Онлайн чтение книги Кровавый договор Blood Pact
Глава - 4

О наглухо запертые оконные ставни то и дело разбивались тяжёлые и холодные капли дождя, а хмурое почти чёрное небо время от времени разрывали яркие молнии, освещающие все вокруг, словно солнечный свет, сопровождаемые запоздалой симфонией грома. Серафима сидела в широком кресле, запрокинув голову назад, её длинные черные волосы, что всегда были убраны в прекрасные причёски, сейчас водопадом ниспадали до самого пола. Закрытые веки слабо дрожали от нетерпения, а губы то растягивались в почти незаметной улыбке, то искривлялись от гнева и нетерпения. Она ждала прислугу, что должна была принести для нее завтрак, который ей придётся разделить с якобы нежданным гостем. Нетерпение сжигало её изнутри, ведь, приди служанка хоть на миг позже, все её планы рухнут: из-за непредвиденной некомпетентности прислуги может погибнуть её единственный сын. 
В комнате раздался тихий шелест, и алые губы женщины растянулись в радостной улыбке. 
- Впусти, – почти беззвучно прошептала она, и стоило только её губам сомкнуться в безмолвной тишине, как входная дверь, ведущая в её покои, незамедлительно распахнулась, впуская долгожданную прислугу. Первой в помещение вкатилась деревянная тележка, содержимое которой было прикрыто белым полотном. 
Стыдливо потупив взгляд, юная девушка, отступив на шаг назад от своего рабочего инструмента, склонилась в низком поклоне и совсем не подходящим для такого лица грубым, почти мужским голосом сказала:
- Прошу прощения за столь долгое ожидание госпожа, – пробормотала она и, лишь когда увидела одобрительный взмах руки Серафимы, позволила себе разогнуться с поклона и вновь схватилась своими тоненькими ручками за резной поручень тележки. Пройдя вовнутрь комнаты, служанка подтолкнула тележку к небольшому столику у стены, что уютно расположился между двух больших запертых окон, за которыми можно было отчётливо слышать вой ветра. Аккуратно сняв белоснежную ткань, девушка проворно погрузила на стол две большие тарелки, прикрытые серебрёнными,до блеска наполированными, колпаками. А также она поставила на стол пару хрустальных бокалов, красный винный напиток, два набора столовых приборов и тарелку с фруктами. 
- Ещё чего-ни будь желаете, госпожа? – грубый и неприятный голос служанки вырвал Серафиму из раздумий, заставляя её вальяжно поднять голову со спинки кресла и недовольно взглянуть на девушку, все ещё стоящею у стола и переминающеюся с ноги на ногу. 
- Нет, ты свободна, – тихо ответила женщина, поднимаясь с кресла. Пока служанка выкатывала тележку из её покоев, мать Данталиона подошла к столу и с малой долей любопытства в глазах потянулась рукой к серебрёному колпаку. Из-под него вырвался прекрасный запах жареного бекона, от чего её губы дёрнулись в почти незаметной улыбке. Услышав звук закрывающейся двери позади, женщина тут же опустила крышку обратно на тарелку и сунула руку в потайной карман, спрятанный в складках её платья из чёрного бархата. Достав из него стеклянный пузырёк, Серафима ловко вытащила из склянки пробку и несколько капель приготовленного ночью яда налила в один из бокалов и, вставив пробку обратно, она снова спрятала своё оружие в карман. Затем взяла хрустальный графин, разбавляя яд вином. За спиной раздался тихий шелест, и с лица женщины мгновенно исчезли все эмоции, развернувшись к двери, она тихо прошептала:
- Впусти, – расправляя складки на платье. 
Дверь незамедлительно распахнулась, и лицо Серафимы исказилось от гнева. 
      На пороге, в ожидании приглашения, скрестив руки за спиной, стоял высокий мужчина. На тонких губах, играла лукавая улыбка, в черных глазах слабо пылало пламя гнева и раздражения. Небрежно накинутая на плечи смятая рубаха оголяла испещрённую шрамами старых битв и дуэлей широкую грудь мужчины. Так и не дождавшись приглашения от хозяйки апартаментов, он надменно хмыкнул и сделал несколько шагов вперёд, а затем, остановившись, все с той же лукавой улыбкой сказал.
- Что, не рада меня видеть? – приподнимая правую бровь перечёркнутую шрамом, спросил мужчина, и когда дверь за его спиной закрылась, он сделал ещё несколько шагов вперёд и остановился перед недоумевающей ведьмой. 
- Какого черта ты… – не успела она закончить свой вопрос, как мужчина наклонился к ней, впиваясь в её губы страстным поцелуем. Попятившись назад, Серафима упёрлась в преграду в виде небольшого обеденного столика, от которого так и не успела отойти. Опершись обеими руками о стол за её спиной, он улыбнулся, наслаждаясь её недовольным бормотанием сквозь поцелуй. 
- Я скучал по тебе Серафима, – немного отстранившись, тихо пробормотал мужчина, обжигая своим горячим дыханием её дрожащие губы, а затем потянулся к полному бокалу, что стоял на столе. 
- Зачем ты пришёл? – заглянув в его тёмные глаза, тихо спросила женщина. 
- Уже просто так зайти нельзя что ли, – отступив на шаг назад и поднося бокал к губам, безразличным тоном ответил Тальмир. 
- Не пей это! – с неприкрытым ужасом крикнула женщина, произвольно потянувшись рукой к бокалу у его губ. 
Густые брови принца метнулись вверх от удивления, а затем недовольно сползлись к переносице, он отложил бокал в сторону и зло посмотрел на нервно теребящую рукава своего платья женщину.
- Что здесь? – стальным голосом спросил он, указывая на вино в бокале.
- Не важно, – буркнула Серафима, и забрала стакан из его рук. – Ты прекрасно знаешь, что просто так заходить в покои жён твоего отца никому нельзя. 
- В первый раз что ли? – надменно хмыкнув, он развернулся и пошёл в сторону небольшого дивана в центре комнаты.
- Тальмир, сейчас не время для лишних подозрений, – её зелёные глаза потемнели, а на лицо опустилась пелена грусти и печали. 
- Тогда давай просто убежим отсюда, – с детской улыбкой на перечёркнутых шрамом губах нараспев произнёс он и повалился на диван, раскидывая руки на его спинку. – Очень далеко отсюда, я завоевал прекрасную ветвь, тебе там понравится, обещаю. 
- Ты же знаешь, я не могу оставить сына дотех пор, пока он не взойдёт на трон, – печально промолвила она, и поставила
отравленный бокал вина на его законное место.
- Ты слишком сильно его опекаешь, – с неприкрытой насмешкой в голосе сказал Тальмир. – Он же сказал тебе ясно, что отказывается от трона в пользу Игнес. 
- Сейчас все изменилось, – гордо промолвила она и пошла в сторону бара из цветного стекла. 
- Так значит, это он убил Эрит? – удивлённо приподняв одну бровь, поинтересовался мужчина.
- Не совсем… – она хотела сказать ещё что-то, но, опасаясь за безопасность сына, осеклась и промолчала. 
- Не понимаю, какой ему смысл в её смерти? Её ребенку было всего пару месяцев отроду, он не нес пока еще никакой угрозы, – повернувшись к Серафиме, поинтересовался мужчина.
- То, что происходит в голове Данталиона, загадка даже для меня, – печально ответила она, доставая бокал с полки бара и наполняя его розоватой жидкостью из хрустального графина.
- Лгать будешь моему отцу! – твёрдо сказал он и бросил недовольный взгляд на женщину с бокалом алкоголя в руках.
Проигнорировав его дерзость, Серафима подошла к дивану и протянула незваному гостю бокал. Дождавшись, когда его пальцы сомкнулась на холодном хрустале, она убрала руку и села в кресло напротив. 
- Так кого ты опять собралась травить? – разглядывая содержимое бокала, поинтересовался Тальмир.
- Следующего, кто войдёт в эти покои, – спокойно ответила женщина, бросив беглый взгляд на входную дверь. 
- Прошу тебя, брось все это и пошли со мной туда, где тебя не найдёт даже мой отец! Ведь если кто узнает, что ты хоть к чему-либо происходящему во дворце причастна, тебя казнят, – наклоняясь вперёд, с надеждой в голосе на то, что она согласится, сказал принц Аспирии. 
- Даже если так, я не оставлю своего сына, – твёрдо ответила Серафима.
Стиснув зубы до боли в скулах, Тальмир бросил на нее яростный взгляд, и, не сумев сдержать эмоций, повысил голос.
- Ты думаешь, я тебе позволю? – резко поднявшись со своего места, он хотел подойти и схватить её за руку, но в комнате раздался тихий шелест, от чего они оба резко повернулись в сторону двери. Тысячелетний принц напрягся в ожидании того, кто же станет очередной жертвой его возлюбленной, а Серафима вздохнула с облегчением, радуясь тому, что ей удастся хоть ненадолго оттянуть этот неприятный разговор. 
- Впусти, – с облегчением в голосе сказала она. 
Дверь мгновенно распахнулась, и за ней в полумраке, стоял королевский дракон – Талиар. Его уставшие глаза удивлённо распахнулись, когда он увидел Тальмира.
- Какая встреча, когда успел домой вернуться? – с радостной улыбкой на губах, и распростёртыми руками для объятий, промолвил дракон, проходя в апартаменты жены своего хозяина. 
Радостно рассмеявшись, Тальмир поставил на журнальный столик свой бокал и сделал несколько шагов навстречу дракону также, как и он, разводя руки для радостных объятий с тем, кто был ему ближе, нежели родной отец. Чувствуя, как сильные руки Исса сжимают его плечи, принц печально улыбнулся, вспоминая сказанное ранние Серафимой, он похлопал его по спине и затем, освободившись из крепких тисков дракона, Тальм сказал:
- Мне пора, потом поговорим, – кивнув на прощание жене отца, мужчина пошёл в сторону все ещё распахнутой двери.
- Что же ты уходишь так быстро? Позавтракай с нами, – указывая на стол, промолвил Талиар. 
Бросив беглый взгляд на бокал, наполненный ядовитым вином, Тальмир слабо улыбнулся и сказал:
- Прости, но у меня есть ещё кое-какие дела. Мы лучше с тобой вечером выпьем, – его тонкие губы растянулись в тёплой улыбке, а в глазах сверкнула печаль, которую легко можно было спутать с усталостью. 
- Как пожелаешь, – театрально разведя руками и не скрывая разочарования, ответил королевский дракон. 
- Хорошего вам обоим дня, – легко поклонившись, принц попрощался со всеми присутствующими в апартаментах матери одного из своих младших братьев и медленно покинул комнату через все ещё открытую дверь, что мгновенно захлопнулась за его спиной, как только он переступил порог.
- Зачем он приходил к тебе? – тепло и игривые нотки исчезли, превращая его и так грубый голос нечто пробирающие до боли в костях. 
- Увидев возню у покоев Эрит, он зашёл удостовериться в порядке ли я, – бесстрастно ответила женщина, легко пожимая плечами. 
- Ты же знаешь, король не просто так выказал своё желание, чтобы он покинул ведомые Аспирии пределы! – зло рыкнул Талиар, от чего Серафима невольно скривилась, стискивая зубы от мгновенно нахлынувшей волны боли. Заметив, как изменилось выражение лица его собеседницы, мужчина глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и тихо добавил: 
– Прости. 
Выдавив из себя слабую улыбку, мать Данталиона легко кивнула в знак того, что извинения приняты.
- Я прекрасно понимаю, о чём ты говоришь, но ты же знаешь, что это всего лишь Его параноидальные домыслы, которые так и ничем, и никем не были подтверждены. 
- Хватит уже, не держи меня за идиота. Если он купился, это ещё не значит, что тебе верю я, – устало вздохнув, он подошёл к столу, где их завтрак уже давно остыл. - Честно говоря, мне откровенно все равно, что там между вами, но прошу лишь об одном - не доставляйте мне ещё больше проблем, чем есть у меня на данный момент. 
Устало посмотрев на зеленоглазую женщину, что все ещё так и сидела на диване, он жестом пригласил проследовать его примеру и пройти к столу.
- Я ждала не тебя на завтрак, – с лёгким разочарованием, за которым она умело скрыла своё недовольство, произнесла женщина. 
- В связи с произошедшим, он не смог прийти, прислал меня принести тебе его извинения, а также составить компанию, – виновато, ответил дракон, а затем немного погодя добавил. – Если хочешь, то могу уйти.
Отрицательно замотав головой, Серафима встала с дивана и направилась к столу, где её уже ждал дракон, любезно отодвинув кресло с высокой резной спинкой, на которой были изображены различные цветы. 
- Так что там случилось? – аккуратно убирая волосы за плечи, поинтересовалась женщина, наблюдая за тем как, дракон плавно огибает стол и садится на своё место. 
- Тальмир разве не сказал? – приподняв брови, удивился Талиар.
- Прежде чем он успел что-либо сказать, пришёл ты, – не скрывая свой обвинительный тон, объяснила женщина. 
- Сегодня утром кто-то из прислуги обнаружил, что дверь Эрит истекает кровью. 
 
***
 
Юный принц, стоял перед высокой дверью из чистого золота, инкрустированной различными драгоценными камнями, которые изображали всевозможные наземные цветы. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, унимая с каждым мгновением накатывающее на него с новой силой раздражение. Весь дворец изнутри, даи снаружи, тоже напоминал ему тщательно отполированный золотой слиток. 
«Смертными не чуждо хвастовство и выставления себя на показ дабы оставить после своей короткой и ничтожной жизни хоть малейшие воспоминание в мыслях тех, кому дарована вечность».
