Онлайн чтение книги Второй шанс Second chance
Глава 4.2

Мэри Холлуорд, 1989-1990 гг.

      А дальше была лишь агония. Мне казалось, что меня пропустили через

мясорубку, казалось, что нет ни одной целой кости, что кто-то рвет мои

мышцы и связки день за днем, мучила дикая жажда, но воды не было, да я и

не знала, как ее попросить. Я открывала глаза, или мне казалось, что я

их открываю, но ничего не было видно. В голове царил хаос, сплошная

какофония из звуков, меня мучали галлюцинации, все время было безумно

жарко и, самое страшное, я даже не понимала кто я, где я и что

происходит.

      Не могу сказать, как долго все это длилось, я бы сказала лет сто,

но на деле оказалось пять дней. Я приходила в себя медленно, словно

толчками вытягивая себя из этого адского забытья. Все тело было в бинтах

и повязках, кроме лица. Болело страшно, но хмурый мужчина с жидкой

бородкой и землистым цветом лица, оказавшийся целителем, сообщил мне,

что жить я буду, останутся лишь шрамы. Оборотни взаправду практически

разорвали меня на куски, но я каким-то чудом выжила. Наверное, потому

что меня вовремя обнаружили. Родители забеспокоились и отправили Тунка,

нашего домовика, меня найти. Отец вызвал своего знакомого целителя из

города. Он сказал, что мои шансы на выживание практически нулевые, и

переместить меня в таком состоянии невозможно, трансгрессия Тунка и так

ухудшила мое положение. Но пообещал сделать все, что в его силах. И то

ли он все-таки постарался больше, чем ожидал, либо я оказалась

неимоверно живучей, либо звезды так сошлись, хотя скорее всего все

вместе, но я пережила эту ночь.

      Если честно, я ожидала, что если и очнусь, то очнусь в больнице.

Мне казалось, что именно там должны лежать люди с такими тяжелыми

травмами. Ведь целитель подлатал меня в первую ночь, так почему я не в

Мунго? Вместо этого я находилась у себя дома, в нашем старом фамильном

особняке, только не в своей комнате, а почему-то на чердаке. Родители

сказали, что тут атмосфера для лечения лучше. Мне это объяснение

показалось сильно притянутым за уши. Моя комната находилась на солнечной

стороне, с большим окном, светлая и просторная. Чердак же вечно был

сырым и продуваемым, с небольшими оконцами под крышей, которые теперь

почему-то были забраны решетками. Кстати, с каких пор там решетки? С

каждым днем мне становилось все лучше. Раны потихоньку заживали, я

смогла даже встать и дойти до туалета самостоятельно, а ведь уже и не

чаяла добраться туда без чьей-то помощи. Но было достаточно вещей,

которые сильно меня беспокоили. В первую очередь, надо было смириться с

тем фактом, что меня покусали оборотни. А это значило только одно - я

теперь одна из них. Дальше мыслей в голове не было, была лишь паника.

Что теперь делать? Как это воспримут люди? Как это воспримет Чарли? Как

мне вообще теперь жить? Но ответов не было. Я пыталась поговорить с

родителями, но они лишь качали головами, приговаривая, что мы все

обсудим, когда я полностью поправлюсь. Они вообще мало что мне говорили.

Сказали лишь, что оборотней так и не нашли, нашли только пару трупов

маглов, остальные смогли убежать. Странно, если этих оборотней ищут, то

почему со мной никто не пришел поговорить? Ко мне вообще никто не

приходил. Если честно, это убивало меня сильнее всего, неужели Чарли

теперь не хочет иметь со мной ничего общего? Бред. Если бы ,не дай

Мерлин, он оказался на моем месте, мне было бы плевать, кто там его

покусал. Но он не приходил. А родители только и твердили как заведенные,

что мне нужно поправиться. И поэтому мне пока не положена палочка. И

письма. И связь с внешним миром. Я поглотала эти отговорки около недели,

и мое терпение лопнуло. Я поправлялась довольно быстро, но не менялось

ничего, меня даже с чердака не выпускали. И я потребовала ответы. Потом я

много думала над тем, могла ли я что-то изменить, если бы догадалась

раньше, что они со мной сделали. Но я этого уже никогда не узнаю.

      Но это потом, а сейчас я сидела на кровати в немом оцепенении и

пыталась осмыслить то, что они хотели до меня донести. А донести они

хотели то, что меня больше не существует. В буквальном смысле этого

слова. Никто, кроме них, Тунка и целителя, не знали о том, что я жива.

Для остальных Мэри Холлуорд скончалась 26 июня 1989 года. «Для твоего же

блага» - говорили они. Для чьего блага, черт подери?! Я не была лучшего

мнения о своих родителях, но такого даже я от них не ожидала.

Вероятность моего выживания была ничтожно мала, но все-таки это риск. А

если я выживу? Дочь-калека-оборотень? Оборотень в такой уважаемой семье?

Оборотень, носящий фамилию Холлуорд? Боже упаси. Такой шумихи вокруг

своей драгоценной фамилии они бы не пережили. Так я умерла для всех,

кроме доверенного круга лиц. Целитель, как оказалось, был должен отцу

огромную сумму денег, поэтому подписался молчать, наш домовик просто

физически не мог ничего никому рассказать, а представители закона на мое

тело вблизи смотреть не стали, и издалека было видно, что там одно

кровавое месиво. Но что-то мне подсказывало, что без «Империус» дело не

обошлось.

А потом оцепенение сменилось гневом. Я смутно помню, что кричала,

швыряла в них мебель, рыдала и умоляла сказать, что все это дурная

шутка. Но ничего не изменилось. В конце концов после таких активных

действий разошлось несколько швов, и отцу пришлось применить

транквилизующее заклятие, у него–то ,в отличие от меня, волшебная

палочка была. Дальше все было как в тумане. Оставшиеся две недели до

следующего полнолуния меня пичкали успокоительным, потому что без них я

впадала в такие бурные истерики, что меня приходилось скручивать силой. А

потом пришло время полнолуния. Родители хорошо к нему подготовились,

меня спустили в подвал и посадили на крепкую цепь, заперев дверь на все

заклинания, которые знали. И затем наступил ад. Можно смириться с тем,

кто ты есть, можно научиться контролировать себя и подавлять волка,

можно даже вынести пользу из своего положения, но нельзя привыкнуть к

процессу перерождения. И тем более забыть свое первое превращение.

Забыть весь этот ужас, боль и невыносимую ярость, желание рвать и

убивать, невозможно быть готовым к такому. Невозможно от этого

оправится. Это запечатлеется на подкорке, будто каленым железом, и

никогда не исчезнет.

      После первого полнолуния я немного успокоилась. В голове появилась

мысль, а может в действиях родителей есть рациональное зерно? Я

осознала, что я монстр, впервые поняла, что я уже не человек. Но

настроение было словно качели. То я рвалась на волю, пыталась бежать,

выйти на связь хоть с кем-нибудь. Чего я только не придумывала, у меня

отобрали все письменные принадлежности, но я писала кровью на куске

простыни, и пыталась выкинуть свое послание в окно. Меня застукали на

пол пути, и на окнах появилось заклятие недосягаемости. Совы у меня

больше не было, Пончик умер в начале моего седьмого курса, и заводить

новую мне не хотелось. Хотя, оно и к лучшему, а то и сову бы прикончили,

чтобы мне помешать. То пыталась вылезти через дымоход, его потом тоже

заблокировали.

      Затем наступали периоды апатии, и я валялась дни напролет на

кровати в полном безразличии к окружающему миру. Так прошел еще месяц.

Еще одна череда превращений, еще один удар по моему рассудку. Родители

решили, что дальше держать меня в доме небезопасно - от меня была уйма

шума - и перевезли меня в дом в горах, специально для меня его там

построили. На многие мили никого вокруг, только глухой лес, я и мой

тюремщик Тунк. Даже живность со временем я наполовину растерзала,

наполовину распугала. Бедняга Тунк был бы рад помочь мне, но он был

прочно связан запретами отца. Он не оставил нам ни одной лазейки. В

горах я тоже пыталась сбегать. Даже складывала из веток «Помогите», что

бы хоть кто-нибудь увидел с воздуха. Но все было тщетно. Отец

наведывался время от времени, привозя еду, одежду и книги с газетами. Он

был нашей единственной связью с внешним миром, мать, видимо, так и не

смогла заставить себя появиться. Также он приезжал к каждому полнолунию,

в эти ночи он приковывал меня к железному столбу, глубоко врытому в

землю и контролировал, чтобы я не убежала далеко.

      Так прошел еще год. Я могла отходить от дома лишь на пол ярда, и

за год я изучила эту окружность вдоль и поперек, вплоть до самого

мелкого камешка. Однажды наступил день, когда я стащила у Тунка крепкую

бельевую веревку и заперлась в ванной. Я не видела смысла жить дальше,

это безумие. Лучше закончить все здесь и сейчас. Им не хватило смелости

меня убить, но у меня хватит. Люстра в ванной была крепкая, мое порядком

исхудавшее тело она точно выдержит. Я напоследок посмотрела на себя в

зеркало - кошмар, да и только. Я никогда не отличалась полнотой, всегда

была худой и высокой словно каланча, лишь годам к пятнадцати стало

появляться что-то похожее на женские округлости. А к семнадцати я даже

смогла поправиться, но теперь не было ничего общего. Я была еще более

тощей, чем когда-либо. Волосы, за которыми я раньше тщательно ухаживал,

сбились в нечесаный колтун. Под глазами залегли глубокие тени. Я была

похожа на узника концлагеря или сумасшедшую. Но я и так уже сходила с

ума. Я завязала петлю и закрепила веревку на люстре. Что ж, дело за

малым. Мне не повезло, шея не сломалась, и мне пришлось болтаться в

петле, дергаясь и извиваясь изо всех сил, я и не думала, что у моего

тела осталось такое жгучее желание жить. Я понаделала шуму, раздался

громкий хлопок и вот я уже лежу на холодном кафельном полу, жадно ловя

ртом воздух. В тот раз я впервые в жизни видела Тунка злым, впервые в

жизни он накричал на меня, а когда все его негодование было высказано,

он расплакался. Мне стало стыдно и горько. Он ведь тоже пленник тут, он

ведь тоже этого не заслужил. Неужели ничего нельзя с этим сделать?

Неужели я так и проживу тут всю свою жизнь? Я ведь не смогу, еще хотя бы

месяц тут, и я окончательно слечу с катушек. Мне нужна была обратно моя

свобода, моя магия и хоть какое-то общество вокруг, кроме

эльфа-домовика.

      И тогда решение само пришло мне в голову. Когда отец снова

приехал, я предложила ему сделку. Я приношу ему Непреложный обет, обещаю

уехать из страны и больше не возвращаться, никому не раскрывать свою

личность и не пытаться связываться с теми, кто меня знал, а он

возвращает мне мою палочку и мою свободу. Я думаю, он сам ждал этого

предложения, ибо довольно просто согласился. Может, хотел окончательно

от меня избавиться, а может, чувствовал себя виноватым. Я не знаю. Тем

не менее, он вернул мне палочку и отдал завещанное бабушкой наследство.

      И вот я стою на палубе корабля, который переправит меня через

Атлантический океан в Америку. Туда, куда я собиралась чуть больше года

назад, только на этот раз в полном одиночестве - и ни счастливого

будущего, ни большой светлой любви мне уже не светило. Чарли переживет

мою "смерть". Он погорюет и найдет свое счастье. Потому что никто не

должен быть один всю жизнь. А я… Мне остается лишь постараться не быть

тем монстром, которого сделала из меня моя же семья.