Онлайн чтение книги Золотой Человек Gold Man
Часть I. Глава VII - 1. Гибель Шлисса

Июнь 1918 года второй эры.

Станционный телефонный аппарат единственной пожарной станции на весь небольшой город Шлисс не переставал звенеть с самого утра. Он отключился только в полночь, кто-то оборвал связь. Но это уже не имело никакого значения, ведь всего лишь два пожарных расчета не были способны разом погасить огонь, который то и дело возникал в разных частях города. Как по цепи пламя передавалось от дома к дому, и если его где-то удавалось потушить, то в другом месте время подходило разбирать черные обугленные обломки. Сами пожарные тоже работали в пол силы, никто не хотел рисковать своей жизнью, да и, в конце концов, что могут двенадцать пожарников сделать против целого города, если умом и сердцем они тоже с его жителями. Так вот и падали один деревянный дом за другим, поглощаемые языками пламени, оставались стоять только пустые почерневшие каменные основы. Город выгорал дотла.

Полиция с самого начала была осведомлена о чрезвычайном положении, но ее сил для поддержания комендантского часа на улицах не хватало. И вот, когда радио еще работало, повсюду раздался противный для здешнего слуха голос «всеми горячо любимого» Его Величества. И это были те полторы минуты, когда люди остановились, чтобы послушать его речь, не громя ничего. Потом на город обрушилась настоящая лавина ярости, недовольства и несогласия. Теперь полиция спасалась бегством и только лишь одинокая сирена пожарной машины изредка могла пересилить гул обезумевшей толпы.

Трудно было посчитать всех людей, которые выбежали этой ночью на улицу сказать свое слово... а может уже и воплотить слова в действие. Эта огромная масса как поток горной реки разливалась по всем большим авеню города, заполняя даже маленькие улочки и переходы. Вышли даже те, кто никогда ранее не высказывался, но теперь, когда, наконец, появился шанс, что их услышат, сидеть на месте было уже нельзя. Люди вышли со всем, что было под рукой – некоторые старались обойтись обыкновенными транспарантами с лозунгами и требованиями, но те, кто уже понимал к чему все идет и как пройдет ближайшая ночь, взялись за биты, доски, топоры и даже огнестрельное оружие. Правда, последнее пока что приходилось прятать, ибо его использование не в нужный момент могло все испортить.

Решительных становилось все больше и больше, а простые люди либо отходили на задний план, либо тоже набирались решимости. В руках у таких появлялись бутылки с зажигательной смесью, которые и создавали проблемы для двенадцати пожарных, чья смена выпала на эту ночь... не иначе как проклятие – думали они – ведь в противном случае, они тоже бы поджигали, а не тушили. Магазины, полицейские участки, здание администрации и суда – все это подвергалось сначала разграблению, потом поджогу. Толпа теряла контроль сама над собой, ведь те странные люди в красных галстуках и черных мантиях, что руководили и направляли их первые два часа, теперь разом испарились куда-то, оставив их с городом и огнем наедине. Но толпе это только и нужно было. Огню теперь отдавалось все без разбору – простые дома, единственная гимназия, часовня, библиотека, хлебопекарня, пожарная станция, те немногие машины, что только-только начали появляться в городе. Все горело, словно очищая и от плохого и от хорошего. Огонь не разбирает, что есть что, он только горит. Некоторые чиновники, успевшие укрыться за городом, теперь смотрели на это ночное оранжевое зарево, освещавшее пол губернии. Они не понимали зачем... зачем люди жгут все подряд, откуда взялся этот крик, эта злость. И где носит эту третью армию?

Время для «войны» – как все кричали и называли происходящее. Именно война, не протест, то, что нужно было сейчас людям больше всего. Они натерпелись такой жизни. Жизни по указке Централа, по указке семи каких-то позолоченных бумажек. Нет, не один из этих людей никогда не был догматиком. С тех самых пор, как тысячелетие назад веридасцы распространили Веридас на эти земли, здесь все время постоянно что-то происходило, подогревалось, и нужна была только искорка. В Шлиссе это хорошо понимали... кто-то подарил им искорку, человек совсем другого склада характера, которого все здесь именовали Освободителем. Именно он поднял людей, как они считали, от векового рабства и морального притеснения. «Свободу совести!» – самый популярный лозунг этой огненной ночи, а уже потом шли «долой империю и императора». Все здесь мечтали в будущем воссоединиться с большим северным королевством Волуптас, с которым люди ощущали кровную связь и, самое главное, связь по духу. Когда в городе, казалось, уже нечего было разрушать, когда собственные горожане превратили его в пепелище, стало понятно, что толпа не собирается успокаиваться. Неорганизованный хаос был повсюду.

Стемнело окончательно, но черноту и спокойствие забрали даже у небес. Их заслонило тучами, которые отражали на себе огненный свет. Теперь было светлее, чем днем. Становилось сложно дышать, клубы серого и черного дыма набивали собой облака, словно подушку перьями. Тучи обещали дождь и они его дали. Черные капли стали покрывать город и теперь даже вода окрасилась во мрак. Кругом одна грязь и разрушение... теперь оставалось ждать только одно, когда эту палитру разбавит багровый цвет.

В городе, через ор людей, повсюду начал слышаться стук кирок, лопат и ломов по брусчатке. Совсем новой брусчатке, которую император подарил городу в честь его тысячелетия. Новые фонари, лавки, камни от тротуаров – все шло в дело, все это летело в тех немногих, кто призывал к порядку... пока только словами, наивно рассчитывая на что-то. Палка и камень, это убогое, но по-прежнему смертоносное с древних времен оружие, теперь было в руках у каждого человека. Получи он что-нибудь из этого, как сразу, прямо на майском ночном холоде, оголял грязное мускулистое тело, скалился и рычал, словно дикий зверь. Он готов был действовать. Мирных и спокойных людей, которые вышли сюда поначалу с плакатами и своими требованиями, оставались единицы. Они испугались серьезных дел и серьезных последствий, убежав обратно по своим домам, если было еще куда возвращаться. Они не хотели иметь ничего общего с этими зверьми, а их же потом и обвинят в том, что они поддались на внушение веридасской религии, нашли место для семи свитков, поверили в Истину. Нет... они просто не хотели крови. Восстание продолжалось без них, таким только и оставалось, что наблюдать, как по огненным разрушенным улицам бегают черные силуэты.

Ближе к часу ночи все началось по-настоящему.

Толпа стала организовываться маленькими кучками и пробираться в южную часть города через руины и уцелевшие улицы. Кто-то просто хотел посмотреть, что там, а кто-то уже знал и был готов. Какие только слухи не ходили, некоторые заговорили, что на стороне восставших снова появились отряды людей в черных мантиях, владевшие непонятной силой и то, что они одним щелчком поражают целые части веридасцев. Кто-то сказал, что Волуптас ввел свои войска в город на помощь восставшим, и многие даже верили в это, ведь до границы и дюжины миль не будет. Но не один из этих слухов не был правдив, кроме одного, самого страшного – в город вошли части третьей армии штаб-генерала Обручева... или, как его прозвали за войну двадцатилетней давности, генерал-мясник. Энтузиазма сразу поубавилось. К тому же вскоре эти слухи добавились тем, что с восточной черты города собирается наступать карательный отряд добровольцев из северного отделения Золотого Общества. Хороши просветители, ничего не скажешь.

Под угрозой быть раздавленными подобно стадным животным, люди начали формировать управляемые отряды, с избранным руководителем, названием, некоторые даже придумывали себе флаги, надевали повязки на руки. Был создан целый штаб сопротивления в уцелевшем крыле бывшего здания мэрии, где женщины и дети начали готовить зажигательные бутылки и складировать добытое оружие, щиты, палки, камни, спирт, бензин и хлеб – все то, что нужно было сейчас человеку. Ресурсы начали распределять по «фронтам», оружие и ящики доставали на вчерашних хлебовозках. Из маленьких отрядов формировали подразделения, а из них свои армии. Выстрелы и крики становились все ближе и ближе к центру города. Но были еще и такие люди, кто даже не слышал, что восставшие организовали собственную армию сопротивления. Они по-прежнему толпой бегали по улицам и громили все подряд, а кое-кто даже наживался на мародерстве.

Одна из таких групп забрела слишком далеко, в не очень широкую улочку прямо на границе северной и южной коммуны города. Дома на ней были высокие, прямо как представительные десятиэтажные небоскребы Централа. Они еще не тронуты огнем и в некоторых даже горел свет. Грабить то тут вроде и нечего было, но зато через нее можно быстро перебежать из одного квартала в другой – краткий путь к торговому району. Где-то около пятидесяти человек, почти без оружия как раз собирались проникнуть туда, сделать дело и уйти. Они почти прошли до середины улицы, как вдруг, на их несчастье, в самом ее конце появился небольшой отряд солдат третей армии. Они как раз завернули беглым маршем в эту улочку и уперлись в бунтовщиков. Солдаты, в серых летних форменных пальто до пола, красных погонах и беретах, под которыми виднелись напуганные, покрасневшие лица, слезившиеся глаза то ли от холода, то ли от недавней другой такой встречи. За спиной, на ремне у каждого по карабину. Толпа остановилась, с замиранием сердца уставившись на солдат, напуганных мальчишек, намуштрованных настолько, что даже пар изо рта выпускался у всех разом. Послышалась команда перестроиться и тут же солдаты из маршевой колонны перекрыли собой улицу, выстроившись в три шеренги. Тут же в домах на улице повсюду начал гаснуть свет, хлопать дополнительные деревянные ставни. У протестующих еще была возможность повернуть обратно и уйти в центр города, но один из них, здоровый кабан, встал вперед и обратился к своим.

– Ей мужики! Вы че, сдрейфили? Это ж зелень не стрелянная... да они палец на курок не положат, в штаны не намочившись. А ну ка, мужики! Возьмем свое! За свободу! Долой! Долой!

– Долой! – тут же подхватили его остальные люди, большинство из которых даже не стали думать о побеге. Поднялись красные плакаты, где краской были написаны дурные слова об императоре, поднялись горящие факелы и дубинки, у одного даже ружье, и толпа уверенно, почти маршем, направилась на детей. Вооруженный человек вышел впереди всех, направив ружье на солдат. Бойцы ни на шаг не отступали, они знали, что их держит сзади. Сердце билось так, что даже тяжело было вдыхать холодный ночной воздух. Глаза дрожали, некоторые их закрыли, не желая верить в происходящее. Солдаты из первой шеренги заметили, как вооруженный бунтарь, вставил в свое ружье два красных толстых патрона. Он сделал это как будто демонстративно, проверяя их нервы. Толпа знала, на что давить, она словно начала психологическую атаку, идя в шаг с одной скоростью и равномерно барабаня по щитам, слово-в-слово выкрикивая «Смерть. Смерть. Смерть». И, кажется, это начало действовать, бойцы стали переглядываться меж собой, кто-то хоть чуть-чуть, трусцой начал сдавать назад. Первая линяя «незаметно» отошла настолько, что уже начала теснить вторую.

Но теперь настал их черед. Перед отрядом сбоку вышел полненький офицер с тонкими прямыми усиками, в белой гимнастерке, темно-бордовом галифе и накинутом пальто. Поправив свою фуражку, он кивнул успокаивающе солдатам, которые с надеждой смотрели на него. Толпа не останавливалась, даже заметив то, что солдаты находятся под управлением отнюдь не «зеленого» человека. Офицер сделал два широких шага вперед и, поставив ладонями рупор, закричал в сторону толпы.

– А ну стой! Кончайте, устроили тут!

Толпа засвистела, и кто-то даже попытался докинуть камни до него, но пока что расстояние было слишком большое. Только два пути – назад и вперед, по бокам стоят дома, не дающие свернуть.

– Стоять! Не остановитесь, положим всех! Стоять!

Но протестующие и не думали останавливаться, они перешли на бег, обгоняя транспарант. Теперь это была настоящая орущая лавина, с огнем и мечем, с кирками, битами и прочим. Они мчались на солдат и те даже начали гудеть от страха вслух. Офицер отбежал в сторону, в правый бок от своих и махнул рукой какой-то жест. Первая линия тут же встала на колено и сняла карабин с плеча.

В толпе кто-то зажег бутылку с зажигательной смесью и уже замахнулся, чтобы бросить ее в отряд. Офицер махнул рукой, закричав.

Залп.

Громкое эхо отразилось по всей улице, так оглушительно, что даже простые жители в домах начали кричать. Выстрелила только первая линия. Послышался плач напуганных детей в квартирах, но все эти отдаленные звуки не шли ни в какое сравнение с тем криком и диким ором злости, которое с толпы обрушилось на ребят. Замертво упало всего два человека. Солдаты первой линии стреляли, зажмурившись, с силой вжав на курок и не отпуская его, словно палец примерз к холодной стальной жердочке. Никто не целился, в таком страхе на прицел в человека будет смотреть только истинное чудовище, но не двадцатилетний мальчишка. Один из убитых оказался человек, только-только собиравшийся бросить горящую бутылку. Он не успел. Бутылка упала прямо у его ног, и горючее разбрызгалось на рядом бегущих людей. Как сухое сено вспыхнули люди и побежали в разные стороны с диким криком от боли, страха, обреченности и злости. Человек с ружьем был ранен в ногу и выронил оружие куда-то. Оно сразу же исчезло... его кто-то подобрал и скрылся.

Однако, разъяренная толпа все еще мчалась на солдат. Теперь с глазами, чуть ли не вываливающимися из орбит, криком на грани с потерей голоса и замахивающимися предметами. Несколько метров разделяло их от первой линии.

Офицер махнул рукой еще раз и закричал

– Вторая и третья! Один.

Снова раздался залп, еще более оглушительный, чем первый.

Выстрелили оставшиеся две линии. Транспарант протестующих рухнул на землю, на него с криками и с мертвой тишиной следом повалилось с десяток тел. Прямо под ногами солдат, не добегая до них падали, сраженные пулей люди, человек пять. Те, кто бежали следом резко остановились, истерически вопя. Их ноги, казалось, сами начали думать и спасать хозяина. Люди душой и сердцем уже видели, как пробивают черепа мальчишек, отнявших жизни стольких шлиссцев, но в то же время со страхом в глазах и без оглядки бежали прочь, на другой конец улицы, перепрыгивая тела товарищей. Среди толпы послышалось «Убийцы!», «Долой Империю!» «Сволочи!». Солдаты и сами уже были в пред истерическом состоянии. Они смотрели на мертвецов с дырками в груди или во лбу, в глазах которых все еще тлел гнев. Даже мертвыми глазами они смотрели на своих убийц, проклинали их. Ребята плакали, кричали. Только офицер, выхватив саблю из ножен, махнул ей, как палач, в сторону толпы и крикнул.

– Не дайте им уйти... они вернутся! Вперед!

И солдаты повиновались. Они с победным криком, только за счет которого ноги соглашаюсь бежать вперед, ринулись на убегающую толпу с карабинами наперевес. Люди спасались в панике бегством. Вновь послышались выстрелы, вновь начали падать тела. Никто уже не спасал товарищей, никто не поднимал флаг города. Все потеряли надежду, веру в чудо, хоть в кого-то, кто мог помочь. Это был конец.

За этой улицей наблюдал тот, кого горожане и считали человеком, подарившим искорку. Он, подобно властелину смотрел свысока, с десятиэтажного дома, вниз на действо. Его черный длинный плащ подхватывался ветром, пропахшим порохом, гарью и кровью. Но этот ужасный запах ничуть не волновал мужчину. Он продолжал со спокойным лицом, может быть даже упоительным взглядом смотреть на то, что происходило на улочке. На то, как солдаты продолжают гнать толпу и стрелять людям в спину, на то, как они перепрыгивают через мертвых и стреляют, и стреляют. Все окрасилось одним цветом. Но такое место открывало не только эту улицу. Отсюда был виден весь Шлисс, все сгоревшие дома, крики, выстрелы и боль. Все оранжевое зарево, посылаемое в небо и отражаемое облаками обратно. Он медленно поворачивал головой по панораме разрухи. Все было именно так, как он желал. Первая кровь, первый его настоящий ход не из подполья. Он развязал эту войну и преимущество у него.

«Глупые, глупые люди. Вы никогда не понимали ценности мира, вы сами пожелали моей искры, чтобы спалить собственный дом. А теперь ваша кровь разукрасит всю империю, все захотят такой же искры, все захотят огня. И в итоге императору останется под управление только большое, кровавое кострище. Ты сам этого заслужил Маар. Ты и твои золотоволосые прихвостни. Вы сгорите первыми за свою ложь. А потом начнется моя эра. Да... и везде вновь настанет мир. Мир без законов и правил, то, что люди называют свободой. Я обещаю вам, народ Веридаса, я принесу вам свободу, я ваш Освободитель»

Человек наслаждался такими мыслями, видя огонь внизу. Он отражался и по-настоящему горел даже у него в глазах. Он и создавал почву для таких слов.

К нему сзади подошла девушка с вишневого цвета волосами. Смотреть так долго на огонь ей казалось скучно, и она гуляла по разрушенному городу туда-сюда. Целыми часами наблюдая из тени, кто и чем занимается, так непринужденно. Но в итоге и это ей надоело, и теперь она вновь вернулась к нему. Опершись локтями на железные подпорки крыши, она скривила унылое лицо, и взглянула на темно-оранжевое небо.

– Красиво... – подметила девушка, не изменив своего скучного выражения лица – шесть часов уже горит... пф.

Она безнадежно опустила голову, человек не собирался спускаться с крыши. Она знала его любимое место времяпрепровождения, поэтому и надеяться на обратное было напрасно. Черное шелковое пончо была не самая подходящая одежда для этой холодной ночи. Девушка потерла плечи и шмыгнула носом.

– Замерзла? – спросил человек, не отрываясь от видов улицы

– Да, папочка, может пойдем?

Мужчина ничего не ответил. Девушка обернулась и посмотрела на южную часть города. Там уже все затихло и мерцало не так сильно. Никого не было кроме окровавленных тел и своеобразного запаха после выстрелов.

– Похоже, здесь мы проиграли, пап?

Мужчина покачал головой и улыбнулся

– Не-ет Ал... все идет так, как и должно идти. Кровь пролилась, теперь даже те, кто был нейтрален, не останутся в стороне. Люди увидят преступления Веридаса здесь. Шлисс, обезглавленный и обескровленный передаст свой меч и пламя в другие города. Нам же надо постараться, чтобы хаос как можно быстрее дошел до Централа. Маару и учителю не долго осталось. Передай Мак-Бауману, чтобы он начал перебрасывать рыцарей отсюда в столицу, ты тоже поезжай. Я догоню вас, когда город остынет до конца. Поняла?

– Да, уже иду.

Ал в припрыжку побежала прочь с холодной крыши.

Мужчина крепко сжал кулак и посмотрел на него, в мыслях гуляла одна помеха в его плане с Централом – Золотое Общество.