Онлайн чтение книги Третий Лишний Third Wheel
4

 - Штука баксов? Ты серьезно?- Джем даже дома не выпускал из рук карандаш и кисти. Вернее, заставленная холстами, мольбертом и шкафами с красками, книгами и газетами квартира, более походила на художественную мастерскую, нежели на жилое помещение. Уютный беспорядочный порядок. 

 С порога сначала казалось, что гость попал на блошиный рынок с его старыми патефонами, вешалками и зеркалами, но усевшись на диван, картина того, что в этом хаосе все стоит именно так, как оно и должно стоять, становилась яснее. Одно всегда подпирало другое, создавая нерушимый невидимый баланс.

 Вдоль одной стены, облокотившись на голый кирпич, стояло огромное зеркало в полный рост. Бачо помнил, как им пришлось нанимать грузчиков, чтобы втащить эту громадину в тяжёлой позолоченной рамке на пятый этаж через окно, с помощью подъёмного крана, ибо в двери и тем более в лифт, как бы они это самое зеркало не крутили, оно не входило. Рядом висело в такой же, поблекшей массивной рамке, но поменьше, круглое зеркальце, на котором в свою очередь, висела чёрная шляпа и бусы с последней поездки Джема на фестиваль Марди Гра. Бачо тогда с завистью листал фото в телефоне друга и проклинал себя за свою привычку оставлять все на последний момент и тем самым прошляпить возможность купить билет на самолёт.

 Все там же, вдоль стены стояли две высокие деревянные вешалки. Одна с грязной рабочей одеждой, с не отстиранными и навек засохшими разноцветными кляксами на ней, другая с футболками знаменитого дизайнера, на чей показ они ходили в прошлом году и который запал в душу другу настолько, что вся старая одежда переквалифицировалась в разряд « домашней», а гардероб « на выход» полностью составился из одежды бренда очень дорогого и знаменитого. 

 Среди гор книг и почему- то газет, которых никогда не становилось не больше, не меньше, затерялся телевизор и вполне рабочий патефон с коллекцией пластинок разношёрстной музыки. Начиная от детских колыбельных, заканчивая тяжёлым хеви металлом. 

 Напротив всего этого стоял раскладной диван, который всегда был в разобранном состоянии и который никогда не был замечен с постельным бельём на нем. Единственное, что покрывало его - мягкий плюшевый плед с глупыми рожицами медведей на нем. Бачо ковырял вышитый глаз одного из них и гулял глазами по названиям книг.

 - Ты же не собираешься ему платить столько? - возмущался Джем.

 - У меня есть на карте кое какие сбережения, но боюсь их не хватит, но есть ещё карта отца. - Бачо потянулся к низкому холодильнику, стоящему по правую сторону от дивана и выудил от туда бутылку вина.

 Бутылка глухо хлопнула, испуская терпкий запах французских виноградных полей. Бачо отпил из горла и подперев голову рукой уставился в окно, в размытые очертания соседнего дома.

 - Грустно все это. - выдохнул он. 

 - Что грустно? - Джем оторвался от холста и тоже посмотрел в окно. - Дождь?

 - И дождь тоже. 

 - Да ну тебя. - художник вытер руки о чёрный передник, оставляя на нем свои зелёные отпечатки и направился к другому, уже внушительных размеров холодильнику, стоявшему в противоположном углу комнаты. Там как раз располагалась кухня, на которой, обычно, кроме вымытых кистей и пустых банок краски никогда ничего не было. Переодически, правда, там появлялись странные китайские соусы и тюбики с васаби, но потом так же неожиданно исчезали. Бачо всегда удивлялся от куда они там брались, почему именно китайские и зачем они были нужны? Друг его никогда не был замечен в готовке или любви к китайской или японской кухне. Он удивлялся, но никогда не спрашивал. Ему было интересно смотреть на эти темные бутылки с неизвестными надписями и фантазировать, как по ночам в квартиру Джема пробираются маленькие китайские девушки в крошечных туфельках, готовят рис с приправами и забывшись, убегают прочь, чтобы не быть застуканными. 

 Джем открыл холодильник, напоминавший больше холодильник какого нибудь магазина алкоголя, снизу доверху забытый бутылками красного и белого вина, с жестяными банками пива на дверце и льдом в морозильнике.  

 - Вино, вино или...- он задумчиво почесал подбородок и прищурился.

 - Вино? Вот в чем вопрос. 

 - Думаю вино. - так же задумчиво ответил Бачо, подыграв другу.

 Родители Джема занимались поставкой алкоголя в рестораны города и их сыну часто перепадал ящик - другой вина из Франции, Италии или далекой Грузии. Грузинское вино почему-то особо нравилось Бачо. 

 Раньше Джем пытался раздавать и даже продавать вино знакомым, но потом друзья поняли, что алкоголь - отличная валюта среди таких же, как они, студентов института искусства. Порой бутылка хорошего вина открывала те двери, которые не под силу было открыть деньгам или уговорам. 

 Джем мастерски откупорил бутылку красного и тоже отпил из горла. Чашек, как и посуды, в этом доме не водилось.  

 - Расслабься, у нас в пятницу вечеринка, если ты не забыл.   

 - Может договориться с ним о кредите? Буду выплачивать с процентами потом. Или продам студию. - мысли Бачо были повёрнуты лишь в одно русло.  

 - Я тебе уже говорил, он жуть какой странный. Хотя бы скажи, зачем он притворялся глухим?

- А мне кажется это забавным. Наверное не хотел чтобы к нему клеились или надоедали. Ты видел его? Bell'uomo*. Вот и притворился. 

 - Ну к нам же не клеятся и не пристают.  

 - Ну а мы так- то и не против. - рассмеялся Бачо.  Тяжелое небо столкнулось грозовыми тучами, расколовшись пополам яркой вспышкой молнии. Спустя пол бутылки у каждого, дождь наконец прекратился. Бачо открыл окно, впуская в комнату свежий запах омытых дорог и легкого весеннего заката. Закат, как казалось ему, пах персиками. Джем рисовал, сидя спиной к окну, поёжился от мурашек, пробежавших по шее и сделал несколько больших глотков.  

 Окна выходили во двор уютного дворика с бесплотными соседями стариками и пушистыми котами. Бачо улёгся на диван так, что бы видеть крышу соседнего дома с высоким шпилем и ёжиком антенн, за которые каждый вечер цеплялось солнце, перед тем, как скрыться за старыми балконами. 

 Тишину совсем на мгновение нарушили смеющиеся голоса снизу и шум проезжающей машины, снова окунув квартиру в предвечернюю дрему, заполнив молчанием. Джем и Бачо могли часами находится в одной комнате, но не проронить и слова, каждый в своём одиночестве, но с таким же одиноким рядом, а следовательно и ощущение одиночества становилась не тягостным, а напротив, приятным и уютным. Совсем как эта квартира. 

 Глаза Джема сосредоточенно впивались в мольберт перед собой, но мутная пелена, делавшая его зелёные глаза болотными, свидетельствовала, что мыслями и душей он находился далеко от сюда. Возможно даже, где- то на границе своего мира, вытянутого из сна и перекинутого на холст. Бачо не сводил глаз с дрожащих облаков, испачканных в светло розовый закат и медленно, смакуя, потягивал вино.

  Вслед за первой бутылкой открылась вторая. Все так же- глоток из горла, вкус Италии две тысячи первого года и терпкий язык.

 - Слушай, я думал ты занят, а тут вдруг уже вторая бутылка. - Джем сел рядом и забрав у друга вино, отпил.  

- Надоело. Глаза болят. - Бачо пожал плечами и укрылся одеялом. Оно пахло чем- то детским, как будто бы молоком и мёдом. 

 Когда он открыл глаза, небо за окном потемнело, но окна в домах все ещё горели светом и жизнью, мелькали тени их хозяев, сменялись картинки в телевизоре с вечерних новостей на рекламу и обратно. Бачо снял очки, положив их на подоконник, подле широких ваз без цветов, с чёрной землей и белой галькой. 

 Друг спал на самом краю широкого дивана, отвернувшись, накрыв живот уголком одеяла и зажав от холода руки между ног. Весенняя прохлада ещё не отдавала теплом или даже намеком на приближающееся лето, но чудный запах ночного города манил и соблазнял, поэтому выбор пал на замерзнуть, но насладиться свежестью.

 В следующий раз, когда Бачо открыл глаза, небо уже светлело у самых его краев. Джем все так же свернувшись, крепко спал. На мгновение показалось, что губы его посинели от холода. Бачо накрыл того одеялом, закрыл окно, допил остатки вина и глянув на часы подхватил стоящий у входной двери скейт с наклейками любимых музыкальных групп Джема. 

 - Buongiorno. - прошептал Бачо и тихо прикрыл за самой двери. 

 Утренний город обнимал своими пустыми улицами. Невидимые дворники, от куда- то с проспектов, выдавали себя лишь резкими, слишком громкими во всей этой сонной тишине шарканьями метлы по асфальту. Бачо, легко отталкиваясь ногой, ехал по пустой проезжей части. Почему-то именно на них асфальт был в раз лучше, чем на тротуарах- ровный, без кочек или внезапной крупной плитки и Бачо нравилась эта мягкость дороги.

 Редкие звёзды все ещё мерцали затухающими огоньками над самой головой, готовясь сдаться под натиском сонного солнца. 

 Бачо любил кататься по утреннему, спящему городу. Ему нравилось проезжать меж только - только отошедших ото сна окон, казалось, что даже свет в них все ещё какой- то ленивый и не до конца проснувшийся. Нравилась тишина, с чёрными птицами на деревьях, с одинокими машинами на пустом перекрёстке. Нравилось ощущать себя единственным, кто остался в этом городе, словно все вдруг разом пропали, но затем со дворов выглядывали полные женщины с авоськами или зевающие водители утренних автобусов и приходилось сворачивать с дороги в сторону дома.  

 Свежий ветер снял последние остатки сна, прогнал с головы все мысли, оставив лишь ощущение вчерашнего вина на губах и сухость в рту. Не было цели куда ехать, не было смысла, не было желания. Он просто толкал ногой дорогу, колесики скейта просто гулко шипели об асфальт, глаза просто приятно, совсем на мгновение закрывались, отдавая тело полностью в это свойственное только утру ощущение свободы. Он просто резко затормозил у закрытых ворот института. Он не знал, что привело его сюда, но знал, куда он хочет поехать дальше.

 Оставить университет позади, свернуть на знакомый перекрёсток и проследить за призраком под чёрным зонтом. Двери магазинов открываются навстречу, продавщицы в зелёных, голубых, розовых передниках курят на их крыльце. Такие до мурашек похожие, словно у страны в запасе целая дюжина клонов, с одинаковыми прическами, яркими губами и длинными ногтями. Курят все одинаковые тонкие сигареты, оставляя на них одинаковые следы помад, смеются и перекрикиваются, различая друг друга лишь по цвету рабочей формы. 

 На перекрёстке светофор все ещё выключен, горит одним цветом и не моргает. Машин и людей нет, автобусы ходят другими маршрутами, можно поспать на красном. С этой стороны улицы видна высокая башня старой железнодорожной станции, переделанной под музей, на ней круглые часы с отметкой сорок минут шестого. 

 От перекрёстка свернуть направо и вдоль торгового центра с яркими вывесками, на соседнюю улицу и прямая дорога по тихой аллее вниз, к домам, с каждым метром на этаж ниже, к тихому парку с детской площадкой, к кафе, в котором бывало, грелся своим горьким американо. 

 - Вы открываетесь так рано? - Бачо затормозил возле знакомой забегаловки.  

 - А, привет. - высокий официант одиноко курил у входа. Он улыбнулся, узнав в парне напротив частого посетителя. - Открываемся в шесть. Видишь дом внизу? - он кивнул подбородком. - Там общежитие рабочих с фабрики. Они каждое утро покупают здесь обеды и кофе с собой, потом их забирает автобус. Так что для нас это прибыльное время. 

 - А я могу зайти?

 - Заходи, почему нет? - пожал плечами официант.

 - Только сейчас кроме чая, кофе и быстрых обедов ничего больше нет. 

 - Окей. - Бачо толкнул дверь, разбудив колокольчик над головой. - Ваш самый крепкий кофе. - Протянуто закричал он трудящейся на кухне женщине.Она удивлённо выглянула в окошко и поздоровалась. 

 - Садись куда хочешь. - колокольчик снова запел над дверью.  

 - У вас только этот зал?  

 - Есть ещё за кухней, но там вид на пустырь. Уныло. Поэтому он обычно закрыт. Хочешь туда? 

 - А можно?

 - Можно. Пойдем. - от официанта пахло сигаретами и одеколоном. Длинные пальцы ловко подхватили со стола меню и подставку с солью и перцем.  

 Зал за кухней был больше, но, как и сказал официант, вид был унылый - лысый, с редким проплешинами пожелтевшей травы пустырь, с рыхлой землей, горками щебня и грязным мокрым песком. Видимо, здесь намечалась стройка, которой так и не суждено было начаться.  

 Бачо уселся за стол в самом конце зала, спрятавшись за широкими зелёными цветами. Он потрогал их огромные листья, но так и не понял, настоящие они или нет. 

 - А цветы настоящие? - он увидел спину официанта, протиравшего столы. 

 - Настоящие. - в ответ крикнул парень.

  Из окна сквозило. Грязные, наспех вымытых стёкла наводили тоску своими неряшливыми разводами, делая вид наружу ещё печальнее.  

 - Что- то ещё? - официант поставил маленькую белую чашку с чёрным густым кофе перед Бачо. 

 - А? Нет, не надо.  

 - Говорил же, что уныло.

  Из другого зала донеслись множественные голоса мужчин. Низкие, хриплые, от них так и веяло грубой мужской силой. Даже не видя хозяев этих голосов перед глазами сразу, сам собой возникал образ крепких, загорелых мужчин с сильными мозолистыми руками и густыми нахмуренными бровями. Такие голоса не знали что такое слабость, не знали и дня отдыха, по выходным чиня дверцы шкафчиков или холодильники одиноким соседским женщинам. Голоса требовали кофе, еды и отпускали пошлые шутки кухарке. Они смеялись, смеялась кухарка и в ее стареющем смехе слышался звон колокольчика над входной дверью. 

 Бачо положил голову на руки и уставился в дом напротив. 

 - И что мы будем делать дальше? - прошептал он чашке и отпил, достал из портфеля потёртый блокнот для рисования, карандаш и не сводя глаз с низкого дома напротив стал делать легкие наброски на страницах между портретом незнакомки из парка и любимого заката из окон квартиры друга.

 С каждым взмахом руки движения становились все увереннее, размашистее, сильнее. На листе сначала появился темный, рыхлый, омытый дождем пустырь, превратившийся в глубокий чёрный океан с тихими волнами и лохматой пеной, затем дом в два этажа, но всего с одной дверью, без окон, без лестниц, с плоской крышей и обветшалыми углами. Над ним- чистый космос с россыпью звёзд и галактик, словно дом этот застыл посреди бескрайних вод океана и безграничной пустоты космоса.

 Вот дверь отворяется и человек бесстрашно бросается в пучину темных вод, ныряет и не показывается. Утонул. Пропал в холодных водах.

 Бачо подскочил, задев коленом стол. Чашка на маленькой тарелке звонко подпрыгнула и недовольно расплескала содержимое. Из крайней от лестницы двери действительно вышел человек. Белые волосы спрятаны под кепкой, но непослушная чёлка вьётся у лица, чёрная толстовка с надписью « happy» на груди, чёрные тёплые спортивные штаны и кроссовки. В руке- белый пушистый пёс, сначала показавшийся игрушечным. Он спускается по лестнице, закуривает, устало выпуская дым в небо, опускает пса и идёт за ним. Пёс белой снежинкой скачет по чёрной земле, пачкает лапы и чихает от прохладного воздуха. Бежит сначала в одну сторону, поднимает лапу и замирает на секунду, затем бежит в другую, повторяя действие, молнией скачет туда сюда, только и успевая хватать мокрым носом доносящиеся от куда- то незнакомые запахи. Он идёт за псом медленно, задумчиво, шагая в сторону от дома, от кафе. Совершенно не смотрит в сторону питомца, наизусть зная все его передвижения. Садится на спиленное дерево у ограды, от сюда не видно, разводы на стекле и плохое зрение мешают рассмотреть всю картину полностью. Даже очки не помогают- вечно в отпечатках пальцев своих и чужих. 

 Он сидит на фоне многоэтажек, под клубами серого дыма и темных мыслей его головы. Снимает кепку, собирает пальцами волосы назад и снова надевает головной убор. Он сидит неподвижно, сливаясь со всем тем что его окружает. Серый одинокий дом, линии электропередач, редкие столбы и пустая чёрная гладь от кафе до его спины. Собака подбегает к его ноге, он ее гладит, треплет за ухом. Белый комок носится где- то, где его не видно, лишь слышен приглушённый далекий лай.

  Через пол часа и трёх выкуренных сигарет он встаёт, зовёт пса и они направляются к дому. Собака научена и сама прыгает в руки хозяину, они поднимаются по лестнице вверх, плывут к крайней двери и скрываются за ней.  

 Бачо допил свой кофе, заказал омлет, хотя от яиц тошнит, но желудок недовольно урчит и сжимается. Полил все это кетчупом и засыпал сверху перцем. Сидит у окна, не сводя глаз с мрачного дома.  

 Через час у лестницы останавливается мопед доставщика еды. Человек из крайней от лестницы двери спускается и забирает заказ, скрывается в доме и через пол часа выставляет за дверь мусорные пакеты. Курит на балконе и снова появляется уже одетый по другому- в белую рубашку под легкой вязаной кофтой и чёрных брюках. Он проходит у самого окна кафе, на расстоянии вытянутой руки. Постучи тогда Бачо по стеклу, он бы услышал, обернулся. Проходит так близко, что виден тонкий пластырь на порезе после бритья на правой щеке и кажется даже можно почувствовать запах его геля для укладки волос. Он сворачивает и пропадает за углом.  

 Бачо, не сводя глаз с угла заведения, словно обретя способность видеть сквозь стены, задевая острыми коленками столы, осторожно идёт в другой зал, в груди звоном отдаётся звон колокольчика. Он останавливается у приоткрытой двери кухни и прижавшись к холодному камню, почти руками ловит знакомый голос. 

 - Привет, Макс. - здоровается голос с официантом. 

 - Тебе как всегда с собой? 

 - Угу. - мычит в ответ он. - Только не клади помидоры в салат.  

 - Слушай, Итан...- слова теряются, заглушаемые собственным сердцебиением. Оно стучит где- то на уровне горла, сжимает нос, не давая вдохнуть и бьет в барабанные перепонки одним лишь именем « Итан Итан Итан Итан»