Онлайн чтение книги Забытая клятва, забытые узы... Forgotten oath, forgotten ties...
Путь к памяти...

Память никогда не исчезает.

— Последняя… Надеюсь, от нее будет толк, — думал я, неуверенно шагая по каменистой улочке. — Похоже, я заблудился. Эх, неудачи и здесь свое место нашли.

Осмотревшись, я заметил узенький проулок. Он был темный, вытянутый, словно не имел конца. Я бы туда и ногой бы не ступил, если бы не одна проблема, которая мучает меня уже долгое время…

Перебив неожиданно возникший поток нахлынувших воспоминаний, я продолжил искать адрес, записанный последним в моем блокноте.

— Улица Яблочная, сорок четыре, улица… — бормотал я себе под нос, пока меня не прервали.

— О, милок, чего ты тут один шляешси? Улочка та темная, много всего может случиться, — окликнула меня странноватого вида бабулька в средневековых одеждах.

— Здравствуйте. Бабуль, я ищу улицу Яблочную…

— Ты к ней, что ли? Так бы сразу и сказал, вон за бочками направо пройдешь немного, затем там арка будет большая, сразу ее увидишь, ну, а потом прямо, ой, то есть налево… В общем, разберешься! — старушенция развернулась и с минимальной скоростью, на которую вообще возможно ходьба, отправилась к ободранной двери, на которой было выгравировано число сорок четыре.

Я с вытянутым лицом, не успев сказать ни слова, шел по совету этой странной женщины, попутно спрашивая у себя: меня больше всего удивило то, что она была похожа на Бабу Ягу или то, что она живет здесь, в месте, куда даже солнечный луч с трудом попадает?

Так или иначе, в этом районе я был впервые, так как живу не здесь, лишь учусь.

Занятый своими мыслями, я на автопилоте вышел на свет. На мое удивление, это была очень красивая улица. Она широкая, светлая. Деревья с желто-оранжевыми от поры года листьями кружились, медленно падая на землю. Этим взором можно было любоваться долго, однако солнце уже почти село, а мне еще нужно было успеть найти этот дом.

Искал я недолго. Пройдя полквартала, я наткнулся на табличку «Яблочная 44», переводя взгляд на дом, который украшали витиеватые линии, а на двери была табличка в виде кленового листа, от которой и берут начало причудливые линии.

До двери было несколько метров, но, подходя, каждый мой шаг отдавался грохотом в голове, словно иду не к гадалке, а на эшафот.

Наконец, нажав кнопку звонка, я ждал, пока своеобразная мелодия побудит жителя сего строения обратить на меня внимание и вот на том конце сняли трубку домофона.

— Проходи.

Последовал щелчок, затем дверь распахнулась, приглашая войти.

Зайдя в прихожую, я почувствовал запах кофейных зерен, что напомнило мне… Погодите-ка, напомнило мне сорок три других гадалок-экстрасенсов. Что это получается, все эти цифры, что всё это значит?

— Цифры словно знаки, они с нами, но без нас. Они помогают, но предупреждают, защищают и остерегают, — говорила гадалка, идя к двери, через которую я зашел, причем полностью игнорируя, резко закрыла дверь за моей спиной.

— Добро пожаловать, располагайтесь, — указав на кресло в дальней комнате, она прошла мимо, ни разу не взглянув на меня.

Недоумевая от фраз, произнесенных ранее, и расположившись на кресле, я рассматривал интерьер. Пока женщина, которую я не смог толком разглядеть, занята чем-то на кухне.

В комнате стояли шкафы со стеклянными дверцами, сквозь них я видел кофейные зерна. Много прозрачных банок с разными его видами.

Вскоре хозяйка присоединилась ко мне, села на такое же кресло напротив.

— Что же, какова причина вашего появления в столь отдаленном от проживания месте? — на меня пристально смотрели зеленые глаза сорокалетней женщины, стройного телосложения с каштановыми волосами.

— Я не говорил этого.

— За вас сказали цифры, причем из ваших же уст, — слегка улыбнулась женщина.

— Кажется, меня прокляли. Я уже не раз убеждался… — осторожно говорю я.

Она развела руками, от чего меня словно обдало кипятком.

— Ваша энергия чиста, как изумрудное сияние или глубина водопада… — не слова не понимая, я старался выглядеть менее ошарашенным. — Расскажите мне больше, нужно наладить контакт.

— Когда мне было пятнадцать, я впервые влюбился. Познакомившись с девушкой, я пытался провести ее до дома, но в самый неподходящий момент терял контроль над собственными ногами. Дальше еще больше! Я спотыкался на ровном месте, а иногда на ходу врезался в стену, забор и в другие предметы, в том числе и людей, и это еще цветочки.

Но самое интересное вот что: стоило мне только оставить свои попытки любых отношений, и помех для меня словно не бывало!

В семнадцать я вновь попытал удачу со своей соседкой Иркой. Здесь мне пришлось тяжелее всего, хоть мы с ней и встречались всего неделю, но что со мной только не происходило… На меня падали сосульки, оставив шрам на плече, кирпичи, горшки с цветами. Два раза меня сбивала машина, но, к счастью, несерьезно. Но один раз меня пытался переехать трамвай, ох уж эта Аннушка со своим маслом…

От этого дальнейшие школьные годы прошли не слишком гладко, началась травля. Все следующие попытки — сплошной провал. В итоге друзей у меня не было, но обиженные особы быстренько пустили слух по всей школе то о якобы моей нетрадиционной ориентации, то о ведьмином проклятии… Последствия были соответствующие.

Почти не осталось людей, кто бы не верил слухам. Дети в школе были разные. Из бедных и из богатых, но это даже неважно. Один разгильдяй нахамил учителю, начал орать, что он не обязан делать домашние задания, как все… За это его выставили за дверь. В конце занятия врывается этот самый, только уже с безумием в глазах и с пистолетом в левой руке. Не знаю, где он достал это оружие, то ли у отца, или еще где, не знаю, но рука его поднималась.

В тот момент я закрыл собой единственную девушку, которая, как мне кажется, не верила слухам. Я стал мишенью и очнулся уже в палате. Жутко болело плечо, бедро и грудь. По словам врачей, пуля прошла близко, буквально в миллиметре от сердца.

С тех пор я оставил все попытки. Медленно восстанавливаясь, я пропускал учебу, затем перевелся на дистанционное обучение. Таким образом я закончил школу. Меня выписали из больницы как раз в выпуск.

После — институт. Факультет социологии. Меня приняли на ура, да и некоторое время все было тихо. Но как скользкий угорь школьный слух просочился и сюда. Сейчас мне уже двадцать два года, и я на третьем курсе. Ситуация как и в школе. Вот и вся моя история. Как же мне с этим прикажете жить?

Гадалка действовала эффектно. Она поднялась, рисуя знаки в воздухе, затем, обходя меня трижды, ухватилась за мои плечи, я чувствовал, как тепло разливается по телу. Затем она еще долго делала пассы над моей головой и, наконец, обхватила ладонями виски, после чего направилась к креслу.

— Так можно снять проклятье? — торопливо спрашивал я, хотя солнце еще виднелось на горизонте.

Она рассмеялась. Не знаю, от чего, но ей было весело. Хоть она и казалась немного не из мира сего. Количество всевозможных побрякушек на ее одежде издавали звук, похожий на цоканье. Не выдерживая, я прервал ее смех.

— Что вас так рассмешило? — недоуменно спросил я.

— Это не проклятье, скорее наоборот — дар, обещание, клятва…

— Клятва? Но кому?

— О, это ты сам мне ответь… Когда тебе было лет пять-семь… — посмеиваясь, говорила она, переходя на «ты».

— Я не помню, — неуверенно отвечаю ей. — Я не помню своего детства…

— Отчего же? — удивилась женщина.

— В детстве я упал с лошади, и тогда, наверное…

— И кто же тебе это сказал? — недоверчиво спросила она.

— Родители, кто же еще! — гневно отвечал я.

— Не было никакой лошади. На твоем месте я бы поинтересовалась у родителей, что они скрывают от тебя, но не хочу быть слишком наглой особой. Насчет «проклятья» — это печать. Старая, но не очень, лет шестнадцать-семнадцать. Имя ей Emitte Spiritum Rhesi Mavortia, или Клятвенный Резус. Это одна из самых сильнейших клятв белой магии. Сможешь ли ты вспомнить, кому давал столь сильный обет?

— Причем здесь помню-не помню? Вы можете ее снять или нет? — в ярости кричал я.

— Печать обоюдная, и, как я сказала, очень сильная, к тому же имеет такую структуру, что попытаешься — один из вас умрет, может быть, и оба. Поэтому и нужно вспомнить, кому ты ее давал, — игнорируя мои крики, спокойным тоном произнесла она.

— Я не вспомню.

— Тогда я помогу, — весело сказала она.

— Как? — удивленно смотрел на нее я, впервые наблюдая такой энтузиазм среди гадалок.

— Печать живет за счет памяти. Ведь зачем существовать печати, которая не знает зачем была наложена… Есть лазейка, которая может призвать из глубин твоего сознания те осколки памяти, что ты давно позабыл. В тебе этой памяти нет, но печать все еще помнит…

— Что нужно сделать? — с осторожностью отвечал я.

— Всего-то дать мне свою правую руку. Я произнесу заклинание, переставив слова от конца к началу, что будет символизировать возвращение к корням… — удивительно, но ее слова обо всей этой магии были необычайно интересными, словно из детства. Я бы слушал их постоянно… — Ну что, готов?

— Да, уверенно ответил я.

Она взяла мою правую руку, свою же она отвела в сторону.

— Mavortia Rhesi Spiritum Emitte… — произнесла гадалка.

В руке почувствовался жар, который вскоре затуманил мое сознание.