Онлайн чтение книги Дети Амира - 2. Айя.
Глава 19

День для Айи пролетел незаметно. Бронан зашил рану спящей Эрики, предварительно напоив ее «Djada». Еще очень долго они вели полемику на тему необходимости строительства больниц в Изоне. Однако, у Кейти — главной стороны аппозиции — на все был один ответ: это целая ветка социальной организации. И на данном этапе они не в состоянии создать ее.

Имайя ушла домой довольно поздно. Террей и Йори вызвались проводить ее, но она вежливо отказалась. Кейти следил за ней глазами до порога, а, когда она обернулась, чтобы сказать ему «до свидания», развернулся и ушел.

Айе не хотелось идти спать. Она знала, что закрыв глаза — уснет, а открыв — проснется. Она не желала просыпаться, не хотела, чтобы новый день сменял предыдущий. Сказав всем «спокойной ночи», она поднялась в свою комнату и, просидев на кровати с полчаса, тихо подошла к двери. Приоткрыв ее, она шмыгнула вниз и прошла на задний дворик своего дома. Безусловно, деревянная веранда пострадала от ее вмешательства, но зато новая джакузи с горячей водой размещалась теперь здесь.

Айя шмыгнула в воду, вытягивая свои ноги и глядя на бескрайнее зеленеющее поле перед своими глазами.

— Мне кажется или ей действительно чего-то не хватает? — засмеялся Йори, высовываясь из-за двери вместе с Терреем и Орайей.

Айя уронила голову на борт ванной и засмеялась.

— Я полагала, что все вы уже спите!

— Да, ладно тебе! — махнул рукой Террей, протягивая Айе бокал с лимонадом, на дне которого плавал кубик льда.

— Именно этого мне и не хватало, — улыбнулась девушка, подтягивая ноги и позволяя мужчинам в трусах залезть в воду. — Кейти удар хватит, если он узнает, что я купаюсь здесь с тремя полуголыми мужиками! — засмеялась Айя.

Орайя присел напротив нее. По сторонам расположились Йори и Террей.

Айя пригубила лимонад и хмыкнула:

— Мне не нравится этот вид!

Движение рукой, и все вокруг застлала пелена ночи.

— Ого! — воскликнул Террей. — А в нашей комнате так сделаешь?

— Уже сделала, — улыбнулась Айя.

Орайя схватил ее за стопы и подтянул их к себе.

— Расслабься. Я ничего крамольного не делаю!

— Даже во Внешнем Мире это показалось бы…

— Замолчи, — отрезал Сиа и прикоснулся пальцами к ее ногам.

Айя поежилась, ощущая знакомую негу, разливающуюся по всему телу.

— Так, значит, ты это делал?

— Что делал? — спросил Орайя.

— Ничего…

— Расскажи, пожалуйста, о том, чем здесь занимаются посвященные, — попросил Йори.

— Хранители равновесия, ты имеешь в виду? Многим. В основном, они управляют жизнью города. Обеспечивают нашу безопасность. Есть отдельные группы хранителей, которые заняты лишь регламентом перемещений оболочек из Внешнего Мира.

— Это как? — не понял Террей.

— Ну, как тебе объяснить… — задумалась Айя. — Ну, допустим, человек умирает во Внешнем Мире и появляется здесь. Его оболочка существует на земле I-ho еще несколько часов, а потом распадается, исчерпав свой энергетический запас. Сущность освобождается и возвращается к Амиру. Но не все хотят умирать. Есть те, кто пытаются вернуться обратно.

Террей приподнял брови и засмеялся:

— Я ничего не понял!

— Посмотри на себя. На свое тело, — ответила Айя.

— Ну, смотрю.

— Чем оно отличается от материального?

— Это — оболочка, — ответил Террей.

— Я не о том спрашиваю. Чем оно отличается от того тела, которое ты утратил? Ты чувствуешь себя по-другому? Ты стал другим или остался прежним?

— Прежним, вроде.

