Онлайн чтение книги Неоцен Absenta insecta Neocene Absenta insecta
Глава 1. Ярко-красная степь с сединой.

Вдали возникло слабое сероватое сияние. Он побежал к нему. Сияние ширилось, пока ему не стало казаться, что он движется по длинному и все время расширяющемуся коридору. Затем он внезапно вырвался в тусклый звездный свет и ощутил лицом холодный ветер.
- Это и есть свет, - пробормотал он. - Но и это еще не все.

Говард Р. И. Удар гонга.

Свежий ветерок прошелестел по седоватой траве, и колосья стальным блеском отразили алое рассветное солнце. Туман, что безмолвно стелился по земле серым неплотным ковром, сливался с всезнающей сединой трав и оставлял на них жизнерадостную росу. Он как бы расступался перед нарождающимся днём, а роса радостно приветствовала кровавое утреннее небо.

И не только туман воздал должную хвалу новому дню. Внизу зашевелились с щёлкающим тихим шипением крошечные тени, отделяющиеся от плетёных неброских шариков, крупными гроздьями висевшие на каждом более-менее высоком стебле. Из-за повсеместности этого звука казалось, что сама земля шипит и щёлкает, говорит всем что-то древнее и страшное. Серые с чёрной крапинкой, мелкие тени устремились вниз, и их поклики заглушили даже ветерок. Даже шелест листвы и трав! Они немедленно спустились на землю и стали неистово рыть в ней тоннели. Вскоре их поиски были увенчаны успехом: хруст бесчисленных крохотных челюстей выдавал их трапезу, бесчисленные крохи пожирали корни и семена. Много-много семян и корешков.

Когда красное небо стало голубым, шипение и щёлканье в некоторых местах затихало с короткими посвистами, еле слышными. И точно, один чёрно-серый едок на груде земли при её шевелении внезапно исчез с этим самым свистом, потом другой разделил его участь. Но виновников этого не было видно: они почти никогда не показываются на поверхности земли, вся полезная жизнь у них от первой до последней её секунды протекает в почве, между тонких корней седой метровой травы. Более того, если их достать оттуда принудительно и не давать вернуться домой, они вскоре погибнут от солнечных лучей.

Именно это и случилось с незадачливым хищником царства Деро: раздвигая траву, по земле стремительно бежал черноглазый зверёк размером с котёнка, но с острыми зубами, сам серого цвета с «черепаховыми» разводами на густой шерсти. Его хвост-плеть был голым и тёмным, но крепким. Это был не только балансир, но и оружие: хвост мог ударить по морде подошедшего сзади соперника или хищника с силой настоящей плети соответствующего размера, а острый кончик мог нанести болезненную рану. Вот он подбежал к месту действия, и несколько чёрно-серых теней из плетёных шаров оказались в его стремительной пасти. Этого охотнику было мало, и он стал рыть землю, выкинув на поверхность грунта белесых цилиндрической формы существ с короткими мощными лапками и конусовидной головой. Шипя и без остановки открывая крошечные пасти со страшными, загнутыми назад зубами-лезвиями, они немедленно начали закапываться в землю, но пасть зверька стала их последним приютом. А потом ещё и ещё.

Эти подземные охотники, деро бледные (Dero albus), питаются под землёй всем, что могут достать, так как кротов, кутор и землероек больше нет: они уничтожили их. Но и с земли они не прочь подобрать что-нибудь съедобное, и травяные тени (Grassa shadus) – неплохой перекус. Как и семена седой травы (Elytrígia lithius), потомка пырея ползучего.

Насытившись, скрипящий от удовольствия хвост-плеть (Maus bladus) неторопливо пошёл дальше. В поисках новой добычи, но не только для себя одного. Вернее, одной: этот вид избавился от древнего ограничения животных прошлого, и ему больше не нужен партнёр для продолжения рода. Теперь не будет вырождения от инбридинга, бича многих видов. Более совершенный, бесполый способ размножения, регулировался самым простым способом: чем больше ешь, тем больше потомков получится в «сезон». Вот и сейчас у охотника-охотницы в утробе копошилось десять бойких детёнышей, и вот-вот наступало время родить.

Но проблема пришла, откуда не ждали: наперерез и во весь опор нёсся соперник-соперница за территорию. Крупнее и сильнее, к тому же тоже беременный. Грохот, отдалённо напоминавший шум ветра в каминной трубе, был криком со значением: «Убирайся, если тебе твоя жизнь дорога!». Но ставки были слишком высоки, и уступать насытившийся травяными и подземными жителями охотник «загрохотал» в ответ то же самое. Горловой резонатор, весь в шрамах и по возрасту покрытый чёрной шерстью, сработал и на этот раз превосходно. Впрочем, всё тело у обоих бойцов были в следах от былых укусов и царапин.

Гонг, барьер, начался великий бой. Зубы острее стального ножа благодаря самозатачиванию рвали передние лапы и морду, уши соперника-соперницы, пытались достать его-её шею и туловище. Когти не были столь острыми, как зубы, но за малым не превосходили кошачьи и тоже принимали участие в драке. В итоге оба скрипящих от ярости зверя обливались кровью, словно их ей облили из ведра, и валились на траву.

Этого момента ждал другой персонаж: он спикировал на них и лишь двумя ударами похожего сверху  на долото клюва по голове погасил в них искру жизни. Его синевато-серое оперение сверкало на полуденном солнце, а обсидианово-чёрные глаза осмотрели добычу, которая была разделана немедленно. Зверёк поменьше был разорван на части и съеден на месте, второй, что покрупнее, был за несколько минут отнесён в когтях в гнездо на дереве с растущими ароматными гроздьями алыми цветами. Плетёный шар метрового диаметра из седой травы, первоначально скрепленной слюной хранительницы домашнего очага, имел выход ближе к нижней части, куда и залетел добытчик. Размером с ястреба-перепелятника, воробей-пикировщик (Falcopasser Vronsky) из семейства ястребиных воробьёв (Falcopasseraceae), он со скрипом отдал зверька сидевшей на шести синеватых яйцах в бурую крапинку спутнице жизни. Та радостно прощёлкала ему сложную мелодию, а добытчик подпевал ей.

Через минут пять такого взаимного пения наседка проглотила добычу, а охотник полетел за следующей, тридцатой за сегодня. Но ему не повезло: на этот раз у цветов его родного дерева с шумом роились крохотные, размером с пчелу, птички. Они прямо-таки жужжали крыльями и окунали свои кроваво-красные головы в огромные в сравнении с ними цветы. Это птицы-пчёлы (Anthophilpacces sanguinus) из одноименного нового семейства (Anthophilpaccesaceae), прямые потомки воробьёв, занявшие место всех летающих насекомых Земли. Довольные, с ультразвуковым визгом через секунд пять-шесть они покидали цветок и стремительно летели в огромный неправильной формы общий дом с бесчисленными отверстиями с навесом каждое. Он был украшен лепестками уже отцветших цветов и листвой самого дерева, находился выше плетёного шара синеватых охотников, а активность его обитателей обозначала, что вылететь на охоту, пока они не угомонятся, положительно невозможно.

Они всегда летали по несколько сотен, обороняются единым фронтом, а клювы их острее всех, когда-либо создаваемых природой за всю историю мира. А съесть их нельзя никак: пернатые крохи пили самый ядовитый в истории мира нектар и по достижению лётного возраста сами были не меньшей отравой для остальных, чем сам нектар и цветы.

Лишь одно растение в земной истории было более ядовитым, чем алое цветочное дерево, ларцовая роза (Rodon cyprea avlsarus), и оно росло небольшими кочанами, вытянутыми вверх, как гигантский цветок розы. Единственное, что отличало его от этого цветка, был цвет и размер: метровый рост и сероватый в алую прожилку окрас. И да, на наружной стороне крайних «лепестков» были как бы иголочки. И нет никого, кто посмел бы тронуть их: альфа-амантин, - и его неоценовая модицикация, более ядовитый альфа-фениламантин, - яд симбионта этого растения под названием «поганка-телохранитель» (Amanita prethorius), прямого потомка бледной поганки, теперь наполняет все без исключения части серовато-алой «розы».

Единственное её слабое место – пыльца и семена, неспособные формироваться и прорастать при высокой концентрации альфа-амантина в них, потому этот опыляемый чёрными мелкими птичками под названием «чёрные стрелы» (Anthophilpasser melanus), - каждая размером с крупную жужелицу, - потомок иван-чая не занял поголовно все пригодные для роста растений территории мира. Плюс вездесущие корни седой травы и зерноядные серо-чёрные крохи мешают им прорастать во всех случаях, кроме короткой поры после редких и разрушительных степных пожаров.

Как раз, такой пожар и происходил: на горизонте занимался дым, и его запах резко ударил в ноздри всем обитателям прохладной степи с порывами горячего ветра. Все знали, что случится, чёрно-серые тени прятались под землей, а белёсые хищники радостно пожирали такой обед, который сам просится к столу! Цветочное дерево устойчиво к пожарам, как эвкалипт: его кора обгорает, цветы гибнут, но часть их них уже стала семенными коробочками, и они растрескиваются от жара пламени. Птички-пчёлы не боятся огня по простой причине: их огромный многоквартирный дом обгорает лишь снаружи и потом с успехом ремонтируется. Аналогично и у синеватых охотников: их яйца будут брошены прогреваться теплом от огня снаружи, пока сами пернатые летают подальше от огня. Разумеется, много гнёзд, даже «многоквартирных» сгорает дотла при всех мерах, но уже очень давно - не все.

Этой бедой пользуется новый зверь, барсуковый рат (Meleratta vilgaris), который наслаждается порой пожара, и многие погибшие гнёзда – его охотничьи угодья. Этот всеядный оппортунист, размером с барсука и занявший его место впридачу с местом кошки, лез по дереву почти со скоростью, с какой ходил по земле. Когти седого от старости охотника цеплялись за ещё тёплую древесину цветочного дерева, а длинные лапы позволяли ему находить места на дереве для более лёгкого закрепления на нём. Добравшись до плетёного шара, зверь с радостью съел яйца со скорлупой, которая хрустела на его крепких зубах. Пара, улетевшая прочь, видела это и не пыталась спасти потомство: оно было уже мертво, гнездо прогорело насквозь.

