Закончив кормить своего сына, Эрит уложила его в широкую колыбель из белого дерева, где уже мирно дремал маленький дракон. Прижав волосы к груди, она медленно наклонилась над детской кроваткой и нежно поцеловала малышей. Потушила свечу на прикроватном столике, что уже почти догорела, легла в кровать, протянула руку и схватилась за тонкие перильца колыбели. Легко её покачивая, женщина вздохнула полной грудью и закрыла глаза, проваливаясь в глубокий сон.
Последний луч лунного света, освещающий спальню, исчез, его поглотили тяжёлые черные тучи, затянувшие звёздное небо, как знамя, предвещающее беду. Аспирский дворец погрузился во мрак и тишину. Сон, как по волшебству нагрянул из ниоткуда, укутал почти всех, погашая со своим приходом все возможные источники света. Не спала лишь одна женщина. Серафима. Упёршись руками в каменный подоконник, она смотрела сквозь тьму, туда, где она сгущалась и оживала. Туда, где она словно, склизкая змея, ползла по земле к холодным стенам неприступного замка и, словно хищный зверь, поднималась по ним. Губы зеленоглазой ведьмы слабо дёрнулись в улыбке, и она вернулась к своему столу, сразу как тень скользнула в спальню очередной жены Андеуса. Налив из кувшина воду в маленький стеклянный флакон, она сжала его в кулак и тихо прошептала несколько слов на известном только ей одной языке. Из-под ее пальцев, сжатых в кулак попытались пробиться лучи яркого сета. Но стоило ей разжать их и дать ему возможность выбраться на волю, как он рассеялся в кромешной тьме наполняющий комнату. Вернув флакон обратно на стол, женщина почти что танцующей походкой направилась к кровати, с радостной улыбкой на губах предвкушаю утренние события.
Густая тень, сливаясь с окружающей её ночью, медленно поднималась по стене к указанному ранее окну. Скользнув в комнату, она дымчатой нитью потянулась по полу к кровати, у которой поднялась густым вихрем и мгновенно развеялась. Из-за нависающего капюшона не было видно лица. Пират медленно достал за спины нож и взмахнул ним над Эрит. Сталь беззвучно рассекла воздух и вонзилась в тонкую женскую шею. Она не успела издать и звука, перед тем как в горло вонзился кинжал, обрывающий её жизнь. Тёмная кровь хлынула на простыни и несколько капель попало ему на руку. Из-под туго затянутого на лице шарфа вырвался тихий надменный смешок.
Картиасу всегда нравилось чувство собственного превосходства в тот момент, когда он отнимал чужую жизнь. Он упивался этим чувствам больше чем жгучим ромом и распутными женщинами в момент прибытия в порт после длительного плавания. Он наслаждался, смакуя чужую смерть, как сладчайший нектар.
Вытирая кинжал о простыню, он вернул его в ножны, что покоились у него на поясе за спиной. Убийца подошёл к детской кроватке, и извлёк из нагрудного кармана кожаной куртки маленький бумажный свёрток. Аккуратно распечатав его, пират высыпал содержимое над колыбелью, предварительно задержав дыхание и отвернувшись. Выждав некоторое время, пока сонный порошок подействует, он вернул бумажку в карман и наклонился над кроватью. Он бережно взял младенцев на руки и беззвучным шагом пошёл к окну, ловко взобравшись на подоконник, Картиас полной грудью вдохнул прохладный ночной воздух, что таил в себе слабый аромат надвигающейся грозы. Он нагнулся вперёд, и его тело камнем рухнуло вниз, разбилось о землю той же густой и вязкой тенью, что слилась воедино с печальной и одинокой ночью, ставшей для некоторых последний…
В скором будущем эта ночь станет для Аспирии знаменательной. Но об этом будут знать и помнить немногие. И лишь те, кому известны события, произошедшие сегодня будут называть ее ночью, знаменующей начало конца тысячелетней эпохи «очередного» короля. Эта ночь станет знаменательной длятого, кто не желал ничего, кроме развлечений и удовлетворений собственного эго. Эта ночь заставит его в будущем принять сложнейшее решение, решение испачкать свои руки братской кровью в бессмысленной, по его мнению, войне за трон.
***
Корабль медленно приближался к белой непроглядной стене тумана. Все члены команды стояли на своих местах, нервно топчась на месте, и с опаской поглядывая на побледневшего больше обычного Краузера. Стальной хваткой вцепившись в штурвал, он уставился вперёд взглядом, в котором смешались воедино страх, злость и предвкушение. Набрав полные лёгкие солёного воздуха, он шумно выдохнул и прокричал.
- Амадеус! – его крик громом пронёсся по затихшей в ужасе палубе.
Ответ последовал только тогда, когда нос корабля столкнулся с туманной завесой.
- Что? – крикнул эльфы, распахивая дверь капитанской каюты. Но когда его взгляд наткнулся на первые клубы тумана, он с перекошенным от ужаса лицом побежал к штурвалу. – Пропил последние крупицы здравого смысла? Поворачивай назад, ты всех нас убьёшь! – зло рыкнул Амадеус.
- Заткнусь, и сам знаю. Но это его приказ, – стиснув зубы до боли в скулах, прорычал Краузер.
Отступив на шаг назад, снежный эльф с трудом проглотил ком, подступивший к горлу, прежде чем снова заговорить.
- Где он?
- Понятия не имею, уплыл куда-то, – скривившись от омерзения, вспомнив, как Дан проглотил жаберного слизня, дабы получить возможность свободно дышать под водой, ответил принц теневого народа. – Если, что пойдёт не так, замораживай все, по куда сможешь.
- Я тебя ненавижу, – тихо пробубнил себе под нос Амадеус и медленно поплёлся в нос корабля.
Их поглотил туман. Белой непроглядной мглой он укутывал все вокруг, преграждаю дорогу лунному сету. Пираты хотели зажечь масляные фонари, чтобы хоть как-то осветить пространство вокруг себя, но Краузер ледяным тоном, от которого даже у снежного эльфа побежали мурашки по спине, приказал остановиться.
С опаской поглядывая на мужчину у штурвала, команда нервно переминалась с ноги на ногу, опасаясь худших развитий событий, что последовали сразу же, как корабль полностью скрылся во мгле. Доски жалобно застонали под остриями морских убийц именуемых рифами. Жалобно скрипя и треща под натиском каменных монстров, они сдались, давая маленькую брешь.
Из трюма послышался крик стальным басом:
- Течь!
Это единственное слово словно гром разнеслось по кораблю и эхом отдалось в ушах моряков. Страх, отчаяние и безысходность когтями вцепились в их лица. Кто-то вспоминал жаркую ночь с портовой шлюхой, кто-то шептал имя сына, кто-то просил прощение у отца и матери, а кто-то просто проклинал имя непутёвого капитана, что доверил их жизни этому безумцу. Каждый из них вспоминал что-то из своего далёкого, почти забытого прошлого, что-то из того, что толкнуло его прийти на этот печально известный проклятый корабль – Шель Нуар. Кто-то жалел, кто-то хотел вернуться, кто-то смерился с участью, что его ждёт, а кому-то было все равно, что ждёт его там, впереди, через мгновение. Кто-то, так же как и Краузер, с бешеным оскалом вглядывался в туманную даль, а кто-то со слезами молил только ему известных богов о спасении. Некоторые бешено метались по палубе в поиске ведра с жаберными слизнями, что всегда хранилось на корабле в качестве запасного варианта на случай, если корабль пойдёт ко дну в открытом море. Но никто не осмеливался произнести и звука, никто не выставлял напоказ свой страх, никто не просил повернуть назад, ведь каждый из них знал, что море принесёт им лишь бесславную и одинокую смерть.
Поднялась волна и понесла корабль на острые скалы. Маркс закричал, отдавая приказы, но с его обезумевшего лица не сходил кровожадный оскал предвкушения. Сражение с неистовой стихией приносило ему неимоверное наслаждение и удовлетворение, которого ему не удавалось испытать ни с одной женщиной. Он забыл о плане, он забыл о целях! Он требовал большего, он жаждал встречи лицом к лицу со смертью, и победы над ней!