— Вот это — главное отличие детей Амира и коренных жителей от обычных оболочек умерших людей, попадающих сюда. Твоя оболочка — это то же тело, только существует оно на другом энергетическом уровне. Ты можешь есть, пить, подпитывая свою оболочку энергией и сохранять свой энергетический запас на постоянном, стационарном уровне. Проще говоря, жить вечно. Когда ребенок Амира погибает здесь, его тело рассыпается, как тела фантомов, и сущность растворяется в энергии Амира. У коренных жителей все происходит несколько иначе. Они так же поддерживают свои оболочки едой и питьем, но они не способны к сохранению постоянного энергетического уровня. Они обмениваются энергией с окружающим пространством и стареют, а потом и вовсе умирают. Как обычные люди во Внешнем Мире, но только здесь. Их тела сжигают на кострах и только после этого они распадаются. И, наконец, оболочки умерших, пришедшие сюда. Они не могут ни пить, ни есть. Они лишь тратят энергию и умирают в течение полутора-двух часов. Проблема заключается в том, что сознание у этих оболочек такое же, как и у тебя. Но ты — взрослый, здоровый мужчина, а люди могут умирать в разном возрасте и по разным причинам. Это может быть младенец, который вообще ничего не понимает. А может быть и старец, который умер от тяжелой болезни. Некоторые из них, попав сюда, просто сходят с ума. Никто не хочет умирать, Террей. Каждый желает вернуться туда, откуда прибыл. Это — их инстинкт. Но если тела нет, куда им возвращаться?

— В другое тело, — тихо ответил Орайя.

— Верно! В другое тело, возможно, умирающее, возможно, только что появившееся на свет, но другое, чужое тело. Это называется «незаконное перемещение». То есть, оболочка пытается забрать то, что ей не принадлежит. Среди людей народа I-ho всегда были те, кто одарен больше других. Именно эти люди — дети Великих Семей ami — занимались поисками и преждевременным уничтожением таких оболочек.

— Убийствами? — приподнял брови Йори.

— Да, они убивают их, восстанавливая равновесие. Тот, кто должен жить в теле — живет в теле, тот, кто умер — должен умереть.

— А что делать, когда оболочка появилась здесь с целью трансплантации в новое тело? — спросил Террей.

— Это называется «законное перемещение». В этом случае, хранитель равновесия должен обеспечить возвращение к Амиру той оболочки, которую трансплантат вытолкнет из своего нового тела.

— «Трансплантат»?

— Оболочка, которая внедряется в новое тело, называется «трансплантат».

— Но «вытолкнутые» оболочки не имеют собственного сознания… — произнес Орайя.

— Почему же, это сознание есть, но оно не успело приобрести свой опыт. Это — младенцы. Они появляются здесь, растворяются в Амире, а вместо них в материальных телах зарождаются новые оболочки.

— Но, эти-то все равно погибают…

— По этой причине народ I-ho всегда был против трансплантации.

— Тогда, почему они помогают трансплантатам?

— А они и не помогают им. Они их убивают.

На этот раз Орайя по-настоящему удивился.

— Убивают?

— Да. Для ami не существует «законных» и «незаконных» перемещений. Все перемещения для них — незаконны. «Праведниками» ami назвали тех детей Амира, которые приняли Закон Великих Семей и стали контролировать перемещения оболочек умерших людей. Тех же, кто отказался принимать во всем этом участие, назвали «заблудшими». Термин «законные перемещения» был придуман именно праведниками, после того, как они начали щадить трансплантаты.

— То есть, они стали выделять тех, кому можно вернуться, а кому — нельзя? — подал голос Йори.

— Именно. Есть тело — пожалуйста, нет тела — не повезло. Этот подход стал одной из предпосылок к началу войны между I-ho и детьми Амира.

— Какой войны? — не понял Орайя.

— Мне было всего четыре, когда она началась. И, если честно, я совсем ее не помню. В общем, отцы Великих Семей ami, которые помогли построить семь городов для детей Амира, подняли бунт. Их не устраивало, что новые жители I-ho используют коренное население в своих целях, влияя на слабых. Пока существовала иллюзия взаимного согласия на это влияние, Великие Семьи терпели. Когда же они узнали о том, что большинство чужаков в буквальном смысле блокируют сознание коренных и те, в результате, утрачивают свое «я», терпению отцов пришел конец. В ходе той воны три города из семи были разрушены. Земли I-ho раскололись на две части: территория свободных земель, куда ушли ami, и земли vecto или чужаков. С тех пор коренные жители оборвали все связи с детьми Амира. Они контролируют перемещение оболочек на своей территории, в то время, как на земле vecto этим занимаются только праведники.

— И как заблудшие относятся к этому? Хранители равновесия ведь должны наведываться и в их города?

— Раньше заблудшим было все равно. После окончания войны с народом I-ho праведники подняли вопрос о статусе ami в четырех городах. «Новая жизнь — новые законы», — говорили они. Печальный опыт подавления зрячими их матриати довлел на их совесть, и они решили отказаться от инициализации ami как таковой, оставив за собой право лишь изредка влиять на коренных. Каждое из этих «влияний» они регламентировали в своем Законе Равновесия. Например, поступая на службу к управленцам города, будь готов к тому, что можешь оглохнуть или ослепнуть на некоторое время. В этот Закон вошли и положения, которые освещали права и обязанности матриати, зрячих и аркаинов. Этот Закон стал постулатом, на основе которого праведники пытались создать равноправное общество. Одни дети Амира приняли этот закон, другие — нет. В общем, произошел раскол. Те, кто хотели жить согласно новым правилам, ушли в Солерон и Изон. Поскольку они примкнули к праведникам и их Закону, их тоже стали называть «праведниками». Не сложно догадаться, как назвали тех, кто решил остаться в Ероне и Тарто.

— «Заблудшие», — произнес Йори.

— Да. Их всех назвали «заблудшими». В общем, отношения между городами были напряженными, но все же, никто не лез на рожон. Врата каждого из городов были открыты для хранителей равновесия. Пока, семь лет назад, что-то пошло не так. Заблудшие изолировали Ерон и Тарто от посвященных. Два города заблудших против двух городов праведников. Четыре года назад Ерон и Тарто без предупреждения напали на Солерон. Вырезав практически всех праведников, они объявили город своим. Все мирное население Солерона было инициировано и порабощено.

— А в чем заключается «инициирование»? — спросил Террей.

— Сильные зрячие проникают в сознание и стирают все воспоминания, подменяя их ложными. И, безусловно, они внушают своим жертвам страх. Я не знаю, почему фантомы таким изощренным образом убивают мирных людей. Но подозреваю, что именно на это их «запрограммировали».

— Месть — единственное, что интересует заблудших? — подал голос Йори.

— Месть и власть, я полагаю. Ничего кроме.

— Скажи, а почему вообще ami начали контролировать перемещения оболочек. Пусть бы Внешний Мир сам с этим разбирался. Какое им до этого дело?

— Я могу ответить на этот вопрос с точки зрения двух мировоззрений: моего и народа ami.

— Мы слушаем, — улыбнулся Орайя.

— Ami верят, что это — их предназначение. Они должны охранять Внешний Мир от незаконных перемещений, чтобы жить на земле I-ho. Для этого их сотворил…Амир.

— А твоя версия? — улыбнулся Орайя, зная, что вместо «Амир» она хотела сказать «Создатель».

— В «Летописи Времен» — священной книге ami, которую написали наши предки, — сказано, что когда ami перестали исполнять свои обязанности, на землю I-ho пришла засуха. Дождей не было около года, и народ ami почти что вымер. Я верю в это, потому как во время войны между детьми Амира и коренными, когда никто не контролировал перемещение оболочек, началась засуха. Вы еще не спрашивали себя, что такое I-ho? Что там, за горизонтом, что в небе, за золотыми облаками? Каждый из живущих здесь задавался этим вопросом. Я знаю лишь то, что I-ho — это планета, площадь которой сравнима со всеми обитаемыми и не обитаемыми планетами системы Амира. Слоеный торт Гроссиха. И мы — лишь второй слой. А сколько всего таких слоев? Я не знаю, да и вы — тоже. Я была там, в облаках. Летала туда, но так и не смогла вылететь за их границу. Чуть не погибла, если честно, — засмеялась Айя. — Но I-ho — это планета. Она круглая и существует по своим законам, с дождем или без него.

— Ты все-таки не ответила… — прошептал Орайя, сжимая ее стопы в своих руках.

— Ах, да… В общем, я полагаю, что убийство свободных оболочек высвобождает большое количество энергии в один момент. Бах! — и возникает сгусток в материи. Бах — бах — бах, — и выделяется достаточное количество энергии для создания грозовой тучи. Бах — бах — бах — бах, — и пошел дождь. Если пустить перемещение оболочек на самотек, в этом мире будут погибать лишь слабые оболочки, те, которых вытолкнули из их тел, а это, в основном, — младенцы. И тогда энергии станет не достаточно. Нет энергии — нет дождя. Сейчас время засухи. И она началась два месяца назад. Именно два месяца назад заблудшие начали убивать праведников в пустыне. Вот так, — вздохнула Айя.

— Объясни мне тогда, — обратился к ней Орайя, продолжая массировать ее ноющие стопы, — почему праведники сдались на милость судьбе и не приняли меры еще тогда, когда Солерон был свободен? Почему ничего не сделали, когда его поработили? Почему и пальцем не пошевелили, когда праведников начали убивать в пустыне? Почему только сейчас твоя мать собрала армию? Почему, Айя?

— Мне не известен ответ, Орайя. Квартли Соу — Пастырь Изона. Есть еще и Совет Праведников в составе десяти человек. Правда, последние пять лет их всего восемь, ведь Учитель и его сестра Паола ушли вместе со мной, но все равно. Решения принимают они. Солерон пал, потому что они просчитались, полагая, что заблудшие не станут нападать на своих же. Но, как видишь, поступки свидетельствуют об обратном. Почему мама не собрала армию после падения Солерона? Ответ прост, Орайя. Изон все еще не пленен только потому, что не представляет опасности для заблудших. У нас есть сильные зрячие, но их всего лишь пятьдесят человек. Пятьдесят против сотен и тысяч таких же сильных заблудших. Эта война… Этот первоисточник… Мама говорит, что собрала армию. Но, она лучше, чем кто-либо другой, понимает, что это — армия смертников, которые не вернутся с поля боя домой. У них — одна цель. Разрушить проход. Только это и ничего больше. Последний стон перед неминуемой гибелью Изона. Вот почему информация о точном месте расположения первоисточника имеет такое огромное значение. Один бой, один пчелиный укус в большое тело заблудших, но он должен быть направлен прямо в сердце — их первоисточник. Никто не знает, что будет после этого. Ни мама, ни Совет Праведников, ни я. Мы только надеемся, что Амир пошлет нам Спасителя, который сможет изменить ход этой печальной истории, — Айя подняла глаза на Орайю и смолкла.

— Значит, послезавтра мы все умрем по-настоящему? — разрушил всеобщее молчание Террей.

— Возможно, — выдохнула Айя.

— Что ж, тогда мне еще многое нужно успеть! — улыбнулся Террей, глядя на Йори. — Ты со мной? Или есть другие планы?

— Многое успеть, говоришь… — улыбнулся в ответ Йори. — Тогда, стоит поторопиться!

Йори и Террей подорвались со своих мест и, не прощаясь, скрылись с глаз долой.

Айя не смогла не рассмеяться.

— Как представлю, что они там делают друг с другом, становится не по себе — улыбнулся Орайя. — А ведь я сплю у них за стеной!

— Можешь прилечь внизу, если страдаешь гомофобией.

Айя поставила пустой бокал на пол и откинулась на борт ванной.

— Не хочу я спать внизу, — серьезным тоном произнес Орайя.

— Да, что ты! — расхохоталась Айя, обрызгивая его водой.

— Нет, внизу не хочу спать! — засмеялся Орайя, и, резко потянув ее за щиколотки, погрузил в воду.

Они обливали друг друга и топили. Они смеялись и дурачились, как дети, как люди, обреченные на погибель, у которых не осталось ничего, кроме этих моментов их простой и беззаботной жизни. Последний выход на сцену, после которого занавес рухнет, и спектакль будет окончен.

Наконец, их силы иссякли, и на смену веселью пришла усталость.

Айя улеглась поперек ванной, расслабляясь в воде и совершенно не обращая внимания на тот факт, что лежит практически на Орайе, и он поглаживает руками ее обнаженный живот. Нет, она, конечно, задумывалась над этим. Очень даже сильно задумывалась, но предпочитала молчать и наслаждаться моментом.

— Я хочу прикоснуться к твоим волосам, — произнес Орайя, подтягивая ее поближе к себе и склоняясь к самому уху.

— Зачем?

— Хочу почувствовать, что значит прикасаться к ним.

— По-моему, ты несколько минут назад чуть не выдрал мне все волосы на голове, — засмеялась Айя.

— Я хочу прикоснуться к твоим волосам, — тихо повторил Орайя и Айя, наконец, оборвала свой смех.

— Если только ради этого — можешь потрогать.

— А если не только? — произнес Орайя, проводя пальцем вдоль линии ее лба.

— Что ты делаешь?

— Я пока ничего не делаю, — прошептал Орайя ей на ухо и коснулся пальцем ее шеи, поглаживая нежную кожу.

— Нет, ты делаешь!

— Вопрос в том: противоречит это твоим убеждениям или тебе просто не нравится?

— Это противоречит моим убеждениям.

— Почему?

— Ты не последователен! — воскликнула девушка, поворачиваясь к нему.

— Если тебе нравится то, что я делаю, почему это противоречит твоим убеждениям?

Айя попыталась собраться с мыслями, но поняла, что просто не в состоянии сосредоточится.

