Эш не перезвонил.
Не перезвонил, не написал, сделал вид, что исчез из мира Маркэля. Но по-настоящему сделать этого не мог — воспоминания об Эше были ещё слишком живы, чтобы полтора десятка дней вытеснили их.
Маркэль сотню раз держал в руках телефон, глядя на высвечивающийся номер в телефонной книге, но позвонить так и не решался. В этом не было смысла. Закрадывалась идея удалить номер, чтобы избежать соблазна, вот только этот номер плотно впечатался в память.
Маркэль утешал себя мыслью, что всё могло быть хуже, признайся он позже, когда чувства к Эшу напоминали бы тяжелую форму зависимости.
Ещё долго после последнего разговора оставалась надежда, что Эшу просто нужно время. Но шли дни, и надежда угасала, перерастая в уныние. Оно въедалось в сердце, перегрызало сухожилия, лишало сил и желания двигаться. Маркэлю стоило быть благодарным привычке — это она тянула его к рутине, заставляя присутствовать в аудиториях Академии.
Мысль о том, что он сам во всём виноват, приходила в голову с завидной регулярностью. Что, если бы Маркэль повременил с признанием? Если бы сделал это в другой форме? Если бы вообще не говорил ничего? Вокруг были сплошные «если бы», и злость на самого себя росла, распространялась на Эша, на свою демоническую сущность — кто знает, возможно, будь он человеком, понимал бы других людей лучше.
Маркэль был поглощён очередным приступом самоненависти, когда зазвонил телефон. Сердце подпрыгнуло к горлу, сделало кульбит и рухнуло в пол с высоты. Он потянулся заледеневшей рукой, взял телефон и разочарованно выдохнул, злясь на себя ещё больше. Конечно, это не Эш. Почему он всё ещё надеется?
— Да? — мрачно ответил Маркэль.
Это был Фабиан — ещё два дня назад он уехал на зимние каникулы домой, и этот звонок был последним, чего можно было ожидать.
— Тебе следует приехать домой, — раздался голос брата, в его тоне звучало нетерпение.
— Зачем? — Маркэль не сдерживал раздражение. — Отцу что-то нужно?
— Отец ещё не вернулся с поисков, но и он будет здесь ближайшим рейсом. Охотник, Маркэль. Сегодня к нам привезли одного. Того, что связан со смертью матери.
Фраза Фабиана разорвалась в голове, точно граната, зацепляя осколками все эмоции сразу. В кровь хлынул адреналин, сметая по дороге уныние, заставляя собраться и действовать. Нужно немедленно добраться до особняка — была первая мысль, временно заглушившая всё иное. Слишком светло, чтобы лететь, хотя это и было бы быстрее и проще. Можно было вызвать такси. Маркэль вновь схватил откинутый телефон, едва не выронил его из дрожащих от нетерпения рук и зашёл в приложение. Не стоило привлекать лишнее внимание к Академии, поэтому он поставил в качестве пункта подачи ближайшее дорожное кафе — до него было десять минут быстрым шагом.
Маркэль молниеносно прикинул, не нужно ли ему что-то из комнаты, и, получив отрицательный ответ, поспешил на выход.
От нетерпения слегка подташнивало. Волнение скручивало внутренности и заставляло почти лететь к двери из Академии — приходилось сдерживать реальный порыв расправить крылья. В любом случае, сложно было бы сделать даже взмах в относительно узких коридорах замка.
— Маркэль!
Тот обернулся на оклик и увидел Эрика. Краем сознания Маркэль отметил его потерянный, почти разбитый вид, но собственные эмоции взяли верх над сочувствием.
— Прости, мне сейчас очень некогда. У тебя что-то срочное? — не останавливаясь, спросил он.
Эрик покачал головой.
— Нет, ничего серьезного. Извини.
Уже сидя в такси, Маркэль ощущал, как сквозь нетерпение и легкое возбуждение пробивались более глубокие чувства — печаль, ностальгия. Поимка того, кто мог вывести на убийцу матери, как разворошенный улей, растревожила воспоминания о матери. Маркэль думал о ней каждый день, но впервые за годы осознание её смерти вновь казалось настолько близким. Он почти смирился с утратой, однако сейчас словно кто-то потыкал палкой в муравейник.
Маркэль видел свои воспоминания будто издалека, но ясно и живо. Тело матери обнаружил отец, и он же не позволил детям взглянуть на него, так что какое-то время осознание её смерти отказывалось доходить до мозга.
Последним разговором был упрек матери в сторону обоих братьев, что не ладили с самого детства. Это её расстраивало.
Это было последнее воспоминание.
Маркэль медленно расслабил руки, заметив, что сжимает телефон едва ли не до хруста.
Интересно, будь мама жива, они с братом научились бы мириться с несовместимостью характеров?
Маркэль часто размышлял в таком ключе: что бы изменилось, не убей охотники их мать. И всегда приходил к заключению, что отец тогда точно был бы меньшей занудой.
На смену последнему пришли приятные воспоминания: семейный ужин, подарки, совместные прогулки на свежем воздухе — всё это было размыто, как под запотевшим стеклом. Даже её тёплый голос едва ли сохранился в памяти.
Зато Маркэль отлично помнил жизнь без матери до последней секунды текущего настоящего.
Часто он эгоистично считал, что больше всех потерял именно он. Ведь Маркэль, как никто другой из семьи, был похож на мать и внутренне, и внешне. Это он до конца пытался носить в себе ее образ мыслей, её идеалы.
Но почему-то в нём не было той яростной жажды мести, что виднелась в отце.
Маркэль чувствовал скорбь, печаль, тоску, он хотел справедливости, но не мести. Гораздо сильнее, чем желание видеть её убийц мертвыми, было желание видеть мать живой.
Отец же упивался местью как смыслом жизни.
Иногда от этого Маркэль чувствовал себя неправильным, неблагодарным. Потом задавал себе вопрос: чего бы хотела сама мать? Ей нравились смертные, и она не была агрессивной — ни разу в жизни не поднимала голос.
Она бы простила.
Но и этого Маркэль сделать не мог. А потому всё, что оставалось, — продолжать душевные метания. Может, он был слишком слаб, чтобы ненавидеть убийц во всю силу?
Если говорить о слабости, мать всегда считала, что их долг — вопреки современному мнению — защищать тех, кто слабее: другую нечисть и даже смертных. Она всегда корила Фабиана, когда он начинал задирать нос в играх с соседскими детьми. И почему-то из всех возможных представителей расы демонов под руку охотникам попалась именно она.
Маркэля плотным коконом окутала ярость. Это было до крайности несправедливо.
За окном показался знакомый пригород — ещё минут двадцать, и он взглянет в глаза тому, на чьих руках кровь его матери.
Маркэля охватила дрожь нетерпения.
***
Он ворвался в дом подобно тайфуну и, даже не здороваясь с домработницей, бегом взлетел по лестнице. Фабиан нашёлся в своей комнате.
— Где он? — с порога спросил Маркэль.
— Явно не здесь, — брат поморщился от грохота ударившейся о стену двери, встал. — В подвале. Может, дождёшься отца? Он будет через несколько часов.
— Как будто мне не всё равно.
Брат выказал неодобрение выразительным взглядом, но взял со стола ключ и кинул Маркэлю. Тот поймал и, ощущая холод металла, вдруг растерял решимость в ту же секунду бежать смотреть на пленника.
— Как его нашли? — спросил он, не делая ни шага.
— Подробности пока не знаю. Кто-то из нанятых людей отца выследил сына того охотника, — Фабиан вышел из комнаты, решив, судя по всему, проводить Маркэля до подвала, и тому не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. — Что ж, посмотрим, насколько ему дорог сын.
Он предвкушающе улыбнулся.
— То есть это не он убил маму?
— Нет, на тот момент он ещё пешком под стол ходил. Убил однозначно охотник-отец. Судя по тому, что ему удавалось скрываться так долго, он довольно опытен.
— Безумно опытен, ты хотел сказать, — поправил его Маркэль. Не просто скрываться от Высшего демона и всех возможных его помощников. Отец играл далеко не последнюю роль в человеческом мире, к тому же, имел немалые деньги. Иногда Маркэль сомневался, жив ли тот охотник до сих пор, если его было так сложно выследить. Но доказательства смерти тоже найдены не были. Охота за охотником продолжалась.
Маркэль играл ключом, спускаясь по лестнице в подвал.
— Зачем мне вообще смотреть на его сына? Я хочу быть здесь, когда доставят убийцу матери, так зачем мне ребёнок?
— Не совсем ребёнок. Не интересно посмотреть, как выглядят молодые охотники?
Маркэль вставил ключ в дверь комнаты в подвале, ещё несколько лет назад отведённой отцом под темницу.
— А что, если охотник предпочтет пожертвовать сыном? — поделился опасениями Маркэль, открыл дверь — в нос ударил спертый запах закрытого непроветриваемого помещения — и вошёл в комнату.
— В таком случае он им пожертвует, и мы…
Дальнейшее Маркэль не слышал. Один взгляд в сторону пленника, и он застывает, погружаясь в вакуум. Звуки меркнут, свет бледнеет, мир сосредотачивается на одном человеке, которого здесь быть не должно, и взрывается атомной бомбой.
Эш.
Маркэль на долю секунды пугается, что бредит, но тут же отметает эту нелепую мысль.
Тогда это, должно быть, какая-то ошибка — идея ещё более нелепая. Каковы шансы, что ищейки отца из миллионов людей ошибутся именно на Эше? И разве сам он выглядит, как человек, по ошибке попавший в западню? Комната пропитана страхом, но Эш сидит за решеткой с деланно расслабленным видом, ровно смотрит Маркэлю в глаза. С пониманием ситуации и своего в ней положения. В его глазах нет и капли того изумления, что испытывает Маркэль.
Эш ожидал его увидеть.
Он знал, кто такой Маркэль на самом деле.
Значит ли это, что их знакомство было не случайным?
Мысль вспыхнула подобно яркой свече, обжигая виски, стягивая их в огненный обруч.
И было ли это вообще их первой встречей?
Маркэль тяжело дышал — и без того душный воздух начал давить на лёгкие, точно вода в бассейне на грудную клетку. Обжигающие путы окутывали тело, сдавливая, принося боль, что распространялась на каждую молекулу организма.
Неужели Маркэль снова оказался пешкой в чьих-то планах? Почему кто-то постоянно стремился им управлять: отец, брат, а теперь ещё и Эш? Почему он так легко позволял им это?
— Привет, — произнёс наконец Эш без единой эмоции в голосе. И всё же для Маркэля он звучал с издевкой.
«Привет». Маркэль усмехнулся.
«Просто привет».
Накатила волна злости, на пару мгновений застилая остальной спектр эмоций.
Можно подумать, у них тут дружеский пикник, а не встреча охотника и семейства демонов.
Гнев горячей волной прокатился вдоль позвоночника и вспыхнул ярким аквамариновый пламенем в глазах — Маркэль торопливо опустил их в пол, повинуясь давней привычке существования в обществе людей. Вот только здесь был один единственный человек, и скрываться от него не было смысла. Маркэль вновь поднял взгляд, сотканный из беспросветной тьмы — проявление выскользнувшей из-под контроля истинной сущности.
— Мне это неинтересно, — бросил он Фабиану. — Позовите меня, когда объявится его отец.
Маркэль вышел из комнаты-тюрьмы и, уже закрывая дверь, услышал надломленный смех Эша:
— Он не объявится. Это негласное правило охотников. Ему не впервой.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления