Онлайн чтение книги Темный орден Тёмный орден
Глава 4. Еще не пройдено

      Такую, как я, гнали из всех мест. Никто не желал принимать меня, а я не стремилась оставаться в чужих лесах. А все потому, что мое сердце необычно волновалось при виде этого человека. Это случилось не неожиданно, но незаметно и по-своему внезапно. Раньше я часто приходила на то место, где впервые увидела его. Это было в лесу, в моем доме, доме всех фейри. Я не знаю, как он нашел сюда дорогу, но в нашу встречу, которую, возможно, помню только я, он спал. Его не беспокоило ничто: ни ветер — мои сестры сильфы — феи воздуха; ни животные, подходившие к нему с каждым часом все ближе; ни яркие лучи солнца на его спокойном молодом лице. Все вокруг него замирало и наполнялось спокойствием. И я, уподобляясь остальным, присела рядышком, спряталась в высоких листьях желтого одуванчика.

      Очень осторожно, чтобы он не заметил меня, подобралась ближе. Сестры все еще мешкали, ведь он больше и к тому же человек. Если бы он захотел, смог бы удержать фею в одной руке. Сестры осторожные, но трусихи, ведь он так крепко спит, и я не чувствую от него опасности. Поправив красную ткань платья, подлетела вплотную. Я рассматривала его долго, и не сразу заметила в нем необычность. Где-то в мире людей ходили слухи, что таких, как он, яростно ищут и беспощадно убивают свои, люди. Может быть, здесь человек искал спасения?

      Раньше, чем он проснулся, мы улетели. Этой ночью его в лесу не было, сильфы гнали оттуда ветер и не видели его. Но на утро он снова спал на том же месте, что и вчера, будто и не уходил ночью. Я вновь пришла посмотреть на него. Он спал. Спал до самого вечера. Мы с сестрами волновались, что он не ест целыми днями, ведь люди — это настолько слабые создания, которым еда необходима каждый день, но никто из нас не решался его будить, и близко подлетала одна я. Эти странные встречи длились еще очень долго. Сестры перестали приходить, больше не удивлялись его появлению. А мой интерес не угасал.

      Как и прежде, я пришла проведать его. Думая, что проведу рядом с ним день и закат, принесла красную ягоду. Устроилась на желтой серединке цветка и, болтая ногой, наблюдала за его подрагивающими, необычными ресницами. Он проснулся. Резко. Я не успела отреагировать. А он медленно огляделся и посмотрел мне в глаза. Красивый цвет радужек увлек мое сознание, я забыла про ягоду и про разницу в росте, про мир фейри и про его сущность человека. Не заметила, как его рука потянулась ко мне, и я в одно мгновение оказалась в плену. Именно в плену, потому что он хмурился и крепко сжимал пальцы, но не так, чтобы мне было больно.

      — М-м?.. Кем будешь? — спросил он.

      Его голос — настоящий мед для нежных ушей фейри. Приятный, мягкий, немного высокий и будто надрывной, видимо, еще молодой, но, без сомнений, созданный для песен. Сердце, давно не слышавшее таких чистых звуков, забилось чаще. Пыльца посыпалась с дрожащих крылышек и просочилась сквозь его пальцы на землю. Он приподнял руку, чтобы разглядеть ее полет вниз, и улыбнулся.

      — Фея, — утвердил и разжал пальцы.

      После этого я приходила уже не просто полюбоваться им, а поговорить и насладиться редким голосом человека. Пусть сестры видели это странным, но я-то знала, что втайне они тоже слушали его, призывая ветер.

      Помню, как он чуть задержался. Помню, как волновалась. Я помню каждый удар сердца, помню, как опасно ему было находиться там, в человеческом мире. Он был совсем молодым, моложе подростка. Кажется, по человеческим меркам четырнадцатилетний человек совсем не взрослый, а только подходивший к самостоятельности. И впервые в моей душе встрепенулось разочарование, крывшееся в столетиях жизни.

      Я ожидала его на самом большом в округе старом замшелом пне между двумя стволами высоких и лысых сосен — местом встречи и прощания; местом, поутру на которое я всегда летела быстрее и веселее, и местом, с которого меньше всего желала сходить поздним вечером. Он пришел неожиданно, со спины. Когда он остановился, его немного отросшие и волнистые пряди мазнули по голым плечам. Сегодня жара, он пришел в майке и шортах, босой и запах от него шел металлический. Он улыбнулся и предложил прогуляться по лесу. Мы долго гуляли, разговаривали. Большую часть времени говорила я, но когда он проявлял интерес, я замирала и наслаждалась легкостью звуков.

      Часто меня посещала идея попросить его спеть для ночных фей. Как-то раз я поведала ему о мыслях. Недолго подумав, он согласился. Кажется, ему понравилась идея прийти сюда ночью, пока день проходил в спокойном сне. Когда жаркое солнце садилось за горизонт, а деревья обращались корявыми, неровными, кривыми и черными узорами на багровом небе, луна медленно наливалась серебром. Первый час ночи. Легкий шепот листвы. Спокойное дыхание человека. Одно мгновение, и по всему лесу потекли плавные, мягкие звуки; каждая предшествующая нота переливалась, возвышалась до апогея и опускалась, плавно переходя в следующую ноту, тихую и шелестящую; потом ноты запрыгали, словно блики, и волшебным образом преобразовывались в магические капельки, ударявшиеся о каждый листик, каждую травинку, выступ и капельку ночной росы. Ночные феи, завороженные волшебными всплесками голоса, заплясали по незримым пластинам, закружились и запорхали по лесу, словно кто-то невидимый дергал их за такие же невидимые ниточки.

      Я сидела на его оголенном плече и не моргая следила за каждым движением сестер и человека. Он прикрыл веки и отдался песне целиком, будто сейчас он мог внезапно рассыпаться на крошечные искры, как и ноты его волшебной песни, и вместе со светящимися искрами улететь к небу; однако он напряженно сжимал открытые икры, а руками сжимал траву. Песня завершилась плавно, позволив ночным феям красиво исчезнуть в ночном тумане. Спев всего единожды, он больше не соглашался и делался сердитым, хмурил брови и поджимал губы. Я перестала настаивать, и побоялась узнать причину. Возможно, в далеком будущем я пожалею о нынешнем решении, но спросить сейчас не позволил неясный, мутный страх, который, я уверена, все еще держался на коротком поводке. Проводив человека до седьмого от замшелого пня дерева, мы распрощались.

      Очередным солнечным днем мы отправились к речке. Мне понадобилось достаточно времени, чтобы уговорить его на совместную прогулку, ведь и этот день он собирался вновь проспать. Спустя часы уговоров, человек поддался, и теперь мы плескались с ним в воде. Я давно заметила, что он имеет две разные стороны характера: ту, что он показывает, когда спит, и ту, что он скрывает, пока спит. Казалось, бодрым он преображается, становится веселым и даже озорным; человек часто шутил и много проказничал, похуже спрайтов-озорников. Но так же часто норовился прилечь под деревом и заснуть. К концу этого дня я видела его уставшим, и, опасаясь обморока от переутомления, проводила до сваленного дерева близ человеческой тропы.

      Волнение за человека превратило ночь во время ожидания. Перед глазами все не исчезала темная фигура человека, казалось, она еще там, вон, тихонько дергается и сонно переваливается с боку на бок. Когда рассветные лучи только коснулись влажной травы, темный силуэт начал приобретать более ясные черты и открылся человеком. На его и так бледное лицо легла тень усталости, сделав его смертельно бледным; чуть покрасневшие глаза потеряли живой блеск и видимо закрывались под тяжестью недосыпа; и без того бледно-розовые губы словно окоченели, побелели до мела. Он дошел до своего любимого места и мгновенно уснул. Подлетев к раскрытой ладони, увенчанной острыми ногтями, легла в нее и вместе с ним уснула.

      С тех пор я время от времени видела прекрасный сон, в котором он — дитя леса, как и я. Мы вместе жили каждый день, час от часу спали или разговаривали. Нас ничто не тревожило, мы, спрятанные глубоко в лесу, надежно укрыты под куполом. И единственные враги нам — границы леса. В моем сне он всегда любил проводить время на самой границе леса, его непреодолимо тянуло к краю спасительного купола. Помню, в такие моменты мои слова никогда не проникали сквозь его крепкий сон. Потом он просыпался и, будто забыв о прошедшем дне, принимался снова говорить со мной.

      Когда я рассказала о сновидениях человеку, он без стеснений посмеялся и даже повалился на спину! Моего возмущения в тот момент нельзя было передать. Каков нахал, этот юный человек! Но он быстро и несколько раз извинился. Его выражение показывало готовность высказать свои мысли, а я жаждала узнать, что его побудило на смех. Только он так и замер с готовностью высказать мысли, продолжал сидеть молча, смотря на меня пронзительными, удивительными, нечеловеческими глазами.

      — А продолжение? — спросил он, что было неожиданно, поскольку я готовилась выслушать его.

      — Какое продолжение? Это все.

      Человек задумался, сменив выражение лица с готовности высказать мысли на готовность внимательно слушать. Он наклонил голову вбок и чуть вперед, что позволило тени лечь на ровный лоб и чуть вытянутые, оленьи глаза.

      — А тебе не кажется странной моя амнезия? По-моему, забывать целый день — это совсем ненормально. И да, память у меня, между прочим, очень хорошая, — чуть сердито добавил.

      — Но ведь это сон…

      — А сон — отражение подсознательных желаний. Ты фея, тебе ли не знать таких тонкостей? — он обворожительно осклабился, показав небольшие человеческие клыки и ровные зубы.

      — Да знаю я это. Но воспринимать сон таким, каким его видишь, не есть верное толкование. Сон всегда предстает символическим.

      На мои слова он сделался не по-детски серьезным. Внутри что-то перевернулось от ясного взгляда на меня. Он смотрел с таким глубоким пониманием, что мне почудилось, будто сон, который видела лишь я, а он всего лишь слышал, он понял настолько хорошо, насколько не могла его понять я. Это тихое и трясущееся в уголке души чувство не давало покоя, кололо ладони и что-то во мне тянуло вниз. Всего на одно мгновение меня напугал его проницательный взгляд, видевшийся мне неестественным для простого человека. И он не спешил развеивать мои сомнения; сидел расслабленно, оперевшись спиной о ствол дерева.

      — Что за выражение, м-м?.. — сладко, удовлетворенно, протянул, и по моей спине пробежал липкий холодок, крылья затрепетали.

      Тем днем я проводила его до человеческой тропинки. Мы расстались с ним несколько холодно. Я изменила о нем мнение: перестала видеть только сонного ребенка и заметила еще одну, третью, скрытую сторону взрослого и всепонимающего существа.

      В ту же ночь, перебирая воспоминания, меня увлекло одно из них, под названием «город», и, набравшись смелости, я напросилась с ним в город. К добру то было или к несчастью, но он отказался и больше решительно не позволял поднимать эту тему.

      — Ты же там помрешь, — начал он, — феи — создания леса. Ни к чему тебе выбираться в город. К тому же, там много тех, кто был бы не против заполучить что-то настолько ценное. Думаешь, меня потом простят? Да и груз дополнительный мне не нужен. Мало мне клана и охоты, что ли? Сиди-ка ты здесь, феечка.

      После этого мы общались как обычно, но только с виду. Мысли нередко останавливались на желании последовать за ним. Чтобы отвлечься, я занимала голову чем-нибудь: к примеру, готовила подарки, показывала более уютные места в лесу, которые находились слишком далеко от нашего привычного места встреч. В какой-то момент внутренний инстинкт не позволил мне прийти к месту встречи: на полпути я остановилась и, не задумываясь, развернулась и улетела обратно. В тот момент я ясно осознала природу своих чувств. Ведомая здравым смыслом, я перестала появляться перед ним, хоть тайно и наблюдала. Он всегда ждал на одном месте. Первое время бодрствовал и насвистывал приятные слуху фейри мелодии, потом говорил сам с собой, но говорил так, будто обращался ко мне. В этих удивительных глазах отчетливо застывала печаль и отпечатывалась грусть, а голос с каждым днем все слабел и слабел, будто наполнялся холодным одиночеством. И вот, когда ежедневные и бесполезные посещения леса не несли с собой ничего, кроме горечи, он резко перестал приходить.

      К концу близился месяц со дня его ухода. Я не помнила прожитых дней, а мир давно потерял все краски. Вскоре дожди заменили мне ясные дни, а луна — солнце. И пусть он больше не приходил на наше место, это делала я, стараясь сохранить выцветавшие из этого места воспоминания. Но чем чаще я приходила, тем тяжелее было держать в руках то теплое счастье, которым я укрывалась от страшного зверя где-то совсем близко, за тонкой пеленой воспоминаний.

      Не знаю дня и не помню числа, когда все феи собрались на вече. Огромное старое дерево с толстым стволом и мощными ветвями имело удобную, казалось бы специальную, широкую ветку, на которой стояла одна я под взглядами сестер сверху и снизу, по правому боку и по левому. Они сидели на каждой веточке, на каждом листике и беспокойно, тревожно шептались. Я незаинтересованно покрутилась на одном месте, осматриваясь и медленно осознавая серьезность вече. Подо мной сыпалась темная пыльца, и волосы покрылись темными оттенками. Тяжесть в груди вдруг обрела собственную, ясную форму.

      — Дорогая наша сестра, тебе дорога в мир фейри пока открыта, но скоро она закроется, — прозвенел голосок.

      — Мы не сердимся, мы смотрим на тебя и жалостливо и радостно, сестра, — брякнул второй.

      — Можешь идти, мы поддержим, пока твоя пыльца не заискрилась черным, — шепнул кто-то сверху, и по кроне могучего дерева скользнул ветер.

      — Но помни, что больше ты сюда не придешь…

      — Да-да, тропинки исчезнут! — со всхлипом пропел голосок со спины.

      — Почему он человек? Может судьба твоя? Раз так, то сущность человечья простительна. Но не тебе, — жестко осек кто-то с бока.

      Я слушала наказы и наставления, советы и легкую брань, и не могла прийти в себя, все путалась в звонких голосах сестер, наперебой звучавших в ушах и голове. Но одно я осознала сразу — теперь я вольна делать все, что пожелает моя отягченная душа. Выслушав фейри, я ни минутой дольше не задержалась в лесу. Я не знала, где мне искать его, ведь он никогда не упоминал своего дома; я не могла расспросить людей или назвать имени, ведь и это мне было неизвестно. Слишком яркое счастье не позволило подумать наперед, высокое самомнение закрыло глаза на мои реальные возможности, а иллюзия вечности закрыла реальность.

      Выбравшись в мир людей, где я была вынуждена прятаться за магией, я со всей решительной силой принялась искать одного человека. Будучи маленькой и незаметной, у меня были некоторые преимущества: я могла видеть город с высоты, проходить между щелями, слушать разговоры. Но я не могла заговорить с человеком, показаться или попросить о помощи. За эти две недели я облетела весь город, да так и не отыскала его, маленького человечка. Мир людей сильно изменился за год, что я в нем не бывала.

      Это было так давно и так недавно, эфемерность и путаница в чувствах создавала парадокс в ощущении времени. Всего год назад мы жили бок о бок: мир людей и мир фейри вместе, а кажется, эти времена уже покрылись былью, и подернулись мутной пленкой неправды. Сейчас пересекать эту прозрачную дверь стало небезопасно. Люди забыли о наших мирных днях, и фейри почти не помнят людей. И все же каждый задается одним вопросом — куда все делось? Как деревья весной пускают новые листья, так изменились и мы.

      За эти две недели мои полеты не принесли ни одной полезной информации, ни одной зацепки, по которой я могла бы найти его. А размышления о былом и подавно не имели никакой пользы. Я пролетела вперед и внезапно оказалась в совершенно другом месте: небольшие цветные домики заменили высокие бетонные здания; яркость магазинных вывесок, блеск фонарей и уличных гирлянд, мигание светофоров и яркий свет фар заменили черные, серые, грязно-коричневые, дымчатые цвета, что придавали месту ностальгическую, необычную атмосферу викторианской эпохи, которую мне посчастливилось застать от ее развития до исчезновения; по дорогам ездили скоростные машины на паровых двигателях, что я когда-то давно видела у одного человека-механика, наверняка уже умершего. 

      Больше всего меня завлекли люди в причудливой одежде, и я подлетела ближе к первой гулявшей паре. Светловолосая девушка держала в руках, облаченных в черные кожаные перчатки, зонтик с деревянной рукоятью; ее верх поддерживало черное бюстье с корсетом цвета сангрия, а юбка до колен в сочетании этих двух цветов держалась на тоненьких медных проволоках, поддерживавших легкий, почти незаметный, объем; однако ноги леди скрывали черные брюки с ремнями не к месту, а сапоги жутко шнуровались и застегивались аж на три молнии. Ее спутник в цилиндре носил кожаный жилет вверх светлой шифоновой рубашки пастельного тона и темные брюки на толстом ремне преимущественно кирпичного цвета, как и заклепанные ботинки; на руке я углядела толстые часы с заржавевшим ремнем и выпуклой мутной линзой, за которой едва проглядывались посеребренные стрелки и совсем не видны были цифры. Необычным элементом их одежды я находила шестеренки, которые усыпали наряды.

      Немного покружив над странной парой, решила осмотреться и поднялась вверх. Бетонные здания разной высоты вытесняли природу, высокие трубы в некоторых местах испускали сизые плотные пары, создававшие громоздкие гнетущие облака. Только люди внизу вовсе не выглядели понурыми или печальными, они сильно отличались от некогда британских жителей неисчерпаемым энтузиазмом.

      Сквозь настолько плотное небо лучи солнца пробирались с трудом, но дым уже окрашивался в янтарный, красный и малиновый, и я поняла, что близится вечер. Приметив небольшой тупик между зданиями, спустилась в него и обратилась человеком, потратив немало сил. Оставаться в своей истинной форме я уж не видела смысла, мне нужна была живая информация, ответы на мои вопросы. Отыскав зеркало — огромную мутную посеребренную шестеренку на здании — погляделась в него, поправила потемневшие до каштанового кудри и, припомнив одежду леди в этом месте, постаралась воспроизвести нечто среднее между удобным, не выделявшемся и приемлемым этому месту.

      В таком образе я искала информацию еще неделю. Старалась максимально детально изобразить человеческое дитя словами, но люди, только прослышавшие о его виде разводили руками или смеялись. Все, как одни, отвечали одинаково: «Тебе его никогда не отыскать». Слова врезались в грудь и отягчали ее с каждым ударом сердца. Отчего-то мне все больше верилось людям, все больше я понимала, что мои попытки его найти не представляются возможными. Сожаление не в первый раз захлестнуло с головой, и, чтобы забыть его, я ушла в парк, где люди выращивали растения, искусственно воссоздавая образ природы. Но тело человека, столь непривычное для феи, постоянно требовало еды. Гонимая голодом, я была вынуждена работать и получать за это «деньги» — небольшие монетки с гравировкой, которыми люди обменивались на разные товары. И чем больше у меня таких монет, тем больше я могла себе купить. Странная система, совсем непривычная мне. Человеческое тело так же, как и тело фейри, требовало сна, но с его размерами я уже не могла уснуть на веточке дерева или в цветке. Мне посоветовали арендовать комнату, но и этого я не могла себе позволить. У меня было слишком мало монет, я была бы вынуждена выбирать между сытостью и бодростью. Потому каждую ночь я проводила в помещениях общепита, где могла узнать много нового об изменившемся за год мире.

      Я открыла дверь нового для меня ночного заведения. Села за столик и сделала заказ юной девушке все в том же причудливом наряде, как и все люди в этом месте. Сколько я здесь живу, а все никак не разберусь, что же случилось. Кажется, будто я прошла барьер и очутилась в другом времени; и в то же время кажется, будто это совершенно другой мир, но ведь я не проходила по Аркадному Мосту, не могла очутиться здесь против своей воли. Или могла?..

      Человеческая девушка принесла заказ. Когда она наклонилась, я заметила на ее поясе оружие и весьма этому удивилась. Быстро оглядевшись, обнаружила людей, увешанных разнообразным оружием от холодного до огнестрельного. Таких людей я встречала и ранее, только в этом заведении их собралось очень много. Я задержала девушку и проговорила ей идеально заученный вопрос. Ее зеленые глаза округлились, а потом губы растянулись в улыбке, она попросила подождать. И вскоре после ее ухода ко мне подсел незнакомый мужчина с крупным телосложением, пахнувший порохом. Его губы закрывала густая борода с проседью, на глаза падали морщинистые веки, а жесткие волосы держали очки-гогглы.

      — Вам заказ сделать? — спросил он и уперся взглядом в мое лицо. Заказ я уже делала, но в словах услышала скрытую напряженность, и напряглась сама. Кивнула. — Определите цель.

      — Мне надо найти… человека.

      — Ведьму. Слышал от сестры, что ты его ищешь. Это будет сложно, цена соответствующая. Приходи сюда через месяц, ведьмина голова будет у тебя в руках.

      — Нет-нет! Он нужен мне живым!

      — Так я и не собирался его убивать. Сама это и сделаешь. Понимаешь, нам не нужна их месть. У тебя будет информация... Ты платишь за информацию. Тут торгуют только информацией, новенькая. А за убийством ты зашла не сюда.

      — Хорошо, через месяц.

      В порыве радости я заказала еще еды и уснула за столом. Месяц я коротала за работой и только работой, чтобы оплатить заказ, обошедшийся мне в очень много монет. Я работала в разных местах: могла разносить заказы, называясь официанткой; могла подносить определенные вещи человеку или с помощью магии чинить предметы, зовясь помощником; могла стоять за витриной, забирать у людей монеты и складывать их в карман, а потом относить их хозяину, который часто упоминал слово «продавец»; но больше всего мои способности ценили в цветочной лавке, и я одновременно старалась взять как можно больше работы там, где я сильна.

      Пока руки работали с рассадой, голова множество раз прокручивала сцену воссоединения. И всякий раз он был рад меня видеть, и мы возвращались к нашим дням, болтая ни о чем, гуляя целыми днями. Но, видя реальность, я понимала, что столь прекрасное воссоединение не может осуществиться. Понимала, но всем сердцем верила в чудо.

      Долгий, тяжелый и вместе с тем волнующий, полный ожиданий и надежд, месяц подошел к концу. Я пришла в заведение того мужчины и села на свое уже постоянное место, сделала заказ и ожидала человека. Тот мужчина подошел не сразу, а ближе к полдню. Он сел напротив, отпил чаю из жестяной кружки и поднял голову, поставив кружку на деревянный стол.

      — Сведения не самые точные, однако точнее взять невозможно. Сама понимаешь, ведьмы. Лови ведьму этой ночью между севером и востоком, между Бáттори и Кости́ль. Она будет бегать в поисках жертвы под неполной луной, там, где свет особенно яркий, но мало отражателей; ищи между зданий, в темных и сухих местах с малым населением, но не в безлюдном месте.

      Внимательно его выслушав, я заплатила человеку монетами, несколько сжульничав, использовала магию и дополнила до нужной суммы, но стоило это мне моих остатков сил. Не дожидаясь ночи, я пришла в указанное место и принялась ждать его с легким трепетом в сердце. День протекал густым медом, мое горячее нетерпение рвалось наружу и я бесчисленное количество раз обходила один и тот же район, заучивая каждые его углы и отпечатывая виды в памяти; заходила в темные места, обследовала, гуляла по светлым тропинкам и наслаждалась временем; запомнила каждый винтик здания, каждый болтик и крутящуюся шестеренку. Стрелка на больших городских часах показывала полночь — то время, когда я могу его найти, встретиться с человеческим ребенком.

      Я проходила мимо каменной площади, на которую падал лунный свет. Рабочий фонтан блестел серебром и разбрызгивал бусинки будто бы расплавленного металла. Я остановилась у фонарного столба, покрывшегося рыжей ржавчиной. К фонтану подбежал человек. С его головы слетел светлый котелок. И не успела я сделать шагу, как на котелок приземлился другой человек, появившийся как из ниоткуда, с воздуха, с неба. Он мягко опустил носок на головной убор, примял его в асфальт и выпрямился. Это заняло секунду, но мне, существу, что видело мир иначе, секунда показалась минутой, и я смогла разглядеть все до мелочей: совсем не маленькие и нечеловеческие клыки в его полуулыбке, которую он не мог закрыть из-за двух пар зубов, даже блики воды в его черных зрачках и удивительных кровавых радужках. Он протянул когтистую руку к человеку и легко поймал того сзади за шею. Нечеловеческой силой он смог удержать живое существо больше и выше себя. Когда он сжал руку, по площади разошелся хруст, потом крик, и звуки стихли. Человек упал, а он сел на него сверху.

      Он убил его. Без промедлений, без жалости, без страха. Но и я не боялась его. Смерть в глазах фейри выглядит не больше, чем возвращение к своему началу, к земле. Я не страшилась мертвого, но изумлялась хладнокровности этого ребенка. Неужели мир настолько изменился? Хотя кого это волнует? Я нашла его, и стою перед ним. А он всецело отдается своему занятию: обыскивает человека, роется в карманах, в заплатках, распутывает одежды, что будто бы не из этого места. Из штанины трупа он вынул небольшой сверток и спрятал во внутреннем кармане своей короткой курточки. Встав, он собрался было уходить, но замер. Он повернул голову в мою сторону и с несколько секунд внимательно разглядывал меня без какого-либо выражения на лице, будто не узнавал, но смутно припоминал.