Улыбаясь своим мыслям, Данталион поднял руку и, преодолевая сопротивление океана, что так и норовил его раздавить своей тяжестью, постучал в дверь. Ответ последовал не сразу, потому ему пришлось постучать ещё пару раз, но уже более настойчиво. За дверью послышался слабый шум, потому Дан, отступил на шаг назад. Золотые створки приоткрылись, образовывая маленькую щель, в которой яростно сверкнул чёрный глаз, в нем словно в зеркале можно было разглядеть самого себя. Эмоции с лица принца полностью исчезли, и вместе с ними все беспокойство и раздражение испарились, оставляя после себя лишь холодный и точный расчёт. На какой-то миг, ему даже показалось, что весь океан замер, а затем содрогнулся в ужасе, когда сознание его короля пало, разбиваясь вдребезги, и его место заняла воля чуждого их местам лукавого змея. 
Дверь распахнулась и, склоняя голову, покрытую серебристой чешуёй, подводный король отступил назад, пропуская в свою столь же сияющую спальню, как и весь его дворец. На стенах висели портреты всей нынче правящей династии в рамах, камни на которых изображали тот же узор, что и на двери. Совершенно бесполезные, по мнению Данталиона в подводном царстве шкуры прижатые к полу мебелью из… То, что предстало перед его взором, повергло сына горной ведьмы не просто в шок, а в что ни есть настоящий ужас. Вся мебель в данной комнате, мыла создана из костей драконов и обтянута их же кожей, а прошита их венами. Это больше напоминало лачугу дикого шамана, питающую не здоровую любовь ко всему, что блестит, нежели на королевскую спальню. 
Дыхание спёрло, внутри груди нарастало неизвестное ему до сих пор чувство, которое Дан расценил как ненависть и истинную жажду крови. Ведь подобное использование костей их драконов было самой вышей мерой оскорбления, которую только можно было нанести детям Аспирии и читалось равноценным обелением войны без возможности прощения и помилования, лишь смерть через самые изощрённые пытки которые только сможет придумать король. 
- Что здесь происходит? – раздался удивлённой, но все ещё сонный голос со стороны кровати. Женщина, чья чешуя была ярко-алого цвета, спустила перепончатые лапы с кровати и взглянула сначала на своего мужа, а затем на незваного гостя. От кончиков её перепончатых пальцев вверх по ноге к талии, а затем по груди и шеи поднималось два ряда маленьких шипов, источающих яд. Глаза маленькие и ярко-жёлтые, казалось, они светятся изнутри, а маленький круглый рот, беспорядочно усеянный тысячей зубов подобных иглам, раскрылся от недовольства, демонстрируя клыки. Жабры раздулись и потемнели. – Кто это? - Уже более требовательно спросила женщина, поднимаясь с кровати. 
Лицо Данталиона от гнева, ненависти, отвращения, призрения и скорби исказилось до неузнаваемости. На лбу все жилы вздулись, а сердце бешено билось о грудную клетку, норовя её сломать. Обернувшись к женщине, он, не произнося и слова, посмотрел в еёмерзкие жёлтые глаза, и губы его растянулись в оскале бешеного пса. Король, что уже тридцать лет правил под водой, подошёл к стене, на которой словно на пьедестал был возведён меч, из той же кости, что и мебель. Океан вновь затрепетал, а из горла принца вырвался сдавленный смешок, который он не сумел сдержать. 
Кожаный плавник Аравеса поднялся от самой нижней точки лба до самой нижней точки спины и налился кровью. Крепко сжимая костяную рукоять, он двинулся вперёд, а на лице его отображался чистейший природный ужас. В отличие от своей жены он прекрасно знал, что сейчас должно произойти, знал, но не мог этого остановить. Подойдя к Ламане, он вынул меч из ножен и вонзил ей в ногу. Жёлтые глаза расширились, и, казалось, засияли ярче, маленький рот раскрылся, но из него ничего не вырвалось кроме сдавленного хрипа. Из все ещё закрытой мечом раны начала медленно вытекать кровь, окрашивая воду в слабый розоватый оттенок. Схватившись за ногу, она взглянула на своего мужа, что взглядом молил её о прощении и тут же вырвал меч из её плоти. Кровь хлынула рекой, окрашивая воду в более красный оттенок. Повинуясь безмолвному приказу, Ламана не произносила ни звука. Корчась от боли, женщина рухнула на пол и в попытке отползти в сторону бросила гневный взгляд на принца, что стоял в центре комнаты и улыбался. 
Его брови удивлённо метнулись вверх, и, надеясь услышать что-то интересное, он позволил ей говорить.
- Кто ты! – завопила она, надеясь, что её услышит стража, стража, что уже давно была в его власти. 
Его густые черные брови сдвинулись к переносице от недовольства и разочарования, в то время как кинжал вновь опустился в нежную плоть «рыбы», в этот раз задевая ещё и кость. В её лицо впилось отчаяние, а в глазах появилось осознание того, чем все это может кончиться. Разрывая плоть и ломая кости, меч, ведомый рукой любящего мужа и короля, раз за разом вонзался в тело, не задевая жизненно важных органов, дабы причинить как можно больше боли. Где-то в коридоре, по которому Дан и добрался до королевских покоев, раздался слабый стук закрывающейся двери. На лице короля и королевы Кантешью отобразился непомерный страх, но не за свою жизнь, а за чью-то ещё. Женщина неистово и безмолвно вопила, желая быть услышанной и не допустить, дабы её чадо не постигла та же участь, что и их с мужем. 
Борясь с желанием подойти к дверному проёму и заглянуть в коридор, чтобы увидеть, кто же приближается к королевским покоям, Дан, развернулся спиной к истерзанным им физически и морально «рыбам», дабы не пропустить возможность увидеть глазановоприбывшего члена королевской семьи обречённой на истребление. 
Войдя в покои своих родителей, юная, семнадцатилетняя Сафо замерла на месте, не в силах сдвинуться с места. Её взгляд мгновенно метнулся от кровавой картины с участием её родителей к незнакомцу, что, ликуя, стоял омываемый кровавыми водами. Серебристо-красная чешуя слабо поблёскивала в свете подводных фонарей, большие черные глаза с сияющими жёлтыми прожилками с ужасом смотрели на молодого мужчину с поверхности. Весь мир для нее исчез, и в кромешной тьме были видны лишь его тщеславные зелёные глаза, что манили её за собой. И голос его прозвучал в её голове. 
«Пройдёт время, не больше пяти лет. И об увиденном расскажешь ты своемумужу. Обвинишь во всем меня, тогда тебе уже будет известно моё имя, и его. Возжелаешь мести, пригрозишь, что пойдёшь к королю Аспирии, обвиняя во всем нас. А до тех пор, пока не настанет время, будь верной и кроткой женой. А пока
что смотри же, как отец и мать твои расплачиваются за неуважение, выказанное всем детям Аспирии и их драконам. После того, как все кончится, возвращайся к себе и ложись спать, когда тебя будут спрашивать о твоих родителях, скажешь, что ты ничего не знала о том, что собирается совершить твой отец. Но не смей забывать о том, что произошло, помни и ненавидь меня и своего будущего мужа».
Когда голос принца утих, она спокойно развернулась к распростёршейся посреди комнате матери, и без единой эмоции на лице, продолжила наблюдать за тем, как король убивает королеву. И как только кинжал последний раз метнулся вверх, а затем резко опустился и вонзился в сердце Ламаны, её глаза померкли, а тело, обмякнув, испустило последний дух на холодном полу. На её губах застыла лёгкая улыбка облегчения, а глаза мужа налились кровью и яростью. Он мечтал вцепиться в глотку незнакомца и разобрать его на части, повесить, вырвать ему жаберного слизня и оставить задыхаться под водой, что угодно лишь бы хоть, что-то сделать.
Данталион повернулся и бесстрастным взглядом посмотрел на Сафо, что мигом поднялась с пола и, как и было велено ей раньше, покинула королевские покои и пошла к себе, чтобы лечь спать, а потом ещё пару лет своей и так обречённой на смерть жизни лгать, дабы выполнить волю убийцы её семьи. Когда принц посмотрел на короля, тот уже выпустил из рук меч, и стоял в окружении алой воды, выкрашенной кровью. 
- Ну что ж… теперь можно приступать и к государственным делам, – разведя руки в стороны, мысленно сказал Дан.
Все краски из мира исчезли, подводный король погрузился во тьму, что укутывала его, словно вязкая жижа. Боль и печаль по убитой им жене исчезли, на их место пришли мысли о том, что так было нужно, у него не было иного выбора, он должен был убить её. Теперь он должен восстать против короля Баши, и стать императором в своей ветви, ведь столь жалкие существа, что не способны даже дышать под водой не могут ничем править. А о госте, что недавно вторгся в его покои, он вовсе и позабыл, он потерял его из виду, даже учитывая то, что тот стоял прямо перед ним или двигался следом, словно тень. 
 
***
 
      Амадеус в свете пары дюжин факелов, углём на каменной плите, что устилала всю пещеру внутри застывшего жерла вулкана, рисовал два больших треугольника и один немного меньше, испещрённых разными линиями и символами. Он повторял все в точности, как было изображено на одном из свитков, которые ему ранее вручила Карлет. В это время Краузер нервно нарезал вокруг него круги с бутылкой рома в руках и то и дело заглядывал ему за плечо, чтобы свериться с тем, что нарисовано в свитке и тем, что на каменной плите.
- Иди и сядь уже где-то в сторонке! – нервно прикрикнул эльф. 
- И оставить тебя здесь одного, чтобы ты облажался? Нет! Я лучше все сам проверю, – недовольно буркнув, принц теневого народа вновь наклонился, чтобы заглянуть в свиток.
- Что, сдохнуть боишься? – с ехидной улыбкой на губах поинтересовался снежный эльф.
- Если бы не боялся, то и этого всего бы сейчас и не было, – нервно прикрикнул Маркс и тот же осёкся, осознавая, что он только что сказал. 
Глаза эльфийского наследника расширились от удивления, он даже потерял дар речи. Ведь раньше он думал, что это все было затеяно лишь ради очередного развлечения самовлюблённого и эгоистичного принца Баши. Амадеусу никогда и в голову не приходило то, что ответ так прост и банален. Заведя знакомство с теми, над кем время не властно, ему, обычному смертному, просто-напросто стало страшно умирать, страшно отправляться в неизвестность. Он возжелал вечности в придачу с королевским троном своей страны, что по праву принадлежал его старшему брату. В конце концов, кое-как, подобрав слова, эльф было уже открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но его грубо прервали.
- Да пошёл ты, – небрежно фыркнув, Краузер быстро развернулся и пошёл к выходу из пещеры. Не обращая внимания на удивлённые взгляды со стороны пиратов, что все ещё закрепляли на стенах новые факелы. Небо было довольно облачным, потому лунного света категорически не хватало, хоть он и нужен был для заклинания, но Карлет сказала, что, когда придёт время, она со всем разберётся. Отбросив практически уже пустую бутылку в сторону, он обратился темно-серым дымом и ринулся вниз по тонкому тоннелю к выходу из пещеры. Как только Краузер оказался на чистом воздухе, он как будто выпрыгнул из дымящейся щели в скале, пробежав несколько шагов по песку, остановился и сел. Расставив ноги шире и согнув их в коленях, Краузер оперся в них локтями, сцепил свои тонкие вечно бледные пальцы в замок и положил голову на тыльную сторону ладоней и, глубоко вдохнув, вслушивался в шелест ветра и звуки леса. Где-то недалеко от него раздался звук тяжёлых шагов, когда они приблизились к принцу практически совсем вплотную, то прозвучал знакомый и очень недовольный голос.
- Не будь у меня сейчас руки заняты, я бы тебе точно врезал. Ты блять во что превратил мой корабль! – не сдержавшись, Картиас перешёл на крик. 
- Прости… потом куплю тебе новый… любой, какой только пожелаешь, – тихо и серьёзно, без тени злобы или насмешки произнёс Краузер. 
Картиас опешил, так же как и ранее Амадеус, ведь подобное поведение для вечно шумного и неугомонного принца пиратов было неестественным и уж точно не означало ничего хорошего. Так как в любой ситуации Маркса мог заткнуть только Данталион или его мать. Он любил выставлять себя напоказ, любил, когда на него смотрят, получал неимоверное удовольствие, когда его ненавидят. Больше всего на свете ему нравилось выводить окружающих из себя, чужая ненависть была для него слаще любого нектара. Потому видеть его подавленным было не просто не обычно, но и жутко.
- С тобой все нормально? – уже более тихо спросил капитан разбитого корабля. 
Краузер приподнял голову и, взглянув на друга, все тем же тихим и загробным голосом спросил:
- А если не выйдет, и мы подохнем? 
Тяжело вздохнув, Картиас подошёл к нему ближе и сел на сырой песок рядом с ним. Покусав какое-то время свою нижнюю губу, что даже для их народа было неестественного и немного мерзко, сказал:
- А разве это имеет значение? Так или иначе, сейчас или потом, все мы когда-нибудь умрём. И даже если это бред сработает, то полноценно бессмертными нам не стать, этого не дано даже истинным детям Аспирии, мы будем жить до тех пор, пока нас кто-нибудь не убьёт. 
- Тогда почему ты здесь, раз понимаешь, что может и не получиться? – без тени жизни в голосе, и все ещё не поднимая головы, вновь спросил Маркс. 
- Если есть возможность прожить чуть дольше, чем отведено тебе судьбой, почему бы не воспользоваться этой возможностью. И если все выйдет, мы освободимся от влияния времени, но этот мир станет над нами не властен. Ведь нарушив хоть единожды одно из правил, по остальным ты уже потом жить не сможешь. 
Приподняв голову, Краузер развернулся к своему собеседнику, его брови удивлённо поползли вверх, а уголки губ нервно дёрнулись.
- Это, что только что было? – не скрывая своего недоумения, сказал он. 
- Уже точно не помню, прочитал где-то, – не придавая большого значения вопросу друга, безразлично пожимая плечами, ответил блондин.
- Ух, что не день, то что-то новое о тебе узнаю, не знал, что ты читать умеешь, – с лёгкой привычной ему насмешкой в голосе ответил принц теневого народа. 
- Ты меня за кого вообще принимаешь? – возмутился пират, не прекращающий легко покачивать двух младенцев, что мирно спали у него на руках.
- За нищую морскую крысу, что и по звёздам ориентироваться не умеет, – уже с ехидной улыбкой на губах произнёс Краузер, поднимаясь с места. 
- Твою мать, было-то всего раз! Что, до конца жизни мне это напоминать будешь? – кричал ему в след возмущённый пират, что уже давным-давно не вспоминал о своём прошлом. 
Он был пиратом, правда, нищим, ну разве что во время штормовых недель, когда в океане ни одного торгового судёнышки из других ветвей. Но в прошлом он жил довольно-таки неплохой жизнью в Баршиноне, пока отец не убил мать за измену, а затем его публично не повесили, а его отправили в интернат, где он не просидел и недели, сбежал и забрался на первый пиратский корабль, что готовился к отплытию. За борт его тогда не выбросили лишь потому, что от берега отплыли далеко, вот и пожалели, оставили себе палубу драить и коку подсоблять. Но пацаном он был всегда крепким и смышлёным, да и чёрный звёздный океан любил безумно, быстро двигался вперёд и вскоре по всем правилам и законам убил капитана, впоследствии заняв его место. А потом в одном из баров встретил этого урода. То ли он сам к нему тогда прицепился, толь не смог отвязаться от Краузера, то ли ещё чего, но вышло так, что с тех пор Шель Нуар далеко от Баши не уходил, а если и уходил куда-то за горизонты, то только в том случае, когда его высочество принц был на борту. 
Прижав детей к груди поудобнее, он вскочил на ноги, и, так же как и Краузер обратился дымом, помчался вверх по узкому проходу, что вёл к уже пару сотен веков тому назад застывшему вулкану. 
Ворвавшись в хорошо освещённую пещеру, они потушили несколько факелов, чем вызвали волну возмущений со стороны снежного эльфа, как заканчивающего рисовать последние знаки. 
- Садитесь, – приказала Карлет, подходя к нарисованным символам в сопровождении одного из пиратов. 
- Кто куда? – уже более спокойным, но с ноткой тревоги голосом спросил Краузер. 
- Не имеет значения, – становясь у вершины самого маленького из символов, ответила Карлет. 
Эти три геометрические фигуры, расположенные друг от друга на небольшом расстоянии,образовывали собой один большой треугольник, сквозь углы которого проходила
черта круга из письмен на неизвестном всем кроме эльфа и ведьмы языке.
Разместившись в символе по правую руку от женщины, Краузер не оставил Картиасу
выбора, потому отдав маленького дракона снежному принцу, а дитя Аспирии уложив
в треугольник у ног женщины, он занял свободное место.
Махнув рукой красноволосая дала знак пирату, чтобы подвёл её к месту заклинаний, и тот, спохватившись, вытащил из-за пояса небольшой нож и порезал одному из младенцев палец, благодаря сонному порошку, что Картиас высыпал на них прежде, младенцы все ещё не просыпались. Отложив в сторону нож, пират, в чью длинную и толстую косу была вплетена чёрная лента, взял с пола одну из склянок, на которой было написано чьё-то имя, откупорил её и подставил под кровоточащую ладонь ребёнка, когда пузырёк был наполнен, он закрыл его, взболтал и поставил, туда, откуда и взял его. С другим пузырьком он поступил точно так же, как и с первым, и, когда обе скляночки были готовы, он вновь взял их в руки, и затем раздал их соответственно именам, которые были на них написаны. 
- Когда скажу, пейте, – она подняла голову и невидящими глазами посмотрела на собравшиеся в небе хмурые облака, что уже почти рассосались, но все же пропускали мало лунного света. Она вдохнула полной грудью и на этот раз очень тихо прошептала никому непонятные слова и затем с силой выдохнула. Сильный порыв ветра рванулся в небо. И через несколько мгновений было видно, как он разорвал облака, освобождая луну от мутной пелены хмурого неба. 
- Запомните, вы не должны пролить ни капли зелья, как только я начну говорить, вы обязаны незамедлительно его выпить, а затем быстро лечь. И даже когда вас будут протыкать иглами, вы не должны шевелиться. Амадеус читай, – и эльф начал читать, а женщина за ним повторять.
Повинуясь её приказу, Краузер и Картиас открыли свои склянки и осушили их одним глотком. Тут же появилось дикое желание выблевать все кишки, живот скрутило от боли, а во рту все жгло огнём. Согнувшись полам, они повалились на холодные камень, корчась в агонии и разрывая на себе одежду. Все тело горело; на коже проступали ожоги; из носа, ушей, глаз, налившихся багрянцем, текла кровь, омывая их бледные лица. Жерло вулкана дрогнуло, и по стенам побежали трещины, неистовый ветер потушил все факелы и заглушал не только голос ведьмы, но и вопли теней и младенцев, что проснулись с первыми словами заклинания. Карлет взмахнула рукой, и шесть серебрёных игл к верхушкам, которых с неба от самой луны тянулись, почти не различимые нити света взлетели в небо и повисли над алтарём. Затем она резко опустила руку, и жертвы её обряда, невзирая на боль и сопротивления, под пилой магии были распластаны на полу, раскинув руки в стороны, не имея возможности, даже пошевелиться. Первая игла всем вонзилась в левый локоть, за ней раздался дикий болезненный рёв, что был наравне с ветром. 
Младенец, которого держал на руках Амадеус, не просто кричал, его маленькие пальчики покрылись ярко оранжевой чешуёй, а острые коготки впились в руку эльфа. Даже будучи всего лишь новорождённым дракон превращался, дабы защитить своего хозяина. Продолжая читать для Карлет заклинание, и не отходя от нее ни на шаг, он разжал руки, выпуская младенца, тот камнем рухнул, вниз ударяясь о твёрдый каменный пол, он взвыл уже по-звериному хоть чешуёй и покрылись лишь его крохотные ручки. Отворачиваясь в сторону, Амадеус поднял ногу, с силой опустил её на крохотное тельце, даже сквозь ветер и вопли он услышал хруст детских костей. Он наступил дракону на голову, размозжив его череп по земле, осколки черепа, кусочки мозга и капли крови забрызгали его штаны и платье ведьмы. По телу от мысли о том, что он убил ребёнка, пробежала дрожь, от отвращения к самому себе к горлу подступил ком. Захотелось выпить. Захотелось упиться до беспамятства и забыть не только о сегодняшнем дне, но и обо всем, что происходило с ним за последнее время, а в особенности захотелось забыть о том, кто он такой и что ему суждено. 
Карлет вновь взмахнула рукой и уже следующие три иглы опустились вниз, вонзаясь уже в правое бедро, и снова волна дикого рёва захлестнула жерло вулкана. Ветер становился все сильнее, терзая кожу пиратов, ведьмы и снежного эльфа. А кровь, что вытекала из ран бедняг, распластанных на ведьмовском алтаре, словно живая, тянулась к угольным письменам символов, омывая собой весь жертвенник. Затем рёв ветра утих, и остались лишь крики. 
Казалось, сам воздух потяжелел, норовя раздавить всех присутствующих, нарушающих покой великого вулкана. У скалистых стен давление было сильнее, потому камни и кости пиратов, что, потакая своему любопытству, решились остаться и посмотреть, что же произойдёт, превращало в пыль. Хруст костей и новые вопли боли наполнили жерло вулкана, словно дань его былому величию. Кровь раздавленных у стен, обретая форму алых лент, тянулась к уже ожившим, кровавым и двигающимся по кругу письменам, что раньше были начерчены углём и неподвижны.
Она вновь взмахнула, но на этот раз уже обеими руками, и последние три иглы опустились на своё положенное место. Они прошли сквозь ребра и вонзились в сердце. Вопли вмиг утихли, исчезла тяжесть, казалось, замер целый мир, когда нити из чистейшего серебрёного лунного света, засияли ярче. Поначалу они соединились друг с другом по кругу, а затем от каждой иглы к игле, образовывая собой паутину из света. Они становились все ярче, а воздух звенел все громче. Белый свет заполонил собой все, у тех, кто стоял от алтаря дальше, чем на два шага он выжигал глаза, а высокий звук разрывал барабанные перепонки, сводя с ума всех вокруг. Карлет и Амадеусу показалось, что это сами небеса, что это их боги забирают провинившихся к себе…