Онлайн чтение книги Свет и тьма с подножья Хнокки Light and shadow from the foothills of Hnokka
часть 2

Прежде чем войти в святилище или выйти оттуда — не важно, с какой целью и когда — необходимо было поклониться. Это делалось на пороге, но поклон был обращен к трем идолам, стоявшим на алтаре — небольшим статуэткам, вырезанным из дерева и украшенным росписью. Все три изображали ястребов.

Воспитанники храма хорошо знали это правило, поскольку именно они поддерживали чистоту и порядок в обоих зданиях храмового комплекса, и часто по поручениям или по работе им приходилось бегать из холла во двор, а со двора в святилище и обратно. Перед входом кланялись всегда, но на выходе некоторые забывали об этом — и тогда тот, кто видел ошибку другого, почитал своим долгом сразу же напомнить ему об этом:

— Эй, а поклон?

— Черт, точно!

Янне не забывал никогда. Ему нравилось кланяться, потому что это походило на игру, и если ему случалось заметить, как о поклоне забывали другие, он чувствовал некоторое превосходство над ними, хотя и не отдавал себе в том отчета. Истинный смысл, заложенный в это действие, его волновал мало: с одной стороны, он кланялся богам, которые, как ни посмотри, заслуживали уважения, с другой — никому конкретному.

Три резных статуэтки с алтаря ему нравились тоже. Именно они торчали из его карманов, когда он вприпрыжку подошел к девочкам, работавшим во дворе.

— Что вы делаете? — спросил он.

— Мы красим ткань в черный цвет! — радостно сообщила Каря. Янне нагнулся над большим дымящимся котлом, в котором плавали куски полотна, но тут же отпрянул и закашлялся.

— Фу, ну и вонь!

Хэри сунула в костер очередное полено.

— А ты чем занят?

По его озорному взгляду и улыбке она поняла, что Янне задумал какую-то пакость. На этот раз Хэри была твердо настроена отговорить его — напомнить о том, что они обсуждали на днях и чем чревато непослушание. Но Янне вытащил из карманов статуэтки, и все доводы, которые Хэри собиралась высыпать на него, исчезли из ее головы в мгновение ока.

Священные идолы, с которых жрица с трепетом сдувала пылинки сама, а детям трогать не позволяла, даже смотреть на которые слишком долго было нельзя — те самые идолы, которым все, даже жрицы, почтительно кланялись при входе — находились сейчас в руках Янне, а один из них он сунул под мышку.

— Мне вот что интересно, — он постучал фигурками друг о друга, повертел их, подкинул. — Эта грымза иногда закрывается в святилище на целый день и не выходит оттуда, никого не пускает. И каждый раз после этого — я проверял — эти штуки стоят слегка в ином положении, чем стояли раньше. Что она там с ними делает, а?

— Верни их на место! — Хэри вскочила, чуть не опрокинув котел. — Их нельзя трогать! Вдруг ты теперь будешь проклят?

— Как видишь, нет, все в порядке. — Янне пожал плечами. — Но блин! Ты об этом никогда не думала? Если их нельзя трогать, кто же их тогда вообще сделал? А разрисовал кто? О, смотри, тут краска стерлась.

Он показал ей место в верхней части статуэтки, там, где у идола была голова.

— О великие Сичжи, Ринрин... и кто-то там еще, — Голос Янне стал отдаленно похож на старушечий, нижняя губа оттопырилась, а глаза закатились. — Я ваша верная слуга Зварга, и я прошу лишь об одном. Сделайте меня молодой и красивой, чтобы зубы выросли заново, грудь не обвисала, морщины разгладились, а бородавки исчезли!

Актерский запал так охватил Янне, что он опустился на колени, страшно сгорбился и сделал вид, что целует и облизывает статуэтку — как раз там, где была стерта краска. Хэри против воли заулыбалась и, не выдержав, рассмеялась во весь голос.

Затем, словно этого было мало, Янне начал жонглировать фигурками, и девочки, наблюдавшие за ним, восхищенно заахали. Сперва он попробовал с двумя, и получалось довольно сносно, но каждый раз, когда к ним добавлялась еще одна статуэтка, все три летели на землю.

— У них неправильная форма, — заключил наконец Янне. — Поэтому ловить так неудобно. С круглыми шариками у меня бы вышло, а тут — безнадежно.

Он продолжил только с двумя и подбрасывал их до тех пор, пока из святилища не послышался разъяренный крик. Фигурки снова посыпались наземь, одна из них стукнула Янне по плечу, а сам он испуганно замер.

— Я тебя выпорю, мальчик! — кричала жрица с порога. — Или отрежу тебе руки, чтобы ты ничего больше не смог украсть, и скормлю их свиньям! А потом выгоню отсюда, и ты сдохнешь на улице от голода!! Сейчас же иди сюда, я знаю, что это ты стащил с алтаря идолы!

Янне подобрал статуэтки и бросился наутек. Нужно было спрятаться до того, как Зварга увидит их у него, а позже — вернуть на место, когда в святилище никого не будет. Хэри смотрела, как он убегает: темное пятно на фоне пожухлой травы, белые онучи до середины голени, скачущий на затылке короткий пепельно-русый хвост. На следующее утро после того, как Янне вернулся из города весь грязный и в крови, его заставили полностью вымыться и сменить одежду. Теперь его волосы были светлее, чем обычно, и гладко расчесаны, а от тусклых солнечных лучей казалось, что они слегка блестят. Хэри знала, что это ненадолго.

Длинным шестом она помешала в кипящем котле полотно и приподняла один край, чтобы посмотреть, достаточно ли оно окрасилось. Если да, то она сообщит об этом жрице, когда та проковыляет мимо, и это должно отвлечь ее от погони за Янне. Тогда они вместе снимут котел с огня, после чего развешают ткань во дворе, чтобы она остыла и высохла. Необходимо было спешить, потому что куски черной ткани, а также другие предметы — маски, костяные погремушки, барабаны, глиняные сосуды, смесь сушеных грибов и трав, толченых в ступке — готовились для обряда жертвоприношения, который состоится уже сегодня ночью.

— У нас есть принадлежности, которые используются из раза в раз, — сказала Зварга прошлым утром. — Они лежат на складе. Но в этом году их недостаточно, поэтому нужно изготовить дополнительные. Поторопитесь, иначе обряды пройдут неудачно.

— А почему ритуал будет ночью? — спросил один из детей. — Раньше мы всегда делали это днем.

Зварга не ответила. Может быть, она сама не знала, потому что письмо от верховной жрицы дошло до Лимвика слишком поздно, и Зварга не успела прочитать его полностью. Однако сразу после того, как посланец ускакал, жрица подняла всех на уши и велела сперва клеить маски, затем крутить жгуты из пеньки и резать длинные зигзагообразные полоски из мешковины. Двух воспитанников она отправила в город, чтобы сообщить там о переносе ритуала на другое время и купить некоторые вещи. То, что жертвоприношение пройдет ночью, также означало, что костер должен быть в три раза больше, чем обычно — поэтому мальчики все два дня занимались тем, что пилили толстые бревна, лежавшие в сарае, и рубили их на дрова.

Вечером, когда от усталости дети уже едва не валились с ног, их заставили перетаскать все дрова на широкую поляну недалеко от храма. Там, наполовину зарытые в землю и поросшие мхами и лишайниками, лежали большие и плоские камни.

— Их нужно отскрести до блеска, — сказала жрица и посмотрела на небо. — У вас есть время до захода солнца. Работайте.

Половинчатый разделил детей на группы по количеству камней, после чего тоже сел около одного из них и принялся тереть мох другим камнем, маленьким и острым, который он подобрал рядом. Мох поддавался с трудом. Маловероятно, что им удастся очистить камни полностью за такое короткое время, но важно было показать, что они старались. Вскоре, однако, на поляну стали приходить люди, и это отвлекало сирот от дела, потому что жрецы надевали маски, нацепляли на голову колпаки или оленьи рога, а друиды раскрашивали лица белой краской, поверх которой наносили черную. Каря с любопытством оглядывала их высокие фигуры и зажала рот рукой, когда мимо прошел человек в маске с длинными клыками. Половинчатый объяснил, что только служители культа Сичжи, бога солнца и света, носят темно-красные бумажные маски с овальными дырами для глаз, как у них — другие жрецы используют деревянные коричневые или синие, а, к примеру, люди с юго-востока вместо масок туго обертывают лица бинтами и уже затем покрывают их краской.

— Зачем вообще нужны эти маски? — спросила Каря. — Что будет, если во время обряда их снять?

— Думаю, ничего хорошего не будет, — сказал Половинчатый. — Ты можешь спросить об этом у Ниммара — уверен, он тебе с радостью ответит.

— Дядя Ниммар сегодня здесь?

— Возможно. Но взрослые очень заняты, поэтому не стоит беспокоить их сейчас. Подождите, по крайней мере, пока эта ночь не закончится.

Даже если ученик верховной жрицы и правда пришел сюда и принимал участие в обрядах, была вероятность, что приютские дети так и не смогут с ним поговорить. Все больше и больше людей собиралось на поляне. Многие из них несли с собой еще незажженные фонари и факелы — но некоторые не имели ни масок, ни грима на лице. Это были обычные жители Лимвика, пришедшие сюда, чтобы посмотреть на ритуал издалека, помолиться богам или попросить их о чем-нибудь. Впрочем, все люди, как правило, в это время года хотели одного и того же: благополучно пережить грядущие холода, сохранить семью, здоровье и домашний скот. Именно с этой целью богам приносили жертвы, и именно об этом — хоть и, вероятно, более убедительно — у богов просили жрецы.

Спустя какое-то время уже никто из сирот не чистил камни от мха, вместо этого все сидели, взобравшись на валуны с ногами или опираясь на них спиной, и следили за происходящим вокруг. Приближалась ночь, и в темноте все цвета тускнели, но Половинчатый знал, что скоро разожгут костер, и тогда их останется только два. Черный и красный, тьма и пламя, жар и холод. Костер осветит пространство на много метров вокруг, и его тусклые отблески сделают маски на лицах людей еще уродливее.

— Я замерз,  — сказал один из детей жалобным голосом.

— Попробуй подвигаться,  — ответил Половинчатый.  — Или активнее скоблить камень.

— У меня есть идея получше,  — сказал Янне.

Он достал из кармана кресало. Прежде, чем Половинчатый осознал, что тот может затевать, Янне исчез из поля зрения — и слова предостережения, которые он не успел придумать, остались невысказанными и рассеялись в морозном сумраке. Затем Половинчатый услышал тихий стук, и со стороны костра запахло паленым.

У Янне могло не получиться. Растопки из жженой ткани и древесных стружек, которую он взял с собой, было слишком мало, и от долгого сидения на камнях она отсырела. Он высек на нее несколько искр и дул, прикрыв ладонями от ветра, пока светящиеся круги медленно расползались по волокнам. Казалось, что для огромной кучи дров, вершина которой возвышалась над Янне, этого не хватит. Кроме того, его могли заметить и остановить. Но этого пока не происходило, и искры продолжали пожирать уже не ткань, а щепки. Тонкие нити дыма заструились сквозь пальцы.

— Странно, — внезапно сказал кто-то прямо над его ухом.  — Я думал, что пришел раньше и до розжига костра еще есть немного времени.

Янне медленно повернул голову. Рядом с ним стоял пастух — в поводу он держал двух овец, а в другой руке — длинный деревянный посох. Ферка, вспомнил Янне, — так звали того, кто несколько дней назад приходил в приют и рассказывал им странные сказки. Нижним краем посоха пастух оттолкнул мальчика в сторону, вдавил дымящиеся стружки в землю и слегка разбросал их в стороны. Огонь сразу же погас.

— Всему свое время. Видишь, что ничего еще не готово?

— А мне какое дело? — Янне стряхнул с себя чужую руку и встал, поеживаясь. — Уже темно и холодно.

Но Ферка был прав. На неудавшуюся попытку разжечь костер не обратили внимание потому, что все торопились. Вокруг кучи дров на равном расстоянии друг от друга жрецы расставляли толстые шесты, заостренным концом вгоняя их в заледеневшую почву. Между ними по периметру круга клали веревки и жгуты. Сперва казалось, что сверху на шесты прицепят черепа или таблички с рунами, подобные тем, что иногда вешали на забор храма — но шесты, видимо, были не для этого.

— Странные у вас нынче обряды, — пастух задумчиво почесал подбородок. — Сначала мне сказали привести дюжину овец, потом количество уменьшилось до двух. Время тоже поменяли. Может, ты знаешь, в чем дело? А впрочем, нет, забудь.