— Ты говорила, что прикосновение к волосам — интимный жест. Это все равно, что поцеловать тебя или более поверхностно?

— Поцелуй для таких, как ты, ничего не значит.

— Откуда такая уверенность?

— Для вас секс может ничего не значить. Что уж говорить о поцелуе?

— Поцелуй поцелую рознь. Точно так же, как и секс сексу. В любом случае, ты не ответила на мой вопрос.

— Поцелуй — более интимно, чем прикосновение к волосам.

— Значит, я снова могу поцеловать тебя?

— Что значит «снова»?

— Потому что утром я уже это сделал. И ты мне ответила. Я же говорил тебе, помнишь?

— Ты…

— Я не лгал на счет этого, — ответил Орайя и вновь провел пальцем по ее лицу.

— Я — не игрушка, — прошептала Айя, убирая его руку и отстраняясь. — Не смей осквернять меня своими грязными помыслами!

Орайя вскинул брови и, чуть было, не расхохотался.

— А если они чисты?

— Это — похоть, Орайя! Она не может быть «чистой»!

— Айя…

— Да…

— Если я скажу, что хочу расплести твои волосы, чтобы запустить в них свои руки, ты расценишь мои слова, как проявление похоти?

— Вне сомнений!

— А если я скажу, что хочу почувствовать твой язык у себя во рту — это тоже будет похоть?

— И это!

— То есть, если я, в данный момент, мысленно снимаю с тебя купальник и ласкаю твою грудь — это оскверняет тебя?

— Да!

— Тогда, почему ты, зная, что похоть оскверняет чужую душу, рисовала меня так проникновенно на своем планшетнике?

Лицо Айи залила краска стыда. Девушка открыла свой рот, чтобы ответить хоть что-нибудь, но кроме протяжного «я-я-я», оттуда ничего не вылетело.

Орайя наклонился к ее лицу, заглядывая в широко распахнутые, наполненные испугом глаза.

— Почему теперь ты боишься? Когда умирала на моих руках — не боялась.

— Потому что ты идешь на поводу у своих желаний, а это — всегда страшно.

Орайя наклонился еще ближе, замерев от ее лица всего в нескольких сантиметрах.

— Что знаешь ты о желаниях? — прошептал он, прикасаясь своими губами к алой кромке ее рта. — Ничего не знаешь… — произнес Орайя, раскрывая ее губы и прикасаясь к ним языком.

Айя закрыла глаза, расслабляясь в воде. Орайя вновь раскрыл ее губы и заполнил маленький ротик. Нежное прикосновение и такое мимолетное. И снова. Айя распахнула свои губы и прикоснулась к нему в ответ. Почему от этого стало так хорошо? Почему она начала ерзать на месте, не зная, куда деть свои руки? Ладони Орайи легли ей на лицо и погладили алеющие щеки. Его пальцы коснулись ее волос, а губы впились в рот совсем с другой силой. Он не пробовал, он — властвовал.

Рванувшись в центр ванной, он потянул ее на себя, раздвигая ее ноги и усаживая на свои бедра. Айя прижалась к нему, позволяя поглаживать свою спину. Он делал это. Он возбуждал, провоцировал, и сама Айя вдруг осознала, что готова отдать ему все, что он только захочет. Нет, не попросит, а захочет. В голове всплыли образы тех рисунков. Желание. Наслаждение. Экстаз. Маленькая девочка выросла, желая увидеть все это на его взрослом лице. Уже не достаточным было просто стоять за его спиной и слушать, как он просит Югу освободить его от бремени принятых решений. Не достаточным было стоять в стороне, в толпе тех, кому наплевать, и видеть, как он улыбается другой, провожая ее глазами и опуская их в тот же миг, когда брат поворачивался к нему. Можно ли любить так долго? Можно ли расти и любить того, кто вырос рядом с тобой? В дом Ри Сиа ее привел интерес. Этот же интерес и погубил ее. Маленькая девочка, не знающая языка дерев, не понимающая, о чем они говорят, глядящая только на одного юношу из двоих. А потом она выбрала другой путь. И этот путь столкнул ее лицом к лицу со своей слабостью. Почему он решил помочь ей? Почему вцепился в нее обеими руками, оставив при этом право решать самой? Она боялась. Его боялась все это время. Что узнает… Что поймет… А поняв, отвернется и больше никогда не посмотрит…

Орайя прижал ее к борту ванной, не позволяя двигаться больше.

— Что ты делаешь? — прошептала она, когда он отстранился и вновь посмотрел на нее.

