Глава2- Насыщенный цвет.
Не прошло и четырех часов с той секунды, как Мундиры
с Халатами разошлись, а я, прошедший
через шприцы нескольких Халатов и
сканирование мозговой активности от
еще одного, вновь сижу в своей капсуле
на борту крейсера, двигающегося курсом
на одну из окраинных колоний Федерации.
Меня удерживают в кресле захваты, но я
могу двигать пальцами рук и ног, и мне
этого вполне хватает, чтобы улыбаться.
Я никогда прежде не был на свободе так
долго, так что мне нравится творящееся
вокруг, несмотря на то, что никто больше
не улыбается.
Новое оружие, что мне дали для пробных стрельб,
также заставляет меня улыбаться,
размышляя о том, какие дырки оно делало
в тех мишенях на стрельбище. Новая
винтовка явно была мощнее тех, из которых
я стрелял прежде, а огнемет был эффективен
против противников, предпочитающих
нападать группой. Но я прежде не встречал
подобных, так что я испытываю нечто
вроде ощущения холодка. Но он не снижает
мою эффективность, а, скорее, наоборот,
хорошее чувство.
И вот по палубам прокатывается рев,
сигнализирующий о том, что транспортники
уже ожидают нас в ангарах. А через две
секунды после его начала захваты на
моих руках и ногах раскрываются, давая
мне свободу. Снаружи я присоединяюсь к
моим братьям и, повинуясь мигающей
зеленой стрелке, двигаюсь вперед. Мундир,
ждущий нас на выходе, орет и машет руками,
распределяя нас по машинам. И я улыбаюсь
вновь- знакомому звуку низкого рычания,
издаваемому двигателями «Медведей».
По-трое, мы рассаживаемся по десантным
отсекам БТР-ов, и я замечаю стоящих в
глубине ангара солдат. Похоже, в этой
высадке мы пойдем впереди них.
Я возвращаю взгляд на лица своих братьев,
безэмоционально ожидающих отправки
под тусклым светом ламп. Они кажутся
зелеными, что отличается от обычного
их цвета, и я спрашиваю у них, каков их
статус. Они смотрят на меня, но тут голос
в коммуникаторе велит мне заткнуться
и не засорять эфир. И я замолкаю, продолжая,
впрочем, изучать обстановку. Если мои
братья нездоровы, то это может снизить
и мою эффективность. Ведь я являюсь
частью отряда.
Эти мысли роятся в моей голове и даже
вибрация, свидетельствующая о том, что
мы вошли в атмосферу планеты, не может
отвлечь меня от них. А вот щелчки от
попаданий в наш транспорт смогли это
сделать. Я считал подобное естественным-
ПКО были везде, особенно в колониях на
рубежах с неисследованным космосом. Но
тот факт, что они вели огонь по своим,
был чем-то новым. И я ощутил холодок, но
на этот раз улыбаться не хотелось.
Мы приземлились жестко- по ощущениям, это
были все 10G. Меня, как и всех остальных, вдавило в кресла, а
внутренности попытались спуститься
вниз, в ноги, но это ощущение быстро
исчезло, когда двери десантного отсека
открылись и БТР-ы поползли наружу. Я тут
же открыл бойницу, чтобы оценить
обстановку. Вид не вызывал у меня желания
улыбнуться, но вот тот холодок вернулся,
едва я увидел изрытую воронками от
бомбовых ударов землю, во многих местах
попятнанную какой-то зеленой жижей.
И тут я увидел одну из боевых машин противника-
похожая скорее на паука, нежели на
массивные коробки наших БТР-ов, она
лежала разбитой прямым попаданием
авиабомбы. От ее фиолетового корпуса
целыми остались только пара кусков
обшивки, на которых я ясно видел какой-то
узор. Но что он означал, я не знал, да и
не задавался этим вопросом, а просто
подмечал все детали. В их число входили
тела гуманоидов, облаченных в некое
подобие наших скафандров, и осколки
странных механизмов, уходящих глубоко
в почву.
В наших ушах звучат приказы, а потом все смолкает
на полуслове- помехи перебивают сигнал.
БТР останавливается, как и было ему
сказано, а мы молча сидим, ожидая
возобновления сеанса связи. Идут минуты,
но радио молчит. Как и мы, никто не
двигается, никто не шевелит и пальцем.
А впереди что-то происходит- я слышу,
как БТР-ы, ехавшие впереди нашей машины,
двигаются. А этого не должно было
произойти- у нас один канал связи на
всех. И мы все должны были оставаться
на месте до получения дальнейших
инструкций.
«Основные директивы»- память услужливо шепчет
мне это понятие на ухо и я быстро хлопаю
соседа, сидящего ближе всех к выходу,
по плечу и шепчу ему- Директива 1- наивысший
приоритет приказа. У нас был приказ-
оставаться на месте! Экипажи этих машин
отказываются следовать директиве 1!
Директива 10- Если один из нас отказывается
выполнять приказ- мы должны всеми силами
воспрепятствовать ему!
Его лицо не выражает ничего, но он открывает люк
десантного отделения, и мы всем отрядом
выбираемся наружу, привычно выполняя
первичную рекогносцировку. Я использовал
общий канал, так что экипажи пяти машин,
идущих рядом с нашей, также покидают
свои БТР-ы, рассредоточиваясь вокруг и
занимают позиции, готовясь к бою. Мы
действуем быстро и слаженно, как одно
целое, и я не удивляюсь уже привычному
позыву улыбнуться. Этот жест вызывает
у стоящих ко мне ближе всего братьев
явный интерес. И я считаю себя вынужденным
пояснить им- Я ощущаю себя максимально
эффективным и мотивированным.
Они покидают свои места и, держа наготове
оружие, идут ко мне, чтобы получше
рассмотреть мои лицевые мышцы и то,
какие группы я напрягаю для того, чтобы
выразить свою боеготовность и
эффективность. Мои братья. Они должны
знать то, что знаю я. Чувствовать то, что
чувствую я. Чтобы эффективно выполнять
приказы и быть нужными Мундирам. Чтобы
получить шанс обрести свободу на тот
же срок, что и я.
Окружающие меня безжизненно-спокойные лица одно
за другим растягиваются в улыбках и я
говорю им- Мы эффективны и должны
выполнить положение директивы 10!
Улыбающиеся лица кивают и мы идем вперед,
используя замершие на местах БТР в
качестве прикрытия. У меня мелькает
мысль использовать пару машин в качестве
огневых точек и я говорю остальным об
этом. Противоречий нет- ближайшие к
бронированным тушам просто лезут на
них и занимают места у пушек.
Я иду в авангарде и первым замечаю торчащий из
почвы предмет. Моя рука поднимается и
мои братья останавливаются. Никто не
задает вопросов, никто не покидает
строй- мы эффективны и едины, как рука
и пальцы. Ветер свистит в моих ушах,
когда я наклоняюсь к этой штуковине,
напоминающей камень, но имеющей явно
искусственным образом созданную форму.
Она не похожа на мину и, к тому же, не
сработала, когда мимо нее проезжали
БТР, быстро удаляющиеся в направлении
виднеющегося неподалеку поселения.
Я осматриваюсь еще раз и мне в глаза
бросается тот факт, что ослушавшиеся
директивы братья находились как раз в
тех машинах, что преодолели этот камень.
А первые из оставшихся с нами шести
бронетранспортеров стояли как раз у
него. Взяв бинокль, я прочертил воображаемую
линию через этот камешек и нашел на ней
еще два таких-же. Вместе они образовывали
дугу, идущую вокруг того поселения.
Сомнений нет, эти устройства мешают нашей
эффективности. Я опускаю ствол винтовки
и произвожу выстрел в камешек. Он
взрывается, создав странное фиолетовое
гало, которое исчезает лишь через десять
секунд, откликнувшись в наших рациях
протяжным мелодичным воплем. Пару
мгновений я моргаю, пораженный своим
внезапным желанием бросить все и бежать
вперед. Но я одерживаю верх над этим
порывом- он мешает моей эффективности,
а следовательно, должен быть подавлен.
Я бросаю взгляд назад и замираю- практически все
мои братья стоят, безвольно опустив
руки вдоль корпуса, а их оружие лежит
на земле. Вот первый, что стоял около
меня, делает шаг вперед- к останкам
камня. Я хватаю его за плечо и встряхиваю,
чтобы вернуть к эффективному состоянию-
Директива 1! Мы должны выполнить приказ!
Спокойное лицо, что я вижу под козырьком
его каски, медленно розовеет и он шепчет
что-то непонятное.
Как и все остальные. На их губах одно и тоже
слово и я слышу его в своих ушах, когда
приближаю их к лицу ближайшего ко мне
солдата- Атаракс. Они повторяют его раз
за разом, как будто пытаются заучить,
подобно тому, как мы учили директивы.
Практически все мои братья разом
перестали быть эффективны и виной тому
стал тот камешек. И тот, кто его туда
поставил. Наш неизвестный противник. Я
вновь испытал тот приятный холодок от
мысли о том, как же силен этот враг, без
единого выстрела лишивший шестьдесят
одного моего брата любого подобия
эффективности.
Взяв на свою броню все, что смогу унести без
потери мобильности, я завожу БТР и
пытаюсь связаться с крейсером в последний
раз. Ничего- только помехи и
«Атаракс...атаракс...атаракс» на заднем
плане. Сквозь экраны я вижу, что мои
братья также начали свой путь к поселению,
побросав свое оружие на песок и переходя
на бег, едва переступят ту дугу, тянущуюся
через останки камня. Один за другим они
проносились мимо и все мои слова о
эффективности и директивах пролетали
мимо них, исчезая в свисте ветра.
Радио молчало и все, что мне оставалось, это
выполнять боевую задачу теми силами,
что у меня имелись. БТР заворчал и
устремился вперед, а я не ощутил ничего
нового, когда пересек границу периметра,
выстроенного противником посредством
тех камней- точку невозврата. Что-бы это
ни было- я был сильнее, был эффективнее
и я все-еще мог улыбаться.
Но чем ближе я становился, тем сильнее был гул
на границе слышимости- сверхнизкий
звук, заставлявший зубы ныть, а кости-
вибрировать и зудеть. Улыбка постепенно
сползла с моих губ, когда я стиснул зубы
и поддал газу, чтобы проскочить очередный
охранный механизм противника. Дорога,
по мере приближения к серым корпусам
поселения и его поблескивающим под
лучами здешнего солнца крышами,
становилась все более неровной и в
очередной выбоине БТР наскочил на
лежащего в ее центре человека. Кем бы
он ни был, он уснул моментально, так что
я просто принял как данность тот факт,
что вероятно, в следующей выбоине также
придется раздавить кого-нибудь.
Краем глаза я замечал бегущие вокруг машины
силуэты в знакомой форме, но они меня в
упор не видели, отчаянно стремясь вперед,
к видимой только им цели, находящейся
в поселении. И я направил БТР им вслед,
на ходу проверяя снаряжение. Кем бы ни
был противник, пока что я не заметил
никаких признаков его присутствия- ни
машин, ни солдат. Только те устройства,
снижающие эффективность атакующих. Они
были крайне эффективны, но на деле просто
отсеивали наименее готовых к бою. И
доказательство сидело сейчас за рулем
боевой машины, вооруженное и эффективное,
как никогда. И доказательством тому
была моя широкая улыбка.
Впереди меня неслась целая толпа, так что я не
опасался того, что могу нарваться на
мины, я скорее боялся за то, то могу
случайно подавить гусеницами
бронетранспортера своих братьев.
Впрочем, это было не самым плохим
вариантом для них. Абсолютная потеря
контроля над обстановкой в условиях
боя всегда приводила к плачевным
результатам для моих братьев- если они
доживали до возвращения на базу, их
капсулы долго пустовали, пока их
владельцев осматривали Халаты. Иногда
это занимало целые сутки, но они
возвращались, неся на своих выбритых
налысо головах новые шрамы.
Я мог только гадать, что с ними делали- у меня
не было таких шрамов, но и контроля я
никогда не терял. Или не помнил об этом.
Я осознавал, что у меня бывают провалы
в памяти, но шрамы, а точнее, их отсутствие,
были неопровержимым доказательством
того, что я самый эффективный представитель
подразделения «Коготь». Вспомнив об
этом, я вложил в улыбку новую для себя
эмоцию- насколько я помню, она называлась
«гордость» и поправил перевязь с
гранатами, висящую на груди. Пришло
время доказать свою эффективность.
БТР, порыкивая мотором, въехал на территорию
поселения и остановился в начале улицы.