Янне тоже все это заметил, но ему было безразлично. Он обошел мужчину сзади и нагнулся над овцами, погладил их по кудрявой шерстке, по мягким ушам и по шее. Овца ткнулась мордой в его ладонь и заблеяла.

— Они же совсем маленькие! — с возмущением сказал он. — У тебя что, не было старых овец? Больных, умирающих?

Пастух вдруг рассердился.

— Думаешь, мне их не жалко? Пошел отсюда, кыш! И скажи вашей жрице, что я привел овец, чтобы она их у меня забрала.

Янне показал ему неприличный жест обеими руками. Он знал, что жертвоприношение будет исполняться на тех самых камнях, которые им поручили чистить, но специально не сказал об этом пастуху — пусть поищет, помучается.

Среди наблюдателей загорались факелы. Люди шептались, переступали с ноги на ногу, с любопытством следили за жрецами. Перед внутренним кругом из шестов и веревок провели линию внешнего, более широкого, за который не допускалось заходить посторонним. Наконец, женщина в синей маске, поднеся к дровам  пылающую головню, разожгла костер.

Ночь, почти поглотившая поляну, отступила перед ярким пламенем, ибо костер, разведенный в самом центре двух кругов, символизировал Солнце. Ритуал начинался.

— Тьма накроет землю, и метель выдует из наших тел жизнь, и мир погрузится в безвременье.

Голос друида был сух, как треск обломившейся ветки, как скрежет камня о камень.

— Во тьме мы не узнаем лиц друг друга, и воцарится хаос. Ночные твари напитаются теплом наших тел, размножатся, разрастутся. Когда им не хватит места здесь, они переселятся в другой мир, а затем и в третий. Зверь съест сверкающий шар, крик бесплотных теней заполнит пространство, и наступит Конец.

Друид был стар. Белая краска покрывала его лицо полностью, но оттенком оно не слишком отличалось от кожи на руках и шее, а когда он ходил, пошатываясь, вокруг огня, казалось почти странным то, что не слышно скрипа костей. На последней фразе он остановился, постоял на месте некоторое время, после чего направился прочь от костра, туда, где рядом с плоскими камнями другие друиды держали овец и коров. В руке у него был большой изогнутый серп.

— Но мы призываем духов огня и пламени, чтобы они были свидетелями, и просим богов об отсрочке. Пусть тьма придет не сегодня и не завтра. Пусть Солнце светит нам сквозь зимние тучи, пусть пребывают в балансе все элементы. Дары наши скромны и ничтожны, но прими их, о владыка. Защити нас от холода, болезней и от несвоевременной смерти. Да будет почитаемо имя твое во всех уголках этого мира.

Перед тем, как перерезать горло, друид смотрел каждому из животных в глаза. Там, во влажных черных зрачках, испуганно мечущихся из стороны в сторону, он пытался разглядеть что-то, недоступное обычным людям — знак, что убивать эту овцу не стоит и лучше взять другую, а возможно, подтверждение того, что все идет как нужно.

Или же ему просто приносило удовольствие наблюдать за чужими страданиями. Янне не мог сказать точно, хотя уже несколько раз видел подобные ритуалы в исполнении других людей. Круглый серп делал на шее глубокий и ровный разрез, и жертва умирала быстро. Было ли это милосердием? Вряд ли.

Три человека в масках, сидевшие на земле, ударили по барабанам, и воздух задрожал от их быстрых звуков. В другом ритме застучали костяные погремушки и бубны; чьи-то руки кинули в костер что-то маленькое, и на короткий миг пламя окрасилось в синий. Основной ритуал был исполнен, но остальные обряды, во время которых жрецы танцевали и пели, читали молитвы или украшали алтарь священными символами, могли занять всю ночь до утра. Вскоре Зварга выгнала сирот за внешний круг и, раздав им пару корзинок, велела собрать подношения с людей, которые наблюдали за обрядами. Если дети будут отлынивать или спрячут часть монет у себя, сказала она с угрозой, боги увидят это и превратят их в кучу навоза.

— Если мы кучки навоза, то она — огромная куча дерьма! — выплюнул Янне ей вдогонку.

— В чем разница? — спросила Хэри.

— Дерьмо смердит сильнее.

Ему было за что держать обиду на жрицу: пусть та и не отрезала ему руки, как обещала, но побила сильно, и теперь — хотя криво склеенная маска это скрывала — на его скулах и на лбу чернели синяки. Хэри попыталась вспомнить последний раз, когда у Янне не было ни синяков, ни царапин, ни фингалов — и ничего не вышло. Проще вспомнить, каким был мир до рождения земли или что сказал первый из людей, когда боги наделили его даром речи.

— Кто соберет меньше денег, тот слизняк! — объявил Янне.

Хэри улыбнулась.

— Ты хотел сказать — куча навоза?

— Нет, кучей навоза будет тот, кто позволит богам спалить его на воровстве. И это сказал не я.

Никому не хотелось собирать подношения — это была унизительная работа,  не приносящая никакой видимой пользы, и даже элемент соревнования, придуманный Янне, не сделал ее интереснее. Однако стоять на месте из-за холода они тоже не могли. Разделившись на две группы, дети начали обход поляны, двигаясь по кругу в противоположные стороны. Хэри несла корзину, а другие  следили за тем, кто из людей уже положил в нее что-то, а кто еще нет. Тем, кто отказывался давать подношения, они уделяли особое внимание.

— Ну же, не будь таким скупердяем! Чтобы боги прислушались к твоим молитвам, нужно сперва доказать им свою преданность. Если ты пришел сюда не за этим, то зачем тогда?

Человек проклинал их, но рылся в своей одежде в поисках денег. Он нервно озирался по сторонам, и его щеки становились багровыми от стыда или злости — детям было не важно, потому что и то, и другое они одинаково ловко могли использовать, чтобы получить от него желаемое.

— Нет денег? Тогда вот, возьми из корзины пару монет, здесь их много. Бери-бери, не стесняйся, боги милостивы и щедры — мне так жрица сказала.

Ничего подобного та никогда не говорила, но Янне каким-то образом знал, что щедрость — это добродетель, а значит, про богов можно говорить и такое тоже. Человек краснел, бледнел, отмахивался от сирот руками, ронял фонарь на землю и, так и не подобрав его, убегал в глухую темноту ночной дороги. Стоявшие вокруг люди оглядывались ему вслед и смеялись.