— Рисую, — ответил он, вновь целуя ее.

Рука Орайи скользнула под ее трусики и прикоснулась к лону, наполненному влагой. Айя вздохнула и тут же снова замерла. Орайя погладил ее и коснулся клитора, проводя по него пальцем и надавливая.

— Что ты делаешь? — вновь прошептала она, позволяя продолжать.

— Я знаю, что никто не прикасался к тебе вот так. Тебе нравится? Тебе нравится, Айя?

Его палец обволок лоно и скользнул в него, не проникая глубже, а просто поглаживая. Айя закрыла глаза и уперлась головой в борт ванной. Он никогда не видел ее такой. Уязвимая, ранимая, беззащитная, отдающее все, что у нее есть и не просящая взамен ничего.

— Каждый раз, когда вижу тебя, я слышу, как бьется твое сердце. Стоит тебе посмотреть на меня, и оно замирает на мгновение. А потом несется вскачь, будто ты насильно загоняешь его. Ты не провидец, но нарисовала меня так проникновенно, будто узрела самую суть. Я сам не знаю, как выглядит мое лицо, когда я занимаюсь любовью. А ты, вот, знаешь. Откуда, Айя?

Второй палец скользнул внутрь, и Айя почувствовала боль. Ее лицо исказилось и Орайя замер. Как же сильно он хотел ее?! Погрузиться и услышать ее стон, двигаться и чувствовать, что это такое, быть с ней одним целым, посмотреть, как изменится ее лицо, когда она испытает оргазм. Смотреть на нее вновь и вновь, чувствовать ее вновь и вновь. И кончать. Кончать вместе с ней.

И вдруг — ее вопрос. Он замер, отрываясь от нее и глядя в наполненные этим вопросом глаза. Орайя нахмурился, пытаясь найти вразумительный ответ, и в этот момент она опустила свои веки. Он видел этот момент. Он запомнил его. И не противился, когда она с ненавистью оттолкнула его от себя, выбираясь из ванной и убегая в дом.

Простой вопрос. Такой логичный в данных обстоятельствах. «Ты женишься на мне?»

Ее голос продолжал звенеть в его голове, а перед глазами вновь и вновь появлялся тот миг, когда она закрыла свои глаза. «Ты женишься на мне?», — спросила она, а он…он не ответил.

Айя вбежала в комнату и упала на ковер, прижимая ладонь ко рту. Не отвечает тот, кто не любит. Это Айя знала наверняка.

* * *

Никогда, ни разу в своей жизни Орайя не спал ночью по причине того, что стыд пожирал его. Чувство вины. Оно, и еще так много чувств, что он и сам уже не мог разобраться во всех них. Он промолчал, потому что на самом деле не знал ответ. Женитьба. Когда? Почему? Словно его загнали в угол, не позволяя ступить и шагу назад. «Ты женишься на мне?». Она на самом деле спросила не это. «Ты любишь меня?» — вот в чем заключался ее вопрос. В ее понимании тот, кто любит — женится. Но он… Он видел, что такое любовь. Видел это во взгляде своего брата, когда тот смотрел на Данфейт. Обожание. Преклонение. Нежность. Забота. И усмешка. Да, усмешка над самим собой. Такие яркие, рвущиеся на свободу и готовые покорить весь Мир чувства. А у него? Какие чувства у него, когда он смотрит на нее? Желание. Желание. Желание. Это слово въелось в его мозг, раскалывая голову на части. Орайя уперся головой в подушку и застонал. Ублюдок — вот он кто. Простой ублюдок.

Отец так часто повторял ему: «Ты способен на большее». «Большее». «Большее». «Большее» стало для него проклятием. Он бы многое отдал сейчас ради этого «большего». И пусть сердце его неслось вскачь, сбиваясь с ритма, когда он смотрел на нее, этого Орайе все равно казалось мало. Недостаточно для нее… Нужно «большее»…

Он начал отключаться, когда в комнате стало жарко. «Рассвело, наверное», — подумал Орайя и закрыл свои глаза.

Когда он спустился вниз, все уже собрались на завтрак в столовой. Айя сидела рядом с Имайей и молчала, глядя куда-то пол.

— Доброе утро, — произнес Орайя и присел за стол напротив Айи.

Взмах руки — и стены были перекрашены в багровые тона. Эрика приподняла брови и хмыкнула:

— Под цвет моей кожи подбирала?

— Прости, — произнесла Айя и вновь перекрасила стены, на этот раз в темно-зеленый цвет.