      — О, так ты же фея… — просиял он и улыбнулся, но улыбка его осталась безучастной, будто он просто растянул губы и остался этим доволен. — А что ты здесь делаешь? Как же твои золотые косы? Они были красивые. И то красное платье тебе шло.

      Он неожиданно подскочил ко мне и заглянул в глаза снизу вверх, чуть наклонив голову, подобно любопытной лисице. Во дворах послышался выстрел. Пуля пришлась в метре от нас по земле, однако этого было достаточно, чтобы я среагировала на настороженность человеческого ребенка. 

      Взяв его за бледную руку, дернула в сторону и увела в извилистые переулки, куда эти страшные люди не сунули бы носа. Пожив здесь так долго, я поняла, что в этом месте есть более маленькие места, которые обычные люди стараются обходить. Этот лабиринтоподобный переулок используют как заброшенное место, как место для тех, кто хочет потеряться и стереть себя из этого мира. Я помнила дорогу, и главным было — выждать время, когда преследователи уйдут, ведь выход отсюда только один, а они точно будут поджидать. Я остановилась у здания с тремя крутившимися шестеренками на стене, прикрепленными по непонятному механизму. 

      — Благодарю. Дальше я сам, — он вырвал руку.

      — Нет, — я обняла его, как ребенка. Он был невысокий, по грудь мне. — Ты здесь заблудишься.

      — Эй-эй! За кого ты меня принимаешь? Я настолько беспомощен? Фея, ты здесь всего ничего, а я вырос в городе, среди опасности, среди всех вот этих людей. Мне уже четырнадцать! А я все еще жив! И это далеко не везение или удача, — он был серьезен настолько, что хмурил брови и скалился.

      — Ты не против, если нас будет двое?

      Его лицо стало ровным, снова без выражения. Он сильно менялся от одно только действия.

      — Ты же балластом будешь. Мне не нужны такие.

      — Не буду.

      — Ты не понимаешь. Ты не единственная, кто висит у меня грузом. Пусть в твоих глазах я и ребенок, но у меня большая ответственность, и делать ее еще больше я не хочу.

      — Я и не стану тебе обузой! Я стану тем, кто сможет помочь тебе, второй ногой.

      — Мои две пока целы, — брезгливо искривил губы. — К тому же, ты не умеешь убивать, ты же фея, для тебя это порок. А для меня — норма. Возвращайся лучше в лес. Я все равно не доверю тебе секреты, пока ты не доверишь мне свою жизнь.

      Он произнес это легко и бездумно, будто что-то абсурдное, но безумно важное. И я ухватилась за эту мимолетную возможность.

      — Я отдам тебе свою жизнь. Забуду прошлую, начну новую. И убивать я могу. Светлая фея уже обратилась темной.

      Он посмотрел на меня удивленными глазами, а я не удержалась и погладила его, и снова как ребенка. И от этого стало внутри тяжелее. Я осознавала, что он во мне видит, что видят эти холодные красные глаза.

      Я забыла свое прошлое имя и приняла новое, то, что дал мне он. Я дала слово, поклялась на церемонии и стала одной из ведьм. Он вел ночной образ жизни и спал днем. Желая быть рядом с ним, я перестала спать днем и бодрствовала ночью. Он рассказывал мне о себе так много, что пропасть незнаний не уменьшалась, а только увеличивалась, становилась непомерно огромной. А мне делалось тоскливее. Ровно до тех пор, пока он не поинтересовался моей жизнью. Прошлой, той, которую требовал стереть из памяти. Это случилось спустя год, на одном из заданий, за которые он брался, чтобы заработать денег и прокормить всю свою огромную семью, главой которой он является.

      — Ты правда хочешь знать обо мне все?

      — М? Ну да, а что не так? — он пожал плечами. — Я же просил тебя забыть прошлое не для того, чтобы ты его забыла по-настоящему… Ох, ныне фейри клятвы давать не умеют? Печаль-беда-а… Все что тебе требуется, это всецело отдаваться мне без возможности вернуться к своей мирной и тихой жизни крошечной феечки. А чтобы это сделать, нужно позабыть то время. Но если ты согласна на все-все ради меня и без возражений сделаешь все, что скажу, то я вовсе не против, чтобы ты помнила. И мне тогда было весело. Хотя я тебя все еще не простил за то, что ты мне мешала спать, — по-детски сердито проворчал.

      Забываясь в воспоминаниях, я выполняла задание — прикрывала его и атаковала сама — и рассказывала ему о себе так долго, что с наступлением рассвета мы возвращались домой уставшие не только физически, но и морально. Кажется, я сильно заговорила его. После наши дни немного изменились: он, как мне кажется, стал теплее относиться к моему присутствию, чаще обращал на меня внимание и наши задания стали совместными. Это был долгий, очень долгий путь к его сердцу, но я рада, что смогла его начать, потому что я все еще не вижу конца.

      В следующем году, когда ему исполнилось шестнадцать, я стала неотъемлемой его частью. Но совсем не такой, какой видела себя в мечтах. Он не полюбил меня как девушку, но дорожил, как товарищем, другом, членом семьи, однако как только не назови, все не то. Я наткнулась на очень большую и широкую преграду, и пока не нашла способа ее преодолеть. Меня уже посещали мысли о смирении, но я их нещадно гнала. Однако затишье продолжалось еще год спустя. И продолжается до сих пор.

      Я никогда не понимала его мыслей, даже когда он говорил. И сейчас я не понимаю, зачем ему понадобилось направляться в Даллу, соседнюю с Лиерой страну, страну людей без магии. Мне казалось, нашим заданием является убийство их короля, потому что он зашел через парадную дверь, раскидав всю стражу. Потому что он пафосно разнес дверь ногой. Потому что без стеснений ворвался в покои короля и разогнал его горем. С его лица не сползала улыбка хищного зверя, которым он и был. Человек не успел сделать ничего, а уже оказался в плену его очарования, его сущности. За долю секунды он приручил короля, сделав его послушной куклой, и ушел. А спустя время только я и он поселились в человеческом дворце. Больше мы не брались за задания, а я все задавалась вопросом, почему он не сделал этого раньше.

      — Почему, спрашиваешь? А ты не предашь меня, если я скажу тебе кое-какое откровение?

      Я замотала головой, ведь и не помышляла этаким гадким делом.

      — Э-эх, и почему ты задаешь такие вопросы? На них сложно отвечать, — устало простонал и вздохнул. — Я же тебя слышу, ты знала? — красный цвет радужек опасно блеснул. — Я тебя слышал в лесу, я тебя слышал за деревом, и я знал, что ты слушала мой монолог. Но я не знал, как заставить тебя выйти. Думал я долго, а потом просто забил на это пропащее дело. Ты мне нужна была. Очень. Но ты меня избегала. Вот что я тогда сделал не так? А-а, не говори. Теперь-то ты здесь. И теперь ты знаешь, кто я. К тому же, разве мог я так рисковать?

      Я совсем не поняла, что он имел ввиду. Я не чувствовала, что он ответил на мой вопрос. Но он говорил искренне, честно, не утаивая ничего, как говорил всегда. Злость и не думала просыпаться, нападать на него. Я просто приняла его слова как факт. И радовалась тому, что нужна была ему, что он думал обо мне.

      — О, люди идут. Прячься, а то эти существа до омерзения жадные. Ты для них слишком лакомый кусочек.

      Я спряталась в камень, вшитый в его веревочный браслет. Это место он создал специально для меня, чтобы никогда не расставаться со мною, чтобы я всегда была рядом, и чтобы никто не смог меня найти. Здесь я проводила много времени, когда была в человеческом дворце. Я видела отсюда все, но не могла прикасаться к нему.

      Он выловил людей в коридоре и увлек их беседой. Они долго обсуждали сначала погоду, потом новости на телевизоре и плавно перешли к политике и экономике. Он на равных и даже высокомернее нужного разговаривал с важными людьми, отвечавшими за военную мощь Далла.

      — Хо-о-о! А я знаю, у кого та-ак много магических артефактов. Хотя здесь ее использовать нельзя… Но ведь военным это разрешено, — как бы между тем говорил он и краем глаза наблюдал за реакцией людей. — Эльфы создают просто невероятные артефакты! — в порыве эмоций он раскинул руки; лица важных людей изменились. — Ха! Но никто не может их достать. Слабаки.

      — Что, совсем-совсем? — поинтересовался один смертный.

      — М? Кто знает. Шанс-то есть. Мне в руки попала некоторая информация о небольшой трещине в их барьере… Хо, но это опасно и стоит немалых человеческих жизней.

      — Ох, нет, это рискованно, — возразил кто-то другой.

      — Согла-а-асен. У них там сейчас конец длительному конфликту. Так что все свое оружие в качестве подарков они перевозят друг другу. Ну, темные и светлые там…

      — Нет-нет, это все равно слишком опасно.

      Он ушел, вежливо прервав беседу, но остановился в нескольких метрах и продолжил слушать их беседу. Я тоже это слышала, слышала, как они приступили к обсуждению плана по нападению на эльфов.

      — Видишь, феечка, это называется «жадность», — победно осклабился.

      После мы отправились в Лиеру, где под мантией ночи проводили рекогносцировку. Я не выходила из своего укрытия, наблюдала отсюда, прокручивая в голове план, пока он не повернул в неизвестном направлении. Через несколько минут мы очутились в другом замке. Он вступил в бой со странной девушкой: она была в платье, с мечом в руках, растрепанная, как ото сна, и часто дышавшая. Он не убил ее, как многих других людей, да и дрался несерьезно. Мне казалось, они оба сражались для разогрева, будто проверяли друг друга перед предстоявшим большим сражением. Только раз задев эту девушку с огромной силой в кулоне на груди, они продолжили бесполезное сражение. Я терпеливо ждала, пока время не подогнало нас. Выпустив крупицу своей магии, я разбудила спавшие колокольчики в оранжерее неподалеку. Они разлились мягким звоном. Он понял меня и отступил.

      Мы замели тропы, которыми пришли, и исчезли. Но он не пошел по плану, а снова свернул на другую тропинку. Мы оказались у магазина. При входе он чуть не сбил ребенка, но вежливо извинился, купил газировку и помог дитю. Но, кажется, это человеческое дитятко сумело чем-то задеть его чувства, потому что он купил большую бутылку не для детских сил.

      — Чем он так не пришелся тебе? — спросила я.

      — Я не люблю ложь, — в голосе я услышала мягкий рокот.

***

      Пока принцесса справлялась о здоровье графа, навещавшие с гостиной начинали разбредаться. В комнате, помимо Лебе́рто и его сына, находилось несколько слуг, переживавших за графа. Но, гонимые работой, долго задерживаться не решались, и в конце концов остались в комнате только двое: герцог и его сын.

      Мальчик старался усидеть на месте, усилием воли заставляя себя успокоиться, но тревога поселилась в нем слишком глубоко, чтобы так просто исчезнуть. Видя метания сына, Лебе́рто ободряюще погладил мальчика по спине.

      — Не стоит так переживать, Ле́нс. Алекс сильный, хоть и глупый. Он справится, — мальчик поджал губы и через силу улыбнулся.

      Еще пару минут каждый думал о своем и никуда не спешил, но Лебе́рто неожиданно вскочил и скрылся в дверях. Ленс остался один на один со своими тревогами. Не выдержав, мальчик убежал из Луны так быстро, как только смог. Он давно преодолел ворота и, часто спотыкаясь, приближался к городу. Только дыхание его подвело, остановив бешеный бег. Ближе к вечеру Ленс добрался до города. Ночное небо размазывало черты лица, скрывая под темной маской того мальчика-аристократа, Ленса дели-ди Кри́стелса и превращая его в обычного ребенка без рода и имени. Городской воздух пах свободой, снимал с плеч все обязанности статуса и позволял вдоволь наслаждаться отведенным временем.

      Мальчик бегал под звездами совсем как щенок, впервые видевший всю красоту небосвода. Он заглядывал в витрины магазинов и мечтал когда-нибудь побывать между рядами с едой или одеждой. Эти, казалось бы, примитивные моменты жизни для обычных людей Ленсу открываются в новом, совсем не таком свете, как в Луне.

      Домики, мимо которых проходил мальчик, чаще всего были одноэтажными и бетонными. Они пестрили разноцветными красками и теплым светом. Во дворце всегда ярко горели лампочки или магические сферы, гаснущие только ночью, и все равно территория оставалась освещаемой. В Луне он не мог пройтись по тропинке и увидеть свет домов, заглянуть в окна и понаблюдать за жизнью незнакомых людей, так не похожую на его собственную.

      Впереди Ленса привлекла вывеску магазина, и только сейчас он заметил, как одноэтажки сменились многоэтажками, а по дороге редкими рядами заездили машины. Он вышел из первой линии, самой близкой к Луне и, как не парадоксально, далекой от центра города. Робко приоткрыв дверцу, мальчишка зашел в ярко освещенное помещение и зажмурился.

      — Приветствую, — за кассой стояла девушка, и мило улыбалась.

      Ленс кивнул. Он и сам не понял, зачем вошел. И раз он уже здесь, нужно было что-то купить. Только вот в карманах кроме незначительной мелочи ничего не было. Он даже и не знал, что бы ему приобрести на эти гроши. Стоя на одном месте, мальчишка мечтал провалиться сквозь землю.

      Дверь снова открылась, ударив Ленса по спине и толкнув вперед.

      — Пардоньте. Не думал, что ты тут встанешь.

      Голос у незнакомца оказался приятным и немного высоким, хорошо поставленным. Он был в капюшоне и темной куртке. Без стеснений прошел к кассе и постоял какое-то время, разбирая товар за спиной девушки, заплатил и забрал заказ: жестяную баночку кока-колы. Однако не ушел, а внезапно повернулся, чем напугал Ленса. Мальчик не видел глаз парня за темными очками, но разглядел бледность. Это в человеке Ленса оттолкнуло, однако что-то позволило усомниться в плохих намерениях посетителя. Неведомое, необъяснимое чувство располагало к незнакомцу. То была не харизма, но сила… Сила в голосе, в уверенных движениях, а прямой взгляд ощущался даже сквозь очки.

      — Хочешь чего? — поинтересовался он, облокотившись о стеклянную витрину и спрятав руки в карманы.

      — Э… воды?.. — Ленс не смел просить многого, да и не знал, что в таких ситуациях стоило бы сказать. Мальчик так сильно волновался, что забыл обо всем ассортименте магазина.

      — На кой-тебе вода? Или ты про сладкую газировку? — он искренне не понимал ребенка и только усмехался его словам, повертев баночку колы в руке.

      — Да, мне надо… Там, помыть кое-что, — быстро наврал и спрятал взгляд.

      Парень, окаменев, молча постоял и не предпринял никаких действий. Казалось, из-за очков Ленсу должно стать легче, ведь он не видит взгляда незнакомца, однако этот случай отличался от обычного: перед глазами ребенка темнело от внутреннего напряжения, от отсутствия возможности детально разглядеть лицо и узнать мысли человека. В другой ситуации он мог бы прочитать эмоции по глазам, но тут Ленс был вынужден стоять безоружным и даже без защиты. Он уже несколько раз пожалел, что что-то ответил, да и вообще зашел в магазин. Теперь, в эту долгую минуту, незнакомец не казался приветливым и притягательным. 

      — Ладно, — и на раз развернулся, малозаметным движением достав деньги и оплатив покупку. — Держи, — на выходе, незнакомец вручил Ленсу пятилитровую бутылку обычной воды и нагнулся: — впредь будь честнее, — над ухом, шипя рассерженной кошка, прошептал и ушел.

      Ленс ни на шутку перепугался, долгое время стоя с пустой головой и смотря на воду. Как донести это до дворца? Оставался только телепорт, которым он нехотя воспользовался. На последок оглянувшись и проверив, нет ли того незнакомца поблизости. Но след его давно простыл, укрывшись ночной тьмой.

      Захватив кувшин с кухни, мальчик отнес все в комнату Алекса. Граф лежал все так же — без движения и проблесков сознания. Озаботившись наполнением кувшина до краев, Ленс придвинул стул и сел. Взяв мокрую от пота ладошку старшего брата, он приготовился к рассказу о сегодняшней волнующей встрече.

      Где-то за небольшим холмом находилось водохранилище. Возле огромного озера располагалось высотное здание, в котором с помощью паровой техники и магии вода очищалась и подавалась во дворец.

      Принцесса была совсем не против своей части задания лишь потому, что добраться до этого места можно было с помощью телепортации, нравившейся ей и не занимавшей много времени и сил. Другое дело — Алекс, которому было все равно, куда и как добираться. Но не всегда это «все равно» распространялось на других — тошнота от телепорта не каждому приходилась по душе. Хотя принцесса не ощущала никакого дискомфорта, продолжая эксплуатировать телепорт даже в самых незначительных ситуациях.

      Сменив дорогое платье на свою обычную рабочую одежду, девушка телепортировалась прямо ко входу завода. При этом ее внимание рассеялось, тело стало легче перышка, а в голове на время поселилась невесомость — не самые приятные ощущения потерянности. Именно они пугали и заставляли чувствовать страх перед беспомощностью. И пусть от этих чувств нельзя было спрятаться ни за щитом бесстрашия, ни за титанической магией мудрых, люди все равно продолжали пользоваться им.

      Постучав в дверь из темно-серебристого сплава, звук которого звоном оповестил о гостье, девушка дождалась охранника, впустившего ее внутрь. До сего дня принцесса ни разу не посещала водохранилище Луны, и, подобно маленькому ребенку, она активно вертела головой и осматривалась. В полупустом помещении стояло мерное гудение, совсем редко вместе с ним слышались голоса рабочих сверху, в проходе или у бассейнов. Взгляд девушки зацепился за широкие, в полную стену, окна, пропускавшие дневной свет сквозь помутневшие от времени стекла. Она встала под самый луч и уловила теплый, чуть горелый запах лета; ее зоркие глаза заметили легкую вибрацию от жара. В помещении, которое пытались охладить четыре кондиционера, пахло хлоркой, а во рту чувствовался металлический привкус.

      Пока принцесса рассматривала тусклую отделку, к ней подошел управляющий — мужчина лет пятидесяти в строгом костюме. У него были темно-коричневые волосы, которые сейчас почти полностью выбелила седина; затуманенные глаза, вокруг которых было множество старческих морщинок, напоминали о своем возрасте, а на бледноватом лице — добрая, но серьезная улыбка.

      — Здравствуйте, ваше высочество, — учтиво поприветствовал мужчина. В этот момент она почувствовала от него родной уют, который однажды уже испытывала. Кажется, один раз во дворце этот человек бывал. Нет, скорее, даже жил в нем как один из людей Короля. Но возраст согнал его до управляющего этим местом. И не было в его глухом голосе отчаяния или сожаления — душа его с радостью ушла на покой.

      — Здравствуйте. Вы знаете текущее положение дел? — не став раскачиваться, она показательно окинула взглядом бассейны.

      Старик ласково усмехнулся, посмотрел на нее таким взглядом, словно знал, что это лишь начало ее жизни, ее правления. Он видел в своей принцессе, дочери предыдущего короля, следующего правителя, что продолжит череду побед Империи.

      — Да. Мы уже разбираемся. Есть вариант: можем перекрыть само водохранилище до тех пор, пока не разберемся в причине, — уловив мысль, управляющий по пути к своему кабинету доходчиво разъяснял ситуацию.

      Кабинет его был скромным. Маленький диванчик, столик и кресло у небольшого окошка, над которым крепилась картина с зимним пейзажем.

      — Вот, — указкой обведя магическое изображение на стене, начал объяснять. — Водохранилище — это большое озеро. Эта труба соединяет наш завод с ним, а вот эти сооружения — очищающие механизмы, а это — бассейны с фильтрованной водой. Поступая в Луну, она повторно проходит проверку, и только потом ее пропускают во дворец, — с облегчением выдохнув, закончил управляющий. Он слишком глубоко ушел в свои мысли, создавая в кабинете мертвую тишину, в которой лишь гудение механизмов нарушало ее.

      — К чему вы ведете? — внимательно разглядывая схему на доске, девушка старалась найти подвох в сказанном, немного хмуря тонкие брови.

      В руках она перебирала бумаги, предоставленные ей как отчет. Девушка часто переставляла ноги под столом и ерзала на деревянном стуле, стараясь сесть поудобнее. Но ничего ей не помогало. И пусть старик видел мучения, он ничего не предпринимал. Может, за этим что-то и крылось, а может он просто принимал ее за обычного человека. По его мутному старческому взгляду принцесса не могла понять мыслей, оставаясь со своими догадками наедине.

      — Дело в том, что вода отравлена только в бассейнах, по трубам она течет чистая, — усталым тоном пояснил мужчина и покачал головой.

      — Разбирали состав? — после молчания спросила принцесса, подняв ясный взор.

      Она не помнила его, забыла этого мужчину, но он хорошо помнил юную леди. В ее красивых карих глазах не было темной скверны, их чистый свет, почти медовый оттенок, доставшийся ей от смеси обоих родителей, был похож на закатное солнце: такое же светлое и непорочное. Вглядываясь в них, он почти позабыл про вопрос, но вскоре опомнился.

      — Выясняем, — с загадочной улыбкой кивнул управляющий. Пока мужчина витал в облаках, его взгляд затерялся среди неосязаемых видений, открытых только ему.

      — Хорошо, удачной работы, — девушка буквально вскочила с неудобного стула полная радости его покинуть, и вышла за дверь, не дождавшись ответа.

      Подобно отцу, принцесса выезжала из дворца и лично разбиралась со всеми проблемами, возникающими в Империи. Ее появление люди сравнивали со снегом в летнюю пору: без предупреждения, неожиданный визит нагонял холоду на безответственных работников; а от визита принцессы стены в буквальном смысле леденели, покрывались прозрачной коркой. 

      Управляющий подошел к стене и поскреб хрупкий лед ногтем. Тот посыпался и на полу растаял.

      Принцессу окружала небольшая цветочная равнина с ровными деревьями вдалеке. Пологий берег, уходящий в воду, будто приглашал к себе в гости. Легкий, свежий ветерок создавал мелкую рябь, колыхал тонкие стебли летних трав и пушистые кроны деревьев. Ровная тропинка из рассыпчатого песка вела к берегу, не давая путнику сбиться с пути, потревожить колыбель зелени и расцветавших цветов.

      Осмотревшись вокруг и поначалу не заметив ничего подозрительного, она принялась изучать усыпанный травами и замшелыми камнями берег. Внимательно обойдя озеро вокруг лисьим шагом, принцесса заметила место с мокрой травой.

      «Вышла из берегов? — недоверчиво подумала девушка, но потом присмотрелась еще внимательнее. — Нет. Тогда и остальная трава была бы мокрой, — вместе со спокойным течением мыслей, она с грацией присела на колени и провела рукой по мягкой траве, та тронула током и оставила на ладони мокрый след. — Специально? Заняться кому-то нечем? Бред», — кусая розовые губы, в поисках ответа, девушка сорвала одну травинку и поместила в намагиченный сосуд.

      Ее внимание привлекла тоненькая влажная линия на камнях и траве, уводившая взгляд в сторону деревьев. Не мешкая, принцесса решила пойти по следу.

      Сфокусировав взгляд на следе, она мгновенно перемещалась, изредка смотря на мокрую линию. Ее черная обувь едва касалась земли, приминая сухие ветви и камни в податливую почву. Сильный поток ветра не мог остановить ее в стремлении увидеть конец этого следа, а мощные стволы деревьев с их раскидистыми ветвями и на препятствия не были похожи. Используя магию ускорения и телепортации, она уже через несколько минут оказалась у границы Лиеры и Даллы, где резко остановилась. Несмотря на то, что линия уходила за границу, продолжать путь дальше она не могла.

      Для пересечения границы ей понадобилось бы специальное королевское разрешение. Иными словами — печать. Не было затруднений с переходом внутри Лиеры, поскольку магия тут была разрешена и активно использовалась. Проблемы начинались за пределами границ — там, где на магию наложили вето, а значит, магов гнали и презирали. Для их неприкосновенности за пределами «дома» прошлые короли подписали соглашение, где оговорили правила «туризма» через границу. Оно так и не было нарушено. Обе стороны остались солидарны. 

      Принцесса с собой не носила печать — слишком уж дорога она была для Империи, и не выносилась за пределы замка. Печать навечно оставалась в стенах Луны, прикованная магией ко дворцу. Это никак не мешало девушке использовать ее, напротив, принцесса с трепетом осознавала, что столь важная вещь находилось под бдительной охраной двадцать четыре часа в день и семь суток в неделю, да еще и с отцовской магией.

      «Нужно позвонить Алексу. Он как раз должен находиться в пути или на границе. Думаю, для него не будет проблемой проследить линию до конца, — она прислонила к уху телефон, с набранным номером, где уже слышались гудки. Спокойный взгляд девушки переменился на недоумение. — Что случилось? Почему не берет? Разлом?»

      Принцесса тяжко вздохнула, поняв, что довести до конца эту линию ей не удастся. Детское разочарование накатило неожиданно и обрушилось со всей силой, не позволив шестому чувству докричаться: стоило сделать один шаг назад, как сгустившийся до осязаемости воздух позади подтолкнул невесомой рукой в спину, втолкнув в открывшийся портал, в котором принцесса бесследно исчезла.

Примечание:

Ленс — через [е].