Онлайн чтение книги Команда исполнения желаний The command of execution of desires
Ласточка

Первый раз увидел я её летом сорок второго.Стрелковая наша дивизия держала весь июнь оборону на реке Северный Донец, по восточному берегу. Бои тогда шли - земля дрожала, редко когда передых случался, чтобы не бахало с их стороны или с нашей.

И вот сидим мы в землянке у командира в такую редкую минуту, я чай заварил, отдышаться хоть чуток. А тут: топ-топ-топ, дверь нараспашку, и заходит девушка в солдатской форме. Темненькая, глазищи чёрные в пол-лица, а росту - ну мне до плеча, наверное, в прыжке не достанет.

- Так и так, - говорит, - санинструктор Ольга Гранина прибыла для несения службы.

Командир чаем поперхнулся, пригляделся повнимательней: барышня тоненькая, как подросток, запястья чуть ли не просвечивают. Вот уж удружили нам, прислали бойца.

- Вам, санинструктор Ольга, восемнадцать-то есть? - спрашивает. Она надулась, губы сжала:

- Девятнадцать почти.

- Вам бы лучше в полевой медпункт, - буркнул командир, - там полегче будет. Здесь, девушка, надо раненых из-под огня вытаскивать. Сила нужна.

Не поняла девчонка заботы, стоит, злится, чуть ли не ногой топает, у меня отец, мол, на фронт ушёл, и я тоже записалась добровольцем, ехала аж с Тюмени. Вот что ты с ней сделаешь?

Отправили её размещаться, а меня командир наш отвел в сторонку и велел приглядывать по-отечески за этой малахольной, чтобы в первом же бою не убили.

Хорошо, говорю, так точно.

Сперва ей, конечно, ой как тяжело было. Открытых ран боялась, плакала по ночам, но дело своё знала хорошо, золотые руки у девчонки оказались. Научилась на плащ-палатке раненых с поля боя вытаскивать, в два раза тяжелее себя, да так приноровилась, что совсем страха не знала. Дотащит одного, перевяжет быстренько, и опять уползла,только подметки у сапогов сверкнули. И ни разу ж её не ранило, как заговоренную.

Бойцы её Ласточкой прозвали.

В быту, конечно, сложности были всякие, не без того. Девушка она молодая, а вокруг грязь, смерть, поесть не всегда успеваешь, помыться-постираться опять же проблема. Тут я над ней шефство взял. Хорошо, река близко, бывало, в тихий час идем с ней в заводь, она плескается там, как русалка, а я, старый пень, сижу к речке спиной и мужской личный состав хворостиной по кустам гоняю.

Тот бой у села Голая Долина надолго все запомнят. Мы в окружение попали, мясорубка была страшная, голову поднять невозможно было. Ласточка наша, как обычно, юрк - и уже под линией огня, тащит кого-то, сапогами в землю упирается, аж стонет от тяжести, а сама "Потерпи еще чуть-чуть!". За все время боя вытащила она больше сорока человек.

Да только взяли нас в кольцо, и просидели мы в окружении почти три недели.

Страшное было время. Уже и боеприпасы на исходе, и продовольствие, и по медицинской части все извели. И, будто этого мало было, так и Оля наша мужиков от смерти повытаскивала, выходила, как смогла, а сама свалилась с брюшным тифом.

Вот вроде только что бегала туда-сюда, а потом смотрим - бледная, глазищи чёрные, как дыры, и пятна по телу пошли. Она и сама знает, подошла ко мне, говорит, Михалыч, мол, кажется, неладно со мной. Тиф - он такой, если вовремя не спохватишься, то откроется внутреннее кровотечение, и все. Амба.

Через день слегла Ласточка, и все хуже ей, хуже. Командир ходил злой, как чёрт, рычал на всех, одни скулы на лице торчат - порезаться можно. Ну и остальные наши ребята переживали, конечно.

А ещё через два дня, когда она уже в себя приходить перестала, поглядели мы на это гиблое дело и пошли прорывать оборону, пробиваться к своим. Шли уже с отчаянием, дрались как звери, загнанные в угол, грязные, голодные, и прорвались-таки. Ласточку бойцы на руках из окружения вынесли, по болоту, а как доползли до своих, всех на уши подняли. Командир машину выбил, всех обласкал по матери, чтобы быстрее в госпиталь отвезли...

Думали, не увидим Олю больше. Да куда там, девка крепкая оказалась, ей в палату прямо медаль доставили "За боевые заслуги" и антибиотик, который ей в тот момент ещё дороже медали был. Заезжали мы с командиром её навестить, а она не выходит к нему, в угол забилась и голосит: "Не пойду, не хочу, чтобы он меня такой видел!" Обстригли её, видишь, да коротко так, совсем как воробушек стала, одни уши остались да глаза горят, как угольки. Так к командиру нашему, Алексею, и не вышла тогда.

Дурочка.

А через месяц смотрим - возвращается она к нам, как ни в чем ни бывало, только схуднула ещё больше. "Ничего, говорит, волосы не зубы - отрастут".

Так до Сталинграда вместе и довоевали.

Не хочу даже помнить, что там было. Все вокруг гремит, воет, уже и не осознаешь, где земля, где небо, живой ты ещё, или, как твой товарищ, который только что возле локтя сражался, а сейчас внизу, в окопе лежит... А Оля наша под сплошным обстрелом раненых доставляла в медико-санитарную роту, и, как обычно, ничего ж эту бешеную девку не брало, как будто молился за неё кто-то или небесное начальство ангела-хранителя приставило, из тех, кто поответственней. 

Жаль только, не на всех этих ангелов хватило.

Крикнула вдруг санинструктор Ласточка что-то, из окопа выскочила, да как рванет через поле в полный рост, почти не пригибаясь даже, мы кричим "Ложись!", а какое там "ложись", если там от взрывов самого себя не слышишь. Чего с ней, думаем, с ума, что ли, сбрендила, жить надоело?..

Потом увидели. Алексея, командира нашего, ранило. Раздробило ему ноги, лежит под огнём, и Оля наша к нему со всего духу несётся.

Мы и дышать не дышали, пока она туда не добралась, схватила, сгрузила на плащ-палатку, тянет...

И ведь добрались они почти.

Как рвануло где-то рядом, вся земля на дыбы встала, содрогнулась, как от боли. Словно лавина на голову обрушилась, и засыпало и их, и нас, ещё живых, будто похоронило.

А все же выбрались мы кое-как, и сразу, наперегонки, туда, где Ольга с Алексеем должны были быть, особо уже ни на что не надеясь. Давай рыть там, как кроты, и откопали командира, точнее, сначала спину его, всю в осколках...

Он в последний момент рванулся и накрыл Ласточку всем телом. Сверху лежал, удар на себя принял, и сделать там уже ничего было нельзя.

Переворачиваем, готовые уже к худшему, а Ласточка-то внизу живая. Дышит. Землю ей с лица пооткидали, она вдруг вскинулась, села, а потом на командира глянула, губами только шевельнула, как сказать что-то хотела, и закостенела вмиг,  словно лицо мертвым инеем подернулось. Так и лежала, в небо смотрела, на тучи, как будто видела там что-то.

Мы сразу не поняли, что контузия у Оли и что она ничего не слышит. Трясли, расспрашивали, а она вся замороженная, и глаза такие страшные были, какие никогда не должны у человека быть, а у девочки девятнадцатилетней - и подавно. Я уже потом насильно ей в зубы кружку со спиртом сунул, а она глотает, захлебывается, вся назад выгибается, зубами об кружку стучит и глаза закатила... Только после этого отпустило наконец, кричать начала, плакать.

Ну, понятное дело, в госпиталь её.

Я после этого Ласточку уже не увидел. Зато в газете про неё написано было.

В общем, подлаталась она в госпитале и снова на фронт ушла. В сентябре сорок третьего попала со своей дивизией в засаду на берегу Днепра, бойцов там полегло немерено, только раненых было почти триста человек.

Бой закончился, ушли они в лес, похоронили ребят, которым до победы дойти не сложилась судьба, а для тяжёлых раненых поставили палатки, было там семьдесят бойцов. На рассвете должны были за ними санитарные машины прийти. Ласточка осталась ждать подмогу, а дивизия вперёд ушла, гнать врага дальше.

И вот на рассвете раздался гул машин, да не тех, что ждали. Немецкий танк, "Тигр". Сначала так себе по полю полз, а потом вдруг развернулся - и прямиком на лагерь. 

Прямо на палатки он шёл, раздавил бы всех, никто бы не выбрался.

Пара минут у них была, не больше.

В общем, Оля наша кинулась, быстренько у раненых гранаты собрала, у кого сколько осталось, в сумку санитарную покидала и наружу выскочила. Под танк.

Потом грохнуло, да так, что деревья взрывом повалило, и наступила тишина... И не стало больше ни Оли, ни танка, одна воронка в земле и железо вокруг. Спасла наша девочка семьдесят человек.

Только сама до победы так и не дожила.

И ведь не она одна. Сколько их таких, молодых, красивых, медсестричек, летчиц, связисток, врачей на войне полегло, подумать страшно... Боль это наша, горечь,что не смогли уберечь, не защитили.

Вечная им память.

P.S. Основано на истории санинструктора Валерии Гарновской по прозвищу "Ласточка", награждённой медалью "За боевые заслуги" и званием Героя Советского Союза посмертно.