Онлайн чтение книги На расстоянии вытянутой руки At arm's length
4 1,2 метра

На обратной дороге в машине звучит лёгкий джаз, разбавляющий неуютное молчание. Стайлз заново переживает неприятные минуты приёма у врача, а Питер… ну, Питер — это Питер, и никому жизнь облегчать не собирается. Из принципа.

Стайлз прослеживает ногтем сгиб на рецептурном бланке, который выдала — почему-то Питеру — врач по завершении осмотра и беседы. Несколько препаратов, которые парень решил не гуглить, чтобы не запариваться слишком сильно. Ему и без того было, из-за чего накручивать себя. Например, то удушающее чувство страха из-за объятий с любимым отцом. Или тот острый взгляд, которым врач смотрела на Стайлза и Питера. Или то направление на анализы, которое Хейл убрал в своё портмоне. Или те несколько визиток с контактами психотерапевтов, которые Стайлз смял и выбросил в урну на выходе из клиники. Но в целом… Да, в целом он в порядке.

Настолько в порядке, что Стайлз не заметил, как Питер съехал с дороги, припарковался возле супермаркета и заглушил мотор.

— Идём. Надо купить что-нибудь поесть, — в ответ Стайлз угукнул и послушно вытряхнулся из салона.

Как бы ни хотелось Стайлзу отрешиться от происходящего, он не мог оставить покупки только на Питера: участие в бытовых мелочах парень считал вполне подходящей благодарностью за заботу. Так он действовал с отцом, так же — со Скоттом, теперь вот — очередь Питера. Поэтому Стайлз дотошно выбирал крупы, овощи и зелень, молоко и сладости. Только мясо позволил волку выбрать самостоятельно — это была его стихия. А всё остальное — предоставьте Стайлзу. И нет, он не позволил взять лишнюю баночку колы. Регенерация регенерацией, а здоровое питание даже волкам полезно. Видимо, именно поэтому к концу первого часа лицо Питера приобрело злобно-смиренное выражение, а в мыслях крутилась одна только мантра: «Щенков убивать нельзя». Волк с этой мантрой был согласен целиком и полностью и позволял волчонку дёргать себя за уши и хвост.

Части тела внутреннего волка были метафорой, а вот нервы Питера — очень даже реальностью. Поэтому, психанув, Питер отдал Стайлзу кредитку и ретировался в машину, ожидать, когда у пацана пройдёт приступ наседки. Ждать пришлось ещё минут сорок. А потом — всю дорогу выслушивать гундёж:

— Мог бы и помочь, волче. Вдруг я курицу несвежую взял, и ты не станешь её есть? Или тебе не понравится тот консервированный горошек. Или замороженные овощи ты другой фирмы покупаешь. Или…

Питеру очень хотелось побиться головой о руль, но на дороге этого не следовало делать даже с реакцией волка-оборотня. Чревато всяческими последствиями. Оставалось только проклинать себя за решение поужинать домашней кухней в противовес заказу в ресторане или той же пиццерии.

Но после того, как мальчишка сделал свои уроки (чему Питер несказанно удивился: он искренне думал, что малой с его СДВГ не способен концентрироваться на школе в принципе) и принялся за приготовление ужина, Хейл согласился, что решение было удачным. Пацан что-то мурлыкал себе под нос, иногда не попадая в ноты, и шуршал на кухне, нарезая, смешивая, маринуя. На вопрос, нужна ли Стайлзу помощь, тот только огрызнулся и отправил Питера «делать свои коварные зомбо-волчьи дела и не мешать нормальным людям готовить нормальную еду. Брысь!». И всё это создавало такое ощущение уюта, что становилось даже понятно, почему люди стремятся кучковаться. И почему Питер поддался на уговоры волка налаживать связь хоть с кем-то из стаи. Пусть даже с таким вот странным, нервным, проблемным мальчишкой.

Сидя на барном стуле, Питер наблюдает за Стайлзом краем глаза (потому что «Не пялься, это жутко!») и отмечает, что дёрганные и нервные движения стали более плавными. Из всех мелких предметов парень уронил только две ложки, да и то — на стол. И только один раз врезался в высокий стул. Для Стайлза это рекорд грации и изящества. И Питер не хочет думать, откуда знает такие вот мелочи.

Иллюзия тёплой семейной жизни рассыпается так же внезапно, как до этого создалась. Вместе со словами Стайлза: «Идём, волче, всё готово» — раздаётся трель дверного звонка. Питер никого не ждёт (особенно того, кого черти приволокли) и, судя по тому, как стремительно лицо мальчишки приобрело перепуганное выражение, он это понял. Стайлз хлопает глазами и губами, пытаясь сформулировать вопрос, пока Питер медленно поднимается со своего места и так же неспешно идёт к двери. Звонок раздаётся ещё раз, и за спиной Питера что-то падает и разбивается — видимо, пацан выронил тарелку. Судя по тому, как начинает суетливо шуршать, — принялся собирать осколки с пола.

Когда Питер доходит всё-таки до двери и открывает её, из кухни доносится приглушённое шипение и мат — порезался.

— Мой дорогой племянник. Что привело тебя в мою скорбную обитель?

Дерек на пороге пыхтит и супит брови. Бедный мальчик, он и до пожара был не силён в выражении чувств, а уж после — совсем растерял все способности к этому делу. Питер облокачивается плечом о косяк двери и ждёт хоть какого-то ответа. Вздохнув, Дерек всё же отвечает:

— Стайлз.

Откуда-то из кухни раздаётся приглушённый писк и разливается волна паники. Питер кричит в ту сторону:

— Всё хорошо, лапушка? — Дерек вздрагивает на подобное обращение, но ничего не говорит, только кусает губы. А Питер между тем продолжает: — Тут мой племяш хочет с тобой о чём-то потолковать.

Стайлз всё-таки выходит в коридор и встаёт за спиной Питера так, что из-за мускулистого плеча выглядывают только два огромных глаза. Нервные пальцы цепляются за край чужой футболки, и это — первый раз, когда пацан касается кого-то сам, без потребности в волчьем моджо.

— Говори, — голос Стайлза тих и слаб, но не дрожит, — при Питере, — уточняет мальчишка.

Питер хмыкает и смотрит прямо в глаза своему племяннику, который всё пытается подобрать слова, но терпит сокрушительное фиаско. Наблюдать за Дереком, по меньшей мере, — забавно. Он хмурится, подёргивает губами, глупо моргает и бегает взглядом от плеча Питера, за которым прячется Стайлз, до дальней стены коридора и обратно. Дышит так громко и тяжко, будто тянет за собой товарняк на сотню вагонов минимум, а в итоге — ни слова не может сказать. Питеру даже становится жаль бестолкового мальчишку, который сначала ломает дрова собственным лбом, а потом пытается склеить всё обратно. И при этом никак не может научиться на собственных ошибках. Или хотя бы отрастить достаточно стойкости и равнодушия, чтобы не страдать от этого слишком уж сильно.

При других обстоятельствах Питер даже посочувствовал ему. Но волк до сих пор помнит эту шестилетнюю пустоту и тишину на том месте, где когда-то звенела стайная связь с волчонком. Она до сих пор так и не восстановилась до конца. И в лучшие дни, когда Питер чувствует, как его зверь рвётся навстречу Дереку, она похожа на слабо натянутую нить, а не на ту прочную цепочку, что была раньше. Именно поэтому Питер не спешит помогать племяннику. Поэтому и потому, что пальцы Стайлза стискивают футболку — всё сильнее с каждой секундой тишины.

— Если ты пришёл, чтобы молчать и пыхтеть у нас на пороге, то лучше проваливай. У нас ужин стынет, — Дерек вздрагивает сначала от холодного тона Питера, а затем — от самого смысла фразы.

— У нас?

— Да. Знаешь, так говорят, когда люди живут… на одной территории.

— Живут?

Стайлз за спиной Питера издаёт смешок и всё-таки говорит:

— Да, Дерек. Живут. И помогают друг другу. А не выставляют прочь, не удосужившись… — Стайлз осекается и снова замолкает, а потом встряхивается всем телом и продолжает: — Как и сказал Питер, если ты ничего не планируешь говорить, то мы пойдём. Курица с овощами сама себя не съест, видишь ли. А я чертовски не люблю готовить впустую.

Стайлз отцепляется от Питера и разворачивается, чтобы уйти обратно в квартиру, и этого достаточно, чтобы Дерек запаниковал и попытался схватить мальчишку за руку. Питер реагирует мгновенно: ловит запястье племянника, одним плавным движением заламывает ему руку назад и толкает мимо Стайлза в стену.

— Кажется, мой дорогой племянник, — издевательски тянет Питер, — ты не совсем понял. Тебя на ужин никто не приглашал. Говори, что собирался, и катись отсюда в свою дыру, которую ты гордо именуешь домом.

Дерек пыхтит, но вырваться не пытается и смотрит на Стайлза. Тот замер шагах в трёх от развернувшейся картины и с ужасом, которого раньше не водилось в его глазах во время драк, смотрит на Хейлов.

— Стайлз, — негромко хрипит Дерек, — прости меня за то, что выгнал тогда. Я просто… немного разозлился.

У мальца такой вид, будто на него вылили ведро помоев. В воздухе разливается тяжёлый аромат гнева, бессилия и разочарования.

— Разозлился?! Ты, блять, разозлился? Серьёзно? — Стайлз пытается не повышать голос, но боль и ярость, что сейчас клокочут в нём, не дают говорить тихо. — В тот момент, когда ты вынешь голову из собственной жопы и научишься не только носиться со своими потерями, но и прислушиваться к потерям других — тогда, блять, и приходи. — Стайлз нервно всплёскивает руками и продолжает уже тише, — Разозлился он. Ну, пиздец. Меня выебали, не спросив, а этот — РАЗОЗЛИЛСЯ…

Стайлз неловко машет рукой и, ссутулившись, уходит. Дерек поводит плечами, избавляясь от хватки Питера и, тупо глядя в стену, уточняет:

— Не спросив?

— О, доброе утро, малыш, — Питер разворачивает племянника и, подтолкнув в спину, отправляет в коридор. — Если бы ты действительно поднапрягся в изучении такой полезной штуки, как эмпатия и сострадание, ты бы понял это намного раньше. А сейчас: прошу меня простить, дорогой, но меня ждёт вкусный ужин и расстроенный ребёнок. Был не рад повидаться.

Питер захлопывает дверь и идёт на звук Стайлза. Тот обнаруживается в своей комнате сидящим на кровати, обхватив себя за плечи в попытке справиться с дрожью. Дыхание его неровное и сиплое вот-вот готово сорваться. Сердце начинает разгоняться, всё быстрее отстукивая ритм страха и паники. Зрачки расширены и слегка пульсируют, а взгляд замер в одной точке и не двигается. Лоб и виски покрывает испарина.

— Лапушка? — Питер говорит еле слышно, опасаясь усугубить состояние пацана и спровоцировать полноценную паническую атаку. — Ты меня слышишь? — Стайлз переводит на него свой пустой взгляд. — Я совершенно не представляю, как действовать в случае приближающейся панической атаки. Так что, давай-ка ты сам мне всё объяснишь. Что ты делаешь обычно?

Стайлз моргает и смотрит чуть более осмыслено и, зажмурившись, делает глубокий вдох и начинает шептать счёт от десяти до нуля. Закончив, он разжимает пальцы, стискивающие плечи, и встряхивается. Устало, едва заметно, улыбается и шепчет:

— Спасибо, крипи-дядюшка…

— Пойдём есть? Зря что ли готовил.

Стайлз согласно хмыкает и протягивает поднявшемуся на ноги Питеру руку. Хейл аккуратно принимает её и помогает парню встать. И только сейчас замечает на большом пальце маленький порез, уже не кровоточащий.

— Всё-таки самоубился об мою кухню? — Стайлз в ответ только хмыкает что-то типа «привык уже». — Я куплю небьющуюся посуду… возможно, деревянную, — размышляет Питер вслух и ловит недоумённый взгляд парня. — Что?

— Ты действительно готов купить уродскую деревянную посуду, чтобы я не порезался?

— Вообще-то, есть очень даже красивая деревянная посуда, если её покупать у мастеров… И да. Мне несложно, а ты — целее будешь.

Стайлз как-то странно всхлипывает и, буквально на секунду, стискивает оборотня в неловких объятиях, после чего убегает на кухню и оттуда уже кричит:

— Ну, где ты там?!

Волк Питера довольно хрюкает и гонит своего человека следом. Есть то, что приготовил щенок.

 

***

 

По идее, утром должна быть тренировка по лакроссу, но Стайлз принимает мудрое и взвешенное решение не идти на неё. Во-первых, потому что он всё равно в последнее время потерял интерес к игре и не хочет тратить драгоценное время сна на сидение на скамейке запасных. А во-вторых… он не готов смотреть на чьи бы то ни было члены, которых в избытке будет в душевой. Абсолютно точно не готов: если уж после вчерашнего появления Дерека у Питера дома даже легкое воспоминание о случившемся в «Джунглях» настолько вывело Стайлза из равновесия, что почти привело к панической атаке. Что уж говорить о голых членах.

Мысли о вчерашнем вечере плавно перетекли к разбору каждой фразы, каждого поворота головы или движения мышцы. Питер сидит у барной стойки, опираясь предплечьями о столешницу. Короткие рукава домашней футболки открывают восхитительные мышцы рук, мощные, но почему-то изящные запястья с выпуклой сеточкой вен. Взъерошенная чёлка не скрывает высокого ровного лба с лёгкими продольными морщинками, будто волк всю жизнь только и делал, что удивлялся кретинизму окружающих и закатывал свои идеально-голубые глаза. Ровный нос, тонкие губы, лёгкая щетина. Точёная линия челюсти и мягкая — скул. Слегка сгорбленная мощная спина (за которой так безопасно оказалось прятаться) и маленькие ямочки на пояснице: майка слегка задралась, а трико приспустилось ниже кромки белья, и Стайлз увидел. Он и не думал, что мельком брошенные взгляды способны так точно запечатлеть картину целиком. И, кстати говоря, разве он не должен относиться к Питеру так же, как и ко всем остальным парням, подходящим слишком близко? Даже отцовские объятия заставили немного напрячься, отчего потом было жутко стыдно. А тут… да он же сам брал Питера за руку или цеплялся за его футболку…

А потом появился Дерек, и всё умиротворение испортил. Лепетом своим подростковым, пыхтением и растерянными зелёными глазами. Стайлз хмурится, вспоминая, как Дерек пытался схватить его за руку, но сразу улыбается. Питер, как и обещал, помогает. Защищает. Рядом. Почему-то от этого «рядом» где-то в желудке Стайлза начинает пузыриться какой-то энергетический напиток восторга. И немилосердная память подбрасывает ещё немного дровишек в костёр самосожжения Стайлза: «у нас на пороге», «у нас ужин». То чувство, что сейчас радостно сворачивается где-то в груди, похоже на те, что раньше Стайлз испытывает в объятиях отца. Похоже, но не оно. Возможно, это именно то, что в стае называют «связь». Стайлз не знает, потому что ни к кому такого не испытывал. Возможно, раньше к Скотту. Раньше, но не в последнее время.

Телефон, поставленный с вечера на зарядку, жужжит сообщениями. Скотт интересуется, почему Стайлз не ночевал дома и почему сейчас не на тренировке. Лениво отписав, что решил бросить лакросс, и мучительно сладко зевнув, Стайлз повернулся на бок, закапываясь в подушку и прислушиваясь к возне Питера. Тот чем-то гремел на кухне, периодически недовольно ворча, отчего Стайз представлял на его месте большую вредную собаку — из тех, что не лают, а только недовольно бурчат что-то под нос, но в случае чего могут перебить хребет одной лапой. Конечно, Питер не был собакой. Он был большим и страшным серым волком. По всему выходило, что Стайлз со своей любовью к худи в стиле Марко Диаза — Красная Шапочка. Фыркнув и отогнав от себя образ из секс-шопа, парень всё же выбрался из кровати и, отчаянно зевая и почёсывая пузо под футболкой, пошёл умываться.

Через пятнадцать минут завтрак разбил ему сердце. Мало того, что это была овсянка, так ещё — из пакетика, которую надо только залить водой. Питер решил не напрягаться и не мешать это жуткое подобие еды, поэтому сверху она слиплась ровным слоем кашного цемента, а снизу осталась порошком. На обиженный взгляд парня Питер только пожал плечами:

— Меня ценят не за мои способности к готовке… — отхлебнув кофе, продолжил. — Я и так уже превзошёл сам себя за последние дни.

— Как ты ещё не помер с голоду?

— Ох, ну, знаешь. В лесах Бейкон Хиллс полно добычи, — и смеётся, гадёныш, глядя на бестолковое лицо Стайлза. — Ты до сих пор ведёшься на подобную хрень. Обычно я заказываю доставку, но…

Что «но» и без того было понятно. Стайлз помнил, в какой липкий комок ужаса свернулись его кишки, когда в дверь кто-то позвонил. Помнил. И не мог себе этого объяснить. Звонок в дверь и изнасилование в клубе не имеют ничего общего… возможно, не стоило выбрасывать все визитки психотерапевтов. Подавив жалостливый всхлип, Стайлз принялся поедать кулинарный шедевр Питера:

— Если я тебя стесняю, ты скажи…

— Всенепременно скажу, когда начнёшь, — вроде Питера не назовёшь мастером эмоциональной поддержки, но всего одна фраза — и Стайлзу гораздо лучше.

— Может быть, мне надо пораньше вставать? И готовить завтрак на двоих? Хотя бы тосты… — и, если в этих словах есть какой-то намёк, оба делают вид, что его там нет.

Питер неопределённо моргает и отхлёбывает кофе:

— А ты хочешь?

— Нет, наверное, нет. Не люблю вставать рано.

— Тогда не вставай, — Хейл как-то неловко пожимает плечами и интересуется: — Обедать в школе будешь?

Стайлз представляет толпу в школьной столовой и в кафе неподалёку, и ему делается дурно:

— Эм… нет. Наверное, без обеда обойдусь, — Питер смотрит как-то странно в ответ, но ничего не говорит.

Позже, уже в школе, Стайлз пытается понять: как так получилось, что с оборотнем настолько комфортно. Да, большую часть времени они сидят по разным углам, но, когда всё же встречаются (что в огромном пентхаусе Питера — довольно проблематично), всё настолько мирно и по-домашнему, будто они уже лет сто живут вместе, а не пару дней. Питер не устанавливает никаких конкретных правил, а Стайлз старается не нарушать тех, что придумал сам — и им удобно. Оборотень легко улавливает изменения настроения человека, но предпочитает уточнять словами: просто обозначая свою осведомлённость. Вот, кому можно дать пальму первенства в номинации «Хорошие волчьи манеры». Питер может обучать щенков всяким таким премудростям.

А ведь именно это он, скорее всего, и делал. До пожара, — осеняет Стайлза. Как Питер сказал? Старший матёрый волк, который должен защищать? Но он же не всегда таким был… Парня так и подмывает залезть в википедию и изучить особенности стайной иерархии у волков, но не сейчас. Не когда Скотт взволнованно и любопытно таращится в затылок.

У Стайлза нет ни единой мысли о том, когда лучший друг и бро стал вдруг вызывать раздражение своей навязчивой заботой. Возможно, это было с тех самых пор, как Скотт стал альфой. А, может быть, началось только вчера, когда друг бесцеремонно лез не в своё дело, которое Стайлз хотел сохранить в категории «совершенно секретно». Как бы то ни было, а сейчас он не готов к слишком тесному общению со Скоттом: объяснять отказ от лакросса или свои отношения с Питером (о которых Малия, скорее всего, уже поведала), — именно поэтому Стайлз сбегает с уроков, едва заслышав звонок, и скрывается то в подсобке, то в кабинете тренера. Разумеется, Скотт его чует, но правильно понимает и не достаёт. Однако это не значит, что не будет доставать никогда в ближайшее время.

Обеденный перерыв ввергает Стайлза в ступор: уже хочется есть, но в столовую идти жутко. До такой степени, что ноги подкашиваются, превращаясь в желе. В кафе, где они встречались с Джорданом тоже всегда полно народу, а Джип так и стоит на стоянке возле «Джунглей», поэтому смотаться куда бы то ни было невозможно — не успеть. Стайлз сидит на улице и греется в лучах тёплого солнца, представляя, что он способен питаться фотосинтезом, когда на стол перед ним шлёпается что-то шуршащее, а знакомый голос произносит:

— Держи, Лапушка.

И если раньше у Стайлза оставались сомнения в добрых намерениях Питера, то в этот момент они все рассеялись. На деревянной, грубо сколоченной столешнице лежит бумажный пакет, из которого доносится запах пиццы и кофе. Издав какой-то победный клич могикан, Стайлз принимается за еду, когда Питер всё-таки портит ему аппетит:

— Несильно радуйся, дорогуша. Это бескофеиновый.

И Стайлзу бы надуться и поворчать, но прикол в том, что ему действительно нельзя кофеин. И обычно, кроме него самого и отца, никто об этом не вспоминает. Лидия притаскивает соки, Скотт — газировку, Дерек… ну, Дерек один раз принёс стандартный капучино. Остальные не угощают ничем: сам купишь, если надо (и так оно и есть, в общем-то). А вот злобный, страшный зомбо-волк и крипи-дядя в одном лице принёс бескофеиновый латте…

— С кокосовым молоком?! Как ты узнал?

— По запаху, — Питер улыбается своей фирменной лукавой улыбкой и встаёт из-за стола. — Мне пора, а то сюда уже бежит один рыцарь в сияющих доспехах.

Насмешливо отдав честь, Питер отправляется на стоянку и уезжает на своём пафосном автомобиле, а рядом плюхается Лиам. Слегка ощетинившись в сторону умчавшегося Хейла и порыкивая, спрашивает:

— Что ему надо было от тебя?!

— Да вот, обед привёз… Я сегодня деньги забыл.

Лиам моргает своими очаровательными детскими глазёнками и принюхивается:

— Фу! Без кофеина. Он издевается?!

Стайлз только фыркает в ответ на праведное возмущение маленького щеночка и даже треплет того по волосам. Лиам сначала замирает от ласки и даже слегка подставляется, а потом, спохватившись, начинает возмущаться, что всем его трудам по укладке волос пришёл конец. Стайлз беззаботно смеётся, запрокинув голову к небу. Вот кто бы мог подумать…