— Интересно, я буду каждый день видеть тебя здесь или, может, ты дашь мне передышку? — спросил Кейти, обращаясь к Имайе.

— Успокойся, — ответила Имайя. — Твое поведение вызывает не столько неприязнь, сколько смех!

— Посмейся! Давай! Над детьми смеяться не запрещено! Ты же так ко мне относишься? Как к ребенку?!

— Перестань! — прокричала Имайя, подскакивая со своего места. — Здесь не место для выяснения наших с тобой отношений!

— Мне тридцать лет, Имайя, и в своем возрасте я сам могу решить, где, когда и с кем обсуждать свои проблемы! Тебе же хватает наглости заявляться сюда, и как ни в чем не бывало садить свой зад на эти стулья! Может, и салат тебе подать?!

Имайя занесла руку, чтобы ударить его, но Кейти ловко перехватил ее и с силой сжал запястье.

— Остынь, девочка!!!

— Да, как ты…

— Я сказал «остынь»!!! — проревел Кейти, да так громко, что Айя и Эрика невольно пригнули головы.

Имайя с ужасом в глазах смотрела на Кейти. Звук его голоса отразился от стен и проник под ее оболочку, заставив содрогнуться саму душу. Она никогда не слышала, чтобы он так кричал. Чтобы вообще когда-либо кричал на кого-то.

— Все? Закончила? Теперь вернись на место и посади свой зад на стул. Салат я подам.

Кейти отшвырнул ее руку от себя и потянулся к тарелке, наполняя ее до краев. Когда Имайя, молча, присела обратно, он с грохотом поставил тарелку перед ее носом и так же громко положил вилку на стол.

— Приятного аппетита! — с издевкой, произнес Кейти и, развернувшись, покинул кухню.

— Ты куда? — прокричала Айя.

— Не твое дело, — огрызнулся брат и хлопнул входной дверью на прощание.

— Извините… — прошептала Имайя, отодвигая от себя тарелку.

— Бывает, — пожала плечами Эрика и включила чайник.

— Как Вам в новом месте? — вежливо спросила Имайя, просто ради поддержания разговора.

— Мы еще не поняли, — улыбнулся девушке Террей и присел рядом с ней на стул. — Может, расскажешь нам что-нибудь интересное?

— Интересное? Думаю, Вам интересно будет узнать, как устроен этот город.

— Мы слушаем, — кивнул Йори, располагаясь возле матриати.

— Ну, для начала, могу сообщить Вам о том, что этот город построил отец Айи.

Все замолчали и уставились на девушку, спокойно сидящую с ними за одним столом.

— Название ее рода известно во всех поселениях на Сатрионе. «Amijadja» или «Служители Ami». Предки Айи были одними из представителей двенадцати родов, которых ami называли «Великие Семьи». Именно эти Семьи и управляли поселениями народа I-ho. То есть, наша Айя — принцесса, — улыбнулась Имайя, глядя на девушку.

— Это не обязательно было говорить.

— Принцесса? — улыбнулся Террей.

— Это — адаптированный перевод, — пожала плечами Имайя. — Главное, что смысл понятен. Многие коренные, живущие в Изоне, знают об этом и припадают перед ней на колени в знак своего почтения.

— А остальные? — спросил Йори. — Они что, не чтят ее, как принцессу?

Имайя опустила глаза и отрицательно покачала головой.

— Для остальных я — подала голос Айя — служка чужаков, предавшая свой народ и свою Семью. Если появлюсь в поселении, меня закидают камнями и с позором прикуют к ограде, оставив умирать на солнцепеке. Древняя казнь, но почитается до сих пор.

— Но ты же… — прошептала Эрика.

— Я — предатель. Позор для своего народа.

— Но ты хранишь традиции предков, а это — дорогого стоит, — улыбнулась в ответ Имайя. — Взять, хотя бы, твою косу…

Айя невольно прикоснулась рукой к волосам.

— Это все, что мне осталось.

— И в чем же смысл этой прически? — спросила Эрика. — Красиво, конечно, но ухаживать за ней…

— Это символ ее «безбрачия», — ответила Имайя. — Ami женятся очень рано, где-то в шестнадцать-семнадцать лет. Во время церемонии жених отрезает косу невесты, после чего женщина получает право носить короткие волосы.

— То есть, выйдя замуж, ты освободишь себя от необходимости таскать на себе все эти волосы? — улыбнулась Эрика.

— Не «таскать», а носить! — приподняв подбородок, произнесла Айя. — И муж мой будет горд тем, что именно для него я отращивала их!

— Да, что ты? Может, и косу твою хранить будет на видном месте в доме? — не сдержался и выпалил Орайя.

— Да, как ты смеешь?!

— То же мне — символ девственности!

— Таким, как ты — не понять!

— Таким, как я?! — с вызовом произнес Орайя. — А какие они, такие как я?!

— Наделенные врожденным превосходством, Вы забываете, что держите ответ перед остальными за свои поступки!

— Ты обвиняешь меня в чем-то?! Да что вообще ты знаешь обо мне?!

Айя подняла глаза и улыбнулась ему в ответ.

— Знал бы ты, как много я о тебе знаю… Я должна была тебя убить, Орайя, а о своей жертве палачу необходимо знать все!

На лице Орайи не дрогнул ни один мускул, в отличие от всех остальных, замерших с выражением неподдельного ужаса на лицах.

— Зачем ты делаешь это? — произнес Орайя.

— Постой… — перебил его Йори. — Она должна была тебя убить?

— Это не имеет значения.

— И ты знал?

— Я сказал, что это — не имеет значения!

— Так это она…сделала?

— Нет, — отрезал Орайя. — И предугадывая твой следующий вопрос, сразу отвечу, что она и не собиралась этого делать.

— Ты так в этом уверен? — улыбнулась Айя. — В этот раз ты действительно не знаешь, о чем говоришь… Я бы убила… — прошептала она. — Это был лишь вопрос времени. И в форме фантома у эпицентра это было бы легче сделать. Просто взорвать тебя и все! Но, я решила дать тебе отсрочку, потому что ты — единственный человек, который действительно охранял меня на том корабле. Глупо, конечно, ну да ладно.

Орайя смотрел на нее и медленно сжимал свои челюсти.

— Так, значит…

— Твое появление здесь — мера необходимая. Ты — ребенок двух сильнейших зрячих, но так и не проявил в полной мере своих способностей. Квартли назвала тебя «Орайей», что переводится, как «Миротворец». Она верит, что ты способен к материализации, как и я, только на другом уровне.

— И каком же?

— Звуковом. Я творю путем концентрации материи и могу создавать неживые объекты природы и разрушить их.

Айя протянула руку вперед, и на столе возник графин. Щелчок пальцами — и графин растворился в пространстве, точно так же, как и стул под Орайей.

Сиа рухнул на пол, успев сгруппироваться в самый последний момент.

— Откуда пришло — туда и ушло. У тебя другой потенциал. Твой абсолютный слух и превосходная техника игры на многих музыкальных инструментах свидетельствуют в пользу этого предположения. Ты можешь создавать звуковые волны и влиять на все объекты, окружающие тебя, даже живые. Думаю, если бы ты задался целью, мог бы разорвать каждого из нас, лишь подумав об этом. Но суть подобных возможностей кроется, на самом деле, в другом. Возвращать к жизни то, что умерло — вот настоящее величие. Улавливать «саму жизнь» и восстанавливать ее ритм, даже больше, воскрешать тех, кого уже нельзя спасти. Оболочечная форма — то же тело, что и материальное, только существует согласно иным законам. Наше присутствие здесь тому подтверждение. Так что, если начнешь работать над собой, — оправдаешь имя, дарованное тебе твоей матерью.

— Если ты такая Великая, взяла бы, да и разрушила весь Солерон до основания!

— А это идея… — улыбнулась Айя. — Только сначала я подожду, пока ты научишься оживлять людей. Возможно, тогда я и рискну своей шкурой.

Услышать все это от нее стало для Орайи потрясением. И дело не в словах, а в интонации, с которой она произносила их. Презрение и ничего кроме. Словно все они и он, в частности, лишь тараканы, которых она готова раздавить своей ногой. Так, отрепье, к разговору с которым она снизошла.

— Двуличие — вот твоя настоящая сущность, — произнес Орайя, поднимаясь с пола и глядя на нее. — Если бы не Данфейт, нас бы здесь уже не было.

— Получите Вы свою Данфейт, не переживайте, — улыбнулась Айя.

Орайя посмотрел на нее в последний раз и, развернувшись, покинул кухню. Остальные, в молчании, последовали его примеру. Айя продолжала сидеть на стуле и улыбаться. Одна только Имайя смотрела на нее с жалостью и сожалением. Опять жертва. Ради чего? Ради кого? Для тех, кто не оценит? Кто не поймет? Глупо, конечно, но иначе не стала бы Имайя уважать ее. Не была бы готова отдать за эту девочку свою собственную жизнь.