День клонится к концу, и Джордан предвкушает лёгкий ужин, прогулку, душ и чтение какого-нибудь бестолкового, но захватывающего детектива в мягкой обложке. Однако чаяниям его не суждено сбыться, поскольку Тара, дежурившая сегодня на входе, приводит к нему двух мужчин неопределённого возраста: из тех, которым может быть к сорока, но отлично сохранились или, напротив, всего двадцать, нооо…
— Джордан, это к тебе, — объявила Тара. — Сказали, больше ни с кем говорить не станут.
Пэрриш неопределённо махнул рукой, приглашая парней к своему столу:
— Чем могу помочь? — задавая вопрос, Джордан надеялся, например, на котёнка, застрявшего на дереве. Или на угнанную машину хотя бы.
— Сегодня ко мне в клуб — я владелец «Джунглей». Наверное, слышали о таком, — пришёл один жуткий тип… — начал черноглазый. — Он угрожал мне и моему партнёру. И сказал, что мы обязаны прийти к вам и всё рассказать.
— Ну, раз рассказывать придётся всё, — Джордан выделил последнее слово, — то позвольте предложить вам кресла.
Через двадцать минут становится понятно, что никакого ужина или прогулки сегодня не светит. Как и чтения детектива. Потому что то, что начиналось как простая угроза, теперь выливалось в продажу алкоголя лицам, не достигшим двадцати одного года, хранение и распространение наркотиков, домогательства, изнасилование и растление несовершеннолетних. Но, как казалось, Джордану, ни один из двоих парней не осознавал, что натворил. Каждый оправдывался фразой:
— А чо такого-то? Они сами хотели, — после сбивчивого рассказа Пэрриш выдаёт каждому парню по листу бумаги и ручке, чтобы те записали свои показания.
Предстоит ещё многое сделать: определить парней в камеру, составить протокол задержания, установить точный список жертв, сформировать дело. Но, в целом, большинство дел подождёт до завтрашнего дня. Поэтому, заперев подозреваемых и прихватив с собой повинные, Джордан отправляется домой. Он надеется повторно изучить все показания в спокойной обстановке. Возможно, найдётся что-то, что изначально ускользает от замылившегося за день взгляда.
Небольшая квартира, как и всегда, встречает тишиной и пустотой. Временами Джордан задумывается о том, чтобы завести собаку, но всегда отговаривается занятостью и своей сверхъестественной сущностью: вдруг Цербер закошмарит ни в чём не повинного щенка? Так и коротает свои вечера в компании свежевыжатого овощного сока и нового дела, над которым работает. Лёгкое увлечение Лидией сошло на нет после принятия себя, как посланника ада, а её — как вестницу смерти: начинать отношения только из-за какой-то сверхъестественной составляющей Джордан считал неэтичным и не совсем здоровым. А остальные девушки или юноши… ну, мало кто мог смириться с загруженностью помощника шерифа. И ещё меньше — с возможностью пиротехнической угрозы посреди ночи. Безусловно, контроль над Цербером у Пэрриша за последние месяцы только усилился, но до сих пор был несовершенен. Особенно пасовал он перед кошмарами, которые приходили не очень часто, но довольно метко. До такой степени метко, что Цербер пытался спалить всё вокруг в радиусе метров пяти. К счастью, обычно Пэрриш просыпался при первых признаках появляющегося пламени. А если однажды не проснётся? Если в адском огне сгорит не только постельное бельё, но и кто-то, кто ещё лежит на этом белье?
Вот и сейчас, запустив в блендер огурец, пару листиков петрушки и половинку авокадо, Джордан разложил на столе тонкое — пока ещё — дело и отправился в душ. Освежившись и переодевшись в лёгкую домашнюю одежду, Пэрриш перелил сок в высокий стакан, достал из холодильника варёную грудку и, не разогревая её, принялся за поздний ужин и повторное изучение материалов дела.
То, как оба подозреваемых описывали угрожающего им мужчину, казалось подозрительно знакомым. Жуткая улыбочка, холодные глаза, пафосные речи и тонна самодовольства. А, и конечно же, скрытые и явные угрозы. К сожалению, более детального описания мужчины подозреваемые дать не смогли, но и этого было достаточно, чтобы натолкнуть помощника шерифа на определённые мысли. Перечитав ещё раз обе повинные, Джордан отметил для себя и странные фразы, которые бросал мужчина: «я чую», «твоё сердце говорит мне» и прочие, что наводили на мысли об оборотнях или других сверхъестественных сущностях. Записав в блокноте «Питер Хейл» с большим знаком вопроса, Джордан вернулся к бумагам.
По словам Уилльяма Хэрфи, если парни не соглашались на секс сразу, он опаивал своих жертв пивом с небольшой дозой экстази. Тогда ребята становились дезориентированными, податливыми и неспособными к сопротивлению. Билл называл это «помощью в раскрепощении». Закон называл это — в самом мягком варианте — принуждением. Джордан называл это изнасилованием. И сейчас, чувствуя патологическую благодарность к мужчине, который угрозами вынудил этих двоих сдаться в руки правосудия, Пэрриш подозревал, что не такой уж он и хороший помощник шерифа, как о себе думал…
Отложив повинные, Джордан откидывается на спинку стула и устало трёт переносицу, пытаясь продумать план дальнейшего ведения дела. Насколько ему известно, в участок пока не обращались парни с заявлением об изнасиловании. Вообще, с такими преступлениями дела до сих пор обстоят удручающе: жертвы стыдятся себя и не обращаются в полицию, считая, что сами виноваты; преступники не приходят с повинными — как в данном случае — и часто не считают изнасилование таковым. Несмотря на всю деятельность, которую вели и ведут правозащитники и департамент шерифа, вину за эту категорию преступлений всё ещё перекладывают на жертву. Или вовсе обвиняют её в искажении фактов или заведомом подлоге.
И теперь помощнику шерифа придётся очень сильно постараться, чтобы найти всех (или хотя бы некоторых) жертв. Обещать им отсутствие огласки и тайну личности. И как-то это организовать. Возможно, чем-то помогут телефоны подозреваемых, данные по кредиткам, которыми расплачивались в клубе. Надо будет поискать завсегдатаев и вызвать в участок в качестве свидетелей. Возможно, они хоть что-то знают. И, может быть, стоит опросить Питера Хейла. Наверняка чутьё не подводит Джордана, и этот хитрозадый волк всё-таки как-то замешан.
Пэрриш поспешил записать все свои размышления в блокнот, поскольку его мысли уже сменили направление. Если это всё-таки Питер так запугал подозреваемых, что они сочли благоразумным дойти до участка, то… Что именно «то», Джордан пока не может придумать, но чует, что направление верное. То… Питер — волк-оборотень. Единственная ценность этих сверхъестественных существ — стая. Старший Хейл, конечно, странный и агрессивный, но всё же волк. И если предположить, что таким вот нехитрым образом он защищает стаю, то…
— Одна из жертв — из его стаи, — Джордан аж проговорил эту идею вслух. Несколько раз повертел её под разными углами и продолжил бормотать, — но на оборотней алкоголь и наркотики не действуют. Подозреваемые — люди, далёкие от познаний в сверхъестественной фармакологии. Значит, жертва — человек. Люди в стае, — Джордан вновь придвинул к себе блокнот и начал записывать, — Лидия, Стайлз и тот забавный мальчишка помладше, друг Лиама. Лидия вряд ли пойдёт в гей-клуб. И вряд ли её изнасилует гей. Остаются Стайлз и парнишка… Как же его зовут?
Джордан попробовал вспомнить имя подростка, но не преуспел в этом. К тому же, изнутри Цербер рвал когтями лёгкие и диафрагму, буквально подталкивая к одному конкретному выводу:
— У Стайлза есть поддельные документы. Стайлз бывает в «Джунглях». Хейл — если это он всё-таки — заставил подозреваемых прийти ко мне, а не к шерифу Стилински, — от напрашивающегося заключения у Джордана перехватило горло и стянуло все внутренности в морской узел. — Одна из жертв — Стайлз.
Выдохнув и ещё раз взглянув на пометки в блокноте, Джордан решает не пороть горячку: этот вывод построен на целом ворохе допущений. И пока что не имеет под собой реальной основы, поэтому единственное, что Пэрриш реально сейчас может сделать — пойти лечь спать, чтобы утром, заступив на смену, заняться делом вплотную. И проинформировать шерифа.
***
— Дорогая, я дома!
Хейл вернулся спустя полдня после того, как оставил Стайлза одного. Более точно, сколько прошло времени, сказать парень не мог: он запутался в сплетении тошноты, лекарств, озноба, слабости и пробивающегося голода. Но в целом… в целом Стайлз стал ощущать себя гораздо лучше. Сказывались ли попытки волка вытянуть болезнь или всё-таки человеческие лекарства, однозначно решить было сложно, но это было и неважно.
После приветственных слов пара минут прошла в тишине, нарушаемой лишь шорохом одежды: видимо, Питер переодевался в своей спальне. Затем послышался звук бегущей воды и едва уловимого фырканья. Стайлз даже попытался слегка улыбнуться, представив, как Хейл по-собачьи (по-волчьи) отплёвывается от воды. Свежий и домашний Питер появился на пороге гостевой комнаты ещё минут через пять, стукнул костяшками пару раз в косяк двери для проформы и прошёл внутрь. Уложил на тумбочку телефон и бумажник, осмотрел парня и поинтересовался:
— Ну, и как тут мой пациент?
Стайлз поморщился, но нашёл в себе силы подробно ответить:
— Лучше. Судорог больше не было, вроде бы. Поесть я так и не смог, только пил. Меня постоянно полощет со всех сторон. И я весь мокрый. И спать хочу, но уснуть не могу. И всё думал: откуда у тебя лекарства? Откуда ты знаешь, что нужно делать? И куда ты ходил? Откуда…
— Стоп. Ты сейчас перевозбудишься и сделаешь только хуже. Отвечая на твои вопросы: лекарства — из аптеки. Ну, некоторая их часть. Ты же не думаешь, что ты — первый и единственный человек, страдающий от отравления, в моей жизни? Это и ответ на твой второй вопрос. Не ты первый, не ты последний. А ходил я по делам. Отца твоего вот навестил, — и, предупреждая истерику парня, поспешил объяснить, — сказал ему, что ты просто перебрал алкоголя. И пока что будешь у меня отлёживаться. А потом сходил нашёл твоё барахлишко.
Стайлз протянул какой-то невразумительный ответ и кивнул, принимая рассказ Хейла. Ужасно хотелось, чтобы волк снова начал лечить своими суперсилами, но парень стеснялся попросить, а Питер больше не предлагал. Да и боли такой уж жуткой не было, а всё остальное можно и потерпеть.
Но, видимо, что-то отобразилось на подвижном лице Стайлза, поскольку Питер вздохнул и тихо спросил:
— Нужна помощь? — он протянул Стайлзу ладонь, намекая на волчье лечение, и парень радостно ухватился за предложение (и за руку — тоже). Наблюдая, как чернеют венки на широком запястье, Стайлз ощущал, как вместе с букетом неприятных ощущений сбегает страх и напряжение, а на их месте появляется голод и какое-то подобие бодрости.
— Пойду в душ, — пробурчал Стайлз, когда сеанс волкотерапии был окончен. — Надо… отмыться.
— Полотенца в шкафчике. Халат — там же. И смени уже свою одежду — я же говорил, что в шкафу есть запасной комплект.
— Мне было не до переодеваний! — огрызнулся Стайлз. — Я пытался не выблевать и не высрать внутренности.
— Какой ты поэтичный, лапушка, — напоследок усмехнулся Питер и вышел из комнаты, оставляя парня наедине со своими мыслями.
Стайлз никогда не считал себя слабаком. Даже тогда, когда Дерек обтирал им все вертикальные поверхности, Стайлз считал себя вполне стойким и сильным. Ну, как для человека. Но сейчас эта уверенность пошатнулась. Он стоял посреди просторной ванной, смотрел на своё отражение и не мог стянуть с себя одежду. Ему казалось, что стоит сбросить джинсы и бельё, как снова вернутся ощущения чужих рук на теле. Снова придёт разрывающее чувство проникновения. И то отчаянное и унизительное минутное возбуждение.
Но душ непременно надо принять, чтобы смыть эти навязчивые ощущения и избавиться от липкого, удушающего чувства собственного ничтожества. Ну, и чтобы немного освежиться.
Раздеваясь, Стайлз отвернулся от зеркала и старался не смотреть на своё тело сверху вниз. Пытался стянуть одежду, не дотрагиваясь до собственной кожи. Особенно той, что пряталась под нижним бельём. Он даже зажмурился, стаскивая с себя трусы, чтобы не видеть возможных потёков. Надо сжечь это барахло. Лучше Стайлз поедет домой в домашнем трико Хейла, чем снова наденет что-то из этих тряпок.
Шкрябая себя грубоватой мочалкой-варежкой, Стайлз старался следить за дыханием, чтобы не свалиться в паническую атаку, которая пыталась подступить с того самого момента, как парень взялся за раздевание. И страшнее всего было осознание, что Хейл мигом услышит сбившееся сердцебиение и заполошные попытки вдохнуть, прибежит спасать и увидит голого и мокрого — жалкого — Стайлза во всей красе. Поэтому: вдох-выдох-вдох-выдох… И не дотрагиваться голыми ладонями до собственного тела.
Питер нашёлся на кухне, куда Стайлз, раскрасневшийся после горячего душа и жёсткой мочалки, выполз минут через двадцать. Хейл варит куриный бульон, судя по запаху, и смотрится слишком сюрреалистично, чтобы парень мог смириться с этой картиной. Усевшись на высокий стул за барной стойкой, Стайлз принимается ждать.
— Хочешь поговорить? — волк не обернулся, давая иллюзию личного пространства в чужом доме.
— Ммм? О чём? О том, что я напился до такого состояния, что не мог шевелиться? Или о том, что меня трахнул какой-то левый парень, а я не смог его оттолкнуть? Или о том, что у меня даже встал?
— Нет. Не об этом. А о том, что тебе в алкоголь подмешали экстази, после чего — изнасиловали, воспользовавшись твоим состоянием, — Питер продолжает помешивать пустой бульон, чтобы не поворачиваться к парню, от которого резко запахло болью, стыдом и унижением. — Ты же понимаешь, что всё, с тобой случившееся — вина того парня и бармена? Вряд ли он не знал, чем занимаются у него под носом.
Наконец, бульон закипает, и Питер снимает небольшую кастрюльку с плиты, переливая содержимое в две яркие супницы. Одну пододвигает к Стайлзу вместе с ложкой и сухариками из багета, которые приобрёл по пути домой в миленькой французской пекарне. Свою порцию Питер обнимает руками и начинает прихлёбывать бульон прямо через край, чем несказанно удивляет Стайлза.
— Я думал, ты из тех, кто полностью сервирует стол, даже если ест в одиночестве. И, серьёзно? Аляповатые супницы из Икеи?
— Смерть и последующее воскрешение вносят свои коррективы в способы радоваться жизни.
Оставшееся время они обедают молча. Стайлз дёргает куриное мясо, уже немного остывшее на плоской тарелке, и размышляет над словами Питера, рассматривая их под разными углами, а Хейл наблюдает за парнем, изучая его постоянно меняющееся выражение лица. Когда весь бульон выпит, а сухарики сгрызены, Питер ставит перед Стайлзом стакан апельсинового сока и сухие крекеры из льна.
— Зачем ты это делаешь, волче? — Стайлз крутит печенюшку между тонких пальцев, отламывая от неё маленькие кусочки и безбожно кроша на барную стойку. А вот сок он принял более благосклонно, выхлебав весь.
— Помогаю тебе? Тебе правду или то, что ты привык видеть?
— Давай сначала второе.
— Так у тебя будет передо мной должок. И у шерифа тоже. И мне будет, чем тебя шантажировать, например.
— А если правду?
— Ты — член стаи. Щенок ещё, в общем-то. Моя работа — как самого старшего и матёрого волка — защищать стаю. Особенно молодняк. Хочу я этого или не хочу, а волк — заставит.
Стайлз несколько мгновений обдумывает слова Хейла, собирая крошки с глянцевой поверхности барной стойки, а затем уточняет:
— У нас у всех есть роли, так?
— В общем-то, да. Оборотни лучше их понимают и чувствуют, потому что наши внутренние волки — крайне иерархичные создания. Люди, как ты или Лидия…
— Или Мейсон?
— Да, или Мейсон. Вы ощущаете это распределение слабее, но всё равно иногда делаете что-то, что не можете и сами себе объяснить. Просто, потому что чувствуете, что так надо.
— Не припоминаю такого за собой.
— Ну, например, разработать план по спасению Бойда, Эрики и Коры несмотря на то, что просил тебя об этом мой мудацкий племянник?
— А ты его не очень любишь, как я погляжу?
— У меня есть на то свои причины. Ты не отвлекайся. Объясни мне: зачем ты полез помогать альфе, членом стаи которого себя не считал?
— Я… я просто люблю помогать людям.
— Ну да, конечно.
На этом Питер посчитал разговор оконченным и, отвернувшись, принялся загружать посудомоечную машину. Стайлз за его спиной пыхтел и ёрзал, обдумывая слова волка. Парень честно пытался сдержать рвущийся наружу вопрос, но всё же не смог:
— Он бросил тебя. Так? Он уже был совершеннолетним, как и Лора. Но они просто уехали, оставив тебя на попечении медсестёр.
— Знаешь, Стайлз, — Питер по-прежнему не поворачивался, — тот факт, что я вынужден заботиться о тебе, не меняет того, что я могу тебя убить. Да, моя звериная сущность будет недовольна, но… Подумай о том, что я убил родную племянницу.
— И до сих пор себя за это не простил.
— Ты нарываешься.
Поджав губы и даже закусив их изнутри, чтобы не ляпнуть чего-то, что станет совсем необратимым, Стайлз сползает со своего места и направляется в комнату, которую пока что считает своей. На ходу он бросает через плечо:
— Спасибо тебе, волче. За обед и за всё остальное.
Питер предпочитает игнорировать благодарность и направляется к себе в кабинет. Пора бы и поработать немного.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления