Онлайн чтение книги Кагами Тайга. Не только баскетбол Kagami Taiga. Not only basketball
Глава 25

— И это конец игры! — хм, а я до последнего надеялся, что Гай сдержится и сдержит парней, но нет, выиграть чемпионат Токио им показалось важнее, чем приберечь козыри на первенство восточной Японии. — 52 — 14! Победили волки Сейрина!

— Они выставили второй состав! — бушевал Дзю пару часов спустя. Ну да, долгожданный для наших реванш с рыцарями Синкена — и такой плевок в лицо. После такого-либо волки при следующей встрече порвут противников на британский флаг, либо я не знаю сейриновскую стаю. — Нигоу, вот скажи это нормально? Вот! Даже собака понимает, что это бесчестно!

— Надо было вам поступить также, — буркнул в ответ Широ. Компьютерщик был в тихом бешенстве, за неделю он так и не выяснил, из-за чего меня ненавидят одноклассницы, установил лишь, что первопричина в Фудзиваре, а Танива просто ее поддержала.

— Гайтору-сенсей бы на это не пошел, — да уж, в этом Куроко прав. Несмотря на высокие тактические способности, опыт военного и умение непросто хитрить — обманывать на уровне профессионального шулера, Гай часто отказывался от скрытности и не поддавался в игре, даже если на то были серьезные причины.

— Возможно, Гайтору-сенсей прощупывал рыцарей, — неожиданно выдал Коки, до сего момента никак не участвовавший в обсуждении. — То, что они предпочли выставить второй состав и даже не поморщились, когда наши прошлись по линии соперников тараном и буквально отправили их смотреть в «голубые небеса», говорит о многом. Например, о железной дисциплине — никто из их команды не возмущался и не рвался на поле, чтобы прекратить избиение младенцев.

— А еще это говорит об абсолютной безжалостности к своим же товарищам, — второй состав, скорее всего, знал, что их размажут по полю, но это не поможет парням почувствовать себя лучше после позорного поражения. И их тренеру либо нет дела до душевного состояния игроков, либо он принимает это как неизбежную жертву. Может быть, он в раздевалке произнес прочувствованную речь, что их жертва не будет забыта, но толку-то, легче им не станет. Джент, это не твое мясо!

— Пожертвуй плотью, чтобы спасти кость, — совсем тихо озвучил общую мысль Чиаки, вспомнив известную поговорку.

— Так, хватит! — Дзю, до сего момента молчаливо внимавший нашим изысканиям, стукнул ладонью по столу. — Вернемся к другим темам!

— Ты сам постоянно поднимаешь эту, — усмехнулся Широяма. — А ведь мы собирались отметить официальную лицензию Кагами, чьи животные пытаются залезть на стол.

— Что?! Джент! Нигоу! А ну кыш со стола! Куроко, протри его, ладно?

— Ну они же гады, как можно так легко забыть?!

— Вот! Ты снова разворачиваешь нас на старые рельсы.

— Мне кажется, или в последнее время ты слишком много общаешься с Усуи?

— Дамы, может хотя бы вы придержите живность руками? Разумеется, перед обедом вы их помоете!

— Девочки, с вами все в порядке? — неожиданно прервал разгорающуюся перепалку Коки, обращаясь к подозрительно тихо сидевшим на диване девушкам.

Ну, подозрительно это я загнул, почему они такие пришибленные, ясно как день, одни только квадратные глаза говорят сами за себя. Даже Есида молчит, что учитывая, как она была возмущена игрой, показатель. А всего-то надо было прийти домой и заняться привычным делом — готовкой. Учитывая количество требуемой еды, мы с Коки вдвоем бы с этим не справились, поэтому когда традиция воскресных сборов только зарождалась, настояли на участии остальных.

Так что теперь Чиаки и Дзю режут со скоростью профессионального шеф-повара, Широ педантично с ноткой брезгливости очищает все, что подсовываешь ему под руку, а Куроко мелькает на подхвате то тут, то там, потому что позволять ему что-либо резать я просто боюсь — без пальцев останется, феноменальная неуклюжесть. Так что фантом покорно включал электрические приборы, начиная с рисоварки и заканчивая тостером, перемешивал нарезанное с соусами, укладывал и украшал, а еще поражал нас навыками в приготовлении яиц. Вернее тем, что перестал их взрывать при варке. Когда он впервые учудил, я минуту просто был выключен из реальности, потому что в голове сие не укладывалось, да и сейчас кажется дурным сном. Но ничего, вода камень точит, теперь призрак добивается того, чтобы окружающие закудахтали от обилия желтково-белковой пищи.

Коки же вляпался в выпечку. В буквальном смысле — братишка обожает возиться с тестом, причем куда больше его интересует сам процесс лепки чего-то съедобного, чем финальный этап в духовке и собственно употребление в пищу. Ладно, у всех свои тараканы, кто-то яйца варит десятками. А кто-то счастлив, вымазавшись в муке. Ну, а я, как «Бог огня», вожусь в эти моменты совместной готовки с огнем — варю, жарю, выпекаю и так далее, на что хватит фантазии.

Тетя как-то сказала, что женщина может смотреть на готовящего мужчину вечность, как зомбированная. Глядя на девушек, убедился, что в этой мысли своя истина. Зомбированными не выглядели, но глаз не отрывали, особенно Киоко-сан. В конце концов, одноклассницы уже в курсе, что мы с Коки вдвоем готовим обед на шесть голодных подростков мужского пола, просто их выбило из колеи, что и наши друзья на территории женского царства не безнадежны. Это они еще никогда не пробовали шашлыков Дзю. Единственное пока блюдо, которое никто из нас лучше него не готовит. Мне в этот момент всегда чуть неловко и стыдно: учил я, рецептура просто всплыла в памяти в один прекрасный летний день, а Дзюмондзи готовит на порядок вкуснее. Вот уж не знаю почему, но что есть, то есть.

— А зачем добавлять лимонный сок? — Куронума, как настоящая хозяюшка, не стала просто рассиживаться с отвисшей челюстью, а решила если не поучаствовать, то хотя бы обменяться опытом, с чем я с удовольствием ей помог, как самый «опытный» кулинар из парней.

— Вы еще долго там возиться будете? — Рюдзаки-сан, не желавшая оставлять подругу и «босса» в «мужском логове», первая вышла из кулинарного транса.

— Почти закончили, — и, разумеется, именно амазонка стала основной жертвой шуток фантома. Когда Куроко прошелестел, стоя у нее за спиной, девушка завопила так, что не привыкни мы к очень многому в Сейрине, заорали бы следом.

— Куроко, прекрати подкрадываться, а то Рюдзаки-сан тебе черепушку проломит своей битой, как играть будешь?

— Это вкусно!

— А ты думаешь, мы бы стали столько съедать ежедневно, если бы Кагами не готовил как бог? Нигоу, прекрати попрошайничать, твой хозяин оторвет мне голову, если я поддамся.

— Его хозяин Коки!

— А я о чем?

— Кагами-кун — бог кулинарии.

— Стоит подать эту идею Накахаре?

— Конечно, Широ, но на бенто можешь не рассчитывать. Чего тебе, Джент? Что? Опять морковку? Народ, ни у кого знакомого ветеринара нет?

— Широяма, что значит «хозяин оторвет голову»? Ты на что намекаешь?

— Я никогда не ограничиваюсь намеками, Фури. Люди редко понимают их правильно. Кстати, Кагами, угроза лишения бенто — это жестоко!

— Широяма-кун прав, мы в ответе за тех, кого приручили.

— И кто тебя приручил, лупоглазый призрак?

— Я не призрак, Рюдзаки-сан, это грубо.

— Значит, против лупоглазого ты ничего не имеешь? Ай, мои ребра!

— Может, хотя бы один тост скажем? Аники все же официально стал учителем.

— К-конечно, К-кагами-кун станет в-великолепным учителем.

— Угу, поменьше бы тряс людьми, держа их за ноги, и цены бы ему не было.

— Это ложь и клевета, я никого не тряс, а просто держал вверх ногами!

— Тем более что до некоторых иначе, чем кулаками, не доходит!

— Дзюмондзи, это жестоко, словами можно добиться большего.

— Только с твоим лицом!

— Поднимаю этот стакан сока за Кагами-сенсея, какими бы не были его методы, странными, дикими или чрезмерно жестокими, главное, что они эффективны! Кампай!

— Да, Киоко-чан в эффективных мерах знает толк…

Из-за всей этой возни с уроками, простые посиделки в дружеской компании, где не нужно было выпендриваться, кому-то что-то доказывать и защищаться от нападок, я, наконец, сумел вздохнуть спокойно и почувствовать себя чуть более живым, чем недавний утопленник. Пока Есида и Рюдзаки пробовали всего понемногу, первая нахваливала каждое блюдо, вторая же ела молча, что видимо, значит, что придраться не к чему. Нода и Яно будто устроили негласное соревнование «какая парочка слащавее». Парни краснели, смущались и косились по сторонам, как мы на это реагируем, поэтому пришлось не отрывать лица от тарелки, пусть это и было грубым нарушением правил приличия, но спокойно смотреть на пламенеющие уши, когда девушки подкладывали лучшие кусочки, наливали соки и так далее — выше моих сил. Куроко же глядел на все так внимательно, что не нужно быть пророком, чтобы догадаться, как долго он будет парням это припоминать.

Куронума страшно смущалась из-за этой четверки, поэтому, старательно не глядя в их сторону, аккуратно записывала под мою диктовку рецепты некоторых блюд, я же разливался соловьем, ибо после бразильской кухни был уверен — любая по плечу, был бы стимул. Коки пытался придушить Широ, когда друг неосторожно признался, что это с его подачи «Шинью-сенсея» всю неделю осаждала Мидзуки с просьбой об интервью. Бастион держался стойко, но в пятницу пал, и пока я гулял с коллегами, юная журналистка допрашивала мелкого, так что на следующей неделе на сайте появится завлекающий анонс, а первого ноября статья выйдет в новом номере «Сейрин Ньюс».

Мелкого это смущает, стесняет и вообще, в один прекрасный день я рискую вместо брата обнаружить вареную свеклу. На неделе к нему уже подходили за автографом, и я был жутко обижен на мир, что все пропустил с этим учительством, одно радовало — Минамото, сдавший еще три учебных фильма и получивший заслуженные звездюли от высмеянных учителей, выкроил кусочек времени и нарезал мне видео «Общение кумира с фанатами». Хороший он все же парнишка, внимательный, пусть и не слушает никого, как любой другой подросток.

После праздничного обеда той же компанией засели за финальную подготовку к тестам. Есида ругалась, бранилась и жаловалась, но на нее никто не обращал внимания, в конце концов, нашей компании редко удается позаниматься с GTK — великим учителем Куронумой, поэтому мы старательно доставали Савако. Однако она сохраняла спокойствие и даже будто расслабилась, чувствуя себя в своей стихии, а под конец встречи мы и вовсе были вознаграждены чудесной улыбкой.

Пожалуй, только это воспоминание позволило пережить следующий день. Сначала ко мне подошли сумасшедшие из клуба магических искусств во главе с Накахарой и попросили благословения на успешную сдачу экзаменов. Ребята специально пришли рано утром к тренировке ВОКС, что я оценил и, вспомнив одну из выученных молитв, быстренько благословил и отпустил ребят. Но только мы с кадетами разошлись на тренировке, как взрыв потряс корпус первокурсников. Чертов Тююма пришел с утра пораньше, и толком не проснувшись, устроил очередной неудачный опыт и даже новая защита пала под натиском его энтузиазма. Благо, что его обитель устроена с расчетом уберечь детей от последствий, поэтому тесты все же провели, после того как Укитаке-сенсей убедился, что это не грозит людям опасностью. Но учителя сходили с ума куда интенсивнее прежнего. Умом я, конечно, понимал, что очередной ремонт означает еще один отрезанный от премии кусок, и коллеги дико злы на химика, которому ничего не могут сделать, но легче от этого не становилось.

Поэтому я только порадовался, что тренировку отменили: специалисты собирались проверить, что именно нахимичил Тююма, что стены помещения среагировали с полученным газом и светло-бежевый цвет сменился на довольно красивый изумрудный колер. По всей видимости, сначала будут восстанавливать лабораторию, а потом уже перекрашивать стены, если деньги останутся и желание. Дурдом такой дурдом, что даже удивляться не получается, хотя раньше чудак устраивал шабаш после экзаменов.

Угу, деньги остались. И даже желание руководства. А вот здравый смысл кончился. Только так я мог объяснить приказ директора выдать классным руководителям денег и оправить нас за краской того цвета, что выберут ученики, в субботу мы должны были припрячь детей покрасить классные комнаты, лестницами, коридорами и подсобными помещениями займутся нанятые рабочие. Я шел к ребятам как на казнь, мысленно ожидая нечто серо-буро-малиновое в итоге, но я недооценил разумность одноклассников. Нет, конечно, тот же Мизумачи просил покрасить все в желтый, Саотоме настаивала на розовом, но в большинстве своем преобладали логичные бежевые, голубые и светло-зеленые тона, спокойные, уравновешивающие. А потом с места встал кукольник.

— Некодзава? У тебя есть предложение? — обычно одноклассник просто поднимал руку, но сейчас явно хотел выступить у доски.

Я уступил ему место, и мы всем классом почти пять минут смотрели, как он мнется то поднимая руку с Уме-чан, то глядя на нас. Торопить его не хотелось, но и время не резиновое. Только я хотел обратиться к Некодзаве, как он решился. Выпрямился, опустил руки по швам и тихо заговорил:

— Может лучше покрасить в белый? — и мы зависли всем классом.

В этом предложении не было оригинальности. Белый часто используют для стен в школах. Очень универсальный и совершенно непрактичный цвет, у нас он быстро станет серым. Но дело было не словах, дело было в сказителе. Некодзава никогда на нашей памяти не говорил с людьми. Никогда.

— Некодзава-кун, — прошептала Сейко, закрыв рукой рот, ее глаза заблестели. Опасаясь, как избыточная реакция загонит Некодзаву обратно в раковину, я все же вспомнил японский язык.

— Почему бы и нет? — голос звучал хрипло будто чужой. На наших глазах одноклассник преодолел личные комплексы и внутренние установки, черт подери, он сделал это сам! — Белый отличный цвет.

— Во многих школах стены белые, — закивали остальные с интенсивностью китайских болванчиков, некоторые особо чувствительные прикладывали к глазам платочки. Какие же они у меня хорошие, хоть и нервные немного.

— Их можно расписать, — приободрившись, продолжил Некодзава. — Каждый мог бы что-нибудь оставить на память.

— Отличная идея! — загомонил класс, наконец, придя в себя.

— Только если Кагами-кун пообещает не рисовать, — не мог не ввернуть фантом при полной поддержке остальных.

— Клянусь! Сам не хочу, мне тут еще учиться! — активно замахал руками, будто желая окончательно разрушить неловкую атмосферу немого восхищения.

Постепенно общий посыл нарисовался. Некодзава оставил на память изображение Уме-чан, сложив при этом настоящую куклу в сумку. Накагава без долгих размышлений написала «Красота спасет мир», используя не краски, как нормальные люди, а косметику. Что-то надо будет сделать, чтобы это осталось надолго, потому что переупрямить стилиста — проще море вброд перейти. Шиба выцыганила себе место для припева из любимой песни, надеюсь, она у нее не меняется каждый месяц. От Коки класс непререкаемым тоном потребовал автограф — «Представляешь, лет через десять в школу будут специально приходить, чтобы с ним сфотографироваться!»

Куроко нарисовал баскетбольный мяч, но узнали его только по расцветке и логическим рассуждениям. Дзюмондзи, не зная, чтобы вписать, чтоб не сильно опозориться, написал на латыни крылатое выражение: «Per aspera ad astra». Широ, вдосталь поиздевавшись над «сумничавшим» другом, оставил свой кусок стены пустым. Обвел в рамочку и оставил, белый квадрат Широямы, да. Чиаки после некоторых раздумий оставил отпечаток руки, как в детском саду. Чтобы он не смущался слишком сильно, Яно припечатал рядом свою руку. Есида попыталась нарисовать автопортрет. Ключевое слово — попыталась. Санада, посмеявшись над результатом, почти два часа спасался от подруги детства бегством, а после пришел и пририсовал «Есиде» биту в руке.

Минамото даже не сомневался, когда по линейке начертил на стене камеру. Угу, по всем законам чертежа, вид спереди, сбоку и сверху, с размерами его настоящей камеры в масштабе один к одному. Как он ухитрился соблюсти толщины линий — загадка. Коиздзуми нарисовала того самого, всем в нашей школе известного Кейна-саму. Господи, что в этом двумерном чахоточном мальце находят реальные девушки, что сходят по нему с ума и поют ему гимны собственного сочинения?! Асахи нарисовал меч, причем в настолько реалистичной манере, что потом еще пару недель народ, проходя мимо, прощупывал стену в этом месте, просто чтобы убедиться, что там нет настоящего меча. Я и не знал, что у кендоиста такой талант к живописи, впрочем, похоже он распространяется только на холодное оружие. Есиока же, кажется, написала личный девиз: «То, что не вызывает споров, не вызывает и интереса». Трудно ей будет жить с такими мыслями. А уж как трудно будет окружающим…

Кто бы сомневался, что Танива и Фудзивара нарисуют общую картину, но я ожидал какие-нибудь сердечки, цветочки, зонтик хотя бы, но девушки меня удивили пасторальным изображением небольшого домика и четырех фигурок на его фоне, в двух из которых узнавались авторши. Простые человеческие мечты даже странно. Нет, что-то в их неприязни нечисто, жаль, Широ до сути не докопался, но и того что есть достаточно для шаткой теории. А вот Сейко нарисовала чисто девчачье: цветочки, сердечки и котика. В который раз закипела кровь от злости на жестокую насмешку судьбы, сложно найти более женственную девочку, чем парень Котобуки Сейширо. Данте изобразил какой-то музыкальный инструмент, но так как его любимый стиль живописи — авангард, я опознал его только по ломаным струнам.

Казама нарисовал знак ВОКСа, коротко и емко, как говорится. А потом взял в руки автомат и прострелил рамку. Маньяк оружейный, как я перед Горо буду оправдываться?! Мидзуки на стене нарисовала блокнот, ручку и надпись «Журналист — это писатель, редактируемый своей газетой». Причем по соседству с автографом мелкого. Номура, конечно же, изобразила аниме персонажа, хотя после долгого разглядывания то под одним углом, то под другим, пришлось признать в нем саму анимешницу.

Саотоме на своем кусочке стены ухитрилась изобразить целую историю. Разумеется, романтическую. Усуи старательно, несколько часов рисовал какую-то редкую модель поезда, остальные же тихо впадали в каплю от такой дотошной старательности. Мизумачи долго не решался нарисовать что-либо, но в итоге нарисовал храм. Упрощенный, кривоватый, но вполне узнаваемый синтоистский храм. Ребята неловко замолчали, когда поняли, что именно рисует одноклассник.

— Я знаю, что это лидер в списке дурацких вопросов, но как ты, Мизу? — в перерыве я отволок пальму на личную беседу, уселись на скамейке на улице, подальше от кустов. Не для чужих ушей эта беседа. Смешливый мальчишка вроде пришел в себя, но нет-нет, да проскальзывает тоска по прошлому и преклонение перед отцом.

— Терпимо, — тихо усмехнулся одноклассник, больше не пытаясь казаться сияющим и веселым. — Ты извини, что я так народ расстроил, с храмом этим.

— Не надо извиняться, каждый изображает то, что хочет. То, что останется в памяти, хотя бы пока мы тут учимся. Все равно лет через пять будут красить заново, а то и раньше, если этот экспериментатор учудит.

— А зачем тогда Фури автограф оставил? — неподдельно изумился пловец.

— Затем чтобы каждый раз после ремонта приходить и оставлять его по новой, — хохотнул я. — А вообще он просто не знал, чего бы ему хотелось изобразить, и сделал то, что попросили.

— Так же нечестно! Сам сказал, каждый рисует то, что хочет!

— Угу. Захочет что-то нарисовать — место есть, нарисует. Вон Нишимура вместо стены рисует на потолке, над кафедрой. А все остальное воздушное пространство свободно.

— Хорошо, что разрешили разрисовать класс. Я в детстве любил рисовать на стенах, но в храме так нельзя, отец всегда вздыхал и принимался смывать мои рисунки лично, — я погладил ребенка по голове. Каким бы ни был его отец, Мизу любит его и скучает, их общение свелось к нулю — бессердечный лицемер просто вычеркнул ребенка из жизни, как только появилась такая возможность. Оставаться на прежнем месте после такого скандала он не мог, вроде уехал куда-то на юг. — Извини, я что-то…

— Любить родителей, даже когда они не справляются с родительскими обязанностями, нормально. Скучать по родному дому — тоже. Просто хотелось бы, чтобы ты понимал, что поступать так, как твой отец — неправильно.

— Я понимаю. Просто… Никто так и не ответил, за что он так, — еще тише сказал мальчишка. — Потому что я глупый?

— Чушь! — рявкнул я, напугав одноклассника. Не хватало еще, чтобы ребенок окончательно потерял веру в себя. — Мизумачи, ты же сам понимаешь, что ты не глупый. Дурак бы не смог учиться в старшей школе, тем более на этих тестах ты по результатам во второй сотне.

— В самом конце, — попробовал отмахнуться парнишка, но кто же ему даст пренебрежительно относиться к своим успехам.

— А когда поступал, был в хвосте всего курса. Ты за полгода обогнал почти сто человек, Мизу. Это и есть главное доказательство — глупцы не учатся. А ты молодец. Не прекратил заниматься даже сейчас, когда занятия с Куронумой отменили.

— Садако-сенсей всегда готова позаниматься, да и Шин рад помочь, даже если у него самого забот выше крыши, — наконец-то улыбнулся пловец. Слезы еще не высохли, но напоминания, что у него появились друзья. — Знаешь, капитан тоже следит за моей учебой! Зачем ей?

— Затем, что с плохими отметками не допустят до соревнований. Тебе это уже не грозит, а вот еще летом пришлось бы долго уговаривать Горо-сана разрешить тебе посещать клубные занятия. Наш капитан тоже бдит, потому что команда у нас маленькая, все на площадке помещаемся, кто на поле, кто на скамейке. Терять игроков из-за неуспеваемости — мы просто не можем себе это позволить.

— А почему вас так мало?

— Адские тренировки, — снова смех, помню я, сколько человек ушло в первую неделю тренировок. — Ну и школа молодая, любители внешкольной деятельности обычно в такие не идут, им известные команды подавай. Так что нам повезло, что Сейрин недалеко от дома Киеши-сэмпая, основателя клуба.

— А я его видел! — неожиданно встрепенулся Мизу. — Он тоже ниже меня, но выше остальных. И руки у него большие, он, когда помогал мне спрятаться от Исиды-сенсея, руку на голову положил, как ты.

— Похоже на Киеши, он любит детишкам волосы взъерошивать. Представляю, как он удивился, встретив первокурсника выше себя ростом.

— Ага. В клубе меня иногда каланчой называют, — так. Это еще что? Кажется, пора навестить наш лягушатник для беседы. — Шимада-сэмпай всегда так называет, когда ловит меня, когда я ударяюсь о стену над дверью.

— Чего?

— Ну, дверь в бассейн низкая, мы же почти в подвале, я иногда об этом забываю и ударяюсь о стену, а Шимада-сэмпай меня ловит. Он всегда орет «Какого ёкая ты, каланча блондинистая, не смотришь перед собой!». А потом посылает кого-нибудь за льдом.

— Вот как, — ладно, беседа отменяется. Если бы я так же бился головой о стену, весенний капитан мог так же наорать. Потому что беспокоится, система «сэмпай-кохай» все же у японцев слишком глубоко в мозгу сидит, старшие должны приглядывать за младшими. — Тебе нравится в клубе?

— Очень! — всплеск неподдельного энтузиазма умилил, какой же он еще ребенок. — Меня в эстафете крайним поставили! Как самого быстрого!

— Вовсю готовитесь к соревнованиям? У вас же в ноябре, вроде во второй половине?

— Ага, 16ого! Мы всех сделаем, это точно! И к нам придут новенькие, и клуб не закроют, — бешено закивал попрыгунчик. А ведь я забыл, насколько печальная ситуация с клубом плавания, закрутился со своими делами. Что ж, думаю для них не все потеряно.

— Кагами, — неожиданно энергичный подросток снова замер, ссутулился и заговорил тихо-тихо, почти как Нишимура. — А ты на меня еще злишься?

— Чё? — я уставился на Мизумачи с крайне глупым видом. О чем он?

— Я … ударил тебя… тогда, летом. А ты ведь ходить нормально не мог. А я ударил и накричал, — совсем сник пальма. — Прости меня.

— О, ками, — это же когда было, я и забыл уже. — Конечно, простил, Мизу, даже забыть успел. Тем более тебе тогда тоже хорошо прилетело под ребра от Куроко, помнишь?

— Точно-точно простил? — да что вы все! Откуда у всех такие способности к копированию глаз кота из Шрека?!

— Точно-точно… — но не успел я договорить, как приятель с радостным воплем повис у меня на шее. Хорошо, что мы сидели, а то я бы ударился затылком с куда большей высоты.

Беседа с Мизумачи принесла ощутимое облегчение и мне, и ему. Его больше не мучило чувство вины, а я просто был рад, что мы помирились окончательно. Хотя когда одноклассник снова стал сносить меня с ног, прыгая при встрече, я чуть было не стал уклоняться от него, как от очень большой собаки. Такеда-сенсей не оставила свои изуверские методы тренировок, так что по школе я ходил, как под обстрелом — перебежками и постоянно озираясь. Жаль, что я не сова и крутить головой на 180 градусов не могу.

Отборочные начинались уже в субботу, и темп тренировок слегка снизился, потому что мы могли просто свалиться от усталости. А школа тем временем пестрила. После воскресного субботника Сейрин напоминал стену почета, расписанную в стиле «Здесь был Сато». Наша идея с надписями и рисунками на белых стенах нашла живейший отклик в душах непонятых миром подростков, и каждый кабинет теперь отображал, кто здесь учится. Горо-сан грудью встал на защиту внешних стен, выкидывая всех желающих писать снаружи в окно учительской. После полета дети резко меняли убеждения, утверждали, что пусть снаружи все будет как у других, а внутри станет ясно, что это Сейрин. Я же мысленно помолился, что наше приспособление для ловли летающих школьников выдержало это суровое испытание.

Коридоры милостиво оставили следующим поколениям, я же не рискнул напоминать, что косметический ремонт проведут лет через пять, максимум десять, и все наши старания просто закрасят. Кстати, из-за Тююмы нам не позволят сменить корпус, как второгодкам в прошлом году — для уроков у этого психа нужна укрепленная лаборатория, которую дорого обустраивать в каждом корпусе, учителя-то переходят с нами.

В понедельник, на работе я обсуждал полученные иллюстрации с Широямой-саном, Татибаной-сан и Айдзавой-сан. Из двух десятков участников работу успели выполнить только дюжина, из которых только пятеро справились с заданием на приличном уровне. Меня удивило, что среди них был и Сакурай, когда он успевает-то, у него же и школа, и клуб, и дела домашние — разведка уже донесла, что извиняшка ежедневно готовит на всю семью, и завтраки-ужины, и бенто на работу родителям. Впрочем, может быть, он хорошо распределяет свое время.

Как бы то ни было, работы у него вышли качественными, Айдзава-сан сказала, что его стиль подразумевает быстрые движения кистью, каждый мазок — что застывшее движение, порыв, стремление.

— Напоминает китайский стиль У-син, но при этом нет ощущения небрежности, чем часто грешат начинающие, считая, что раз рисовать надо быстро, то и тщательность должна быть постольку-поскольку, — глава иллюстраторов задумчиво рассматривала листы. — А ведь на первом этапе была работа в классическом европейском реализме.

— Стиль удачно сочетается с книгой, я бы согласилась пустить в печать с такими иллюстрациями, — оценка Татибаны-сан, скажем прямо очень высокая, удивила. Впрочем, эту книгу я не читал, и название «Ветер дальних странствий», и аннотация подсказывают, что читать роман следует, когда ритм моей жизни перестанет напоминать белку в колесе.

На втором этапе я попросил коллег отписаться по каждой работе, вне зависимости, прошли они наш отбор или нет.

— Я бы хотел проводить такие конкурсы раз в год. Тогда, возможно, в следующем году кто-нибудь из этих ребят пришлет достойные работы, если сейчас мы укажем, в каком направлении ему стоит совершенствоваться.

После обсуждений я задержался дополнительно с директором, обсуждали успех рекламной компании Широ, график продаж стал похож на параболу второй степени, что не могло не воодушевлять. Дальше разговор коснулся наших журналистов, после того как я рассказал об интервью школьной газете, Широяма-сан покивал, полезно набирать такой опыт, потенциал-то у мелкого есть. А после директор меня слегка шокировал, выложив вместе с какими-то распечатанными письмами короткий список наших журналистов с издательствами, с которыми они работали на фестивале.

— Понимаешь, Кагами-кун, выпестовать работника со школьной скамьи не самая распространенная практика, подростки непостоянны, и можно вложиться в образование такого человека, а назад получить лишь деньги. С другой стороны, если молодой человек не сворачивает с выбранного пути, он окупается довольно быстро, и издание получает отличного выученного, преданного сотрудника. Эти ребята произвели приятное впечатление на работников журналов, как и их труды, поэтому начальство готово рискнуть, если они действительно избрали для себя журналистскую стезю. Как видишь тут только второкурсники, потому что в вашей школе еще нет третьего курса. Договора заключают только с родителями выпускников, абитуриентов, но и упускать талантливых ребят из виду желания нет.

— Они предлагают работу внештатным сотрудником в дочерних изданиях или в отделах, ориентированных на более молодую аудиторию, подростков и молодежь, — я уже оценил содержание бумаг и приблизительно понимал, к чему ведет директор. — Скорее всего, предполагаются небольшие очерки и заметки, может эссе или резюме на элементы молодежных культур и субкультур.

— Именно. Но тут в чем проблема, Кагами-кун, — мужчина замялся, не знаю как сообщить то, до чего я уже додумался.

— Если они в итоге передумают или пойдут работать на другое издание, это бросит тень на нас, как на первичных посредников.

Да, это проблема. С одной стороны я бы хотел помочь ученикам своей школы, подобную определенность с будущим сложно недооценивать, с другой — я не могу рисковать репутацией «Полдня» из-за посторонних людей.

— Сначала следует выяснить, чего вообще хотят эти ребята от жизни, — я мысленно пробежался по списку, пока единственный, в ком я мог быть уверен хотя бы на пятьдесят процентов Момидзи, потому что с ним я знаком лично. — Потом, если они видят себя журналистами после практической работы с профессионалами, можно узнать, в какой сфере им было бы интереснее реализовать себя. И только если будут совпадения — рассказать о подобной возможности. Эти люди могут подождать хотя бы пару недель?

— Они никого не торопят, напротив, я думаю, будет лучше, если переговоры пройдут уже в следующем году. Так будет больше времени присмотреться к ребятам через вашу школьную газету, — таким же задумчивым тоном, медленно произнес директор.

Придя к соглашению, мы разошлись по домам, сторож попенял нам сначала, что «уработаемся», потом с улыбкой вспомнил, что мама с Широямой-саном тоже частенько задерживались на работе допоздна, обсуждая рабочие вопросы. Вспомнил — и пошел проверять заднюю дверь. Специально что ли оставлять ее открытой?

— Есть разговор! — ответила на мое поздравление Фудзивара. Шоколадку, однако, забрала.

Развернулась и ушла. А я че, я остался обедать. То, что у нее есть разговор, не значит, что я тоже в нем нуждаюсь. Парни похихикали над моими рассуждениями, но были полностью согласны, что если кому-то что-то от меня надо, пусть сподобится обратиться нормально. Пришла смс-ка от Кисе, у Кайдзё начались отборочные игры, пожелал удачи и получил в ответ смывший меня водопад счастливых смайликов. Куроко я тоже предложил подбодрить старого товарища, на что фантом равнодушно ответил, что тогда весь день придется терпеть восторги Кисе, и он на это не согласен. Слегка прибалдев от такого равнодушия, я пропустил момент, когда в класс ворвалась Фудзивара и выдала:

— Какого ты здесь рассиживаешься?!

— Я обедаю, — демонстративно не реагировал на требовательный упрек.

— Я же сказала, есть разговор!

— Слышал. У тебя он есть, а я тут причем? — вовремя я повернулся, отличный кадр «Рыба на суше».

— Ты что, идиотом прикидываешься?! — а вот здесь она хватила через край, что стало очевидно по внезапно обрушившейся тишине. Недолгой, правда.

— Ты оборзела?! — подскочила с кулаками Есида, я даже вякнуть не успел, благо ее попридержала Яно.

— Ф-фудзивара-сан не права, — за спиной скандалистки материализовалась Куронума.

— Рёко-чан, не надо говорить с одноклассником в таком тоне, — впервые вижу хмурую Сейко. Впрочем, не я один уставился на нее как на заговорившую табуретку.

— Он сам напросился! — рыкнула на девчат Фудзивара, я же наконец сообразил вмешаться, из-за меня все-таки сыр-бор.

— Фудзивара.

Не повышая голоса, я умудрился привлечь к себе полное внимание. Этому трюку с направленным вниманием и тяжелым угрожающим взглядом меня научил Куросаки-сенсей в честь шуточного примирения. После тестов выяснилось, что у некоторых учеников слишком резкий и необъяснимый скачок успеваемости по математике, на что рыжий учитель шутливо оскорбился — дескать, подросток учит лучше него. Я же, посмотрев на список «прыгунов», не удержался от фейспалма: список один-в-один совпадал со списком участников клуба магических искусств.

Накахара-сан, как обычно из лучших побуждений и желания повеселиться, объявил в своей секте — моей «пастве» — что низкие результаты по математике являются прямым оскорблением «Кагами-ками-сама», особую тяжесть греху придает обучение у меня же. Мда, я, когда это узнал, долго думал придушить шутника или самому повеситься. Достал он меня своей шуткой, давно мог бы прекратить, но нет, все новые приколы придумывает. В этот раз шутка оказала свою пользу, так что я решил его проигнорировать.

— Фудзивара, если ты хочешь о чем-то поговорить с человеком, сначала надо спросить, есть ли у него время.

— Сейчас обед!

— Иногда люди отговариваются нехваткой времени, когда не желают беседовать.

— Ах, так?!

— Иногда — потому что у них действительно нет времени, — я продолжал говорить, не реагируя на ее возгласы. — Поэтому, если у тебя есть ко мне разговор, с чего тебе стоит начать?

— Да не нужен он мне! — и финальный аккорд и шумная одноклассница вылетела из кабинета, за ней помчалась ее девушка, одарив меня неприязненным взглядом.

Пожал плечами и сел на место, поблагодарив девушек за «защиту». Я догадывался, что хотела узнать Фудзивара, которой сегодня исполнилось 16 лет, но облегчать ей работу не собирался. Если она хочет добиться статуса совершеннолетней, пусть сначала разберется со своими подростковыми заморочками и повзрослеет. Без этого у нее нет и шанса пройти психологическую экспертизу, которая в Японии куда строже, чем в Америке, да и устроиться на работу, которая позволила бы счесть ее самостоятельной, Фудзивара не сможет, если будет так сходить с ума и не научится цивилизованно контактировать с неприятными ей людьми. Примерно к такому итогу пришли мы с ее опекунами на встрече на прошлой неделе.

Одноклассница осталась сиротой несколько лет назад, опеку над ней оформила сестра отца, но у нее самой двое детей, которым нужна материнская забота и внимание. Ничего удивительно, что осиротевший ребенок чувствовал себя лишним и жаждал поскорее повзрослеть и уйти из чужого дома. А тут я, весь такой красивый и совершеннолетний. Так девочка узнала про страшное слово «эмансипация». Стала выяснять, как ей получить такой же статус и уткнулась в возрастную стену, в Японии минимальный возраст эмансипации — 16 лет. Помимо этого требования были такие же — психологическая зрелость и финансовая самостоятельность, чего, понятное дело, нет у сироты, дочери обычного японского служащего и домохозяйки.

Сказать, что Фудзивара мне завидует — не сказать ничего, я уверен, что чувство разъедает ее изнутри, так что она еще хорошо сдерживается. Во время беседы с опекунами я старался оценить, что они за люди, мало ли, вдруг хуже отца Мизумачи окажутся, не родной все-таки ребенок. Не уверен, насколько хорошо у меня это получилось, но показалось, что передо мной обычная пара, муж работает с утра до ночи, чтобы обеспечивать семью, жена — только до обеда, на полставки работает в кафе, потому что трое детей это немалая нагрузка на бюджет. Как от самой старшей, от Фудзивары требуется помощь по дому и с младшими детьми, подразумевая, что девушка должна быть благодарна за заботу, и родных обескураживает ее нынешнее поведение.

— До перехода в старшую школу все нормально было, Рёко сама предлагала помочь Аки с учебой или забрать Юрико из детского сада после школы. А сейчас на каждую просьбу волком смотрит.

Да уж. Пока что решили посмотреть, как она будет действовать. Отпускать ребенка в свободное плавание они не хотят, что понятно, но и мириться с таким поведением, сил нет. Что ж я предложил им не ставить палки в колеса, пусть попробует хотя бы поработать по четыре часа, посмотрит какого учиться и работать одновременно, может одумается. Поживем — увидим.