— Может, у тебя есть поддельные монеты? Дырявые, погнутые? Давай их сюда!

На это горбатый старик с длинной бородой  не отвечал, давясь возмущением, женщины ахали, а дети сгибались от смеха.

Однако таких были единицы. Некоторые кидали в корзину больше, другие — меньше, но так или иначе все соблюдали обычай. Среди тонких медных тахо изредка попадались продолговатые серебряные кирини. Янне брал такие из корзины и вертел в руках — над тем, возвращать их или нет, он подумает позже — и пытался понять, что заставляет людей отдавать так много, ведь на самом деле воля богов не зависит от размера подношений. Он все еще помнил, как в прошлом году на поляне зарезали девять коров и столько же лошадей, но тем не менее зима была холодной, а несколько его друзей умерли от болезней или голода.

Стараться заслужить благосклонность богов — все равно что ловить ветер: сейчас он может дуть сильно, а в следующий момент исчезнуть.

В конце концов Янне решил, что собравшаяся здесь толпа, должно быть, состоит в основном из обеспеченных людей. Никто другой не мог бы себе позволить бодрствовать всю ночь, а на следующий день встать с кровати позже, чем обычно, или же не работать вовсе. Вскоре это предположение отчасти подтвердилось, потому что вдали от скопления людей, в окружении пары слуг, стоял лорд Зендин. 

 Янне никогда не видел его раньше, но Хэри сказала, что это наверняка он, и Янне вновь с любопытством посмотрел на стареющего мужчину. Лорд Зендин владел почти всеми землями вокруг Лимвика, и именно он управлял вооруженными силами крепости. На нем был длинный подбитый мехом плащ, полы которого волочились по траве,  а лицо скрывалось под тенью от капюшона. На плечах у лорда сидел мальчик. Янне догадался, что с высоты чужого роста было лучше видно, что происходит у костра — мальчик выглядел уже слишком взрослым, чтобы забраться туда для развлечения.

— Нам точно надо идти к нему? — нервно спросил Хивка.

— Конечно, ко всем надо. — Хэри пригладила волосы, заправила за уши торчащие пряди. — Но ведите себя почтительно! Янне, постой в сторонке.

— Еще чего!

Он вырвал корзинку из ее рук и зашагал прямо к высокой фигуре лорда. Остальные в панике побежали за ним. Хэри что-то сердито шипела на ходу, но Янне шел быстро, и от этого монеты в корзине громко звенели. Мальчик, сидевший на плечах лорда, опустил взгляд. В свете факелов казалось, что его глаза и волосы — черные, как смола.

— Подношения? — произнес лорд. — Как не вовремя. Кошелек я оставил дома. У тебя есть деньги? — спросил он мальчика, и тот покачал головой.

— Ничего не поделаешь, — сказала Хэри, когда добежала до них, и неловко поклонилась. — Извини за беспокойство, господин. Ты и так регулярно делаешь пожертвования на содержание храма.

 Янне открыл рот, и Хэри тут же больно наступила ему на ногу. Странно — ведь под маской она не должна была видеть его лица. Раньше Янне никогда не интересовался, кто обеспечивает приют деньгами, но теперь внезапно пожалел об этом. Значит, это благодаря лорду Зендину у храма было столько средств, что на них едва могли прожить несколько детей и старуха. Янне почувствовал, как в нем закипает злость, но также он видел, как справа к ним приближается господский слуга. Вид у того был не слишком дружелюбный.

— Они тебе докучают, господин? Я сейчас же их прогоню. — Слуга повернулся к детям. — Пошли прочь! И чтобы я больше вас здесь не видел!

— Сперва дай им денег для подношения, — сказал лорд Зендин. — А я рассчитаюсь с тобой, когда мы вернемся.

Слуга заворчал, но полез за кошельком — он был уверен, что это абсолютно бесполезные траты, ведь деньги оставят лежать на алтаре, пока их не растащат вороны и не разворуют нищие. Янне считал так же, но за брезгливый тон и презрение во взгляде ему хотелось врезать слуге по яйцам. Монета со звоном упала в корзину.

— Этого будет достаточно, — сказал слуга и отвернулся.

Ветер откинул капюшон с головы лорда, и тусклый свет упал на суровое немолодое лицо. Янне никогда не встречал его раньше — и все же смутно различимое сходство с кем-то пряталось в его густых темных бровях, в форме носа и в уголках рта, устало опущенных под седеющей бородой.

— Все в порядке? — Хэри отпустила его локоть, когда они отошли достаточно далеко от лорда и его свиты.

— Тебе они не показались знакомыми?

— Кто?

— Зендин и слуга.

— Нет. А тебе? — Хэри задумалась. — Лорд никогда не приходил в храм лично. Однажды я видела его посыльного, но это была женщина.

Они помолчали, слушая, как вдалеке трещит костер и льется в песне чей-то низкий голос. Янне сдвинул маску на лоб и оглянулся. Он чувствовал, что упускает что-то важное, но было непохоже, что друзья ему с этим помогут.

— Пошли дальше, — сказал Арнай. — Может, если мы соберем все сейчас, нам разрешат вернуться в храм и поспать.

— Ты хочешь спать? В такое время? А не слишком ли многого ты хочешь?

Все засмеялись.

Теперь Янне уже не испытывал неприязнь к лорду Зендину — на ее место пришло что-то другое, похожее на уважение. Он вспомнил два небольших шрама на лице мужчины, под левым глазом и на лбу, и подумал о том, где тот мог их получить. Вероятно, в бою. Янне представил его на коне, с мечом в одной руке и с щитом в другой, кричащего своим людям, чтобы они шли за ним.  Его конь скакал впереди всех, и вместе они сломали вражеский строй, сотни сверкающих копий разили врага с твердой решимостью. А может, это произошло на стене, когда лорд возглавлял защитников крепости и стрелы дождем летели на их неплотные ряды. Одна из них вонзилась ему в плечо, вторая чиркнула по щеке — шшух! Чем-нибудь таким Янне тоже хотел бы заниматься в будущем: стать воином и участвовать в сражениях. Через пару лет, когда он станет выше, можно будет соврать, что ему пятнадцать — и тогда Янне пойдет на службу к лорду Зендину. Гарнизону всегда нужны новобранцы, думал он, и наверняка там их учат обращаться с оружием и стрелять из лука. Янне невольно улыбнулся — такая жизнь намного лучше, чем мыть котлы и чистить камни.

 Сбор подношений продолжался. Дети ежились от холода: морозный воздух обжигал гортань, проникал внутрь и разливался по телу противной дрожью. Какой-то старик, размахивая зажатой в руке бородой, гнался за ними — он утверждал, что отращивал бороду много лет, и хотел отдать ее как подношение.

— Мы принимаем только монеты, — сказал Хивка и наклонил край корзины. — Смотри сюда. Видишь здесь что-нибудь кроме монет?

— Но у меня нет денег!

— Ну и черт с тобой!  

Отделаться от старика оказалось не так уж легко, но наконец он ушел. Хэри с сожалением посмотрела ему вслед. Почему они не взяли у него эту бороду? Позже можно было бы просто сжечь ее или выбросить — но старик тогда ушел бы от них с легким сердцем. Вдруг Хэри почувствовала, как Янне схватил ее за руку. Когда она обернулась, он приложил палец к губам и отвел ее в сторону от остальных.

— Ты помнишь, где мы вчера закопали деньги и оружие? — спросил он.

Хэри кивнула, и Янне крепче сжал ее запястье.

— Беги туда и возьми... кинжал. Да, только кинжал. Принеси его мне как можно скорее.

— Прямо сейчас? Зачем он тебе?

— Некогда объяснять! Я бы сбегал сам, но мне нужно задержать лорда Зендина здесь. Если они уйдут раньше, чем увидят этот кинжал, такой возможности нам уже не выпадет. Все изменится! Уже завтра мы сможем уйти из приюта навсегда!

Хэри нахмурилась. Они закопали украденные вещи у реки, под большим старым дубом, и путь туда пешком обычно занимал не очень много времени. Но было темно, а если взять с собой фонарь или факел, это ее задержит.

— Что если я не успею?

— Не думай об этом. Просто беги.

Она побежала. Янне тоже сорвался с места и чуть не сбил с ног какую-то женщину, но оборачиваться к ней не было времени. Слуга лорда Зендина показался ему знакомым, и теперь Янне вспомнил, почему. Это был тот же слуга, что приходил в «Беззубую Дэки» вместе с владельцем кинжала — человеком, которого убил и ограбил Адиль.

Слуга не защитил хозяина в тот день, и теперь Янне воспользуется этим в своих целях.

Хэри бежала, и ветер хлестал ее по лицу — словно огромный невидимый плащ взвился в небо над ней и сопротивлялся, когда она пыталась высвободиться из его тяжелых складок. Она бежала мимо черных фигур людей, мимо скачущих желтых огней, рассыпанных по поляне, и на мгновение увидела, как вокруг костра в ее середине танцевали друиды. Это сложно было назвать танцем: друиды возносили руки к небу, неестественно выгибали спины, и их заплетенные в косы волосы кружились и взлетали вверх на оборотах. Тени извивались на земле, кривые и уродливые. Хэри никогда раньше не видела, чтобы так прославляли богов. Образы, возникшие у нее в голове от этого зрелища, походили на злых духов.

Не думай, сказала себе Хэри. Просто беги быстрее.

На краю поляны она резко сменила направление и понеслась по едва различимой в темноте дороге — сухая трава отмечала по бокам ее очертания, но сама дорога была абсолютно черной. Сейчас бы пригодился даже слабый лунный свет — но Хэри вспомнила, что сегодня новолуние. Никто не увидит ее с небес, никто не поможет, если духи решать напасть на нее и забрать в мир теней. Но возможно, это даже хорошо. Если Хэри собирается раскопать оружие и золото — краденное золото, их общий кровавый секрет — ей не нужны свидетели.

Когда небольшая еловая роща осталась позади, вдалеке стало видно горбатые склоны холмов, из-за которых выплывали тучи. Хэри срезала путь сквозь пустующие загоны, перепрыгивая через ограждения. У мельницы она остановилась, тяжело дыша, но тут же упрямо зашагала дальше. В боку кололо, воздуха не хватало, и под ногами все тонуло во тьме — но через какое-то время она снова перешла на бег.

В конце концов, Хэри тоже всегда хотела уйти из приюта. Ей не нужно было говорить об этом вслух, чтобы Янне понял, как она ненавидит холод, грязь и голод, и на что она готова, чтобы никогда больше никого не называть «матушкой». Чтению и письму можно будет выучиться где-нибудь еще. К черту жрецов!

Добежав до дерева, Хэри резко затормозила, рухнула на колени и начала рыть землю руками. Теперь она была рада, что вчера они не закопали вещи слишком глубоко — но в кромешной тьме и без лопаты ей все равно придется тяжело. Пальцы болели от каждого соприкосновения с твердой почвой, пар от дыхания мешал обзору, хотя в черной дыре, которую она уже успела вырыть, ничего не было видно и так. В другой ситуации это бы остановило ее — и может, даже заставило бы расплакаться. Хэри вспомнила, как Янне улыбался, как горели уверенностью его глаза, когда он сказал ей бежать. Она достанет для него кинжал, чего бы ей это ни стоило, даже если придется разрыть здесь все вокруг.

Внезапно в месиве рыхлой земли она нащупала что-то, похожее на мешковину. Неужели получилось? Вместо того, чтобы вытащить мешок полностью, Хэри ослабила на нем узел и сунула внутрь руку. Глупо — ведь она уже не чувствовала в пальцах ничего, кроме ноющей боли, и найти кинжал на ощупь у нее вряд ли выйдет. Она схватила первую попавшуюся вещь и потянула. Ей повезло.

Пока Хэри бежала обратно, сжимая в руках гладкие ножны кинжала, пошел снег. Его крупные хлопья таяли на ее раскрасневшемся лице, падали на лохматые луга и на дорогу, высвечивая все неровности и кочки. Казалось, даже ветер стих, чтобы понаблюдать, как снег летит вниз медленно и ровно — ведь сколько бы несчастий ни приносила с собой зима, приходила она всегда красиво.

Вернувшись на поляну, Хэри с тревогой заметила, что людей стало меньше. Вероятно, некоторые ушли из-за снега, а другие — потому что было поздно и завтра им предстоял очередной рабочий день. Однако никто из служителей культа не покинул это место, и теперь казалось, что музыка звучит громче, чем раньше, а пламя костра тянется выше. Неподвижные маски жрецов смотрели на Хэри с осуждением, словно знали, куда она бегала и зачем. Хэри показала бы им язык, если бы не опасалась, что кто-то действительно это увидит.

Здесь света было достаточно, и Хэри внезапно поняла, что ее пальцы в крови. Кинжал запачкался тоже — земля, смешанная с кровью — а юбка почернела ниже колен. Стоило бы попробовать оттереть по крайней мере кинжал — ведь Янне сказал, что покажет его лорду — но Хэри решила не тратить на это время. Если завтра они уйдут из приюта, она сошьет себе варежки. А может, одолжит их у кого-нибудь или купит. Прошлой зимой Янне достал где-то теплые шерстяные перчатки и подарил ей, но недавно Хэри отдала их Каре, самой младшей из приютских детей. Ее маленькие ладони утонули в толстой ткани, но девочка выглядела счастливой. Будет ли Каря вспоминать о ней, когда Хэри покинет приют? Если перчатки помогут ей пережить зиму, остальное не имеет значения.

Хэри натянула рукава пониже и побежала туда, где в последний раз видела лорда Зендина. Янне стоял там — заметив ее, он радостно помахал рукой. Каким бы ни был его план, это значило, что она успела.

— Спасибо! — выдохнул Янне, когда Хэри отдала кинжал, и его глаза удивленно  расширились при виде крови. Хэри пожала плечами: объяснять не было сил.

Еще не успев восстановить дыхание после долгого бега, она огляделась. В нескольких шагах от них стояли лорд Зендин и трое из его людей. Похоже, ее вмешательство прервало их с Янне разговор — не особо приятный для лорда, судя по гневному выражению на его лице.

— Вот доказательство того, что я говорю правду. — Янне подошел к лорду и передал ему кинжал.  — Все остальные вещи мы спрятали, но если ты выполнишь мое требование, господин, — Янне выделил последнее слово, стараясь, чтобы его речь звучала более вежливо, — то мы вернем все до последней мелочи. Кроме того, тогда я расскажу, кто еще повинен в смерти твоего сына, помимо человека по имени Адиль.

Хэри никогда еще не слышала, чтобы Янне говорил с кем-то так почтительно. Признаться, до этого момента она даже не подозревала, что он на это способен. Однако несмотря на форму, в которую Янне облек свои слова, их смысл был настолько дерзок, что становилось страшно. Он рассказал всем этим людям о том, что произошло, и об украденных деньгах тоже?  Более того, Янне что-то требовал от лорда Зендина?

Возможно, Хэри застудила голову, пока бежала сюда, и теперь ей слышится то, чего на самом деле нет. Или так, или Янне совсем помутился рассудком. Похоже, слуги лорда считали так же, потому что один из них сделал шаг вперед, и в его словах прозвучало возмущение:

— Ты маленький грязный воришка! Твое место — в тюрьме или на виселице. С чего ты взял, что можешь ставить нам условия?

Он занес руку для удара, но лорд Зендин остановил его жестом. Некоторое время он молча рассматривал кинжал, и наконец сказал, не глядя на Янне:

— Мой сын превосходно владел мечом. Как получилось, что его одолел какой-то бандит?

— По-видимому, он выпил много эля, господин, — ответил Янне. — Или вина. Он довольно сильно шатался, когда уходил из таверны.

— Зачем ты последовал за ним в тот переулок? Ты хотел ограбить его сам, не так ли?

— Вовсе нет! Я следовал не за твоим сыном, а за Адилем. У меня было к нему личное дело.

— Какое дело?

Янне вздернул подбородок. Хэри знала, что он делал так каждый раз, когда не хотел признавать разницу в росте или силе между собой и тем, кого не считал другом. Обычно сразу после этого он выкрикивал что-то грубое и оскорбительное, а затем его наказывали или начиналась драка. Хэри немного нравилась эта его черта — самоуверенность и готовность бросить вызов кому угодно. Но теперь перед ними стояли четверо вооруженных людей, и ей не хотелось увидеть, как Янне заберут в тюрьму.

— Что за дело? — повторил лорд Зендин, и Янне нахмурился.

— Он меня бил. Из-за него умер мой друг. Я хотел сделать так, чтобы он пожалел об этом.

— Вот как. — Лорд слегка сощурился. — И ты утверждаешь, что Адиля убили двое других бандитов, после чего все они умерли? Никто из них не выжил?

— Да, господин.

— В твоей истории много пробелов, мальчик, и я тебе не верю. Почему бы мне просто не заключить тебя под стражу за воровство, клевету и убийство? Тюремная камера в одной из наших башен — это место, где все становятся болтливыми и честными. Я мог бы просто подождать.

Янне усмехнулся, но его улыбка не выглядела веселой — скорее зловещей.

— Потому что тогда я тебе ничего не скажу, а голый труп твоего сына будет лежать там же, где Адиль его спрятал, и гнить. Возможно, он уже сейчас изменился так, что никто из твоих людей его не узнает и не найдет. — Он замолчал, словно раздумывая, что еще к этому добавить. — Может быть, его уже съели собаки.

— Ах ты крысеныш...

— А еще потому что другой человек, который тоже виновен в смерти твоего сына, находится здесь и слышит все, что мы говорим. Если ты дашь ему время, он сбежит. Ты все равно сможешь найти его и наказать, но есть небольшой шанс, что он уйдет от тебя. Разве ты не хочешь, чтобы он получил по заслугам?

Лорд Зендин окинул своих людей быстрым взглядом, и его лицо потемнело.

— Я хочу... Откуда тебе знать, чего я хочу? — Он подошел ближе, и Хэри съежилась от звука его тяжелых шагов. Лорд посмотрел на Янне с высоты своего роста, и когда он снова заговорил, его голос был ровным, но страшным. — Я бы хотел, чтобы мой сын был жив. Чтобы оказалось, что ты лжешь, и он вернулся бы ко мне завтра на рассвете — или позже, но вернулся бы. Чтобы тебя можно было вздернуть на виселице за эту гнусную ложь, и жить дальше, забыв о тебе, словно ты был просто пауком, которого я раздавил. Я бы хотел, чтобы люди перестали решать за меня, как мне следует поступать и чего следует желать — особенно такие сопляки, как ты.

Янне вздрогнул, но не отвел взгляд.

— Мы не сделали тебе ничего плохого, господин, — тихо сказала Хэри.

Ее колени тряслись. Она не знала, что заставило ее вмешаться — сочувствие к чужой утрате, страх или обида: «такие, как ты» могло относиться к ним обоим. Это правда, что Янне вел себя дерзко, но он не заслужил столько ненависти, сколько было в словах этого человека. Хэри заставила себя тоже посмотреть лорду в глаза.

— Мы можем тебе помочь, — добавила она.

Лорд Зендин потер переносицу. Снег собирался на меховом отвороте его плаща, превращаясь в подтаявшую льдистую массу, но он не замечал этого. Теперь он выглядел старше, чем показалось сначала, и Хэри задумалась о том, каково это — потерять члена семьи. У нее не было кровных родственников, но она знала, кого бы назвала своей семьей, если бы у нее спросили. 

— Говори, — наконец рявкнул лорд. — Ты хочешь, чтобы трое из вас работали на меня и жили в моем доме? Это легко устроить. О плате за труд мы договоримся позже. Но не жди, что она будет высокой, ведь у меня не так много работы, которую я мог бы поручить детям. Что-нибудь еще?

— Нет, — ответил Янне.

— Тогда говори.

Сын лорда Зендина пришел в «Беззубую Дэки» не один — его сопровождал слуга, и оба были при мечах. Янне намеренно умолчал об этом в первый раз, чтобы украдкой наблюдать, как мужчина, стоявший позади лорда, беспокойно озирается и смахивает пот со лба. Ему не могло быть жарко — только не в такой холод — и хотя сам Янне ужасно замерз, его грела мысль о том, что в душе слуга наверняка проклинает его и не находит себе места от страха.

 То, что он не защитил своего господина, когда тот оказался в опасности, а затем скрыл это от лорда Зендина — уже серьезный проступок, но Янне смотрел глубже. Он вспомнил, как женщина в «Беззубой Дэки» отвела слугу на кухню для того, чтобы налить там эль для гостя, и ухватился за этот факт как за конец узла, который необходимо распутать. Ведь на самом деле никакой «кухни» в «Дэки» не было. Янне сам убедился в этом, когда однажды решил разведать территорию вокруг таверны и чем-нибудь поживиться. За рядами столов находился лишь поваленный забор и обросшие плющом кусты орешника, которых было не видно из-за каменной стены. Конечно, два дня назад Янне не проверял это место: какое ему дело до того, куда постоянно ходил этот противный слуга и где брал выпивку? Возможно, что-то вроде склада там действительно появилось, и когда слуга в очередной раз направился туда, чтобы наполнить кувшин из бочки, кто-то ждал его там с ножом или дубинкой. Однако Янне достаточно смотрел на то, как люди играют в кости, чтобы понять: если хочешь выиграть, нужно идти на риск. Он поставил на то, что за каменной стеной было по-прежнему пусто.

На то, что слуга предал своего господина сразу же, как только решил, что об этом никто не узнает.

— Обыщи его, — сказал Янне, — или проверь его дом, его вещи, может быть, погреб под полом. Там ты наверняка найдешь то, что раньше принадлежало твоему сыну. И тогда ты увидишь, что я прав.

— Осторожнее, щенок. — Лорд грозно сверкнул глазами. — Разве ты ходил в его дом? Смотрел, что у него в погребе? Даже если он и правда был в тот день вместе с Ридриком, но не смог защитить его, это не значит, что позже он обворовал его.

Янне выпучил глаза: ему бы никогда не пришло в голову, что лорд может оказаться таким тупицей. Снег теперь шел сильнее — факелы шипели от того, что ветер бросал снежинки в огонь. 

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил лорд.

И Янне ответил.

Утром в храм прискакали двое всадников. Коней привязали к забору, и жрица ворчала, что они покусают траву у калитки, хотя Янне считал, что это глупо — травы там и так почти не осталось, и даже та, что была, уже засохла. Он погладил одного из коней по горячему и гладкому боку.

— Собирайтесь, — сказал лорд Зендин. — Покажете, где лежит тело, а после этого мы поедем за деньгами и оружием туда, где вы их зарыли. Тогда, если не возникнет проблем, мы заберем вас отсюда. Как я и обещал. 

По пути он рассказал, что в доме слуги действительно нашли вещи, принадлежавшие его сыну, и теперь он будет казнен за предательство и воровство. Янне самодовольно улыбнулся. Они с Хэри сидели в седле впереди всадников, и в ушах гудело от того, как быстро кони скакали по заснеженной дороге. Янне с восторженным видом озирался по сторонам — похоже, он давно мечтал прокатиться верхом, и его ни капли не волновало то, что лорд Зендин позади него выглядел мрачнее тучи, словно мог в любой момент разразиться громом и молниями. Хэри изо всех сил вцепилась в луку седла, чтобы не упасть. Меховой полушубок и варежки, которые спутник лорда надел на нее перед тем, как посадить на лошадь, были мягкими и теплыми. Улыбка, с которой он это сделал, тоже показалась теплой, и теперь, сидя впереди незнакомого человека, Хэри боролась с желанием повернуться и посмотреть на него снова. Не привиделось же ей, в самом деле?

— Как твое имя? — спросил человек.

— Хэри.

— Сокращенно от Хэриэн?

— Н-нет, господин. Просто Хэри.

Человек рассмеялся.

— Не зови меня господином, это лишнее. Я всего лишь старый друг лорда Зендина, вот и все. Вы ему очень помогли, ты знаешь?

Хэри знала, что они сделали лишь то, что другой бы на их месте счел своим долгом, и поэтому промолчала. Ей было неловко от того, что этот человек так добр к ней, но Хэри не хотела, чтобы это прекратилось. Его руки, держащие уздечку под самым ее носом, выглядели надежными и сильными.

— Лорду повезло, — сказал человек. — Отхватил такую красавицу! Если бы ты была рабыней, за тебя пришлось бы отдать немаленькую сумму, а он получил тебя бесплатно. У вас в приюте все девочки такие? Может, и мне туда наведаться?

Хэри зарылась лицом в воротник полушубка, и мех защекотал ее порозовевшие щеки.

— Подумай над этим еще, — сказал лорд, — и ты поймешь, что оно того не стоит.

— А что насчет третьего ребенка? Это девочка?

Янне с Хэри быстро переглянулись.

— Мальчик, — ответил Янне. — Но он отказался.

— Почему?

— Он калека, господин. — Хэри вспомнила короткий разговор, который был у них с Половинчатым вчера ночью, по возвращении в приют. — В храме его могут научить обрядам и заклинаниям, а в любом другом месте он будет бесполезен.

— Вот видишь, — сказал лорд. — Это сиротский приют, а не бордель. Больше половины детей там либо уроды, либо увечные, и всех нужно долго учить манерам и откармливать, прежде чем они станут пригодны для работы. Посмотри на этих — они даже палку с земли поднять не смогут.

— Что ты сказал?! — взвился Янне. — Да такого старикашку, как ты...

— Молчать!! — взревел лорд. — Хочешь, чтобы я скинул тебя с коня?

— Ну попробуй! Тогда ты никогда не узнаешь, что стало с телом твоего сына!

Спутник лорда тихо усмехнулся, а Хэри, до этого с волнением смотревшая на друга, вздохнула и отвернулась. Заснеженные холмы на юге оттаивали под серым светом дня, и из-под снега проступала грязь.

Были вещи, которые не менялись несмотря ни на что — и Хэри почему-то чувствовала благодарность им за это.

В господском доме они оказались к полудню, и уже вечером обоим выдали новую одежду, еду и место в комнатах для слуг. Молодая наложница лорда, которую звали Рáсуна, помогла им вымыться, а после этого долго сидела с ними возле пылающего очага в середине огромного холла. Хэри расчесывала непослушные кудри и ждала, пока под действием теплого воздуха из них испарится влага. Расуна спрашивала у них о приюте, гладила Хэри по мокрой голове и улыбалась так, словно была рада их появлению.

— Тебе нужно отрастить волосы, — сказала она, когда Хэри наконец отложила гребень. — Они замечательные, так зачем обрезать?

— Так надо было, — вмешался Янне. — Нам говорили, что в слишком длинных волосах появляются вши.

Он сидел дальше от огня, чем Хэри, и когда Расуна протянула ему гребень, Янне резко помотал головой и отвернулся. Он почти поверил в то, что наложница добра к ним без умысла, но у него все еще не получалось расслабиться. От нового дома Янне ожидал разного: сырого темного подвала, допроса или изнуряющей работы — но никак не того, что высокая пышногрудая девица в длинной юбке будет гоняться за ним с мылом и щеткой. 

Хотя у очага было тепло и уютно, на одном месте ему не сиделось. Долгое время Янне ходил по залу и рассматривал флаги и щиты, развешанные на стенах и на балках крыши — он догадался, что это военные трофеи, потому что оружейная, конечно, находилась не здесь. Холл предназначался для приема гостей, проведения праздников и пиршеств, крупных встреч и советов. Этим вечером в нем было темно и пусто.

— Здесь всегда так мало людей? — спросил Янне.

— О нет, — ответила Расуна. — Обычно здесь не протолкнуться. Но сегодня большой отряд воинов уехал на восток, и лорд Зендин тоже отправится туда завтра утром. Его не будет несколько дней.

— На восток? — удивился Янне. — Но там же...

— Да, там граница с альтами. Но лорд не рассказывает мне о своих делах, поэтому я не знаю, зачем они туда едут.

— Может, они уехали, чтобы напасть на Альтегу? Будет война?

— Ты хочешь войны, Янне? — ехидно спросила Расуна, и золотые серьги в ее ушах ярко сверкнули. Янне скинул наваждение, проведя рукой по лицу. Наложница лорда была красивой — когда она улыбалась, на ее щеках появлялись ямочки, а синие глаза словно светились изнутри, как два больших сапфира.

— А что в этом плохого? Я слышал, наши предки воевали с Альтегой и были повержены, а они заняли земли, которые когда-то принадлежали нам. Пусть альты уберутся оттуда — и тогда достаточно будет просто убить всех их солдат, чтобы мы были в расчете.

Расуна рассмеялась.

— Ах ты маленький злобный шкет! Я расскажу о твоих кровожадных планах лорду, и возможно, он возьмет тебя с собой в следующий раз, когда они поедут в поход.

— Правда? Он может взять меня?

— Почему бы и нет? — Девушка потянулась, разминая плечи. — Он брал своего внука однажды, когда тому было всего шесть лет. Теперь ему восемь.

— Как и нам, — сказала Хэри. — Внук лорда... Мне кажется, мы видели его вчера на поляне. Помнишь?

Янне вспомнил черноволосого мальчика, сидевшего на плечах лорда Зендина, который потом ревел, уткнувшись носом в плащ одного из слуг, и лорд велел отвести его домой. Если это был внук лорда, то выходит, убитый приходился ему отцом или дядей. Янне уперся подбородком в кулак и надулся. Тот мальчишка показался ему плаксой, но он успел побывать в походе, и Янне не нравилось чувство, которое в нем пробуждала эта мысль. Жалкий хнытик! Пусть даже он действительно потерял отца — но разве это повод пускать сопли, словно девчонка?

Хэри зевнула и энергично потерла руками лицо, но сонная усталость не исчезла из ее глаз. Янне тоже ощущал это — как веки тяжелеют и смыкаются вопреки его воле и желанию, сами по себе. Им так и не удалось поспать прошлой ночью, и теперь, хотя время было еще не позднее, сонливость настигла их у тихо тлеющего очага, подкравшись по сгустившимся теням в углах зала, проникая внутрь вместе с теплым сбитнем, который Расуна налила для них из котелка. Завтра будет трудный день, сказала она, и Янне заметил что-то похоже на тревогу в том, как она  при этом бросила взгляд на дверь и слегка сжала губы.

— Почему трудный?

— Потому что когда лорд уезжает, его обязанности ложатся на его сына, а теперь он оставляет все на меня. Мне будет... сложно.

— Но это же здорово! — сказала Хэри. — Это значит, что ты сможешь приказывать всем этим людям, всей прислуге. Поручи им всю работу, а сама отдыхай.

Расуна мягко улыбнулась.

— Ты права, я могу так сделать. И сделаю. Вам я тоже найду занятие, так что даже не надейтесь на поблажки!

Она встала со скамьи, и ее серьги снова блеснули в темноте, качнувшись из стороны в сторону. Завтра ей предстояло сделать что-то неприятное, но она не хотела делиться переживаниями с такими, как они. Янне почувствовал досаду. Когда Расуна ушла, накинув на плечи шерстяной платок, они некоторое время сидели молча, слушая, как снаружи шелестит ветер, а затем пошли спать.

Котелок со сбитнем они забрали с собой, и никто не наказал их за это ни тогда, ни позже.