Так зверь избежал клевков и спустился с дерева, потрусил к своей норе, где его-её очень ждали голодные потомки. И не с пустыми руками шёл-шла он-она к ним: в его защёчных мешках было три яйца из шести.

Трудно воспитывать потомство бесполому существу, когда родитель лишь один! Зато нет вырождения от близкородственного скрещивания, которое было регулярным, когда пять миллионов лет назад метеоритные дожди миллион лет непрерывно угощали Землю огненными камнями и ударными волнами, а популяции нелетающих существ были разделены горелыми и оплавленными участками гиблой пустоши. Эволюция нашла выход: она повторила путь скальной ящерицы уже с млекопитающими снова, партеногенез снова вышел на сцену, и массово.

Так появился отряд Агонады (Agonadtceae), бывший когда-то обыкновенными мышами-полёвками, и именно он породил всех новых млекопитающих неоцена. Как и вскоре произошедший от них новый класс, класс грибоедов (Mucotaphagha).

Сугубо подземные организмы, размером с предка, мышь-полёвку, сейчас массово разродились: каждый произвёл на свет потомков десять-двенадцать. В пятый из шести сезонов размножения у фермера дворцового (Farma palasus sp.) с подобными подземным дворцам жилищам-лабиринтам приплод больше прочих в году, и тому есть причина, уважительная. Сейчас канун мая, и через месяц на полгода степь замёрзнет начисто. В это время чисто подземный сочный гриб (Dero amanthus sp.), потомок бледной поганки, полностью зависимый от фермеров дворцовых симбиотический вид, готовится к зиме и массово спороносит. И именно грибоеды разносят эти споры, съедая до 99,99 % от их общего количества, поскольку под землёй нет ветра, верного союзника грибных войск.

Разрастаясь больше, чем в другие времена, в мае грибы дают легко подсыхающую биомассу своим симбионтам для пропитания между актами зимней спячки. Сами грибоеды за это ухаживают за молодым мицелием и новыми плодовыми телами, уничтожая перед посадкой «своего» вида все прочие виды грибов-конкурентов. Не только земляными работами оно достигают этого, но и с помощью особой слюны с целым комплексом ферментов, хитиназ, получаемых от живущих в кишечнике и во рту дрожжей, фунгицидок сахарных (Sacharomyces hitinasus sp.).

Грибы стали при разрастании очень мягкими, а грибоеды приобрели новое свойство: сразу питаться после рождения не привычным для млекопитающих предков молоком матери, а соком грибов, тогда как сама масса стала «взрослой» пищей. Так образовался новый класс позвоночных, и у каждого вида «свой» гриб, так что им удобнее жить под землёй, где грибной массы, их пищи, больше всего. Умственные данные и агрессия у них чуть выше, чем у предков-грызунов, все живут колониально, так что прежние кроты и слепыши не имели никакого шанса выжить. А общая для всех неоценовых млекопитающих и грибоедов бесполость позволяет им не вырождаться.

Но иногда разрастание «дворцов» оборачивается общей бедой: лабиринты настолько густы, что почва теряет прочность и попросту проваливается в них. И такие «кратеры» в степи – не единичное событие. Вот на следующее утро после пожара, сгубившего гнездо пикировщиков земля внезапно обрушилась вниз, оголив корни цветочного дерева, и оно со скрипом упало прямо на копошащуюся массу грибоедов, а там и барсуковые раты, Деро и пикировщики, хвосты-плети набежали на такой внезапный пир. Беспомощные вне подземных лабиринтов сероватые коренастые зверьки с мощными лапками-лопатами гибли массово в зубах и когтях степных охотников, а воробьи-пикировщики слетелись со всей степи и пировали, набивая животы на тяжёлые времена. В прочее время Деро боятся их из-за их агрессии ко всем чужакам, но теперь их слепота и неуклюжесть вне подземелий сыграла им дурную службу.

Та же участь была у потомков птиц-пчёл: раты мощными когтями с торжествующим шипящим скрипом и лёгким визгом разрывали на части их гнёзда и пожирали ещё не ставшие ядовитыми яйца с птенцами, а также Деро, пытавшихся сделать то же самое. Травяные тени, обычно сугубо корне(зерно)ядные, доедали остатки кожи, жира, внутренностей, даже засохшую кровь от всех подряд. Хвосты-плети боялись ратов, разгоняющих их ударами могучих лап, но они урвали свою долю от беды подземных жителей и несчастных летунов.

Суровая степь неоцена в центре ветренной Ларды Афрус, и так теперь везде в засушливой степи будущего, что ж тут сказать! Все вымирания приводят к новой бурной эволюции.

Степи неоцена, типичный день.

Такие опылители и в целом пернатая фауна вместо привычных человеку пчёл и шмелей в неоцене повсеместна.

Когда хищные птицы вымерли, самые пластичные птицы мира, воробьиные вроде этого молодого пикировщика заняли их место.