Спустя две недели, как Александр зажил в Северной башне, единственным, кого видел мальчик, был дух Авис Мартурис. Дух заботился о ребенке как о своем родном, как любой родитель опекал бы любимое дитя, как раньше это делали король Ээрия дэ Садок и королева Лейла. С Ависом Александр не скучал, часто смеялся и делался серьезным, даже в отсутствие Ависа не сильно печалился.
Но в начале третьей недели в дверь постучали. Всякий раз, когда к двери кто-нибудь подходил, Авис делался бесплотным, для всех людей он растворялся в воздухе, иногда даже становился невидимым для Александра, нередко оставляя Александра почти одного. За эти две недели мальчик успел невзлюбить неясные семенящие шаги за дверью три раза за день. Но в этот раз шаги не удалились так быстро, наоборот, человек тяжело поднялся и остановился у двери.
Вошедшим был барон Фарен. В руках он держал поднос с едой и осматривался, ища Александра. Мальчик спрятался в гостиной, за диван, и оттуда подглядывал за гостем. Барон взглядом отыскал ребенка и без страха подошел к нему. Александр не убежал, видя знакомое лицо, даже чуть вышел из мнимого укрытия.
— Как вы здесь? — барон поставил поднос на пол и присел. В его мягком лице было что-то твердое, жесткое, и Александр сторонился Фарена со столь близкого расстояния.
Александр молчал, не зная ответов или не желая их произносить.
— Каким бы монстром вы ни были… — начал барон и осекся, грозно сощурив глаза. — вы все еще ребенок. Я принес одежды, которую вам выслали, — встал и скрылся за дверью, откуда выволок две корзины. — Тут на вырост. Это вам на тот случай, когда вы вырастите, а нынешняя одежда станет вам мала, — пояснил, не видя в глазах мальчика понимания. — Раз в два месяца будет приходить прачка и забирать вещи, а раз в три месяца — служанки. Они будут мыть комнаты. Полезна ли такому ребенку эта информация… В любом случае, я все сказал, — барон Фарен собрался уходить, но поднял указательный палец и на пятках развернулся. — Вам что-нибудь надо?
Тут Александр быстро засеменил в просторную спальню, за ним барон. Александр залез на кровать и принялся что-то искать на ней, перебирать простыни, разбрасывать подушки.
Авис, заметив метания, быстро отыскал книгу и, не показывая себя, прижал ее к груди, тоже сделав невидимой.
Александр не нашел искомое и расстроился, сгорбившись и опустив руки.
— Что вы искали? — поинтересовался барон; Александр поднял глаза на человека. Солнечный луч с окна попал на его лицо, заставил сверкать зеленые радужки камнями, а чистые волосы литься золотом, как будто они оживали, начинали течь. Барон Фарен сглотнул и подергал плечами, скидывая с себя что-то мнимое.
— Книгу, — мальчик выставил руки и в воздухе нарисовал прямоугольник. — Мне Авис дал.
Авис внимательно смотрел на Фарена, и его желтые глаза будто собственным ядом разъедало. Они заслезились и защипали, загорели от боли. Авис проморгался и потер их руками.
— Простите… Авис? Ваш друг? Ах, да… У вас был телохранитель Авис Мар… Марти… Мартурис, кажется. Как сложно выговаривать, — недовольно пробубнил мужчина. — Но Ависа тут быть не может. А книгу вам доставят.
Барон постарался как можно быстрее уйти от мальчика, и чуть ли не бегом покинул камеру, и нетерпеливо запер дверь. Александр остался сидеть на мягкой кровати с непонимающим видом.
Из воздуха появился Авис и положил книгу рядом с мальчиком. Александр схватил духа за рукав и притянул к себе. Уже привыкший к такому, Авис послушно опустился на кровать; простыни под его весом промялись.
— Он не назвал меня Соломоном… — грустно пожаловался Александр и обнял духа за талию, спрятав холодный нос в тканях его одежды.
— Потому что никто не знает, что у вас есть второе имя. И не надо. Пусть его будут знать только те, кому вы доверяете. Оно станет символом доверия и верности, мой господин, — поглаживая его по голове, Авис успокаивал мальчика.
— А еще он сказал, что ты не существуешь, — донесся глухой голос.
— Я существую только для вас и только ради вас.
В обед, когда Александр выспался, они пошли разбирать принесенные бароном вещи. Александр не понимал недовольства Ависа, а вот Авис всем видом показывал его, разглядывая очередную тряпку, которую иначе он никак не мог назвать. Практически все здесь напоминало сорочки. Единственное, что их отличало друг от друга, это размер. Казалось, их тут хватило бы до конца жизни. Однако Авис не собирался оставлять все как есть, потому большую часть одежды спрятал в шкаф в спальне и попросил Александра не трогать их.
В это же время принесли новый поднос и книгу вместе. Обрадованный подарком, мальчик понес ее на кровать, удобно улегся, дождался, пока Авис проявится и присядет рядом, и раскрыл книгу, но в ней были только картинки и почти ни одного слова. Александр с досадой отшвырнул книгу на пол и резко вздернул одеяло, спрятавшись под ним.
На минуту Авис растерялся, его ладони вспотели. Он посмотрел на них с удивлением, потому что давно такого сильного волнения не испытывал. И тут его осенило! Авис запустил руки под одеяло и приподнял мальчика вместе с его коконом, перетащил на середину кровати визжащую куколку и защекотал Александра через ткань. Мальчик забрыкался, запинался и звонко засмеялся, резко повеселев.
Постепенно Авис начинал понимать, чего хочет Александр и предугадывать его желания. Все больше он приносил Александру книги, все лучше мальчик начинал читать, все серьезнее становился текст и сложнее его понимать. Та пустая комната с одним стулом неумолимо полнилась талмудами, неотвратимо превращаясь в библиотечный склад. За все время барон заходил лишь дважды, посмотреть, как живет Александр.
Но вопросы мальчика дались Авису нелегко. Помнится, тогда была осень, приближалась зима. Авис запрещал часто открывать окна и для пущей уверенности закрывал ставни на щеколду. А Александр, любивший осенний воздух, хоть и слушался Ависа — не открывал окон, — однако любил понаблюдать за сменой сезона: зеленые листья сначала перекрашивались в пестрые желтые, красные, оранжевые, а потом медленно опадали; на голых деревьях можно было увидеть плетеные гнезда птиц, черные дупла; но не отрывал пристального взгляда Александр от летающих птиц, силуэты которых отражались в его зеленых, широко распахнутых глазах. Мальчик тогда замахал рукой и подозвал Ависа. Дух сел рядом и прислушался, когда Александр потянул того за ворот ближе к окну и указал на летающую стаю птиц.
— Почему их так много?
— Ну, они летают стаями, семьями, чтобы поддерживать друг друга, — пожал плечами.
— Семьями… — мальчик эхом повторил. — У меня тоже есть семья! Мама и папа! — внезапно вспомнил то, что часто повторял про себя в более ранние годы и что Авис старательно стирал из памяти ребенка.
— Но они далеко, — как можно мягче указал на больную истину.
— Они могут прийти! — настоял на своем, стукнув кулаками по сидению.
— Не могут, потому что… Просто не могут, — Авис стал угрюмым от тяжелых вопросов и даже отвел взгляд.
— Они больны? — расстроился Александр.
— Нет, они гнилы, — Александр наклонил голову и хотел спросить, о чем говорил Авис. — Но вам не обязательно в это вникать сейчас. Давайте я позже вам все расскажу, как есть? — Авис погладил Александра по плечам и преданно заглянул в глаза.
После этого разговора Александр какое-то время напоминал Авису про своих родителей, но видя безрезультатность и молчание в ответ, перестал спрашивать. А Авис мог выдохнуть и вдохнуть полной грудью.
Следующие сезоны проходили более спокойно. Жарким летом Авис часто набирал ванну для Александра, чтобы тот смог охладиться; Александру нравилось сидеть на закрытом стеклом и решетками круглом балконе с чайным столиком в центре; балкон этот присоединялся к спальне с солнечной стороны. Зимой, которая шла от силы месяц, они отодвигали ванну и разжигали в углублении костер, на котором жарили хлеб или кусок мяса, оставшийся с обеда; иногда распахивали окна и через решетку сгребали снег с подоконника, лепили фигуры и маленьких снеговиков. Короткими весной и осенью Александр часто кутался в одеяло или сидел у окон, любуясь редким явлением здесь — дождем.
Шли годы, Александру скоро исполнялось одиннадцать, а неизменный, не поддающийся времени Авис начинал пропадать порой уже на недели, а не часы или дни, как это было все это время прежде. В этом возрасте Александр что-то предчувствовал, потому находился в беспокойстве и тревожил приходящих слуг. Особенно его забавляли их мысли, которые он мог слышать через открытое окно, когда те, уходя по стене-крепости, шептались.
Обычно Александр отсиживался в библиотечной кладовой — единственном месте, которое он не позволял трогать и вообще открывать, просто преграждая собою путь. А пугливые и суеверные слуги не подходили да и рады были раньше окончить работу, раньше уйти. И сколько слуг ни приходило, Александр все молчал, не заговаривал с ними, потому что помнил свой первый опыт, когда служанка крикнула от одного лишь прикосновения к ее одежде и убежала, а после мальчик ее не видел. С тех пор, посоветовавшись с Ависом, он старался не попадаться на глаза, не касаться и не заговаривать со слугами.
Но раздраженный чем-то сегодня, почти одиннадцатилетний Александр не спрятался в библиотечной комнате, а наоборот, вышел в гостиную и расположился на диване, закинув ногу на ногу, и в открытую следя за каждым мимо проходящим. Слуги как можно дальше обходили его и старались не смотреть ему в глаза — своей неестественностью они пугали их.
Перед мальчишкой прошла сутулая служанка, крепко сжимавшая тряпку. Александр окликнул ее и та вздрогнула, но остановилась.
— Боишься меня? — еще детским, тонким голосом спросил.
Служанка поджала губы и убежала работать. Александр поднялся и проследовал за девушкой до самой спальни, где остановился в дверях. По лицу девушки пробежался страх, она отошла в самый конец комнаты и принялась там что-то убирать, периодически поглядывая на мальчишку. Другая служанка, как и все, видевшая эту сцену, решительно подошла к Александру и, чуть наклонясь, нагловато поинтересовалась:
— Вам что-то нужно?
— Ты боишься меня? — тут же, почти перебивая, в лоб спросил, показно складывая руки на груди.
Девушка смотрела в его глаза и ничего страшного в них не видела, хотя необычный для местности цвет ее поражал, но и только. Сколько она здесь работала, только сейчас могла внимательно рассмотреть того, кого все в стране так боялись. Служанка протянула руку и пальцами коснулась сильно отросших волос, чьи кудри уже касались плеч.
— Не боюсь, — смело ответила она. — Но за них не ручаюсь, ваше высочество.
— Почему вы меня не боитесь, а они аж кричат и убегают? — нахмурив одну бровь, подобно Авису, которого сейчас не было, спрашивал.
— Потому что вы всего лишь человек, хотя и с такой необычной внешностью.
— Пф, — фыркнул мальчишка. — Разве важен не характер?! — отчего-то разозлился и больно ударил по руке служанку, разрывая телесный контакт, а потом убежал.
Следующие дни эта служанка часто приходила к Александру и занималась доставкой еды и прочих вещей. И не потому, что сильно желала видеть мальчишку, а потому, что барон Фарен решил ее судьбу именно так, раз она из всей его прислуги оказалась единственной смелой, сумевшей заговорить с ребенком.
Авис отсутствовал уже недели две, Александр все это время сидел у окна и наблюдал за внешним миром, стараясь не замечать частую и наглую по сравнению со своими предшественниками служанку. На его колене корешком вверх лежала книга со строгими, ровными буквами, выводящими слово «арифметика». Дверь привычно отворили, в комнату вошла служанка. Александр бросил на нее незаинтересованный взгляд и отвернулся к окну, однако вскоре снова посмотрел на служанку, выпрямился, отложил книгу на ткань подоконника, которую он перенес, чтобы холод не так сильно морозил кожу.
— Как твои дела? — участливо поинтересовался, пока девушка раскладывала еду по широкому столу. Она чуть подошла и прислонилась плечом о камень, чтобы видеть Александра спереди, наблюдать его реакцию, но лицо Александра оставалось ровным, мягким, будто ничем не обремененным. Служанка очень удивилась увидеть на мальчике взрослую сдержанность.
— Господин Ферон пожелал видеть меня в качестве вашей служанки.
— Тебе это приятно? Или ты желаешь сменить работу?
— А я вас не устраиваю? — встала в вызывающую позу. — Но знаете… Я могу рассказать вам что-то из внешнего мира, если хотите. Вы ведь… ну… давно не были…
— Расскажи, — Александр подал раскрытую ладонь, словно предлагая что-то, но на ладони ничего не было, и вскоре он положил ее на колено, где она и была.
— Хм, что бы вам хотелось услышать? О короле с королевой? О том, почему вы здесь? Ой… — опомнилась служанка, когда с ее несдержанного языка сорвалось то, что лучше было бы держать при себе, как она посчитала.
— Расскажи о… море, об океане, о том, кто живет в них, — говорил так, будто и не слышал ее вопросов, но смотрел в окно, заглядывал дальше, чем простиралось небо, выше, чем летали птицы, и отчаяннее, чем когда-либо. — Еще я слышал о землях, полностью покрытых песком или холодным снегом. Ведь здесь зима короткая. Я был бы не против узнать о густых лесах и шумных водопадах. Я хочу все это увидеть… Или услышать, если ты позволишь. — Девушка увидела надежду в его зеленых глазах, когда он посмотрел на нее.
— Простите. Мне нечего вам рассказать, потому что я и сама не знаю ничего из того, о чем вы говорите. Хотя люди живут там.
— Ты… точно такая же, как я. Ничем не отличаешься от меня. Разве что… А нет, ничем, — словно издеваясь, говорил он, но снова не смотрел в ее сторону.
— Я к вам с душой!
— А я просто констатирую факты, — следом ответил, почти перебив ее, твердым голосом.
— То есть ваша судьба вас не интересует?
— Судьба? Возможно, ты не так выразилась. Это мое прошлое, а его я трогать не хочу. Путь было остается былым, а будущее я буду строить сам. И судьба еще не повернулась ко мне, чтобы я мог что-то сделать со своим будущим.
— А я вот хочу найти своего единственного! Полюбить того, кто будет мне дорог, — оживилась служанка, найдя более понятную и близкую ей тему.
— Я много знаю о любви из книг, хотя испытывать самому не доводилось. Расскажешь, как ты видишь любовь? — серьезно поинтересовался.
— Ну, любовь — это…
Их разговор состоялся долгим и живым. Девушка говорила много, рассказала ему о всех своих мечтах, посвятила в планы и дала ему самое сокровенное — доверие. Подкрадывался закат, кто-то мазал по черному небу красной и желтой краской, превращая горизонт в горящую ленточку, разделяющую небо и землю. Александр в этот момент попросил служанку понаблюдать за закатом в тишине. Он вдохновлялся, а она смотрела на закат так, как обычно смотрят влюбленные в уходящее солнце девушки.
Они распрощались сразу после этого без малейшего сожаления.
Через два дня служанка помимо еды принесла и книгу, о которой просил мальчик. Она поставила поднос на стол и с книгой направилась в спальню. Александр сидел на кровати и читал, болтая скованными цепями ногами. Девушка посмотрела на его небольшую, но достаточно высокую для его юного возраста фигурку в бежевой сорочке с растрепанным, спутанным подолом и рукавами до локтя, которые уже распустились и спутались нитками.
Мальчик отвлекся, отложил книгу. Служанка резво подошла и протянула в вытянутые руки бумажный сверток, в который книга была бережно завернута. Кровать под весом девушки промялась и мальчик чуть-чуть скатился. Недолго они сидели молча, пока Александр распаковывал книгу и просто листал ее, надеясь не найти там тупых детских картинок. Однако вместо них книгу заполняли цифры, линии и фигуры.
— Вас кто-то учил? — обратилась служанка.
— А я не могу сам обучаться? — вопросом ответил.
— Конечно, можете, но… Это сложно.
— Но не невозможно, — кивнул на ее слова и вежливо улыбнулся.
Снова пришла тишина и монополизировала время, схватив его за все, что только можно и оттягивая, не давая бежать. Теперь казалось, что этот момент длился часы, а не минуты, что служанка находилась здесь столько же, сколько и Александр.
Стряхивая наваждение, девушка расправила плечи и глубоко вздохнула. Александр посмотрел на нее и снова потерял к ней интерес, вернувшись к книге.
— Вам здесь не одиноко?
— А что? Барон хочет кого-то сюда подселить? — не отрывая взгляда от книги, замер.
— Нет, барон только сказал, что ныне слуги будут только поднос сюда носить, а уборка ляжет на ваши плечи. А вообще, я не понимаю вас. Сидеть здесь в одиночестве и не желать общения с людьми… Разве вы не хотите выйти отсюда и повидаться с людьми? Конечно, природа тоже красива! Но без общения с людьми, жить в полном одиночестве трудно.
Александр поднял голову и посмотрел в окно, на голубое небо, на небольшой кружочек солнца с желтыми лучами, на зеленые деревья и проследил за редкими птицами.
— Знаешь, порой мир прекраснее и через это окошко, — сухо и грустно прошептал, снова утыкаясь в исписанные страницы.
Служанка попрощалась и ушла с неудовлетворенным ответом, с пищей для размышлений, а мальчик отложил книгу и вышел на балкон с желанием получше рассмотреть этот странный, необычный мир, который его отверг с самого детства, не успел он в нем оказаться как подобает. Жаркое солнце светило все так же ярко, все так же слепило глаза, но все еще притягивало и грело одинокую, запертую душу.
Сзади из воздуха появился Авис и плавно опустился на носки, а потом на всю стопу. Александр не обернулся, завороженный, он был просто не в силах оторваться от светила. Дух взял мальчика за плечи и обнял, поняв его без слов.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления