Онлайн чтение книги Лисья маска
Глава 6. Мартовский лис. Конец

   За дверью послышался грохот. Половицы дома задрожали. Маг, поняв случившееся, ринулся к двери и наложил плотный слой магии. Особняк перестал вибрировать и подозрительно затих. Локаторы Камио больше не были способны уловить звуки за дверью. Лисёнок не двигался, пребывая в ступоре. Он не знал, какое действие нужно совершить, что сказать, чтобы человек пустил его к отцу. Но самое главное — он не мог и слова вымолвить. Словно чья-то невидимая рука схватила за шею, как в тот раз, те же руки, что сковывали Камио в комнате лиса.

   В памяти ещё свежо виднелись воспоминания.

   Ночь, заслышав звук открывающейся двери и Камио, ведомый любопытством, решил проверить местность. Настежь распахнутая комната отца. Вздымающаяся от сильного порыва ветра занавеска. Распотрошенная постель, не успевшая остыть. Почему-то лисёнку думалось, что Эллигос вышел через окно. И поспешив повторить то же действие, он вошел в комнату. Непринужденно подошел к окну и навалился на подоконник животом. Посмотрел вниз, но на сырой земле не заметил следов. Рассчитывая отыскать отца через парадную дверь, Камио развернулся на голых пятках и только отошёл от окна, как до ушей дошёл знакомый стук. Так обычно отец забирался на окна. Уже было обрадовавшись, он обернулся, но затих, затаив дыхание
   На подоконник сел кто-то, кого Камио еще ни разу в своей жизни не видел. Дело было не во внешности, которая у всех и так была разной, а скорее в ауре, окружавшей неизвестного. Мрачная и тёмная, она таила в себе нечистые намерения. Сидевший походил на мертвеца, даже переплюнувшего оных по бледности. От трупного запаха в носу противно чесалось, а в горле скребло. Лисёнку хотелось проблеваться на месте, но он сдержался, закрыв рот руками. Так пахли те, кому скоро было суждено умереть, и те, кто эту смерть нес. Противный, гнойный запах, заполняющий всю их душу. Он отравлял тело, разлагая его на мягкую плоть
   Незнакомец улыбнулся. У Камио в жилах застыла кровь, а ослабленное тело опустилось на пол.
   — Какой сюрприз, — он повернул голову в сторону лисёнка. — Кого я вижу, Эллигос. Ты помолодел?
   Голос у него был хриплый, словно ржавый винтик в несмазанных качелях. Он резал по ушам Камио как гвоздем по стеклу, внушая отвращение и ужас. От него хотелось закрыться руками и зарыться в пол. Спрятаться или убежать, но не в коем случае не слышать. Камио не знал ни одной человеческой молитвы, но она бы и не помогла ему. И всё же про себя он умолял кого-то неведомого помочь ему, схватить за руку и увести или хотя бы кинуть в него что-нибудь, чтобы вытащить его опустевший разум из тягучего омута.
   Но каждое слово глушилось скрипучим звуком, во много превышавшим мысли лисёнка. Этот скрип добавил новый — он спустился с подоконника и неспешно направился к ребёнку. Замер у головы, так, чтобы Камио мог видеть его ноги с ужасными, корявыми ногтями. Лисёнок застонал от отчаяния, всё ещё надеясь, что сможет проснуться. Но не проснулся даже в момент, когда руки смертника до хруста сжали оба запястья потянув Камио верх, на уровень его глаз. Тупая боль, что он так любезно подарил, не смогла пробудить ребёнка. Это дало начало еще большей панике, это слабым ручейком леденящей воды начало тушить огонь надежды. И журчащий звук, похожий на речной, теперь холодил тело. Так урчало в животе у него. Он долго голодал, воздерживался и страдал от жажды. И видя перед собой желанный кусок еды, не выдерживал.
   Однако остатки разума, докуда ещё не добралась плесень в голове, подбрасывали отрывистые мысли, что с его Лордом что-то не так. И правда, мгновением позже он догадался. Присмотрелся к испуганным глазам, таким же большим и ярким, но не увидел в них того, что привлекло и разбудило в нем когда-то чудовище. Эти глаза отличались, они смотрели так же прямо, но блестели не под тем углом. Как-то криво. Душа от это выворачивалась наизнанку.
   Он, не колеблясь, утащил лисёнка на кровать. Повертел в руках как игрушку и вынес вердикт, долгое время отдававшееся в голове Камио морозным эхом:
   — Ты не он…
   Камио предпринял лишь одну попытку выбраться. Но его грязные когти впились в мягкую кожу и потянули обратно. Своего голоса в этот момент лисёнок не узнал. Но отчетливо понял, кого всё это время боялся его отец. На одежде Элли было много запахов, но только эта гниль никак не желала выветриваться. Будучи ребёнком, он не понимал, что это значит. Но теперь, видя перед своим лицом то, что так глубоко поселилось в душе лиса, Камио не мог не заметить отчаянного страха, с которым отец раньше на него смотрел. Он, испытывая отцовские чувства, сильно переживал, что лисёнок не вырастет без отклонений, и что хуже, не умрет раньше, чем достаточно узнает. Для своей защиты, в подсознании Лорд старался отказать от ещё неродившегося дитя. А после — банально не привязаться к нему, чтобы после не жалеть о смерти. Но Элли не мог понять, что даже такая короткая, но эта жизнь может стать самой счастливой. Всего-то и надо было любить и нежно гладить его, пусть и до самой смерти. Такой Смерти Камио не боялся. И, размышляя над этим, пока его руки гуляли по детскому телу, лисёнок понял, что та крохотная капелька обиды не скатившейся слезы, высохла раз и навсегда. Необъятная душа Камио принимала отца всецело. Лисёнок был спокоен, позволяя ему делать все, что пожелает. Ведь запах Камио тоже начал неприятно щекотать нос.
   Он больше не обращал внимания ни на слезы на своем лице, ни на стуки в дверь. Все равно на все, что происходило. Только стоило двери распахнуться, а ему убрать от лисёнка руки, как тот согнулся в новом порыве страха. Уши уловили любимый голос. Пока Элли не было рядом, всё шло хорошо, он не ощущал давления. И стоило ему появиться, как всё вернулось. С той лишь разницей, что боялся Камио не за себя. Но глупое тело его подводило: оно мерзко дрожало и противно ныло, а не свой голос выдавал ложные звуки, которые он вовсе не хотел издавать. Он не мог подчинить себе своё же тело. Не мог рассказать отцу, как сильно он желал его увидеть и как сейчас мечтает, чтобы кто-то увел отсюда Эллигоса. Взглядом, Камио старался подать немой сигнал, но наткнулся на иную реакцию, позабыв, что действительность всегда относительна.
   Эллигос смотрел на него холодно, застыв на месте и не отводя взгляда. Лисёнок знал, что это не равнодушие. Он помнил каждое поведение Элли, каждую эмоцию и считывал их с него практически безошибочно. И сейчас отчетливо разглядывал в застывшем отце ступор и страх. Они его приковали к месту, точно так же, как и самого Камио недавно.
   Так хотелось крикнуть Эллигосу обидные слова, чтобы тот перестал тупо стоять и покорно слушать каждое его слово. Но к моменту, когда лисёнок собрался с силами, они уже договорились обо всем, и Камио повис на руках у Элли, намертво в него вцепившись. Нужно было сделать один шаг, крохотный и роковой. Просто оттолкнуть лиса назад, пусть и повалившись на пол, но сделать хоть что-то, способное пробудиться их. Но он не успел. Маг всё испортил. Он не вовремя оттащил лисенка от груди, не вовремя закрыл дверь и совсем лишним был этот барьер.

   Сейчас Камио ненавидел Лютера. Понимал добрые намерения человека, но ненавидел. Просто ему нужен объект ненависти. И Лютер этому не препятствовал, зная, как нелегко им обоим: лису и его лисёнку. Маг не разбирался в ситуации до конца, но старался поддержать Камио всеми силами, доступными ему. Погладить, утешить словами и заварить чай.
   — Какой еще чай?! Там отец! Он же убьёт его! Ты чувствуешь?.. От меня больше не пахнет смертью… Она перешла к отцу… Папа! — Камио упал со стула на пол, зарыдав навзрыд. Тяжесть в душе была единственным гостем, тем, кто давил тонной и рвал его на куски. Детский разум не понимал, почему всё то, что выстроилось перед ними теперь исчезает. Оно буквально сыпется сквозь пальцы как мелкий песок. Утекает бесформенной водой. Осыпается хрупким стеклом.

   — Камио, просто поверь ему… Просто поверь. Жизнь не кончается. И он сильный. Эллигос очень сильный, — примитивные слова, который произносит каждый второй в такой ситуации, неожиданно облегчили лисёнку душу. Он перестал кричать в отчаянии, перестал уничтожать деревянные половицы и царапать руки до крови. — Ты же знаешь, что так просто он нас не оставит. Он тебя не бросит. Ты же дорог ему.

   Громкие рыдания стихли до всхлипов. Камио нашел защиту в крепких руках человека, ухватившись за его спину, как за щит и спасительную соломинку. Сколько часов прошло? За окном давно рассвет. В особняке тихо. Настолько противно слышать тишину, которая днем назад была самым лучшем началом дня. Тогда Камио с уверенностью мог сказать, что отец сидит у камина и пьет кофе. А Лютер готовит всем завтрак, напевая детскую песенку. Лисёнок мог неторопливо прошествовать в гостиную, приобнять Элли со спины и получить утренний поцелуй в щечку. Пусть он был единственным, на который согласился отец, но как раз потому хранился в сердце и памяти юного демона так бережно, как не охранялась даже королевская чета.

   Сейчас всё иначе. Этим утром в гостиной было тихо, на кухне не шипело масло, а солнце больше не казалось милым. Что бы сделал Камио? Ничего. Он мог только ждать. Это абсурдное понимание пришло к нему не сразу. Сначала надо было успокоиться. Опомниться от прошлого и принять действительность. Только потом он смог привести мысли в порядок, как и сказал человек, за чашкой чая. Лица на лисёнке не было, но щечки уже порозовели. Раны на нем заживали быстро, кровь демона активно боролась с пакостью. Скоро на молодом теле не останется и следа. Как хорошо, наверное, телу. На нем всегда можно залечить любые раны. Душе гораздо хуже и сложней. Тут время может лишь частично стереть поверхностные капли, забыв про толстый слой запекшейся крови.

   — Какие мысли занимают? — учтиво поинтересовался маг, видя, как напряжённо сошлись брови. В этом он стал похож на отца. Только тот старался не подавать столь явного вида.

   — Размышляю, почему и как тело и душа так отличаются.

   — И как же? — человек помешал остывший чай ложкой, всё ещё думая, что там остался сахар после нескольких часов сидения.

   — Никак. Все боятся потерять и то и другое. Но при смерти цепляются за тело, а при жизни — за душу. В чем разница? Пусть тело страдает. Лучше бы душу можно было вылечить.

   — А ты представь ту реальность. Представь, как кто-то сейчас истязает чьё-то тело, — в голове встала картина, как лисёнок наблюдает за ним и отцом. Только их он сейчас мог увидеть. — И поразмышляй, в чем была бы разница. Тогда бы думали так же, как и ты сейчас. И всё вернулось бы к этой реальности.

   Слова Лютера Камио не понравились, но он был прав. Мудрый дядя… Он заменял ему второго родителя. И его совсем не волновали мнения, ведь маг был замечательным человеком. Не понимал, почему люди не могут равняться на таких, как он.

   Внезапно подул ветер. Всё было заперто. Только у одной комнаты настежь открытые створки бились от сильных порывов. Не думая и секунды, они с грохотом выбежали из кухни.

   Держась за подлокотник кресла израненной рукой, Эллигос облокотился о твердую ткань. Его одежда не прикрывала тела, а просто висела рваными клочьями. Сквозь широкие дырки, пропитанные густой кровью, краснели алые раны. Ещё свежие. От комнаты по ковру тянулся кровавый шлейф. Лорд был похож на сломанную куклу, пережёванную бродячей собакой. Дыхание у него походило на предсмертное. Словно он был готов прямо здесь и сейчас испустить дух. Тело уже не тряслось, там нечему было дрожать. Только чистый свет аметистовых радужек говорил: «Я жив…».

   Первым подбежал Камио. Он не решился дотронуться, не зная, где можно было найти место, до куда не добралась <i>его</i> рука. Но даже мочка уха кровоточила. Если бы перед ними появился Жнец и спросил, чью жизнь забрать первой, лисёнок без раздумий поднял бы руку. Это же сделал бы и Элли, но везение было «благосклонно» к Камио. Сам Лорд не мог больше пошевелиться. Но подать признаки жизни, облегчить душу концом кошмара лис был обязан, ведь краем сознания он чувствовал, что его дорогой сын изводит себя.

   — Па… — заскулил лисёнок. Всё остальное упало в пятки, и было нещадно придавлено комом.

   — Он будет сильным, Аманэ, — и Эллигос улыбнулся счастливой лисьей улыбкой, любя коснувшись живота.

   Маг углядел черный лепесток, не задетый раной. Он выживет и будет жить.

   Могила, когда-то выкопанная человеком по просьбе Лорда, была вновь засыпана землей. Больше в ней не было нужды. Трупный запах, преследовавший ребёнка все двадцать лет, испарился. Только свежесть осеннего леса и мартовской жизни теперь наполняли особняк.