Онлайн чтение книги
Любить страшно
Love is scary
Глава шестая. Сердце остановилось
Из окна самолёта я видела разъярённого Томоэ, который был на пределе. Он так разозлился из-за того, что я сбежала, или потому, что я предала его? Он считал меня своим другом? Тогда почему он так отреагировал, узнав, что его жертва сбежала? Сердце Рен ничем не хуже моего: она более храбрая и намного увереннее меня. Разве не это ему нужно? Стоило ли тратить столько сил, чтобы привлечь моё внимание? Наверняка он ждет, что я буду молить его прекратить и скажу, что люблю его, что я скучала…
— Нанами-сама, вы должны сказать ему, что вы любите его, — сказал мне господин Ооцуки — начальник охраны, мужчина видный, с длинными шелковистыми блондинистыми волосами, собранными в неряшливый хвост. На лицо он был не хуже демона-лиса, худощавый, высокий. Типичный красавец, который что-то требовал от меня, хотя сам не знал, нужно ли это. И, вообще, с какой стати я должна признаваться демону в любви? — Постарайтесь сделать это как можно более искренне.
— Я не смогу! — на отрез отказалась я, вызвав у всего персонала рядом негодование. — Во-первых, это будет неубедительно; во-вторых, он знает, что я его не люблю; в третьих, я его не люблю!
— Вы должны постараться ради человечества! — Ооцуки выдал мне более весомый аргумент.
«Скажите «спасибо» хотя бы за то, что я еду. Я могла бы и отказаться. У нас в мире демократия, на дворе 2030 год уже — это вам не 2015, где демократия лишь пустой звук!» — я бы, конечно, могла сказать так, но лишь помотала головой в знак моего отказа.
— Мы приехали, — озлобленно отчеканил Ооцуки, — идёмте быстрее, иначе он здесь всё разнесёт.
Буквально вытолкнув меня из самолёта, команда охраны открыла врата и дала мне пинка под зад, чтобы, так сказать, не ушло драгоценное время на мысли в духе «быть или не быть» и они не успели застолбить место в моей несчастной голове. Как же иронично опять сюда прилететь, и не как жертва, которую все жалели, а та, которую почти выпинали и оставили решать все проблемы. А, вы думаете, правительство решит все проблемы людей? О нет, это должны разруливать молодые невинные девушки вроде меня.
Ветер превратил мои обычно послушные прямые волосы в пакли, одежду здорово потрепало: теперь казалось, что я отсюда и не уходила. Мне всё также страшно, а я должна пойти к лису и, что называется, отметиться. Интересно, что такого могла сделать Рен, чтобы вывести Томоэ из себя.
Увидев в гуще леса Томоэ в человеческом обличии, но в огне, который имитировал его превращение в большого лиса, я подошла ближе. Рядом сидела Рен, спокойно считающая камешки, в то время как возле неё почти бушевал ураган. Вот же пуленепробиваемое спокойствие!
— О, Нанами, — услышав мои шаги, которые никак нельзя было различить при таком ветре, она помахала мне рукой.
— Нанами?! — зарычал Томоэ, в миг прекратив всё своё скотство и схватив Рен за горло. — Решила сделать из меня дурака?
Рен начала задыхаться от его сильной хватки, и мне оставалось только следовать совету Ооцуки. Припав к его ногам, я взмолилась:
— Прошу, не делай этого. Отпусти её. Просто… — и как мне признаться ему в любви в такой то ситуации? Конечно, момент подходящий, и лучшего выхода нет, но каким образом мне подойти к тому, что, мол, я в него по уши влюбилась. А если он спросит меня, почему я сбежала, что тогда мне ответить? — Я люблю вас. Я не хочу видеть кровь на ваших руках, — вот же сказала, идиотка. Нельзя было что-то не в духе розовых соплей? Раз начала, продолжу, и горит моя гордость в аду, в самом пекле! — Я была не права, — попытавшись изобразить слёзы, я уткнулась ему в ноги и прикусила губу, чтобы вызвать эти чёртовы рыдания. — Мне не следовало убегать,но я боялась своих чувств. Я боялась ранить вас, ведь вы заберёте моё сердце. Но каково же будет вам, ведь я не буду мучиться долго? — О боги, что я говорю? — А вы… — я уже приписала ему ответные чувства ко мне. Но он купился. Он отпустил Рен.
— Кх, — закряхтела она, начав громко кашлять.
— Репетировала или сочинила на ходу? — приподнял бровь Томоэ.
— Это… — мне лучше будет… что мне будет лучше? Если я скажу, что сочинила, он испепелит меня своим огнём. Если признаться, что я репетировала, последует тот же исход, что и в первом варианте. Может, мне сказать, что я не вру? — Это правда, Томоэ. Я… я люблю, люблю... тебя.
Это вышло мало того что не убедительно, это вышло смешно.
— Если врёшь, — он поднял меня на руки и шепнул на ухо, — я заберу твою душу.
Что? Теперь вся эта ложь перешла в полную катастрофу: если он заберёт мою душу, я никогда не отвяжусь от него. Ладно сердце, но ведь без души я не смогу переродиться.
— А что тогда мне нужно было сказать? — закричала я на него. Он от испуга уронил меня на землю. — Думаешь, мне тут приятно находиться? Да, я сбежала! Я не хочу умирать — меня заменили тем, кому всё равно: жить или умереть. Не всё равно ли тебе, чье сердце забирать?
— За что терпеть людей не могу, так это за то, что они оставались, остаются и будут оставаться примитивными созданиями, — он щёлкнул пальцами, и я уже не сидела в потрёпанной одежде, а он не смотрел на меня свысока. Я лежала на кровати, а он сидел напротив, закручивая мой локон на свой палец. — Всё, что было, лишь иллюзия.
В каком смысле иллюзия? Значит, я никогда не сбегала, и никто не пришёл мне на помощь? Люди не ждали меня, меня не считали мировой героиней? Я не летела в самолёте, наполненным смехом? Рен, которая пришла заменить меня, была не кем иным, как выдумкой? Неужели… это...
— Выходит, я правда никому не нужна, — повернувшись лицом к окну, я не стала плакать.
Мне хотелось метать гром и молнии от злости. Он воспользовался моей слабостью и превратил это в гендзюцу; он спокойно смотрел на моё счастье, наблюдал за реакцией: он знал, что мне будет больно. Он хочет сделать меня своей копией? Так хочется видеть в никчёмном существе отражение себя? Отлично, смотри, демон. Ты жалок, ты такой же, как и я. Ты никому не нужен. И не лги: ни одно равнодушие ещё не могло скрыть одиночество. Я покажу тебе твою душу, и я заставлю тебя страдать прежде, чем умру.
— Может быть, я никому и не нужна, но тебе ещё нужно моё сердце, — толкнув его ногой, я взяла в руки вазу с прикроватной тумбочки и разбила её об стенки кровати, приставив уже не красивый сосуд изящной формы для украшения комнаты, а опасное оружие к тому, что ему так важно во мне. — Оно пока бьётся, но это ненадолго.
— Прекрати, идиотка!!!
— Ой-ой, как страшно. Может кьюби станешь, чтобы было поэффектнее!
— Ты...
— Вот и всё, Томоэ! — проткнув себя острым концом вазы, я почувствовала дикую боль в грудной клетке.
Она ни с чем не была сравнима. Мне хотелось биться об стены, но при этом не было сил встать. Область груди онемела, а по осколку в мою ладонь пробиралась вибрация от ещё бьющегося органа. У меня тряслись руки и ноги, но я не собиралась сдаваться. Оставалось совсем чуть-чуть, и я умру.
— Ты же убьёшь себя! — кинувшись отбирать у меня вазу, он случайно помог мне протолкнуть этот чёртов кусок глины глубже, в сердце.
Стук, стук, стук... Эхом отдавалось в ушах.
Ощущения, что я перестала слышать и видеть, я не чувствую запахов, я не понимаю происходящего, я теряю сознание, настигли меня, и боль моментально утихла.