Если на протяжении всей сознательной жизни человеку будут твердить, что он мудак, то он непременно им станет.
Откинет улыбку, наденет на глаза очки равнодушия, наполнит свой стакан новой порцией виски, закинет лёд и будет опустошать его до рассвета. Включит музыку погромче, пройдёт мимо старого знакомого и не кивнёт в ответ на приветствие. Ляжет в постель к незнакомке и уйдёт утром тихо, как ночной туман, словно его никогда и не было. Утопит свои шаги в прохладной росе, закурит и дойдёт до дома пешком, не дожидаясь автобуса. Он не оставит свой номер, не запомнит ее имя, забудет адрес и запах ее духов.
А ещё он болен.
Болен тем, что душа его разбита на сотни мелких кусочков и он уже откинул все попытки собрать ее снова воедино. Так и живет, раня осколками не только себя, нет, он привык, но и тех, кто пытается протянуть к нему свои руки.
Если с рождения человеку будут талдычить, что болтаться ему в петле, то он ненароком станет все чаще и чаще поглядывать на веревки в строительном магазине напротив дома. Выдавит привычную улыбку, скрывая мысли о том, какая прочная балка под потолком в его доме, переведёт ненароком застывший на высокой ветке дерева взгляд, рассмеется вместо того, чтоб закричать от страха собственных мыслей и залпом выпьет бокал красного.
А ещё это все заразно. Эта тихая грусть и легкая меланхолия. Эти молчаливые прогулки перед самым рассветом. Эта музыка в наушниках, что заглушает все вокруг, не только чужие голоса, но и свой собственный. Эта болезненная отрешенность и вечный дождь где- то там, в уголках сердца.
В то время они ещё не знали, что искать спасение в другом человеке затея очень и очень плохая, ибо тот, кто обещает спасти, может оказаться куда более израненным и больным, но сейчас же, пока ещё никто не пострадал, пока мир каждого крутится вокруг своей оси, пока они не знают имён и даже не догадываются о существовании друг друга, дождь, неожиданным ливнем застал врасплох всех, кто находился под столетней крышей государственного института искусств.
- Вы не против, если я немного отворю окно? - спросили одного.
- Ты взял зонт? - спросили второго.
Первый из них находился в пропахшей красками и растворителем мастерской. Он сидел по пояс обнаженный, вполоборота, на невысоком подиуме. На сгибы его рук, острые ключицы и длинную шею были устремлены десятки пар сосредоточенных глаз. Они переносили каждый его вздох, каждое движение, даже мимолетный взмах ресниц на шершавые холсты перед собой. В комнате все утонуло в скребущих звуках карандашей и ударах дождя о стекло.
Второй находился буквально этажом выше и в момент, когда гром ударился о высокий свод потолка, игла выскочила из его рук и упала под стол.
- Diamine*. Подай магнит. - похлопав по плечу сидевшего рядом, он наклонился.
Один из них был натурщиком и ему было двадцать пять.
Второй - ученик факультета дизайна на пять лет младше.
Один скучающим взглядом гулял поверх торчащих тут и там голов, скользил по трещинам в потолке, по оставленным и навеки забытым картинам - начатыми и никогда не законченными, банальными и теми, которые ловили на себе секундный интерес прикрытых чёрных глаз.
Второй, найдя иголку и вставив в ушко смоченную слюной нить, ловкими, почти уже доведёнными до автоматизма движениями, ушивал длинные рукава на чёрном пиджаке. Он надел наушники, пересел за швейную машинку, поправил широкие очки, в тонкой золотой оправе, которые почти соскользнули с носа, но были пойманы указательным пальцем в последний момент и водворены на место. Никто из них не услышал раздавшийся звонок. Один утонул в глубине пучины своих мыслей; второй- слишком увлечённый ритмичной, еле уловимой работой иглы в машинке.
По художественной мастерской пополз сначала легкий, едва уловимый шепот, затем, осмелев, кто- то громко и немного хрипло предложил пойти выпить кофе. Все, словно постепенно просыпались ото сна.
- Черт, я забыл сигареты. Угостишь?
- У кого нибудь есть второй зонт?
- Может скинемся на такси?
- У меня еще одна пара.
- Эй, давай переждем дождь в кафетерии.
- Думаешь он так скоро закончится?
- Похоже, что это на целый день. Ты не смотрел прогноз погоды?
- Там как всегда соврали, обещали мелкий дождь ближе к вечеру.
- Как бы это не затянулось.
Шепот постепенно перерастал в настоящий гул. Кто- то выглядывал в окно, подставляя руку под дождь, пробуя, насколько он холодный и сильный, кто- то складывал художественные принадлежности, кто- то просто разговаривал, присев на самый край стола, кто- то советовался с учителем, задумчиво закусив нижнюю губу, кто- то, все так же, не поднимая головы, продолжал трудиться над холстом, недовольно морщась от посторонних голосов.
Натурщик спрыгнул с подиума и накинув белый пушистый халат скрылся в подсобном помещении, спрятанным за старыми, тяжёлыми, пропахшими пылью занавесями. Он наконец смог позволить себе утолить жажду и немного размяться. Два часа в одной позе превратили его мышцы если ещё не в камень, то наверняка уже в дерево.
Час перерыва, во время которого можно вздремнуть и следующий класс - первокурсники, неловко краснеющие от вида полуобнаженного парня. Он усмехнулся. Их застенчивость заставляла его невольно улыбаться, словно он косвенно прикасался к этим невинным взглядам своими пошлыми руками; уводил за собой в темную комнату и приоткрывал занавес чего- то развратного. В такие моменты он специально пристально смотрел им в глаза, самые уголки его губ ползи вверх, а дыхание учащалось. Тогда им, тем, кто рисовал, казалось, что они не в полной других студентов мастерской, а где- то в спальне с приглушённым светом, наполненной чужими вздохами и сладким запахом тела.
Выпив апельсиновый сок, который он самостоятельно выжимал себе каждое утро в черно- белый термос с надписью «happy», он вернулся обратно в мастерскую, не найдя глазами преподавателя закурил у открытого окна, наслаждаясь видом омытой зелени в парке и россыпью чёрных зонтов; окинул изученную до малейшей паутины мастерскую, заметил выглядывающий из-за холста локоть и нервно дёргающиеся колени в чёрных рваных джинсах. Дверь аудитории осторожно открылась. Низкий голос, параллельно переговариваясь и смеясь с кем- то в коридоре, позвал сидящего. Из- за холста выглянула выкрашенная в красный голова, осмотрелась по сторонам, так, словно ее хозяин забыл где находится, затем студент довольно потянулся и широко зевнул, выставляя на обозрение блестящую сережку в языке, вытер руки с чёрными ногтями о заляпанный красками непонятного цвета передник и машинально потёр глаза, испачкав левый зелёным.
- Эй, пойдём, у меня нет зонта. - умоляюще проскулил пришедший.
- Прости, идём. Помоги мне собрать вещи.
- Più veloce, mio caro, più veloce*.
В аудиторию ввалились двое. Один- блондин в узких джинсах и растянутой футболкой kiss под чёрной джинсовкой. Второй- высокий брюнет, навалившись на первого, громко смеялся, театрально хватаясь за живот.
- Ты забираешь холст? - блондин улыбался как в рекламе зубной пасты. Ровные белые зубы, широкий рот, растянутый улыбкой почти до ушей, светящиеся голубые глаза за тонкими стёклами очков в золотой оправе.
- Нет, пусть высохнет. - художник, скривив губы смотрел на свою работу.
- Подожди, мне надо взять побольше кнопок, дома вообще беда с ними. - вспомнив, встрепенулся он.
Натурщик молча наблюдал за возней этих двоих. Докурив, вдавил окурок в дно обрезанной жестяной банки и глотнул сок из термоса.
- Помоги мне вытереть кисти.
- Быстрее, в столовой опять разберут все кексы. - смеялся блондин, подхватывая замусоленную тряпку с растровом. - Ciao*. - заметив натурщика кивнул он и на самую секунду застыл, утопая в темноте чёрных глаз. Владелец этих самых глаз кивнул в ответ. Вдруг кисти в руках дрогнули, ладошки покрылись холодной испариной, а взгляд метнулся со стоявшего у окна парня в самый дальний угол мастерской, но тут же вернулся обратно. Хотелось бежать и остаться. Хотелось не сводить с него глаз и никогда больше не видеть. Он замер, машинально облизал сухие губы, нервно поправил волосы, попытался вернуть привычную улыбку на лицо.
От куда- то издалека, словно из другой комнаты звучали знакомые голоса, но вдруг они стали блеклыми, словно уши заложило от сильного давления, как будто его резко подкинули вверх, к самому небу, а затем так же резко скинули вниз, на глубину марианской впадины.
Прошла всего секунда. Секунда, длинною в вечность. Лёгкий, еле заметный поворот головы в его сторону, но за это мгновение, за этот мимолетный взгляд один из них успел утонуть в этих чёрных глазах, порезаться о яркий их блеск.
- Идём. - окликнули его и стекла очков блеснули отражением нависших над городом тяжелых грозовых туч, пряча за собой растерянный, ещё ничего не понимающий взгляд.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления