проблем. 

Но ворвавшись в кабинет, Крейн удивленно тормознул на пороге. Навстречу ему из-за стола поднялся Джонас, приветливо и как-то смущенно улыбаясь.

— О, привет, — протягивая руку, обрадовался хозяин. — Ты чего тут сидишь?

— Тебя ждал. Узнал, что ты в столицу приехал и решил больше не тянуть. Нам нужно поговорить, — твердо заверил Шварц, выводя его в гостиную.

Когда все чинно расселись, и хозяйка принесла чай, Джонас прокашлялся, взял нервничающую Кассиопею за руку и уверенно заявил:

— Знаю, что это выглядит неприглядно и подло с нашей стороны, но хочу сразу сообщить. Мы с Касс любим друг друга и хотели бы узаконить наши отношения.

— И все, что ли? — отхлебывая из чашки, приподнял бровь Крейн.

— Не все, — еще больше покраснела и замерцала Кассиопея. — Я беременна.

— Ну наконец-то! — обрадовался за друзей Браун. — Большой срок?

— Нет еще, — с облегчением выдохнули будущие родители. — Поэтому и решили, что юридически все нужно оформить по возможности пораньше.

— Вы тут сами все оформляйте, я подпишу, что надо, но мне сейчас срочно нужно вернуться в Тролдэш.

— Зачем? — с подозрением прищурилась без пяти минут бывшая жена.

Подробности Крейн не стал ей сообщать, чтобы лишний раз не волновать и не нервировать. Все-таки поиск очередного кургана верховных троллей — это не увеселительная прогулка по центральному парку Тилиас.

К сожалению, к историку-илоту, который в прошлый раз по секрету поведал ему свои гипотезы и предположения, обратиться было невозможно. Их дороги разошлись давным-давно и Крейну только пару лет назад сообщили, что «тот чудной старикан» умер в больнице от запущенной формы пневмонии. Одно успокаивало, что умер он на территории Тролдэш, где не видели разницы между илотом и свободным гражданином, то есть обслуживание и лечение он получил качественное, но уже несвоевременное. А обращаться к другим специалистам, которые могли бы поделиться догадками по поводу курганов, Крейн не хотел. 

Собрав все материалы, которые остались у него с прошлого раза, проштудировал в очередной раз, пытаясь вычленить зацепки и скрытый подтекст. И смело подписался на командировку на самый север Тролдэш, туда, где наибольшая вероятность найти очередной курган.

Работы по восстановлению аэропорта было не так чтобы много. Реконструкцией и модернизацией таких объектов Крейн занимался не первый раз, да и команда подобралась не из новичков. Поэтому при малейшей возможности он на все выходные уходил поглубже в лес, чтобы проверить очередной квадрат на наличие скрытых захоронений.

Брауну, как хорошему специалисту, для якобы «прогулок по окрестностям» даже разрешали иногда брать старенький, но еще рабочий биплан, чтобы полетать к дальним участкам, изучая их с воздуха.

Все произошло, как обычно, прозаично до отвращения.

Погода стояла самая мерзостная. Это для более южного Тилса на календаре золотая осень, а для сурового Тролдэш уже начало зимы — с первыми метелями, заморозками и короткими пасмурными днями. 

В тот день он прочесывал самый близкий к океану квадрат все светлое время суток и, удостоверившись, что никаких подходящих скал там нет, повернул назад, да и метель начала залеплять стекла кабины. Но не успел набрать высоту, как в винт попала взявшаяся из ниоткуда птица. Если бы самолет оказался хотя бы на пару десятков сантиметров выше, то вековые сосны только чиркнули по фюзеляжу, не причиняя абсолютно никакого вреда. Но Крейн почувствовал, как за шасси что-то зацепилось один раз, второй, хвост резко опустился, а задымившийся винт, наоборот, вверх, и биплан вышел из-под контроля. Мотор задергался, взревел, руль заклинило и машину повело в сторону, навстречу полоске воды. 

Выбор решений был невелик: либо вести бесконтрольный самолет прямо в студеный бескрайний океан, где нет ни островка, ни судна, на которые можно приземлиться, либо катапультироваться и добираться до стройки восемьдесят километров пешком. 

Принимать решение пришлось мгновенно — дернув за ручку катапульты, Крейна выбросило из кабины. Парашют после негромкого хлопка с силой дернул Брауна вверх, но раскрыться не успел. Ветки сосен тут же начали цепляться за форму, ремни, стропы, хлестать по лицу, закрывая обзор и после сильного удара об очередной ствол Браун просто потерял сознание.

Сколько Крейн был в отключке — понять не мог, но судя по тому, что освещение вверху между кронами деревьев не изменилось — времени прошло мало.

Браун осмотрелся, прикидывая, в какую очередную заварушку попал. Стропы зацепились за ветки и не дали летчику благополучно опуститься на землю, поэтому Крейн оказался подвешенным над землей на высоте метров десять, не меньше. Он попробовал раскачаться, чтобы дотянуться до ближайшего ствола вековой сосны, но подергавшись почувствовал, как ветки над ним подозрительно затрещали и пилот резко опустился на пару метров ниже. Еще чуть-чуть и встреча с острыми камнями, слегка припорошенными снегом, неминуема.

Перспектива оказаться посреди непроходимой тролдешской чащи с переломанными ногами — ниже среднего, даже для такого не новичка Брауна. Но если рискнуть...

Неожиданно внизу на небольшой взгорок поднялась большая лохматая фигура. Зверюга низко опустила широколобую голову к земле. Потом принюхавшись, задрала морду, оскалилась, видя висящего Крейна, и призывно завыла, прижав к голове уши с кисточками, как у рыси. Ей тут же ответили сразу несколько точно таких же голосов с разных сторон, и Браун почувствовал, что свой личный резерв удачи и везения, выделенный ему при рождении, он только что израсходовал полностью.

«Варги, — замершим в священном ужасе нутром, понял Крейн. — Теперь даже опознавать будет нечего».

Стая варг к этому времени как раз собралась всей стаей под его ногами. Альфа-пара осталась стоять в сторонке, наблюдая за подвешенным лакомым кусочком издалека, а остальные подобрались поближе, облизываясь, порыкивая-переговариваясь и огрызаясь, вероятно уже деля аппетитный ужин между собой.

Четверо варг, по виду молодняк, начали подпрыгивать, стараясь достать; их огромные зубы в слюнявых пастях очень многообещающе щелкали еще пока на безопасном расстоянии. Но, как бы Браун не убеждал и не успокаивал себя, что у этих зверюг не хватит силенок подпрыгнуть так высоко, все же непроизвольно каждый раз вздрагивал и подтягивал ноги, и стропы подозрительно дрожали, предупреждая сохранять хладнокровие.

Всего в стае насчитывалось десять особей. Основная пара, которой подчинялись остальные, черные с проседью на баках, в холке больше метра. Четверка молодняка из последнего помета и еще четверо пришлых, немного уступающих размерами по отношению к ведущим варгам. Альфа-самка с явным благодушием наблюдала за возней щенков, а самец рыком подбадривал, заставляя стараться лучше. От всей этой семейной идиллии и панического истерического ужаса, у Крейна напрочь отключилось рациональное мышление. И только, когда пятый раз мысленно пересчитал свой боезапас — немного успокоился.

Полная обойма штабного пистолета, два патрона в ракетнице и проверенный, боевой стропорез. Всего этого должно хватить, если не мазать и попадать в мишени.

Этого зверюги не знали, поэтому наслаждались, играя и провоцируя своего пленника.

Приведя дыхание в норму, Крейн попытался вспомнить все, что знал о варгах. Они почти вымерли, встретить такую большую по нынешним временам стаю — большая редкость. Несколько веков назад, на заре метизации, когда только стали появляться первые полуэльфы, полугномы, варги отказались от взаимодействия с новыми расами и ушли в горы, леса, подальше от развивающихся огромными темпами технологий. Обладая зачатками разума, они побоялись одомашниться и превратиться в комнатных собачек или сидеть на привязи в жару или стужу.

Но, как оказалось, эволюция сыграла с ними злую шутку. Варги измельчали, возможность общаться между собой деградировала, однако, злобный, кровожадный характер при них так и остался.

Поэтому самое лучшее, что варги и Браун могли сделать друг для друга, так это не пересекаться никогда, ни при каких обстоятельствах. Максимум в зоопарке, через кованую решетку под напряжением и широкий разделяющий ров.

Браун сглотнул сухим горлом и подумал, что в зоопарк-то он как раз никогда и сам не ходил. Вроде бы необходимости не было. Медведей он лично встречал несколько лет назад, когда искал второй курган, в излучине реки, куда зверюги пришли на нерест рыб. Но тогда предпочел по широкой дуге обойти, чтобы не попасться на глаза и на запах. Большие кошки — рыси — сами к нему не лезли, одинокие волки предпочитали не связываться, а со стаей Крейн один раз смог справиться самостоятельно, раскидав их по сторонам, как щенят. Единственная росомаха не побоялась пойти в атаку со спины, но и тут ее ожидал неприятный сюрприз: Браун прижал ее к земле и держал, пока она не испустила дух, напоследок полоснув когтями, оставляя приметные следы под грудью.

С варгами такой номер не пройдет. Они ночные, стайные хищники. Сейчас дождутся темного времени и начнут атаковать уже всерьез. До утра Крейн вряд ли доживет.

Можно было бы попробовать защищаться сейчас, но снег и ветер создавали помехи, да и основная стая больше скрывалась за стволами, не давая точно прицелиться. Браун достал флягу, отхлебнул разбавленного спирта и приготовился ждать вечера. Еще теплилась надежда, что поисковая операция начнется раньше, и он не успеет вступить в последний бой за выживание.

Через несколько часов сумерки начали сгущаться под кронами, а метель стихла. Температура резко снизилась, изо рта повалил густой пар. В сапфировое небо взошла полная луна и тени под соснами приобрели более четкие и контрастные контуры. Видимость для Крейна на удивление улучшилась.

Варги под ногами завозились, зафыркали, переговариваясь и поддразнивая друг друга.

Неожиданно сквозь высокие кроны промелькнули разноцветные всполохи, раскрашивая снег невероятными оттенками. Браун поднял голову, стараясь понять, что происходит. В полнейшей тишине, даже варги отвлеклись, задрав морды. Небо над ними заполыхало всеми цветами радуги.

«Зимнее сияние, — догадался Крейн, любуясь. — Такого мощного еще не видел».

Стало так светло, словно они застряли не ночью посреди непроходимых лесов Тролдэш, а в каком-то фантастическом портале.

Браун опять достал фляжку: «Жаль, Сиэль никогда не увидит такой красоты. Я бы ему показал». Воспоминания, как и спирт, теплом заструились по внутренностям, и Крейн грустно улыбнулся, мысленно обращаясь к илоту: «Нужно было выкупить тебя, всучить свидетельство об освобождении и все. И пусть ты бы потом возмущался и ругался. Дело было бы сделано, ты свободен. Делай, что хочешь и с кем хочешь. А мне опять в благородство поиграть захотелось: дал тебе возможность самому выбирать. Глупец. Сейчас ты был бы далеко от Тилса, может быть даже в Тролдэш, может даже в моем доме под теплым пледом, в безопасности».

Выуживая платок из кармана и запихивая его в горлышко фляги, Крейн с безграничной нежностью потянулся к далекому илоту: «Я опять подвел тебя, Сиэль. Прости. Снова запланировал всякого и снова не выполнил».

Поджигая трясущимися руками пропитанную тряпицу, приноровился и кинул в ближайшего варга. Шерсть опалилась, зверюга завизжала от боли, и вся стая злобно оскалилась, готовясь к быстрому и результативному бою.

Молодняк оттеснили на задний план и в авангард вышли взрослые. Пять зверей больше метра в холке с альфа-самцом во главе по очереди подпрыгивали, стараясь достать Крейна за ноги, а он выжидал, стараясь получше прицелиться. Несколько точных выстрелов, чистый снег окрасился пятнами крови, и четверо мертвых туш рухнули, навсегда закрыв глаза и челюсти. Самый крупный — предводитель стаи — получил ранение в шею и самка утащила его подальше за деревья. И только через час оттуда раздался громкий, тоскливый вой, который тут же подхватили оставшиеся варги. Альфа-самка вышла чуть позже с окровавленной мордой, нездоровым, отчаянным блеском в глазах и неприкрытым желанием убивать. Все это время молодняк прятался за деревьями, стараясь не выходить на открытые места.

Самка варга зычно рыкнула, призывая к дисциплине оставшуюся стаю, и крадучись стала подходить к Крейну. Дождалась, когда он, раскачиваясь повернулся к ней спиной, разбежалась, оттолкнулась от дерева и мощным прыжком достала до ботинок Брауна.

Смертоносные челюсти сомкнулись на левой щиколотке перемалывая сухожилия и кости, и он даже не успел ахнуть — удар о землю вышиб воздух, а хруст и боль в правой ноге, на которую неудачно приземлился, отключили сознание на несколько мгновений. Браун очнулся от низкого рыка около лица, выставил руку с пистолетом и выстрелил несколько раз, попадая в неясные тени, блуждающие рядом. Потом откатился к ближайшему дереву, облокотился на него спиной, прикрывая тылы.

Пули достигли своих целей. Теперь только двое молодых варг маячили за стволами, да самка, где-то пряталась от глаз Крейна. Браун отбросил уже пустой пистолет, взял ракетницу в одну руку и стропорез в другую. Никто не выйдет живым с этой поляны. Это понимали все: и звери, и полуорк.

Боль в ногах не давала здраво мыслить, но посмотреть, что с ними, возможности тоже не было. По ощущениям Браун предположил самое худшее: даже если кровь не хлещет из открытых ран, то это пока еще временно. Ослабнет шнуровка на ботинках, и он просто истечет кровью, если раньше до его горла не доберутся зубы варгов.

Запах крови и предчувствие скорой кончины не дали молодняку терпения подождать, пока добыча ослабнет. Сами полезли к Крейну, сунув любопытные, кровожадные морды в опасную близость. Браун разрядил ракетницу в раскрытые пасти, навсегда угомонив зверюг.

И только у самки хватило мозгов и выдержки не лезть к этому двуногому хищнику в лоб. Она металась за деревьями, тоскливо скуля, перебегая от одного мертвого тела к другому, вероятно пытаясь найти хоть кого-то живого.

На Брауна же накатили такая слабость и такое безразличие, что он не мог даже поднять руку со стропорезом. Ни сил, ни возможности бегать за последним варгом у него не было, остался единственный шанс — ждать, когда она сама подойдет к нему.

Самка все же не выдержала, осторожно ступая, капая слюной и кровью с оскалившихся зубов, подкралась, готовая в любое мгновение сорваться с места. Чтобы удостовериться, что жертва в отключке, обнюхала, предостерегающе рыча, и ощерилась, демонстрируя зубы для последнего рывка, чтобы сомкнуть их на шее.

Браун резко метнул руку со стропорезом и через одно долгое мгновение самка закатила глаза, заваливаясь на него, придавливая ноги. Из ее большелобой головы торчала тонкая рукоятка, которая навсегда прекратила ее род.

Крейн восторженно заорал от ярости, чуть не содрав горло. Ноги болели нестерпимо, а стащить эту тушу с себя и думать было невозможно, поэтому ликование прекратилось очень быстро.

Он бессильно откинулся назад и бездумно уставился вверх на зимнее сияние, от вида которого дыхание перехватывало. Мыслей не было никаких. Только тихое удовлетворение теплилось внутри. То, что он попал сюда в это место и в это время — только его личный выбор и его собственная вина.

За Касс и Джонаса можно не волноваться — уж как-нибудь они не дадут друг другу пропасть. Даже если Касс останется без средств к существованию, то его личные накопления помогут ей протянуть достаточно времени. Других официальных обязательств у него ни перед кем нет. Вот только сожаление, что не оставил для себя патрон, царапнуло под ребрами.

И все же последняя мысль перед недолгой дорогой к праотцам, цепляющаяся за сознание, была обращена к Сиэлю. «Прощай», — прошептал он в морозный воздух, окончательно закрывая глаза.

***

Было все время холодно и больно. Больно и холодно. Казалось, что внутри все горит огнем, а оснаружи знобит и колотит от непрекращающегося мороза. И нет этому конца, как и начала. Только два чувства навсегда останутся с ним. Холод, пробирающийся до самого нутра, и пламя боли, бушующее под кожей и растекающееся по мышцам.

— Больно, — прошептал он и от удивления, что услышал собственный голос, распахнул глаза.

Сначала он увидел перед собой стакан с водой, в который вцепился, и, захлебываясь от жажды, вылил в себя и на себя. Потом испуганные и опухшие глаза Касс, которая держала этот стакан, и под конец светлую комнату и медицинскую аппаратуру возле кровати.

— Где я? — севшим голосом, спросил у жены.

— В больнице, — надтреснуто отозвалась Касс. — В Тролдэш.

— Давно?

— Неделю.

— Ого, — чуть повеселел он. — Чего раньше-то не разбудила?

Кассиопея судорожно сглотнула подкатившие слезы, заморгала и замерцала от волнения.

— Что-то случилось? — нахмурился он. — Что-то с Джонасом? Или… закон об илотах уже приняли?

— Нет, Крейн, нет. Все нормально. Ты за Джонаса не волнуйся. Он там сам… как-нибудь. Сейчас главное — ты.

— Что еще за глупости? Я уже в порядке. Видишь? Давай врача зови, пусть выписывает. Поедем домой, в Тилиас. Что он там опять учудил?

— Нет!.. — в ужасе вскрикнула Касс. — Не снимай! Это обезболивающее!

Но он ее не услышал. Выдрал капельницы из руки, рывком сорвал с себя одеяло и опустил ноги с кровати.

И что-то показалось странным.

Что-то очень-очень странным.

Он с хмурым удивлением уставился на себя, потом поднял взгляд на тут же заплакавшую Кассиопею, опять опустил глаза вниз… с ужасом понимая, что стал короче. Ступни отсутствовали, на их месте оказались аккуратно перевязанные белыми бинтами культи.

— Ка-асс?.. — с сомнением позвал Браун жену, призывая ее в свидетели: видит ли она тоже, что и он.

— Ты только не расстраивайся, — попыталась успокоить сама совершенно расстроенная жена, с трудом сдерживая рыдания. — Врачи не могли ничего сделать.

«Ну так пристрелили бы», — попытался предложить Крейн, но голос отнялся.

— Тебя нашла поисковая бригада на следующие сутки, совершенно случайно. Ты был без сознания, одна нога практически откушена, вторая — сломана, — зачастила Кассиопея, всхлипывая. — Все говорят, это просто чудо, что ты жив остался. Если бы не стечение обстоятельств, если бы варг не упал на тебя, то ты бы либо истек кровью, либо замерз до смерти.

— Ка-асс… — зловеще протянул он. — Зачем они спасли меня? Я не просил! Кому я теперь такой нужен? Почему ты позволила им меня?..

Договорить он не смог. Оглушительная правда обрушилась отрезвляющим шквалом.

— Выйди, — просипел он, показывая на дверь.

Уже не сдерживая рыдания, Кассиопея уткнулась в платок и, пошатываясь, побрела на выход. Проводив ее подрагивающие плечи и уже необъятный живот ненавидящим взглядом, Крейн откинулся назад на подушки и попробовал осмыслить происходящее, принять истину.

— Нет, — неверяще прошептал он и ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит. — Нет, этого не может быть…

Он опять поднялся, опять посмотрел на ноги, потрогал, удостоверился, что не показалось и опять откинулся на подушку.

— Нет!

Отчаяние и гнев затопили кислотой. Хотелось орать, что-нибудь швырнуть, найти виновного и убить-изничтожить-задушить собственными руками. И чтобы этот кто-то выдыхал ему в лицо последние остатки жизни, хрипя и захлебываясь кровью и выбитыми зубами. Вот только даже в такой безумной ярости он прекрасно понимал, что винить некого, кроме себя. Крейн с силой закусил угол одеяла, чтобы не слышали, и заскулил, заливаясь слезами, сжимая кулаки, так что отросшие ногти впились в ладони.

Как… как жить дальше? Почему не догадался оставить себе последний патрон? Почему не вспорол вены? Почему не дал альфа-самке отомстить за свою стаю и не подставил глотку под клыки? Почему?..

Вкупе с безграничным ужасом и горечью в груди досада выжигала сквозную дыру за то, что он ничего не успел сделать, чтобы помочь Сиэлю и Джонасу. В итоге сделал хуже только самому себе. От безысходности слезы ручьем текли по вискам, не давая сосредоточиться.

Он лежал на спине придавленный чувством вины и отчаянием, без какой-либо возможности вдохнуть полной грудью. Дыхание прерывистое, с короткими вдохами-выдохами и только сердце с оглушающим грохотом колотится где-то в горле, не давая глотнуть кислорода. Обезболивающее стало отходить и Крейн явственно почувствовал, где заканчиваются его ноги. Отчаянная, малодушная мыслишка промелькнула перед потрясенным сознанием: «А ведь кое-что еще можно исправить».

Крейн провел руками по лицу, стирая влагу, сел на край кровати, и огляделся по сторонам, стараясь не опускать взгляд, чтобы не видеть себя. В районе досягаемости было только полотенце и капельницы. Но трубки оказались недостаточно длинными, а полотенце, наоборот, коротким, но его можно было разорвать на длинные полоски. Помогая себе руками и зубами, Браун располосовал махровый кусок на ленты и связал их между собой в относительно длинную веревку. Накинув импровизированную удавку на шею и закрепив второй конец в изголовье, Крейн, не задумываясь, рухнул вниз.

Петля затянулась, перекрывая доступ воздуха, и Браун, отключаясь от внешнего мира, с удовлетворением подумал, что одним махом решает кучу проблем.

Очнулся он все в той же палате. Только на этот раз от чужого рыдания на груди:

— Не смей бросать меня! — причитала Кассиопея. — Не смей и ты оставлять меня!

— Что?.. — прошептал Браун.

Горло нестерпимо саднило, от чего голос получился скрипучим и неестественным.

Кассиопея отпрянула от него, вытирая глаза платочком:

— Эгоистичная задница, ты что удумал? А?!

Сзади Касс маячили двое здоровенных медбратьев, с опаской поглядывая на Брауна.

— А так не понятно? Зачем я тебе, Касс? Я теперь конченный. Ни на что негодный.

— Неправда! — вскрикнула она. — Не знаю что, но мы что-нибудь придумаем.

— Что тут можно придумать? — Браун попробовал погладить ее по волосам, но не смог поднять руки.

Его запястья оказались крепко привязаны к кровати. Вероятно, эти молодчики и обеспечили ему безопасность.

— И что значит: «Не смей и ты»?.. Джонас бросил тебя? И снимите уже с меня эти импровизированные наручники!

— Все сложно, Крейн, — Касс всхлипнула, опуская глаза и расковыривая пальцами узлы. — Я не хотела пока тебе говорить, но…

— Но?

— Его арестовали.

— Что?! По какому обвинению?

— Да какая разница?! Пусть хоть дорогу не на тот свет светофора перешел. Его, его отца — профессора Шварца, и еще нескольких членов парламента, которые имеют право голоса и которые готовы голосовать за отмену статуса илотов. Всех их посадили под арест по выдуманным обвинениям. И продлиться все это как минимум месяц, как раз голосование пройдет.