Бросая редкие взгляды на услаждающегося принца Баши, Амадеус все сильнее сжимал пальцами мокрые перила, в ожидании того момента когда все выйдет из-под контроля Краузера, и он сможет заморозить взбушевавшуюся частицу океана. Море. Маркс мог говорить о нем часами, оно его захватывало и увлекало, он сравнивал его с чем-то необъятным, живым, имеющим разум и собственную волю. Иногда у Амадеуса складывалось такое впечатление, будто он его боготворил. Эльфу всегда было сложно это понять. Он не мог взять в толк, как можно любить то, чьи поступки не имеют объяснения, то, что не поддаётся контролю, вызывало у него мизерную толику отвращения. И сейчас, находясь посреди бушующего океана, он чувствовал себя неуютно. Его раздражал шум воды, бриз, омерзительный влажный солёный воздух и мерзкий запах рыбы, который он чуял повсюду, рыбы, которую он так ненавидит. Ему хотелось превратить все в заледенелую, безмолвную пустыню… тихую и спокойную. Но он знал, что если сейчас прервёт безумную игру Краузера, тот не на шутку взбесится. А злой принц теневого народа для Амадеуса был ещё более отвратительным зрелищем, чем океан.
Поднялся ветер, но даже с ним туман не рассеивался, а наоборот, лишь сгущался, цепляясь сильнее за штурвал, он громко рассмеялся, и приказал спустить паруса. Испуганно взглянув на новоиспечённого капитана, команда все же решила подчиниться, понимая, что пути назад у них уже нет. И как только паруса были спущены, в них вцепился ветер, разрывая при этом их в клочья, он почти что поднял корабль над морем и понёс его вглубь туманной бухты. Доски трещали и скрипели под сильными ударами волн и рифов, корабль медленно опускался все ниже, а пробоин становилось все больше. Шель Нуар тонул. Команда в панике тряслась, а принц Баши ликуя, громко хохотал, проносясь меж скал. С правого борта ударила волна, накрывая собой палубу. Раздался крик и мольбы о помощи, громкий всплеск и тишина, нарушаемая лишь рёвом воды и ветра. В глазах пиратов мелькнуло сострадание и сожаление. Кто-то бросился к борту с канатом в руках, но там уже никого не было, стихия утащила тела ко дну, где их ожидает мучительная и болезненная смерть от удушения.
Корабль затрясло, его нос, словно таран, врезался в песок, что все ещё был скрыт под водой, накреняясь набок, он почти полностью вышел из воды на берег и остановился. Все замерли. Гробовая тишина повисла над палубой, никто не осмеливался сказать и слова. Все смотрели на оставившего штурвал Краузера и с безмолвным ликованием идущего в капитанскую каюту. Распахнув дверь, он широко улыбнулся и нараспев сказал:
- Приплыли!
Услышав его радостный голос вдавившаяся в кресло со страху Карлет с облегчением вздохнула и позволила себе расслабиться. Она посмотрела в ту сторону, откуда доносился звук, слабо улыбнулась и вытянула вперёд руку, надеясь на то, что вместе с ним пришёл и Амадеус, что всегда относился к ней с пониманием и снисхождением. Но её руки коснулись холодные и почти незнакомые пальцы, чьи прикосновения она чувствовала так редко. Вздрогнув от неожиданности, женщина невольно попыталась отдёрнуть руку, но Маркс сжал её ладонь, не позволяя ей вырваться. Понимая, что сопротивляться бесполезно, она выдавила слабую улыбку и, поднимаясь с места, со смешком сказала.
- Я думала, ты всех нас убьёшь.
В ответ он громко рассмеялся.
- Я тоже так думал, – ехидно ответил Маркс, помогая женщине выйти из-за стола. Он намеревался повести её к выходу, но она резко остановилась. – Тебе так сильно не нравится моя компания?
Наклонившись к ней ближе и пошло улыбаясь, прошептал он, обжигая её ухо своим горячим дыханием. Бледная кожа женщина вмиг покраснела, резко отвернувшись, Карлет ответила:
- Возьми, пожалуйста, тот ящик.
Пробежавшись взглядом по комнате в поисках нужного предмета, Маркс тяжело вздохнул, разжал пальцы и выпустил её руку. Пройдясь по каюте, он наклонился перед стальным сундуком и, поднимая его с пола, упёрся взглядом в стоящего в дверном проёме Амадеуса. Забыв о Карлет, Краузер направился к нему. Вытянув руку вперёд, он ткнул эльфа стальным ящиком в живот. Когда тот тихо ойкнул от неожиданности и инстинктивно за него схватился, принц Баши немедленно разжал пальцы, выпуская его из рук, и отступил на шаг в сторону:
- Неси, – торжественно промолвил он, и быстро шмыгнув в щель между снежным эльфом и дверным косяком.
***
Свернувшись клубочком на краю кровати и укутавшись пышным пуховым одеялом расшитым серебреными нитями, Игнес опустошенным кукольным взглядом уставилась в стену напротив. Все тело, ныло и болело от грубых прикосновений Вальпура, что словно дикий зверь терзал её и так измученную плоть, не заботясь о последствиях. На её глаза навернулись слезы. Схватившись за плечи, девушка впилась в них ногтями надеясь содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать на себе его поцелуи и ласки. Ей хотелось исчезнуть, хотелось забыться. Хотелось провалиться сквозь лед в самые глубины Сибрии, туда, куда не достигало солнце, что не несёт с собой тепла, а лишь режущий глаза яркий свет, озаряющий лишь заснеженные равнины ледяной ветви. Туда, куда не проникает пронизывающий ветер, что даже сейчас бушует за окном, кружа маленькие заледенелые снежинки в безумном танце, безнравственно швыряя их о каменные стены и закрытые деревянные оконные ставни. Туда, куда не проникает пронизывающий до костей холод, что вечно укутывает страну льда и похоти.
Стиснув зубы до боли в скулах, она сильнее вонзала ногти в свою плоть, раздирая кожу, оставляя алые кровоточащие борозды на плечах. В комнате раздался тихий шелест, напоминающий Игнес неразборчивый шепот сотен голосов, говорящих в унисон. Отпустив свои предплечья, она схватилась за голову, затыкая ладонями уши, но от этого нахлынула лишь новая волна боли, а мерзкий шепот усилился. Липкий, тянущийся, словно черная смола, шепот, проникал в само сознание, выедая оттуда все мысли, он опустошал сердце и душу, оставляя лишь бездонную дыру, жаждущую наполнение, чем-то родным и близким. С ее губ сорвалось лишь одно имя. Имя, что согревало сердце все эти годы, имя, чей владелец поддерживал и наставлял тогда, когда хотелось все бросить или казалось, что выхода нет. Имя того, кто в последнее годы стал чужим и неприступным, имя того, чей взгляд не согревал, а голос не нес в себе тепла, имя того, кто больше не видел в ней смысл своей жизни, имя того, кто освободился от своей рабской природы покорно служить и повиноваться. Имя свободного дракона, имя Вальпура. Вальпура, что видел теперь в ней лишь очередное слабое существо, несравнимое с ним в силе и могуществе.
Жалобно простонав, блондинка сбросила с себя одеяло и перевернулась на спину. Холод тут же впился своими морозными лапами в ее разгоряченное тело, усеянное кровоподтеками и следами от когтей и клыков дракона. Прохладный воздух, наполняющий комнату принцессы, приглушил боль, но не жуткий шепот в ее голове. Приняв сидячее положение, она устало вздохнула, окинув печальным взглядом, полным надежды на то, что Вальпур где-то здесь, но спальня была пуста, и от этого ей стало лишь холоднее. Опустив ноги на промерзшие половицы цвета снега, Игнес поежилась и, покачиваясь на ходу, неторопливым шагом пошла к комоду с большим зеркалом в широкой оправе из почерневших серебреных цветов, что извивались вокруг зеркального стекла, словно оно было озером, наполненным живой водой, дарующей исцеление даже мертвому. Упершись руками в холодное дерево, она посмотрела на свое отражение. Белки наполнились кровью, а расширенные зрачки полностью поглотили под собой синюю радужку ее вечно бесстрастных глаз. Сосуды почернели, образовывая собой причудливый узор темной паутины, растянувшейся на ее бледном лице. Черные вены тянулись вниз по шее к плечам и груди.
Игнес на мгновение потеряла над собой контроль и поддалась страху, что едкой нитью обвился вокруг ее горла, лишая возможности дышать и здраво мыслить. Он поглощал ее без остатка, затягивая в пучину отчаяния и безумства, из которой был лишь один единственный выход… отринуть жизнь и предаться вечному сну, что несет им, бессмертным, долгожданный покой и тишину. Руки задрожали, головная боль усилилась, а голоса, шепчущие на неизвестном ей языке, стали громче. Схватившись за волосы, она опустилась на колени, упираясь лбом в холодный комод, и прошептала:
- Хватит, – сжимая свои белые волосы в кулаках все сильнее и сильнее, она повторяла раз за разом одно и то же слово все громче и громче. – Хватит. Хватит, хватит, хватит. Хватит! Хватит! Хватит! Хватит! Хватит! ХВАТИТ! - Прокричала она во весь голос, ударяясь лбом о доски комода.
Дверь в спальню принцессы распахнулась и на пороге замер ошарашенный Вальпур. В его остекленелых от гнева глазах отражались страх и непонимание.
- Игнес? – сердито спросил он.
И его голос громом пронёсся в её сознании, изгоняя оттуда все лишнее и ненужное. Дрожь в теле утихла, боль исчезла, а голоса в голове замолкли. На белокурую принцессу опустилась пелена спокойствия, нежно укутывающая её измученное тело и разум. Подняв голову от комода, она медленно повернулась в сторону, откуда доносился любимый и родной голос дракона. Она опасалась, что он увидит на её лице черные вены, которым у нее нет объяснения. Но когда Игнес обернулась на её мертвенно бледной коже, не осталось и следа от прежнего уродства. А испуганные глаза вновь приобрели свой прекрасный синий цвет, что был холоднее даже эльфийского моря.
- Вальпур, – тихо прошептала она, протягивая к нему руку. С её губ сорвались рыдания, а из глаз хлынули слезы.
Устало вздохну, дракон посмотрел на своего хозяина с жалостью и мизерной долей отвращения во взгляде. Ему захотелось уйти как можно дальше от этой женщины, что переходила все границы дозволенного, теряя рассудок. Ему был омерзителен столь жалкий и ничтожный вид прежде могущественной и в тоже время прекрасной женщины-воина, что управлялась с мечом лучше всех своих младших братьев и сестёр, что прожили с ней не одно тысячелетие, но все равно не могли приблизиться к её мастерству и силе. Но все же его, что-то остановило, что-то не позволило дракону развернуться и уйти прочь, не глядя на изрядно потрёпанную женщину. В синяках, оставленных им, сидящую без одежды на холодном полу спальни и неуверенно тянущей к нему дрожащие руки. Он неуверенно шагнул вперёд, но всего лишь на миг остановился. Он замер, словно каменное изваяние, колеблясь, прежде чем сделать еще один шаг вперед к природой дарованному ему хозяину. Чтобы вновь стать рабом Игнес, но уже по собственному желанию, а не велению жестокой судьбы, что обрекла его – дракона, на бессилие и безволие перед теперь уже омерзительной его взгляду и слуху женщиной, а ранее всем сердцем любимым хозяином, что сейчас, словно раба его слова, стояла перед ним на коленях.
Когда он подошёл вплотную к Аспирской принцессе, та мёртвой хваткой вцепилась в подол его камзола, лицом уткнулась в колени и неистово зарыдала, выплёскивая наружу весь испытанный ныне страх, все накопленное за последние несколько лет разочарования и невысказанные обиды. Даже будучи маленькой девочкой на похоронах своей матери в окружении лицемеров и врагов она не плакала так искренне. Ведь тогда у нее был он, а теперь Вальпур исчез и даже её приказы над ним не властны. А она… она вновь вернулась в детство, но теперь уже одинокая, всеми покинутая и брошенная на произвол судьбы, отчаявшаяся в своих поступках, решившая убить родного брата, что в ней души не чает. Но сейчас он был рядом, хоть и не сердцем, а лишь телом, как и прошлой ночью, но ей этого было достаточно. Пусть хоть так, а потом, возможно, все станет как прежде. Да! Потом в скором будущем, когда она избавится от всех своих врагов, когда она завоюет трон, и, возможно, когда не станет помех, он – её дракон - вновь вернётся к ней, и они станут едины, как до того проклятого момента, когда она покинула отчий дом и отправилась в страну проклятых ею льдов Сибрии.
- Прошу, не оставляй меня, – сквозь рыдания простонала женщина.
Тяжёлая рука дракона, мягко опустилась ей на голову, пальцы нырнули в спутанные пряди волос, легко касаясь исцарапанной острыми ногтями и все ещё немного кровоточащей кожи головы. Противясь острому желанию уйти, он вдохнул полной грудью и тихим, наполненным лживой лаской и любовью, но искренней преданностью голосом сказал:
- Не оставлю… обещаю, – нежно поглаживая её по волосам, Вальпур прикрыл глаза прислушиваясь к своим ощущениям, но внутри него все было по-прежнему, ничего не изменилось, все тот же гнев и ярость рвались наружу при каждом вдохе её сладкого запаха, что когда-то сводил его сума. Время для него остановилось, воздух загустел и горло сдавило. В голове скользнула одинокая мысль о том, чтобы свернуть ей шею и освободиться от безграничной власти Игнес над ним даже после того, как она стала самым ненавистным для него существом во всем Древе Миров. Руки сами скользнули к её тонкой шее, пальцы сжались на белоснежной коже принцессы, лишая её столь важного для жизни воздуха. Её веки распахнулись в ужасе, а из горла вырвался сдавленный хрип со стоном.
Опустившись рядом с ней на колени, Вальпур заглянул в её испуганные синие глаза, и его губы растянулись в мерзком и безумном оскале, а в глазах мелькнула секундная радость, что затем сменилась страхом и отчаянием.
Язык распух, глаза вновь налились кровью, а бледное лицо покраснело, пальцы все сильнее и сильнее сжимались на её шее. Ещё мгновение и кости треснут быстрее, чем она задохнётся. Не в силах поднять руки, чтобы оттолкнуть его от себя, она продолжала держаться за подол его камзола, бессильным взглядом проклиная его существование.
Когда её глаза уже почти закатились и осталось всего мгновение до того, как сердце Игнес перестанет биться, его сознание прояснилось и к нему пришло осознание его действий. Золотые радужки, обрамлённые черными, словно ночь, белками глаз засияли ещё ярче, а в уголках блеснули кристальные слезы сожаления, обиды и разочарования в самом себе. Пальцы разжались, и принцесса Аспирии бессильно повалилась на пол, хватаясь за болезненно ноющее горло и содрогаясь в конвульсиях кашля.
- Я тебя ненавижу, – тихо прошептал он, смотря на свои дрожащие руки. – Из-за тебя я ненавижу себя… я не понимаю, что со мной происходит! Я же не должен тебя презирать, все же должно быть иначе! Это ведь неправильно, я не хочу это чувствовать.
Последние слова он произнёс так тихо, что торопливо отползающая к стене принцесса их не услышала. Вжавшись спиной в угол, она подняла голову вверх, и её лицо исказилось гримасой гнева и страха. Выставив руку в сторону, она указала на двери и во весь голос, что позволяло ей все ещё ноющее горло, проорала.
- Вон!
Глаза дракона округлились от удивления, а на лице отразилось недоумение. Он отрицательно замотал головой, ему хотелось её переубедить и остаться, но голос хозяина ударил по нему, словно раскалённая стальная плеть, обжигая кожу и сознание.
- Пошёл отсюда прочь!
Закрыв глаза, он сделал глубокий вдох и, что есть силы, сжал кулаки, ногтями впиваясь в ладони до крови. Поднявшись с колен, он посмотрел на Игнес взглядом, преисполненном вины и повиновения, уповая на ее снисхождение. Он не хотел сейчас оставаться один, она нужна была ему как воздух. Ведь он не мог разобраться сам в себе, в своих желаниях и чувствах по отношению к хозяину, а ведь для дракона это недопустимо. Он не понимал, как произошло то, что теперь она для него стала ненавистна… но он хотел понять и все вернуть. Но ответом на его безмолвные мольбы стало холодное и жестокое:
- Вон! – сорвавшийся с тонких губ Игнес.
Повернувшись к ней спиной, дракон твердым шагом направился в сторону двери, на которую ему указывала изящная рука хозяина. Распахнув деревянные створки, он последний раз перед тем как покинуть покои принцессы взглянул на нее печальным взглядом, полным сожаления и мольбы о искуплении, но в холодном взгляде женщины не было и намека на прощение. Когда дверь за его спиной захлопнулась, блондинка с облегчением вздохнула, подтягивая колени к груди. Обнимая их руками, она опустила на свои дрожащие коленки голову, с силой ударяясь о них лбом. Безмолвную тишину в комнате нарушало лишь ее все еще хриплое и тяжелое дыхание.
Тихо всхлипнув, Игнес сильнее вжалась в угол, подняла голову вверх и взглянула на белоснежный и холодный, словно снег потолок, после чего из ее покрасневших глаз на бледные щеки потекли кристально чистые, соленые слезы. Рыдания утихли еще тогда, когда руки Вальпура коснулись ее шеи, намереваясь убить. Тело била мелкая дрожь, а горло жгло огнем. Мысли из головы испарились, и на миг Игнес пожалела, что он остановился, а не довел свое дело до конца. Тяжело дыша, принцесса поднялась с пола и медленно пошла к большому шкафу из белого дерева с резьбой на дверцах изображающей густой лес, что был величайшей редкостью в заснеженной пустыне Сибрии. Распахнув дверцы шкафа, она, не глядя, вытащила оттуда первый попавшийся теплый искусно связанный эльфами свитер черного цвета и такие же темные брюки. Быстро натянув на свое обнаженное тело первые попавшиеся под руку предметы одежда, Игнес вернулась в гостиную и подошла к широкому письменному столу, покрытому нежно голубой краской, слабо выделяющейся на фоне бесцветных, словно просторы ледяной ветви, стен. Опустившись в мягкое кресло, она вытащила верхний ящик, из которого достала: ручку с золотым пером испещренным гравировкой в виде виноградной лозы, лист бумаги, кожаный конверт и маленький серебреный нож и синие остро заточенное перо. Глубоко вздохнув, Игнес склонилась над пожелтевшим листом бумаги и тихо прошептала:
- Ты все правильно делаешь, – и золотое перо принялось выводить аккуратным размашистым почерком неровные линии текста.
«В связи с засекреченными, во благо избегания непредвиденных конфликтных ситуаций, обстоятельствами, Я, Игнес Эйшин, занимающая пост главнокомандующего Армии Аспирии, приказываю отряду Вольных. Полным составом численностью в пять тысяч особей немедленно прибыть в Сибрию, будучи в полной боевой готовности!»
Закончив писать, она отложила ручку в сторону, схватило со стола серебреный нож, ближе притянула маленькую чашу из белой глины, что до сих пор мирно покоилась на краю стола и полоснула лезвием по большому пальцу левой руки. Кровь тонкой струйкой засочилась вниз, наполняя углубленное дно посудины. Когда маленькая рана начала затягиваться, девушка сунула палец в рот, слизывая остатки крови, а другой рукой вязла со стола синие перо и окунула его острый кончик в красную кровь. А затем быстро подписала свой приказ.
«Игнес Эйшин»
Дождавшись когда кровь и чернила высохнут, принцесса несколько раз сложила лист бумаги и вложила его в конверт из мягкой кожи.
- Все верно, это единственный верный шаг, – тихо прошептала блондинка, и поднявшись со стула она быстрым и твердым шагом направилась к выходу из своих покоев. Забыв про обувь, она распахнула дверь и ступила на истрескавшийся пол, вытесанный из тысячелетних льдов. Холод иглами вонзился в ступни, пронзая их сквозь плоть, до костей поднимаясь все выше и выше. Тело невольно вздрогнуло, и на мгновение перед ней всплыл образ его безумных золотых глаз. Глубоко вдохнув, наполняя свои легкие холодным воздухом, она ускорила шаг по направлению к уже открывшейся двери, где на пороге принцессу уже ждала ее служанка Шейга.
- Госпожа, – легко поклонившись, поприветствовала ее кошка.
- Это, – протягивая руку с конвертом, твердым голосом приказала Игнес, – нужно доставить Эллину. Немедленно!
- Я тотчас этим займусь, – принимая письмо из рук госпожи, Хёни вновь легко поклонилась.
- Нет! Передай это гонцу и быстро возвращайся ко мне, – твердо приказала принцесса.
- Госпожа, что-то произошло? – настороженно поинтересовалась женщина с уродливым шрамом, пересекающим ее лицо.
- Не сейчас, – отмахнувшись от кошки, светловолосая принцесса развернулась на месте и широким шагом пошла обратно по коридору к своим покоям.
Дождавшись, когда госпожа скроется за тяжелой дверью, Шейга взглянула на конверт, распечатала его достала оттуда согнутый пополам лист бумаги, развернула его и взглянула на кривые строки, написанные размашистым почерком. Рассеченная шрамом надвое густая черная бровь взметнулась вверх от удивления.
- Это еще зачем? – не сумев сдержать своего удивления, тихо прошептала кошка. Еще раз, взглянув вдаль коридора, она вернула приказ в конверт, заперла дверь своих покоев и быстро пошла в сторону широкой винтовой лестницы из белого мрамора.
Схватив с полки бара графин, наполненный янтарной жидкостью и хрустальный бокал, Игнес подошла к широкому дивану напротив давно погасшего камина. Устало повалившись на мягкие подушки, она наполнила бокал алкоголем из графина, который тут же положила на низкий журнальный столик. Одним глотком осушив содержимое своего хрустального стакана, Игнес вновь его наполнила до неприличия большим количеством спиртного.
Упершись в спинку дивана, принцесса откинула голову назад, прикрывая глаза, а руку с фужером положила себе на дрожащее колено, что мгновенно успокоилось, как только его коснулось холодное донышко. В голове царила путаница, ей не удавалось зацепиться ни за одну из мыслей, хаотично то возникающих, словно проблеск надежды, то исчезающих, как огонек свечи, поглощенный тьмой ночи. Осознав, что пытаться зацепится хоть за что-либо не имеет смысла, Игнес бросила надежду разобраться в случившемся и пустила бурлящий поток своего сознания вдаль по извилистому руслу реки ее мыслей. На изгибистых берегах бурлящего потока своих мыслей она встречала отрывки уже давно готового плана по захвату Аспирского престола, поспешные идеи по убийству Дана, который, по ее мнению, уже давно похоронил свои таланты ради веселья и развлечений. Но все же он опасен, потому принцесса предпочитала действовать медленно, но уверенно, ведь с ним любой неверный шаг может обернуться фатальным провалом захвата всей империи, раскинувшейся на миллиарды ветвей на Древе Миров. Ей нужна Сибрия, Ей нужно восстание хотя бы всего одной единственной ветви, что отвернется от короля и пойдет войной на страну, чей народ никогда не ведал войны и кровопролития. Ей нужна хотя бы одна единственная армия, что откажется защищать короля и встанет на ее строну в войне, в которой по плану Игнес не должно было пролиться ни капли крови.
Наслаждаясь спокойствием, блондинка вслушивалась окутывающую комнату не пронзаемую в тишину. Сердце билось на удивление ровно, шея все еще болела, а разум витал в пустоте, не имеющий желания быть чем-либо заполненным. Ресницы легко дрожали, а губы слабо подергивались, норовя растянуться в глупой блаженно счастливой улыбке. Воспоминания о произошедшем ранние вызывали у нее некое мазохистское удовольствие, от чего кровь в венах закипала при нарастающем чувству азарта, от чего вновь начинали дрожать руки и колени.
Ее удовольствие длилось недолго, его прервал настойчивый стук в дверь.
- Войдите, – твердым голосом разрешила девушка.
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату тихо проскользнула кошка, уже одетая в светло-серые облегающие штаны, заправленные в сапоги более темного цвета, для верховой езды, черную рубашку, светло коричневую жилетку из твердой кожи с множеством карманов и несколькими кинжалами в перевязи вместо обычного меча.
- Госпожа, что-то произошло? – настойчиво спросила женщина, чьи тёмные волосы были сплетены в тугую косу, обвитую вокруг головы, а пушистые ушки настороженно подёргивались, прислушиваясь к окружению.
- Случилось! – твердо произнесла принцесса. – Когда прибудет дивизион, выставь охрану из двух вольных у входа, пусть еще двое будут посменно в течении трех часов здесь в комнате и один по мимо тебя у меня в спальной. Ты же от меня не должна отходить ни на шаг!
Повертев бокал в руке, она продолжила говорить тем же властным и холодным голосом.
- Вальпура без моего разрешения не впускать в мои апартаменты и ко мне без моего согласия не подпускать. А также ни в коем случае не оставлять нас наедине без моего разрешения. Не подпускать его ко мне ближе чем на метр – полтора. И в случае любой непредвиденной угрожающей моей жизни ситуации, а также агрессии, проявленной ко мне с его стороны, Вальпур должен быть незамедлительно обезврежен и лишен подвижности. Без колебания вы должны лишить его сознания и обезвредить, не давая ему возможности превратиться. А так же отдай приказ о запрете с ним разговаривать. Никакие приказы отданные драконом без моего письменного или устного подтверждения не выполнять, если только это не чрезвычайная ситуация или мне что-либо угрожает. Но вы ни в коем случае не должны оставлять свой пост. И рядом со мной, в независимости от ситуации и обстоятельств должно находиться пять или более вольных.
- Будет исполнено. Но, госпожа, для лучшего служения вам я должна знать причину столь жестких мер предосторожности, – твердо сказала кошка.
- Не сейчас, – все тем же твердым голосом, которым она отдает приказы солдатам на поле боя, ответила Игнес и легко закачала головой. Поднеся руку с бокалом к губам, она сделала большой глоток его янтарно-золотистого содержимого и слабо поморщилась от того, как алкоголь защипал ей язык и горло. – Все, Хёни, должны быть в полной боевой готовности!