Онлайн чтение книги Эхо грома Echo of thunder
Глава 10 - Ты мазохист?

10

Ты мазохист?

Я как-то… немного устал. Или это называется «апатия»? Во всяком случае, я даже не морщусь, когда пол внезапно уходит из-под ног, а в живот врезается каменное плечо. Ну и что, что штаны всё ещё спущены, а руки связаны? Хлещущие словно из Рога изобилия унижения уже превысили критическую массу. 

– Гуро?.. – доносится со стороны Ямады.

– Надо поговорить, – негромко отвечает тот. И куда-то несёт меня, переброшенного через плечо.

«Куда-то» оказывается небольшой комнатой с дырявым полом и окнами без стёкол, забитыми досками почти до самого верха. Тут Гуро стряхивает меня на пол и в несколько движений разматывает провод с рук. 

Дверь закрывается. 

Похоже, поговорить собрались вовсе не со мной.

Стены опасно приближаются, к горлу подкатывает тошнота… Нахожу взглядом большую щель над досками на ближайшем окне – сквозь неё льётся жёлтый электрический свет уличного фонаря. 

Вдох. 

Выдох.

Ура, наконец-то можно натянуть штаны!

А зад-то как болит… Не то что бы он заболел только сейчас, но до сих пор я как-то не обращал на это внимания. Ещё замечаю, что ягодицы слиплись. Трогать себя там и проверять наличие крови не хочется от слова «абсолютно», так что просто аккуратно натягиваю трусы, а затем брюки. 

Чёртов… Ямада…

По телу ещё гуляют отголоски бурного оргазма. Мышцы отказываются повиноваться. Хочется спать. Или это отходняк? Нервы сдали, наговорил им там всякого…

Надеюсь, меня не убьют?

Представляю, о чём подумает патологоанатом… или к тому времени мой растянутый зад уже придёт в норму?

Боже, о чём я только думаю?..

Глаза закрываются, но внутри всё трясётся. Страшно. Убить не должны. Несмотря ни на что, никто из них не кажется мне способным на подобное. Но с другой стороны, если бы убийц можно было определять по внешности и поведению – их было бы очень удобно ловить. 

Фак. Показной цинизм – такая удобная маска… Сейчас, оставшись один – я только и слышу, что шум в ушах, чувствую, как содрогаются внутренности и трепыхается сердце. Обычно так оно заходится после пробежки…

А ведь хреновый из меня спортсмен… да и бежать куда-то уже поздно.

Ладно, хватит. Что тут у нас? Дверь. Закрыта. Упираюсь в её шершавую и прохладную поверхность лбом. И слышу гул. Голоса. Говорят, как минимум, двое… Спорят о чём-то? Прижавшись к двери ухом, напрягаю слух, даже дышать перестаю – но как на зло в этот самый момент с той стороны становится тихо. 

И вдруг дверь толкают.

Так она не заперта, что ли?!

Отскакиваю назад, чудом не угодив ногой в одну из дыр в полу. Но лучше бы провалился, чем оказался на перекрёстке этих молчаливых взглядов, похожих как три капли воды. Странное чувство. Наверное, именно так ощущает себя обвиняемый в ожидании приговора. Так же смотрит на судей, так же старается понять, прочитать что-то по их глазам. 

Но подождите, а как же последнее слово? Разве решение должно приниматься не после того, как я всё расскажу?.. 

Хотя порядок был нарушен с самого начала. Меня ведь уже наказали. Так?

В небольшой комнате становится душно и тесно. Отступаю ещё. И вдруг совершенно неожиданно Ямада опускается на пол. Прямо коленями на грязный пол. Но глаза оставшегося стоять Хиро продолжают ковырять меня взглядом словно заточенным ножом.

Сам не замечаю, как тоже оказываюсь на коленях. Только зад отзывается протестующим прострелом. 

– Миура Кеичи, – начинает Ямада знакомым тоном, но умудрившись придать своему голосу невозмутимую серьёзность уже без всякого намёка на насмешку. – Скажи честно, ты мазохист?

Моргаю.

– Или влюбился в меня?

Моргаю снова. Интересное предположение. Самому интересно.

– Ты добровольно пришёл сюда, наверняка осознавая, что ничего хорошего тебя здесь не ждёт, – продолжает допытываться Ямада. – Почему?

Ну, насчёт «добровольно» – я бы поспорил, но… была не была.

– Кхм, вы правы, семпай. Я – мазохист. И вы мне нравитесь.

Стоящий по правую сторону от Ямады Хиро хмыкает. А сам Ямада отводит взгляд. Мне кажется, или ему противно?

– Ты собирался нам что-то рассказать, – напоминает Гуро.

– М-м-м… даже не знаю с него начать.

Чувствую себя очень странно. Эти парни… они ведут себя так, словно ничего не случилось. Или словно не случилось ничего особенного – возможно, для них это действительно так, но не для меня. Пытаюсь дышать ровно, но в груди всё равно что-то дрожит. Наверное, сердце. 

– Да давай уже, Миура.

– …

Открываю рот, чтобы начать – но спустя пару секунд закрываю. Я ведь никому раньше не рассказывал эту историю. И что я о ней думаю. 

И вдруг мне приходит в голову одна мысль… что никакой я не обвиняемый. А свидетель. Возможно, единственный, до которого эта троица смогла добраться. А «наказание» – не более, чем способ выразить свою боль. Свой гнев. Свою печаль. 

Вот теперь я чувствую себя по-настоящему отвратительно. Почему-то только сейчас до конца понимаю, что стал объектом их внимания не из-за каких-то собственных качеств… а просто из-за прошлого. То есть, Ямаде нет до меня-сегодняшнего никакого дела. 

Чёрт. Дьявол. Больно. Даже больнее, чем от члена в заду.

– Арата Кунимицу… я знал его с детства как работника заправки около моего дома. И как командира одной из группировок, входящих в «Красный рассвет». 

Опускаю взгляд, кладу ладони на уже начавшие затекать колени и прошу своё сердце прекратить так болеть.

– И эта группировка имела самый низкий ранг, хоть и была самой многочисленной. Ведь к нам… к нему отправляли в основном новичков, не имеющих связей в других группировках, или тех, кто в чём-то провинился, но не настолько, чтобы быть изгнанным совсем… А Арата-сан умудрялся держать их всех под контролем. Даже несмотря на то, что именно они использовались как разменная монета. 

– Как это?

– Хиро-кун, ты когда-нибудь видел выезд байкеров? Большой общий выезд? Тогда в «Красном рассвете» было, насколько я знаю, около трёх тысяч человек. Не думаю, что хоть когда-нибудь собиралось больше половины, но даже так, когда они выезжали единой колонной – путь их следования превращался в почти бесконечную, ревущую, сверкающую реку. Игнорирующую любые правила и светофоры. Конечно же, не обходилось без полиции… Не знаю, была ли у них какая-то договоренность, или полицейские действительно могли лишь преследовать… но в определенный момент Лидер, возглавляющий выезд, давал знак… например, на каком-нибудь перекрестке... и колонна распадалась. Все разъезжались. А полиция ловила отставших. Обычно попадались неопытные или слишком наглые байкеры… И всегда из нашей… то есть, группировки Араты-сана, потому что её члены всегда замыкали выезд. 

– И?.. Нам пожалеть бедняжек?

Видимо, что-то отражается на моём лице, потому что Хиро отводит взгляд.

– Ладно… вещай дальше. 

– Ну так вот… Арата Кунимицу никогда не был конфликтным человеком. Но пользовался уважением. Однако недовольство росло, а около трёх лет назад достигло пика. То ли полицейские стали злее… то ли что-то там с законами поменялось… но терпение особо несдержанных и агрессивных лопнуло – и этому настроению поддались многие. И тогда Арата-сан встал перед выбором: или уйти, или поддаться на уговоры и поднять восстание. 

Так. С этой частью справился. Остаётся самая малость. Но что лучше выбрать: «меня использовали» или «я поддался на уговоры»? 

Конечно же не то и не другое.

– Я часто слышал, что для Командира… что он относится ко мне по-особому. Я не хотел, чтобы он ушёл, но и не хотел, чтобы его заставили уйти. Поэтому… Я воспользовался его отношением…

Правда? Воспользовался? Или я хотел доказательств? А может ли быть, что выйдя тогда по сигналу Кита-сана, я просто хотел убедиться, что моё мнение действительно имеет какое-то значение?

– Миура.

– А?.. А, ну… – голова кружится. Трудно подбирать слова. – Он передумал из-за меня. Из-за моего эгоизма и моей глупости. И бросил вызов Лидеру. Но для этого он сначала должен был победить командиров выше себя по рангу. Если бы я зн-

Заставляю себя замолчать. «Если бы, да кабы». Кей, ты жалок!

– Почему ты ушёл? – подаёт голос Ямада. – Струсил?

Прежде чем ответить, задираю голову к потолку и вздыхаю. Кажется, мой пульс слегка успокоился. 

– Да. Мне было тринадцать. И когда всё это началось… до меня дошло, почему байкеров называют «якудзами на колесах», и я решил держаться подальше.

Небольшая ложь – её требуют остатки моей гордости. 

– Миура, ты, наверное, ждёшь, что я скажу тебе: «Не слишком ли много ты на себе берёшь? Ты правда думаешь, что какой-то тринадцатилетний сопляк мог стать виновником одной из самых крупных разборок в клане босодзоку?» 

Ямада, ты видишь меня насквозь. Прости, что сомневался.

– Я этого не скажу. Как маленький камешек может вызвать камнепад, так и самое незначительное событие может повлечь за собой глобальную катастрофу. Но ты и сам это понимаешь. Поэтому я скажу другое… точнее, спрошу: «Почему ты говоришь об этом человеке, Арате Кунимицу, словно о герое?» 

Что, простите?

– Кейчи… Он – убийца. Ты это понимаешь?

Ямада поднимается с колен.

– Я хочу, чтобы ты съездил вместе с нами к этому… Арате. 

Ноги затекли настолько, что я вовсе не уверен, что смогу последовать его примеру. По крайней мере – так же легко. 

– Гуро отвезёт тебя домой.

Едва он договаривает, за шкирку знакомо дёргают, но увы: идти приходится на своих двоих. Следом за Гуро. Через коридор и целую цепь комнат, до самого грузовика на улице. А Ямада и Хиро остаются там, в доме с забитыми окнами и дырявым полом… частично забрызганным моей спермой.

Заняв место рядом с водителем, я скашиваю взгляд на его штанину, но белесых пятен не замечаю и уже смелее съезжаю ниже по сиденью. Пристёгиваюсь. И тут же морщусь от ноющих ощущений в пояснице. Фургон заводится мгновенно. Глядя на проносящиеся за окном улицы, на сияющие витрины и яркие огни реклам, я стараюсь ни о чём не думать (благо, опыт в этом обширный), но в ушах продолжает настойчиво звенеть голос Ямады: «Он – убийца». 

Я всегда это знал. Вернее, принял, как свою вину. Жизни людей изменились лишь потому, что я оказался слишком глуп. Или себялюбив. Мой кумир стал убийцей, Ямада потерял семью, Хиро – любимую девушку… сколько ещё людей пострадали от моего эгоизма?

Но вот я снова еду домой лишь слегка помятый.

И всё с той же тяжестью на душе, что и раньше. 

Смогу ли хоть когда-нибудь искупить свою вину? Или мне остаётся только нести её до конца жизни?

****

Когда вхожу в свою комнату, часы на столе показывают только одиннадцать. Не раздеваясь падаю на постель, смотрю на серый потолок. Сердце уже успокоилось, но боль не ушла. Даже не знаю, что терзает меня сильнее: вновь нахлынувшие воспоминания или тот факт, что Ямада игрался со мной вовсе не потому, я ему интересен. Или новые переживания. Ещё час назад я делал вид, что мне нет дела до чужих бед, даже раскидывался нравоучениями, но сейчас волей не волей представляю себя на месте тех парней. На месте Ямады. Хиро. И даже Гуро. Это продолжается очень долго. Даже кажется, что уже ни за что не усну – но когда открываю глаза – за окном светит солнце. 

Чувствую жар. 

Температура позволяет остаться дома. Кутаюсь в одеяло. Набираюсь смелости, чтобы посетить ванную и проинспектировать свой задний проход. Много думаю. Очень. И рад бы отделаться от назойливых мыслей, но не получается. Правда, иногда засыпаю. 

Мне ничего не снится.

Или я просто не помню, когда просыпаюсь. 

А ближе к вечеру приходит смс. От Хиро: «в девять часов выходи из дома».

Одеваюсь и выхожу. Выбираюсь через окно. Наверное, если бы мне велели прыгнуть с крыши какой-нибудь небоскрёба – спрыгнул бы с тем же послушанием.

Вероятно, температура туманит мозг, потому что попав в метро, какое-то время еду просто тупо уставившись в окно напротив. Ямада сидит слева от меня… ну или это я сижу справа от Ямады, а слева от него Хиро. Гуро стоит рядом, держась за поручень под потолком и загораживая главаря от случайных взглядов, хотя тот не делает ничего странного. Просто сидит, положив голову мне на плечо. 

Успеваю насчитать двенадцать станций, когда обесцвеченные волосы вдруг царапают по щеке, и Ямада потягивается. Хиро первым направляется к выходу.

На платформе нас встречает Сейши Фушимори. Всё ещё с неизменной чёлкой, закрывающей половину лица. Он просто молча кивает, разворачивается и уходит – а мы бредём следом за ним. Куда? К Арате-сану?

Если всё так просто, почему они не сделали это раньше?

Плетусь в самом конце. Меня никто не тащит и не следит, не сбегу ли. 

Улицы. Люди. Магазины. Парк. Рёв моторов. Я слышу его ещё задолго до подхода к этому месту, и чем громче он становится – тем сильнее невидимая рука сжимает мою мошонку. Ну вот скажите на милость, зачем вхолостую гонять двигатели, сообщая всей округе: «вот мы, приходите и арестовывайте нас»? Но вообще-то, не так уж и громко… Во всяком случае, сигнализации припаркованных машин не воют, а стекла не лопаются, как это не редко случалось в былые времена.

Всматриваясь в чёрные плащи и хищные обводы мотоциклов, краем глаза замечаю, что Сейши не остановился, как мы. А перешёл дорогу. Там он оглядывается… и возвращает взгляд на стоянку. Смотрю туда же. 

Арата-сан… в инвалидном кресле. Громоздком, тюнингованном, довольно быстро разъезжающем по большой оккупированной мотоциклами стоянке. 

Половинка человека. 

Как… нелепо.

А я ведь даже не знал, что он попал в аварию… Или как это случилось?

– Это Арата? – спрашивает Ямада.

Киваю. Хотя народа на площадке много, почему-то я уверен, что он тоже смотрит на байкера в инвалидном кресле. Интересно, что он чувствует? Стало ли ему жалко человека, в соревновании с которым погиб его отец? Или он ощущает удовлетворение?

Не знаю. 

Мы стоим на том тротуаре почти полчаса. Я смотрю на мотоциклы. И даже не сверяясь со списком разрешённых законом модификаций, могу с уверенностью сказать: ни один из них его не нарушил. И мне не показалось – громкость работающих в холостую моторов и правда в рамках допустимого. А ещё я смотрю на байкеров. Среди них много очень молодых, чуть старше меня, и несколько ровесников Араты. Зачем они собрались здесь сегодня? Готовятся к выезду? Или это обычная встреча-тусовка?.. 

И это теперь «Красный рассвет»?

Снова стараюсь думаю о постороннем, но мысли то и дело возвращаются обратно к кумиру моего детства. Ставшему инвалидом. Новая порция вины… она раздавит меня окончательно. Конечно, Ямада прав: тринадцатилетний сопляк – это всего лишь тринадцатилетний сопляк. Всего лишь маленький камешек. Даже если способен вызвать лавину. Только вот камешку от этого не легче.

– Ладно, – вдруг раздаётся за спиной. – Я ухожу.

– Куда? – оборачивается Ямада. – Хиро, ты разве не собирался сказать ему пару ласковых?

– Он… не выглядит счастливым.

Ямада кивает. До меня доносится вздох. Потом звук удаляющихся шагов. 

– Ну а ты чего стоишь? Вперёд, свободен.

Он снова не смотрит на меня. Свет отражается в белках его глаз, подсвечивает зачёсанные назад и жёстко чем-то зафиксированные волосы, выглядящие сейчас, как иглы дикобраза. Да и сам Ямада – как тот дикобраз. Лезет в душу, а в свою не пускает. Всегда кажется расслабленным и не особо заинтересованным. Самоуверенный. Властный. Но тоже вынужденный носить маску. 

– Семпай. Если это поможет, делайте со мной, что захотите. Можете бить. Насиловать. Запирать в тёмных и тесных помещениях. Я не против.

– Почему?

Ну посмотри же на меня…

– Разве моё признание не было убедительным? 

– Это которое?

– «Я мазохист и вы мне нравитесь».

Ну наконец-то. Вот так. Смотри. Даже лучше, если с ненавистью или презрением.

– Ты не похож на мазохиста. Скорее на того, кому некуда пойти.

– Семпай, у меня есть вполне уютный…

Прикусываю язык. Ну да, дом у меня есть. И семья есть. А у него… у него больше нет. 

На макушку опускается широкая ладонь и привычно вдавливает мою голову в плечи.

– Да ты прямо-таки нарываешься. 

Пытаюсь улыбнуться.

– Но запирание, – добавляет, – давай, оставим на самый крайний случай. 

– Вы знали?..

Ямада кивает.

– Фушимори рассказал о твоём похищении. Сегодня. Не знаю, что им движет, но этот малявка тщательно дозирует информацию. И никогда не рассказывает всего, что знает.

– Может, мало платите, семпай?

– Может.

Ладонь с головы пропадает, вместо этого меня сгребают в подмышку. 

И я снова чувствую аромат земляники. Аромат, ядом втекающий в старую, гноящуюся рану. Но быть может, он сможет её очистить.

Ямада прав – я не мазохист. Но я стал от него зависим.