Браун резко выдохнул, нахмурив брови. Картина вырисовывалась неприглядная. И он ничем, совершенно ничем и никому не мог помочь. Вся его жизнь рассыпалась на мелкие кусочки, которую самостоятельно он и собрать-то не может, не то, что придумать, как вытащить Джонаса из-под ареста.

— Можете идти. Тут мы уже сами, — обратился Крейн к медбратьям и повернулся к жене. — Вы еще документы по разводу не оформили?

— Нет, — озадачено отозвалась Касс. — А что?

— Можно было бы надавить на общественность, что твориться произвол и будущего отца не отпускают к беременной жене, — наобум высказался Браун.

— Сейчас оформим, что ли? — шмыгая носом, озадачилась Касс.

— И станешь ты в глазах общественности — корыстной хапестницей, которая бросила больного мужа? Не вариант, тебе еще жить в Тилсе и детей воспитывать.

Кассиопея слабо улыбнулась сквозь слезы. На душе чуточку полегчало. Сколько раз она видела, как Крейн вот так же задумывается над какой-то проблемой и начинает генерировать идеи. Одну за другой. Многие бредовые, многие физически не выполнимы, но, по крайней мере, мозги заработали в сторону от смакования и ковыряния своих болячек. Если Браун занялся обдумыванием чужих проблем, то можно представить, что не пол шажочка, а хоть повернулся в сторону выздоровления.

Фрау Браун опять громко шмыгнула покрасневшим носом и приложила платочек к отекшим глазам:

— Так может ты меня… того… бросишь?

— Куда я тебя брошу, пока Джонас не вышел? С ума сошла?!

— А если ребенок родится раньше? — уголки губ опять начали опускаться вниз. — Всем сразу видно будет, что не твой. А мы даже матери Джонаса, фрау Шварц не говорили. Хотели сюрприз сде-ела-ать…

— Вот он и будет для нее сюрпризом. Хорош реветь, Касс! Рожай, не бойся! Какая разница от кого? Пока на меня запишем, Пресвятая Родительница! Буду ему или ей крестным, когда вы наконец сможете отношения оформить. Не оставим твоего кроху безотцовщиной.

Кассиопея облегченно выдохнула, опять обняла мужа поперек груди, удобно устроив голову на плече, и тихо проговорила, куда-то ему в подмышку:

— Никогда больше так не делай, Крейн. Мы справимся. Слышишь? Поклянись самым дорогим, что не будешь больше так пугать.

Браун пригладил ее волосы и молча кивнул, погружаясь в свои мысли и соображая, как обратно собрать хотя бы в одну кучу свою разбитую, бестолковую жизнь.

  ***

Сразу после больницы домой не поехали. Брауна, как бывшего военного, сначала определили в лучший санаторий Тилса, чтобы немного подправить здоровье. Ожидания от реабилитации и реальность так разительно отличались, что Крейн некоторое время даже не мог понять, что происходит вокруг.

Раньше, буквально несколько лет назад, это было процветающий, оборудованный по последнему слову медтехники санаторий. А сейчас даже отопление отключили за неуплату. Грелись по старинке дровами, благо не разобрали печи, которые уже давно считались пережитком. Из восстанавливающего оборудования только беговая дорожка да гири. Из первоклассного персонала остались одни энтузиасты своего дела, потому что зарплату выдавали по частям, чаще задерживая.

Кассиопея с тяжелым сердцем оставила мужа во всем этом «великолепии» и активно занялась переоборудованием квартиры, приезжала часто, но задержаться надолго не могла. Каждый раз уговаривала Брауна ехать домой, и он с таким же упорством отнекивался. Не мог же он ей объяснить, что если здесь еще профессиональный персонал поможет или подскажет, то дома Кассиопее придется все делать в одно лицо, помощи ждать неоткуда.

Жена, вероятно, и сама понимала причину, по которой Крейн не горит желанием на всех порах нестись домой, но у всего есть крайний срок.

И сегодня, похоже, он настал.

— Все уже готово. И у меня сроки подходят. Едем домой, — жестко распорядилась Касс, вставая и разворачивая коляску Брауна в сторону корпуса.

Цепляться за косяки и скандалить показалось совсем малодушным и Крейн, скрипя сердцем, дал молчаливое согласие на транспортировку.

Им выделили медицинский автомобиль, так как с такси с это время произошли странные метаморфозы.

— Такси совсем не заказать, что ли? — не мог поверить Крейн.

— В основном там работали илоты, если ты не замечал, — напомнила Кассиопея. — Но сейчас такая обстановка, что всех илотов с более-менее приличных мест поубирали, а обычные граждане еще пока не хватаются за работу, которую еще вчера выполняли илоты. Поэтому машин по городу ездит очень мало. Днем с огнем не найти и по телефону диспетчеру не дозвониться. И это в дневное время суток, вечером в комендантский час вообще никого не поймать.

 Пока ехали по проспектам и улицам, Браун не узнавал свой город. Буквально за несколько месяцев столица Тилиас из ярко освещенной в любое время года, с работающими фонтанами, зелеными парками и цветниками, приветливыми жителями, превратилось в унылое, грязное захолустье. По улицам ветер гонял мусор и листовки, контейнеры, казалось, не вытряхивали пару месяцев, на стенах какие-то непатриотичные надписи, и, Крейн (готов поклясться Пресвятой Родительницей!) пару раз видел шныряющих крыс.

Когда подъезжали к дому, начал нервно елозил, с трудом представляя, как они будут жить.

— И как ты собралась меня на верхний этаж затаскивать? — кисло поинтересовался Браун, приготавливаясь штурмовать лестницу на руках и коленях.

Но навстречу к ним кинулся высокий статный молодой полуфавн и Крейн даже не сразу узнал старого знакомого Арнесса. За время, пока Крейн не выезжал из Тролдэш, парень подрос, отучился на гражданского пилота и, как по секрету сообщила Кассиопея, стал ярым аболиционером: активно выступал за освобождение илотов.

Арнесс сначала затащил вещи, а после на руках донес Крейна до квартиры, на ходу, запыхавшись и нервничая, рассказал, что всю лишнюю мебель убрал на чердак, а из магазина доставили детскую кроватку, правда, собрать он ее еще не успел.

— Лучше расскажи, что ты учудил недавно, — идя следом и неся небольшой саквояж, подсказала Кассиопея.

— Да не о чем говорить! — возмутился Арнесс.

— Ага. Чуть преждевременные роды мне не устроил, паразит, — полушутя-полувсерьез отозвалась она. — Он с чердака в твое окно по карнизу перебрался. Представляешь, Крейн? А если бы свалился?

— Зачем ты туда полез? — удивился Браун.

— Да там выступы такие удобные, хотел проверить, — засмущался полуфавн.

— Хорошо, что все обошлось, — выдохнул Крейн, вспоминая, что и у него самого возникали мыслишки пробраться на крышу таким образом.

Зайдя в квартиру Крейн, понял, что работа проделана колоссальная. Гостиная расчищена для проезда коляски, Касс в кабинете сделала комнату для себя и будущего ребенка, в ванной дополнительные ручки, на кухне все стоит на уровне досягаемости. Пока пили чай, Арнесс поведал, что сегодня вечером собираются все, кто поддерживает партию профессора Шварца, чтобы выдвинуть ультиматум правительству за незаконные действия.

— Вы там поосторожней, — предупредил Браун.

Но Арнесс только ярко сверкнул зубами:

— Что они с нами могут сделать? Нас же много.

— Не нравится мне это, — покачала головой Касс. — Ты лучше расскажи, слышно что-нибудь по поводу тех радикалов?

— Что еще за новости? — нахмурился Крейн.

— Да объявились тут недавно группа нетоварищей, «Жизнь без клейма» называется, которые яро проповедуют, что лучше смерть, чем жизнь илотом. Но к ним мало кто прислушивается. Все же понимают, что так дела не делаются.

В конце чета Браунов сердечно благодарила его, на что Арнесс смущался, краснел и признался, что это малое, что он может сделать для них.

Когда за гостем закрылась дверь, Крейн заехал в свою комнату, оценить обстановку. Кровать поменяли на меньшую, к потолку приделали петли, чтобы легче перебираться на коляску, тут же небольшой радиоприемник, на тумбочке графин с водой, под кроватью судно, шкаф с книгами, у окна с новыми веселенькими занавесками стол без стула, на подоконнике цветочки. Есть место, чтобы развернуться на коляске, и сманеврировать, если надо будет.

Браун удрученно выдохнул. Касс действительно старалась сделать его комнату светлей и приятней, но все равно она всегда будет олицетворять для него камеру в тюрьме, потому что больше никуда выбираться уже не придется.

— Тебе помочь с ванной? — спросила жена, подойдя сзади.

— Нет, я сам, — отрезал Крейн.

Не хватало еще, чтобы она ему и тут помогала! Нужно уже привыкать такие вещи делать самостоятельно.

Достав из комода нижнее белье и сменную, домашнюю одежду, покатился в ванную. Приноровиться к новому порядку и укладу оказалось сложно: за что цепляться и куда девать руки-ноги, пристраиваясь на сидение в ванне. Но пыхтя и ругаясь сквозь зубы, Крейн все же смог смыть с себя больничный пот и запах, которым казалось весь пропитался. Намыливая себя спереди и сзади, с досадой подумал, что, пожалуй, пользоваться этим для удовольствия ему больше не придется.

За порогом, нервничая, топталась Кассиопея, готовая прийти на помощь даже не смотря на огромный живот:

— Может квартиру поменяем на первый этаж? — предложила она.

— Хорошая идея, — согласился он, навсегда прощаясь с возможностью смотреть на дом и окна, где раньше жил Сиэль.

Ближе к вечеру, когда все вещи, заняли свои места, а из кухни аппетитно пахло тушеной картошкой с мясом, с улицы раздались выстрелы и громкий звук полицейского свистка. Касс и Крейн испуганно переглянулись.

— Часто такое? — поинтересовался Браун, подъезжая к окнам, выходящим на дорогу, и осторожно выглядывая.

— Первый раз, — призналась она из-за его плеча.

Не увидев ничего подозрительного, они попробовали поужинать. Вот только кусок в горло не лез. Каждый был занят своими нерадостными мыслями. Предчувствие чего-то нехорошего витало в воздухе.

Когда сумерки опустились на город, в их квартире раздался телефонный звонок. Звук в тишине квартиры прозвучал так резко и громко, что оба нервно подскочили и опять переглянулись. Кассиопея, глубоко вздохнув и сжав челюсти, шагнула в коридор к аппарату:

— Алло, — подняла она трубку, услышала испуганный голос на том конце связи, и зачастила, успокаивая. — Фрау Шварц, не волнуйтесь, не открывайте никому! Слышите? Не подходите к двери! Позвоните в полицию и крикните тем, кто пришел, что вы уже вызвали дежурных. Вы меня поняли? Я сейчас приеду. Все, кладу трубку. Не нервничайте. Вам вредно. До связи.

Положив телефон на рычаг, Кассиопея метнулась в комнату, переодеваться.

— Что случилось? — потребовал ответа Крейн.

— Сама не знаю, — не оглядываясь отозвалась она, натягивая на себя теплый свитер. — Мама Джонаса звонила, какие-то утырки ломятся к ней. А у них даже прислуги никакой не осталось. Она в большом доме совершенно одна. Ей страшно.

— Хочешь ее сюда забрать?

— Да. Ты против? — Касс повернулась, недоуменно уставившись на него.

— Нет, конечно. Устроим ее в гостиной как-нибудь. Но я за тебя волнуюсь. Ты сама-то как туда доберешься? Пешком, что ли?

Кассиопея на секунду задумалась, показалось, что эта мысль ей не приходила в голову:

— Не знаю как. Что-нибудь придумаю.

Но уголки губ опустились вниз, и она захлопала ресницами, смаргивая слезы.

— Почему я такая невезучая? — всхлипнула Касс — гормоны, которые она научилась контролировать, взыграли, слезы хлынули из глаз. — Почему все это происходит сразу и все со мной?

Браун подкатил к ней и обнял, успокаивая и давая проплакаться. Еще ни разу за все это время Крейн не проклинал свое бесполезное состояние так рьяно. Он не мог помочь ей ничем. Даже если ползком спуститься вниз, то катить его коляску через весь город — далеко не самая удачная и умная мысль.

Касс громко втянула носом, вытерла слезы и решительно встала:

— Что это я разнылась? У меня же тоже есть полицейский свисток! Тоже буду в него свистеть, если что-то покажется подозрительным.

— Подожди, — Браун вернулся в свою комнату, достал из-под матраса коробку, вынул именной пистолет.

— Ты же помнишь, как я учил тебя им пользоваться? — спросил он у жены.

Та утвердительно кивнула.

— Главное в себя не попади. Понятно?

Касс чуть замешкавшись, проверила обойму и спрятала пистолет в карман в складках юбки. Вытерла слезы, обняла Крейна и уверенно шагнула за порог.

Браун остался сидеть в кресле в пустом коридоре и сгорать от волнения и тревоги. В этот момент с улицы опять послышались шум, крики и топот. Выключив свет, подъехал к окну и стал наблюдать, что происходит снаружи, осторожно выглядывая из-за шторы.

Неожиданно в его дверь резко застучали, словно кто-то был абсолютно уверен, что ему откроют и этому кому-то не терпелось получить между глаз.

Скрипнув зубами от негодования и прихватив тяжелый подсвечник в качестве защиты, Крейн подкатил ко входу и щелкнул замком, открывая. Настроение было самое боевое — очень хотелось поругаться и поорать, чтобы сбросить накопившиеся тревогу и отчаянное бессилие.

В дверь прошмыгнула невысокая фигура и даже в полутемной прихожей Браун узнал неожиданного гостя.

Сиэль прижал палец к губам, прося не шуметь, и развернулся обратно к двери, подглядывая и прислушиваясь в щелку.

— Что ты тут делаешь? — шепотом спросил хозяин, вытаращившись и не веря собственным глазам.

Сиэль опять на него зашикал, что-то услышал на лестнице, осторожно закрыл дверь и покатил его коляску в комнату.

Но не успели они отъехать, как в дверь опять постучали. На этот раз громко и требовательно. Сиэль застыл на месте, тихо сквозь зубы выругался и опять прижал палец к губам. Наклонился к Крейну и начал расстегивать ему домашнюю рубашку, а с себя снимать верхнюю одежду:

— Подыграй мне, — Сиэль горячим шепотом опалил Брауну шею и уже громче в сторону входа: — Милый, ты еще кого-то позвал?

От этого у Брауна совершенно пропало хоть какое-то понимание происходящего.

Оставшись босиком и в одних полурастегнутых брюках, Сиэль скинул лишнюю одежду в гостиной, опять развернул коляску к дверям и включил наконец освещение. У Крейна все опустилось, глядя на него. Илот похудел, мышцы спали, кожа посерела, натянулась и татуировки так четко прорисовывались на ней, словно прожжены насквозь. Под лихорадочно блестящими глазами глубокие тени, скулы заострились, волосы потускнели. Илот подбадривающе улыбнулся и щелкнул замком, открывая.

В маленький коридорчик зашли двое полицейских — полуорк и полутролль — от чего стало резко тесно, что не продохнуть. Браун в очередной раз пожалел, что сидит в коляске и приходится смотреть на этих громил снизу вверх, тогда как они, наоборот, угрожающе нависли, с подозрением разглядывая илота и хозяина.

— Чем обязан? — холодно поинтересовался Браун.

— В районе замечены опасные рецидивисты. Вы никого подозрительного не видели? — проревел полутролль, всем своим видом показывая, что находящиеся перед ним и есть те самые разыскиваемые преступники.

— Нет, нам некогда обращать внимание на происходящее снаружи, — лучезарно улыбаясь, отозвался Сиэль.

— Кто проживает здесь? — начали они свою обычную процедуру дознания.

— Я и моя жена — фрау Браун, — недовольно буркнул Крейн.

— А вы почему нарушили комендантский час и находитесь не у себя? — потребовали ответа у илота. — И где в настоящий момент находится хозяйка?

— Она у подруги, — объяснил Браун.

— Значит и она нарушила комендантский час?

— Она не нарушила, она уже давно ушла. Просто фрау Браун не очень любит маленькие слабости мужа, — Сиэль шагнул вперед, демонстрируя татуировку илота и выуживая откуда-то сзади маску. — А я, знаете ли, как и вы, уважаемые, работаю.

— Разве илоты все еще ходят по домам и оказывают услуги? — засомневался полуорк, пристально присматриваясь к Крейну.

Натянув на голову маску, илот гордо расправил плечи:

— Мое начальство заинтересовано в выполнении плана, как и ваше, и ему наплевать, что в стране творится. Вы же понимаете? — он многозначительно улыбнулся и кивнул на Брауна. — Тем более, для некоторых клиентов есть безлимит.

— Безлимит или нет, но за такими услугами нужно самим ходить в Бани, — рыкнул полутролль.

Сиэль сдернул покрывало с ног Брауна и гордо заявил:

— Есть определённая группа клиентов, к которым попасть считается поощрением и наградой, — и делая страшные глаза, спросил: — Вы что, его не узнаете? То есть, когда вы вламывались в подъезд, даже не посмотрели какая табличка внизу прибита?!

Брауну резко захотелось провалиться под пол, а полисмены все еще недоуменно переглядывались. Илот ухватился за коляску, развернул Брауна и откатил его немного назад, подальше от пришедших:

— Простите их, оберст Браун, ибо не ведают они, что творят. Я им сейчас все объясню, и мы с вами продолжим, на чем остановились. Не возражаете?

Браун «не возражал». Браун был очень даже «за», чтобы этот спектакль закончился в самое ближайшее время, и он смог, наконец, получить разумные ответы на свои вопросы.

В гостиной, скрытый от посторонних, Крейн навострил уши, так как уже не видел, что происходит в прихожей и мог только по отдельным фразам представлять их диалог.

— Он же герой войны и открыватель курганов великих троллей! Дважды открыватель! Вы действительно с ума посходили и не знаете, к кому ввалились посреди ночи?! — шипел Сиэль. — Видит Пресвятая Родительница как же я хочу сейчас позвонить вашему руководству и сообщить о вопиющем случае некомпетентного поведения, тех на кого мы все должны равняться! Позор-то какой!

Сиэль причитал, но его монолог похоже не сильно произвел впечатление.

— Поступил сигнал, что в этом районе видели подозрительные лица, которые замешаны в противоправных действиях в отношении правительства, — все еще настаивали на своем полисмены.

Они бескомпромиссно отодвинули Сиэля в сторону, прошлись по квартире, заглядывая в комнаты и почему-то в шкафы. 

— Ох, поверьте, в этой квартире о политике не говорят. Уж в данный момент точно. Все только сугубо приватно, конфиденциально и по согласию. Но если вы хотите удостовериться?.. — Последовала продолжительная пауза от илота. — То только за отдельную плату и если оберст Браун этого захочет. Но он всегда сам прекрасно справлялся.

— Раз у вас все нормально, то мы вас оставим, — отозвался полисмен-полуорк. — Ваш заказ ведь до утра?

— Конечно, — с достоинством произнес илот. — Для оберста Брауна все только в лучшем виде и полный перечень услуг.

— Прошу, проявить бдительность и не таскаться по ночам по городу, — раскланялись незваные гости, уходя.

Как только дверь за ними закрылась, и они пошли с проверками по другим этажам, Сиэль бегом промчался в спальню Брауна, спихнул несчастные горшки с цветами на пол и распахнул окно.

— Ты что делаешь? — в ужасе вскричал Крейн и тут же резко заткнулся.

По карнизу с чердака, цепляясь за выступы и рамы в его квартиру ввалились еще четверо гостей. Среди них он узнал двух илотов, которые работали с Сиэлем в Бане, Айса и Арнесса, у которого была разбита голова.

— Какого балрога?.. — только и смог выдавить Крейн, глядя на всю эту компанию. — Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?

— Подождите, герр Браун, — вперед вышел Айс, смущенно приглаживая свою бородку. — Нужно сначала оказать помощь нашему спасителю и потом мы расскажем вам все, что хотите узнать

— Где ванная он сам прекрасно знает, — махнул рукой хозяин. — Сиэль, закрой плотно шторы, двери и поставь чайник. Похоже разговор затянется.

Но илота не нужно было уговаривать. Он в криво застегнутой рубашке уже носился, как у себя дома, подтирая капли крови, оставленные Арнессом, доставая сахар, печенье к чаю и для дополнительного шумового эффекта включая проигрыватель.

— А где фрау Браун на самом деле? — спросил полуфавн, когда рану на его голове обработали, наложили пару швов и забинтовали.

— Позвонила жена профессора Шварца, кто-то ломился к ним, — объяснил Браун, не сводя глаз в мечущегося илота.

За все это время Сиэль ни разу не посмотрел на него: он занимался всем, чем угодно, только не поворачивался в сторону хозяина дома. Устраивал илотов, копошился в аптечке, выискивая обезболивающее, подтягивал пуфик под ноги уставшему Айсу, разливал чай.

— Все-таки добрались и до нее, — жестко выдохнул полугном, поджимая губы. — Я надеялся, что хоть что-то святое у них осталось.

— Я все еще жду объяснений, — твердо отчеканил Браун. — В какую авантюру ввязалась моя жена?

В этот момент зазвонил телефон и Крейн рванул в коридор, неуклюже цепляясь коляской за косяки.

— Алло, Крейн, — послышался бодрый голос Кассиопеи. — За нас не волнуйся. Все хорошо. Мы в безопасности.

— Уверена? — засомневался он.

— Да. Мы в соседнем доме. Тут нас много, у них и пересидим до утра.

— Хорошо, — не очень-то довольно протянул Крейн. — Сама-то как?

— Ну… та-ак, — не стала вдаваться в подробности жена. — Немного тянет.

— Ты уж терпи там, — как мог подбодрил Браун жену, записал адрес, где они находились, телефон и положил трубку. — Все с ними хорошо, они в безопасности. Утром придут.

— Утром будет самое интересное, — опять нахмурился Айс. — И им бы действительно утром оказаться здесь.

— О чем вы?

— Только сегодня вечером выяснилось, что завтра на заседании парламента будут поднимают вопрос о целесообразности труда илотов.

— И? — забеспокоился Браун. — Какие могут быть варианты? Нужно отменить статус илотов и приравнять их к обычным гражданам. Это любой школьник понимает.

— К сожалению, все не так просто, — Айс отставил чашку в сторону и поднял глаза на Крейна. — Страна на пороге революции и гражданской войны из-за невнятных действий правительства. Император отказывается брать на себя обязательства. Всем заправляет небольшая кучка полудраконов, в которой состоит и наш хороший знакомый Диплексий Шварц. Они сейчас правят балом и давят новыми налогами и законами. Им не выгодно давать свободу илотам. Но и это еще не все.

Полугном полез во внутренний карман и достал листок, сложенные в два раза.

— Что это? — беря его из рук Айса, поинтересовался Браун.

— Это новый законопроект, который хотят пропихнуть консерваторы, если завтра ничего не изменится, — объяснили ему.

Крейн нахмурился, читая, и складка между его бровей становилась все глубже и глубже:

— Это невозможно, — отрезал он, когда закончил изучать. — Это противоречит здравомыслию.

— К сожалению, это правда. Видите, кто подпись поставил? Они действительно хотят увеличить численность илотов за счет детей-сирот, детей из неполных семей и детей, рожденных не в браке. То есть, если бы все сложилось по-другому и вы, как сирота, и Арнесс из неполной семьи, и остальные ни в чем неповинные дети стали бы заложниками системы, бесправной собственностью.

Браун обессиленно откинулся на спинку кресла. Если бы Касс с ним вовремя развелась, а с Джонасом не успела расписаться, то и ее еще неродившийся ребенок, тоже бы попал в зону риска.

— И? Неужели ничего нельзя сделать?

— Вот завтра и узнаем, — развел руками полугном. — Завтра все, кто может приходит на площадь к парламенту и стоит, в ожидании вердикта. И уже по результату голосования будет понятно, что делать: либо идем праздновать, либо громить палату заседаний. Нужно, чтобы они посмотрели в глаза тем, за кого решают судьбу.

— Перспектива так себе, — скривился Крейн. — Никто гарантий не даст.

— Если бы на свободе были профессор Шварц и Джонас, то можно было с большей вероятностью предположить, что закон об илотах отменят и, следовательно, этот проект так и останется проектом. Но в сегодняшней ситуации… неизвестно, — подтвердил его догадки Айс и попросил: — Мы не очень вас стесним, если переночуем здесь? На улице патруль ходит, от которого спаслись только благодаря Арнессу. Он кинулся нас защищать и принял удар на себя, за что получил по голове.

— Да, конечно, — вынырнул из раздумий хозяин. — Устраивайтесь до утра: в кабинете и здесь. Там и кровать, и кресло большое. И еще можно вопрос?

— Спрашивайте, — устало разрешил полугном.

— Почему вы столько сил и времени тратите на илотов? Вы же свободный гражданин, можете заниматься любой деятельностью в стране. Почему именно Бани?

Айс грустно улыбнулся и задумался:

— Понимаете, — начал он с трудом подбирая слова, — в самом начале был только коммерческий интерес. Варьете, аукцион, создание загадочного образа илота под маской. Но потом, когда получше их всех узнал, они стали для меня семьей. Я ведь тоже детдомовский, тоже пришлось пробиваться в жизни своими силами, удачно реализовал несколько проектов, заработал денег и можно было бы успокоиться. Да они не отпускают.

Крейн пожелал всем спокойной ночи и направился в свою комнату:

— Сиэль, можно тебя на пару слов, наедине, — позвал он, не особенно надеясь на ответ, потому что тот так и не соизволил посмотреть на него дольше секунды.

Илот в это время как раз относил чашки обратно на кухню. От этой просьбы его руки затряслись, даже фарфор на блюдцах зазвенел. Он быстро поставил посуду в раковину и на мгновение застыл, словно с мыслями собирался. Развернулся обратно и с теплой, спокойной улыбкой шагнул за Брауном в его комнату.

Крейн ждал илота, от волнения не зная, куда деть руки и нервно елозя на кресле. Сиэль закрыл плотно дверь, задернул штору на окне, чтобы свет не проникал из комнаты и чуть замешкавшись повернулся. У Брауна моментально закончились слова, которые он хотел произнести, потому что на грудь кинулся Сиэль, обнимая, оглаживая и что-то шепча на древнеэльфийском.

«Спасибо, спасибо», — только и смог разобрать Крейн, когда горячие губы коснулись его лба, век, скул.

— За что «спасибо»? — улыбаясь прошептал Браун. — Я бы все равно пустил вас сюда.

— За что что вернулся, — тихо проговорил в его губы Сиэль, приближаясь близко-близко, так что можно было разглядеть все новые морщинки под глазами. — Вернулся сюда. Вернулся ко…

Он запнулся и обнял так крепко, как только мог, прижимаясь грудью к Крейну.

— Да, вернулся, — выдохнул полуорк. — Но ты же уже заметил, что я теперь «не комплект»?

— Главное, что живой, — оглаживая его волосы, лоб и шею, тепло улыбнулся илот.

— И кому я такой живой нужен? — с подкатившей тоской, вздохнул Крейн. — Одна сплошная проблема, как для себя, так и для других. А ты даже посмотреть на меня не мог, когда в комнате сидели.

— Потому что не могу перестать улыбаться, видя тебя живого, — Сиэль чуть прикрыл счастливые, влажные глаза и подбодрил той же фразой что и когда-то Крейн. — Все образуется. Теперь все будет хорошо, потому что плохо уже было.

Они держали друг друга за руки и не могли отвести взгляд. Сиэль присел на краешек кровати, чтобы находиться поближе, поднимал сцепленные пальцы, благодарно целовал и опять скользил по лицу таким нежным и трогательным взглядом, что у Брауна от переизбытка чувств перехватывало дыхание, и первый раз за все время, как очнулся, посетила мысль, что остаться в живых не такая уж и плохая идея.

— Почему… — голос его не слушался, — почему ты не выкупил себя? Ты был бы сейчас свободным, уехал отсюда, занимался чем-нибудь…

— Крейн, милый, — уткнувшись губами в его лоб, шептал в ответ Сиэль, — ты не понимаешь… Меня бы никто не выпустил из столицы, и не дали бы ничем другим заниматься, а так я деньги, которые ты мне оставил, потратил на Баню, на своих илотов, на юристов, на суды, только чтобы от нас хоть ненадолго отстали и дали работать.

Браун обескураженно выдохнул:

— Жаль. Жаль, что так все получилось.

Сиэль грустно улыбнулся, заглядывая в глаза:

— Я ни о чем не жалею. Не о своем выборе точно.

Крейн помолчал, с жадностью разглядывая его, наслаждаясь его близостью, запахом, теплом.

— Ты, наверное, устал? Тебе бы отдохнуть надо?

— Ты меня спать укладываешь, что ли? — удивленно приподнял брови Сиэль.

— Мне уже некуда тебя положить. Если только со мной на одну кровать.

— Ты действительно хочешь спать лечь? — с сомнением все еще допытывался илот.

Полуорк замялся. Такие вещи произносить вслух было очень смущающе:

— Сиэль, я ведь понимаю, что уже не могу вызывать такие же чувства, как раньше. На меня теперь без жалости или брезгливости не посмотришь.

— Неужели? — скептически скривился илот. — Это ты за всех или только за меня решаешь?

Крейн опять почувствовал себя неловко:

— Я к тому, что если тебе не приятно находиться рядом со мной…

— Мне приятно, — четко отрезал Сиэль.

— Или не можешь делить со мной одну кровать…

— Могу.

— Или дотронуться?.. — Крейн сглотнул комок, перекрывающий кислород, и тут же зачастил. — Я не настаиваю, если не хочешь, не можешь. Но ты не мог бы сделать руками так же, как в прошлый раз? Бесконтактно?

— Бесконтактно? — развеселился илот.

Он приблизился и хриплым шепотом продолжил:

— Тебе не нужно «бесконтактно». Тебе сейчас необходим полноценный, откровенный, страстный интим с тем, кто заставит тебя забыть, чего ты лишен и что не можешь. Чтобы тебя поимели, оттрахали и ты счастливый, обессиленный, без памяти лежал на мокрых от пота и спермы простынях. Я ясно выражаюсь?

Крейн судорожно дернул кадыком, не отрывая глаз от раскрасневшегося илота:

— А ты, случайно, не знаешь, кто бы мне в этом помог?

Сиэль выпрямился, с напускной озадаченностью посмотрел по сторонам и предложил:

— Ну раз в этой комнате ты кандидатов не видишь, то пойду, спрошу у других.

Не успел он развернуться, как Браун ухватил его и они вдвоем рухнули на кровать, с трудом сдерживая хохот.

— Как я скучал по этому, — признался Крейн, запуская пальцы в растрепанную макушку, с нежностью наблюдая, как илот ластиться.

Сиэль приподнялся, оседлал бедра и взял его ладони в свои:

— Смотри, что со мной твориться, когда я только думаю о тебе.

Он чуть сжал его пальцы, закрыл глаза и весь засветился голубоватыми бликами. Браун даже дышать перестал, с жадностью наблюдая за илотом.

— Все еще думаешь, что меня уговаривать надо? — поинтересовался Сиэль, расстегивая их одежду.

Не торопясь, с расстановкой, припадая губами к каждому открывающемуся участку кожи, заглядывая в глаза, следя за тем, как страсть и желание топят радужку. Пальцы его подрагивали, то ли от волнения, то ли от нетерпения.

Опустив брюки, Сиэль потерся лицом о белье Крейна, глубоко вдыхая и губами ощупывая каменный стояк. Стянув последнюю преграду, приласкался щекой и кончиком языка слизнул каплю эякулята, не разрывая зрительного контакта, и заглотил глубоко, резко. Одной рукой пережал член у основания, а второй скользнул под мошонку Брауна, нащупывая сфинктер.

— Узкий, — с плохо сдерживаемым восторгом шептал Сиэль, нежно и аккуратно растягивая анал и поглаживая простату. — Какой же ты узкий, Пресвятая Родительница.

— Давай пожестче, — предложил Браун. — От меня больше ничего не отвалится.

На это замечание Сиэль хитро улыбнулся, твердым жестом перевернул на живот и вставил до самого упора, что Крейн только и успел подставить подушку, чтобы заглушить стон, и руку, чтобы позорно быстро кончить.

Браун уже и забыл, что принимать так же приятно, как и отдавать, поэтому в умелых руках захлебнулся от ощущений, растворяясь и полностью подчиняясь. Сиэль был великолепен и неумолим, вбиваясь, натягивая, меняя угол, не дожидаясь, пока Браун переведет дух. Казалось, руки и губы илота везде. Он помечал, оставлял следы, кусал и тут же зализывал. Брауна вертели, выгибали, заставляли подмахивать и скулить от желания.

Крейн, ласкаясь, отмечал, как под его пальцами и губами Сиэль подсвечивается ярко голубоватым и не мог скрыть восторга и возбуждения. А когда на поясницу илота опускал руку, чтобы лучше прочувствовать его внутри, забывал, что они в квартире не одни.

Принадлежать Сиэлю, получать удовольствие от Сиэля, растворяться в обоюдном желании с Сиэлем, напиться страстью, которую дарил Сиэль — все это заставляло кончать его раз за разом, подставлять под засосы и укусы шею, задыхаться от забытых эмоций, хотеть еще и еще. Восполнить пустоту за все годы, что прожиты врозь; за все одинокие ночи, проведенные без этого сияния и жара; за отчаяние, которое не с кем разделить; запастись впрок этим трепетным теплом и пронизывающей насквозь нежностью.

И все равно было мало.

На часах давно перевалило за полночь, когда Сиэль в конце обтер полотенцем засыпающего Брауна, пристроился рядом на единственную подушку и скользил светящимися пальцами по его лицу. Крейн щурился, сыто улыбался, подставлялся под ласку и безоговорочно проигрывал сну.

— Пожалуйста… — обнимая и прижимаясь, пробормотал он.

— Что? — шепотом.

— Хочу проснуться с тобой. Пообещай, что не уйдешь.

— Обещаю, — бархатный поцелуй поставил точку в борьбе за бодрствование.

Так сладко и спокойно Браун не спал много лет, как ему показалось. И его не разбудили ни шебуршание рядом, ни тихие разговоры в соседней комнате, ни звонок в дверь.

Только когда Касс зашла в комнату и, с трудом сдерживая боль, потрепала его за плече, он подскочил, ошеломленно вытаращившись.

— Ты откуда тут?

— Вообще-то я здесь живу, — попробовала пошутить Кассиопея и болезненно скривилась, сдерживая стон. — Мы с фрау Шварц уже пришли.

— Что с тобой?!

— Я беременная, Крейн, рожаю, — опять попыталась сострить она, но новая волна боли перекрыла желание разговаривать.

Крейн, не зная, что делать, начал натягивать на себя одежду:

— Давай скорую вызывать. Где твой «тревожный» чемоданчик?

— Какая скорая? Ты не видел, что на улице творится?

— Не видел. Что там?

— Массовые беспорядки, — камеральным языком объяснила она.

— Где все? — с грехом пополам усевшись на коляску и выруливая в гостиную, спросил Браун у фрау Шварц и Арнесса, которые убирали лишние одеяла и подушки.

— С добрым утром, душечка Крейн, — интеллигентно поздоровалась мама Джонаса и выразительно глянула на криво одетого хозяина дома. — Все только что ушли митинговать к парламенту.

— А меня на взяли, — обиженно наябедничал полуфавн, почесывая шрам под повязкой. — Сказали, что с пробитой головой там делать нечего.

— Правильно сказали, — поддержал ушедших Браун. — А Сиэль? Сиэль где?

— Со всеми ушел, — наглаживая живот, расхаживала Касс по комнате, выискивая «пятый угол».

— Почему? Он же… — у Крейна моментально нехорошее предчувствие опустилось в желудок.

— Ну он утром вышел умываться, а я тут как раз кроватку собрал, показать ему хотел, похвастаться, — пряча глаза, объяснил Арнесс. — А он оказывается и не в курсе, что фрау Браун в положении. Сиэль занервничал, всех разбудил, засобирался. Как раз в дверях все столкнулись с фрау Шварц и Кассиопеей, когда все выходили…

— Ты ему ничего не успела рассказать? — попробовал выяснить что-нибудь внятное у жены Браун.

— Когда?! — сатанея от боли и с паникой в голосе, удивилась она. — У меня схватки ночью начались, Крейн. Еле до сюда дошли. Что делать-то будем, а? В больницу же не попасть.

— У нас в квартире напротив врач-акушер живет, не знала, что ли? Давай я к нему сейчас схожу, договорюсь.

— Хорошо, — согласилась она, немного успокаиваясь.

Забота о Касс отодвинула остальные проблемы чуть в сторону. «Никуда он теперь не денется, — резонно рассудил Браун. — Встретимся, я объясню, что ребенок не мой. Наверняка, разнервничался именно из-за этого».

Сосед–врач полухоббит с сильной близорукостью не отказался помочь, все-таки обстановочка в городе была более чем нестабильная и ехать куда-то еще не самая разумная мысль. Велика вероятность застрять где-нибудь посреди улицы в центре возбужденный толпы. Врач, распорядился нагреть воды, достать чистых простыней и оборудовать место для принятия родов.

Крейн и Арнесс остались в гостиной, нервничать и спрашивать по сто раз у фрау Шварц, которая вызвалась помогать, как обстоят дела.

И только ближе к обеду, когда Кассиопея вся изошлась на крик, послышался тонкий, возмущенный писк младенца. Браун и Арнесс счастливо переглянулись и подскочили к двери, из который вышла ошарашенная фрау Шварц с кульком в руках.

— Душенька Крейн, — изумленно вытаращилась она на него, — но ведь это?..

Договорить ей не дали:

— Поздравляю, вы теперь бабушка, — искренне отозвался Браун, заглядывая в кружевные пеленки, чтобы лучше рассмотреть ребенка Джонаса с явными признаками полудраконов — на темени, где раньше у взрослых драконов находились рожки, видны маленькие выпуклости.

— Но как же так… — растерялась профессорская жена. — Как же?..

— Все нормально, — успокоили ее. — Они бы уже расписались, если бы не обстоятельства. Вам не говорили, сюрприз готовили.

— Правда? — немного успокоилась новоиспеченная бабушка. — Главное, чтобы все были живы и здоровы…

В этот момент за окнами раздался ряд оглушающих взрывов. Стекла на окнах и посуда на полках зазвенели, картины на стенах зашатались, а вороны за окном с громким карканьем сорвались с насиженных мест.

— Что это? — побелевшими губами прошептал Браун, хотя в душе уже знал ответ.

Арнесс бросился открывать окно, стараясь рассмотреть с какой стороны послышался звук.

— Там дым поднимается, — отозвался он, почти вылезая на подоконник. — Это… это со стороны парламента.