Я не хотел попасть в засаду, так что не
спешил, пропуская вперед своих братьев,
уверенно бегущих к самому большому из
зданий, возле которого стояли наши БТР,
все, как один, с открытыми люками. Как
выяснилось, уверенность бегунов имела
под собой прочное основание- они
беспрепятственно добрались до входа и
исчезли в дверях, гостеприимно
распахнувшимся им навстречу. Ни выстрела,
ни движения- вообще ничего. И, после
того, как последний из Когтей вошел
внутрь здания, поселок вновь опустел.
Пару раз осмотревшись через прицел бортовой
электропушки, я наконец-таки решился
проехать еще немного вперед по улице,
чтобы подобраться поближе к зданию,
которое на поверку оказалось «торговым
центром», совмещающем в себе еще и
«кинотеатр» и «салон красоты». Я видел
эти слова раньше, но не знал, что они
обозначают, поэтому был вдвойне осторожен,
направляя машину к дверям.
Но никто не пытался мне помешать, даже когда я
использовал пушку для того, чтобы
уничтожить двери и расчистить себе
проход. Ее три ствола с воем исторгли в
сторону фасада торгового центра около
тридцать зарядов, моментально превративших
в труху металл и пластик, служившие
основой стен, и БТР свободно проехал
внутрь.
Первые секунды я был абсолютно неэффективен,
пораженный открывшимся мне зрелищем
не хуже, чем светошумовой гранатой-
перед моими глазами была самая прекрасная
вещь, что я когда-либо видел. Огромная
глыба стекла, которой была придана форма
какого-то зверя, изящного и стремительного
на вид, стояла перед БТР- ом, возвышаясь
над ним как-минимум, метра на три и
сверкая в свете его фар миллионом граней.
Мой язык коснулся моего неба и оказался
неприятно сухим, и тут я понял, что смотрю
на эту восхитительную вещь с открытым
ртом.
Я не был одинок в своем восхищении- два моих
брата стояли возле нее на коленях с
выражением, которое я бы описал, как
олицетворение понятия «неэффективный»-
глаза полуприкрыты, руки безвольно
висят, а рты полуприкрыты и из уголков
течет слюна. Я машинально вытер свой
рот рукавом и посмотрел на блестящую
глыбу с новым чувством- ярким,
сконцентрированным желанием уничтожить
то, что делает меня и моих братьев
слабыми, даже, несмотря на то, что оно
так прекрасно.
Пушка бронетранспортера завыла вновь и глыба
разлетелась на кусочки под градом ее
снарядов, осыпав и БТР, и моих
коленопреклоненных братьев, лавиной
осколков, которые забарабанили по
обшивке, точно град. Я улыбнулся и подал
машину вперед, чтобы раздавить ее
останки, но тут-же скривился, когда
услышал под гусеницами знакомый мне по
происшествию на дороге звук- треск и
хлюпанье. Один их моих братьев прыгнул
под БТР.
Я едва успел затормозить, когда услышал грохот
и корму машины резко приподняло вверх.
Панель управления тотчас же замигала
десятком красных огоньков, но я был
занят другим- искал второго Когтя, того,
кто бросил в меня гранату. Но он нашел
меня первым, прорвавшись через разорванную
взрывом обшивку и схватив меня удушающим
захватом. В мерцающем красном свете его
руки казались залитыми кровью, а на
левой, несомненно, была глубокая рана,
оставленная острым краем бронелиста,
но он смог проделать такой маневр без
экзоскелета, да еще и врасплох меня
поймал! Я вновь ощутил гордость, но
быстро прогнал эту эмоцию и плавным
движением открыл люк над своим сиденьем.
А после резко вывернулся из захвата,
воспользовавшись тем, что бронированная
спинка сиденья мешала моему брату
последовать за мной вперед.
Пистолет в моей руке дернулся, когда я выстрелил
в темно-красный силуэт Когтя, но тот
лишь издал нечленораздельный вопль и
рванулся прочь, сопровождаемый пулевыми
трассами. Я не промахнулся- ни с такого
расстояния, но, тем не менее, мой брат
смог уйти, даже убежать. Неужели он стал
эффективнее меня за то краткое время,
что не подчинялся директивам? Как такое
могло произойти? Мои мысли путались, а
пальцы неохотно откликались на мои
команды. И, когда я поднес руку к глазам,
то с изумлением увидел, как они трясутся.
Едва заметно, но все-же.
Мои ботинки скрипели по стеклянным крупинкам,
пока я брел вперед, держа оружие наготове.
Показавший себя бесполезным в столкновении
с моим братом, боеприпас 45 калибра
остался в БТР-е. Я заменил его бронебойными
во всем оружии, к которому смог найти
подобные пули. И теперь испытывал тот
самый приятный холодок, ожидая шанса
использовать его.
Но торговый зал вокруг меня был все так-же
безмолвен, только маленький робот-уборщик
деловито сновал туда-сюда, подбирая
невидимую глазу пыль. Я проводил его
взглядом, улыбнувшись при виде того,
как он замер, будто вкопанный, увидев,
какие завалы стекла ожидали его впереди.
Но робот зажужжал и смело бросился в
бой, на что я одобрительно кивнул и,
улыбнувшись, также поспешил вперед.
Силуэт появился передо мной абсолютно неожиданно
и я на автомате вскинул в его направлении
винтовку, лишь для того, чтобы увидеть
в прицеле улыбающееся лицо пластикового
человека- одного из тех подобий, что
носят на себе человеческую одежду для
того, чтобы люди из плоти и крови могли
посмотреть на то, как она будет сидеть
на них. Я заметил движение сбоку в самый
последний момент, а потом сильные пальцы
сомкнулись на цевье винтовки, не давая
мне развернуть оружие.
Коготь предугадал, что я попытаюсь застрелить
его из пистолета, достав его из боковой
кобуры свободной рукой, так что выбил
оружие сильным ударом своего ботинка.
И тут я подловил его на захват- моя рука
прошла под его колено и я, развернувшись,
бросил его на пол. Он потянул меня за
собой, все еще удерживая винтовку, и
перебросил через себя, уперев ногу мне
в грудь. Я сумел избежать падения на
спину, но моя положение все еще было
проигрышным. Коготь резким движением
перекрутил ремень моей винтовки так,
что импровизированная петля врезалась
мне в шею, а сам уперся ногой мне в
позвоночник.
Я слышал,как он бормочет что-то непонятное,
вперемешку с тихими «ха-хи-ха-ха», и это
абсолютное несоответствие между его
поразительной эффективностью и поведением
заставило меня всерьез подумать об
очередном компромиссе. Но времени на
это не было, так что я сделал то, чему
меня учили- жертва ради победы. Я вытащил
нож и стремительным движением рассек
сначала ремень винтовки, а потом сухожилие
на ноге потерявшего равновесие Когтя.
Он даже на секунду не прервал свой бессвязный
монолог, а рванулся вперед, пачкая пол
своей кровью и попытался достать меня
ударом ноги в прыжке. Я ушел вбок, но
лишь для того, чтобы попасть под его
кулаки- быстрая тройная комбинация
ударов в корпус, заканчивающаяся
подсечкой в нижний ярус. Коготь выполнил
ее очень быстро, но я успел уйти из зоны
подсечки и контратаковать абсолютно
нетехничным ударом ноги в голову.
Как я и думал, выучка просто не позволила ему
среагировать на это и он почувствовал
все. Его тело расслабилось и рухнуло
вниз. Когда его затылок стукнулся о пол,
я позволил себе поискать взглядом свои
винтовку и пистолет, но тут-же пожалел
об этом. Голова Когтя ударилась мне в
грудь с такой силой, что я отлетел назад,
словно в замедленной съемке видя его
оскаленные красные зубы, налитые кровью
глаза и мой нож, торчащий из его правого
легкого.
Я видел подобное раньше- во время боев с
террористами в Нью-Мумбае: бойцы,
обколотые Аресом, руками дробили бетон,
чтобы добраться до нас и дипломатов,
находящихся под охраной Когтей, и падали
только тогда, когда свинец пробивал им
головы. Но последняя лаборатория была
уничтожена более двух лет назад, и с тех
пор я не встречал «детей Ареса» и не
испытывал особых сожалений по этому
поводу.
Но стоящее напротив меня существо явно не
было любителем Ареса- его мышцы не
превосходили мои размером и тонусом, а
в движениях не было ни признака нервных
подергиваний, свидетельствующих об
отмирании нервных окончаний- одном из
самых «приятных» послевкусий этого
наркотика. Но он явно принял нечто,
повысившее его силу и болевой порог, а
также лишившее его какого-бы то ни либо
самосохранения. Он даже не обратил
внимания на нож в своей груди, всецело
поглощенный мной, и, после того, как
смерил меня голодным взглядом, вновь
бросился вперед.
Мы обменялись серией ударов кулаками, а
после мне удалось пройти ему в ноги, но
он тут-же вбил меня в пол одним ударом
кулака по спине. Я едва не отключился,
но тот факт, что его нога вот-вот раздавит
мою голову, как арбуз, мгновенно заставил
мои инстинкты напрячься. Я быстро
перевернулся и, использовав потерю им
равновесия, ударил его под колено опорной
ноги. Коготь опрокинулся и я смог,
наконец-таки, достать из его груди свой
нож.
Я уже практически вонзил клинок в горло Когтя,
когда его пальцы сомкнулись на зазубренном
лезвии и остановили меня. Вторая рука
моего бывшего брата схватила меня за
горло «тигриной пастью» и я ощутил, как
его пальцы нащупывают кадык. Я не стал
ждать того момента, когда он мне его
вырвет, и откатился назад. По весьма
удачному совпадению, после третьего
переворота я оказался лицом к рукояти
моего пистолета, лежащего на полу, и,
перевернувшись на спину, воспользовался
им.
Коготь,уже вскочивший на ноги и перехвативший
нож для броска, не успел среагировать
и пуля прошла сквозь его череп навылет,
разбив витрину позади и засев в яркой
картине, изображавшей легко одетого
человека, стоящего около странного
дерева и поправляющего свою одежду,
состоящую из трех кусков материи,
прикрывающих гениталии. На его лице
была широкая довольная улыбка, которую
ничуть не портила дырка от моей пули
прямо посреди лба.
Заинтересованный настроем, который излучала эта картина,
я подобрал свое оружие и , вернув винтовку
на спину, а пистолет- в кобуру, убрал нож
обратно за пояс, а после перешагнул
через тело своего уснувшего брата и,
сквозь разбитую витрину, прошел внутрь
магазина, не спуская глаз с довольно
улыбающегося человека. Его улыбка
казалась такой настоящей, что я осторожно
протянул руку и коснулся гладкой
поверхности изображения, чтобы коснуться
этого момента и почувствовать себя
эффективным вновь. Но прикосновение не
оставило мне ничего, кроме впустую
потраченных секунд. Картина не дала мне
того ответа, что я искал.
Или же я плохо смотрел? Вновь окинув взглядом
улыбающееся лицо, я заметил нечто новое-
на губах человека была краска, или что-то
подобное ей. Сочный фиолетовый цвет,
явно нанесенный одной из тех маленьких
гильз, выстроившихся на полочке у ног
этого человека. Да, это явно была одна
из них- увеличенная двумерная копия
такой-же красовалась на картине, рядышком
с фигурой того человека. Она была такой
огромной, что при недостаточном освещении
я принял ее за дерево.
Подняв один из этих контейнеров, я покрутил
его в руке и, обнаружив срез, надавил на
него. Видимо, они были сделаны не из
самого прочного пластика- контейнер
раскрошился в моей ладони, и оттуда
выпал кусок той красящей субстанции-
по счастливому стечению обстоятельств,
именно такой, как и на картине. Насыщенный
фиолетовый. Я поднял его и посмотрел на
картину. Человек все улыбался своей
фиолетовой улыбкой, вызывая у меня целую
гамму новых ощущений, среди которых
преобладало желание сорвать со стены
плакат и уничтожить его. Но я все еще
держал себя под контролем и решительно
провел куском краски по своему лицу, а
потом еще и еще.
Я не мог оценить результат своими глазами, и
пока что не чувствовал желания улыбнуться.
Оно появилось, когда я прошел пару шагов
влево и посмотрелся в одну из зеркальных
панелей, украшавших стену около той
картины. Три широких фиолетовых полосы
проходили через мое лицо, подобно дорогам
на карте, и сразу же, после того, как я
их увидел, по неизвестной причине моя
грудь начала вздыматься, а голосовые
связки- исторгать в окружающую тишину
странные звуки- «ха», «хух», «вахахах».
Руки тряслись,а колени едва-едва держали
тело в вертикальном положении, пока я
испытывал это новое чувство, определенно,
бывшее весьма полезным. Ведь на мои губы
вернулась широкая искренняя улыбка, и
она была насыщенного фиолетового цвета.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления