Онлайн чтение книги Цветы зла The flowers of evil
Цветы зла. 1-2

С тех пор Дориан погрузился в раздумье; никто не понимал, что тому причиной, и, зная его нрав, де Балю не задавал тому вопросов по поводу его состояния, обращался к нему лишь по делу и не заходил в кабинет, пока его не звали. Сицилия ожидала ответа, а в городе не утихала смута, и однажды, подозревая о том, что император глубоко подавлен, и мысли его одолевают сомнения, канцлер просил Дюбуа оповестить Дориана о том, что он пришёл и ждёт за дверями. Через минуту он уже стоял в покоях своего господина.

Его Величество стоял за своим столом, на котором была расстелена карта. Солнце поднялось недавно, но ни кровать, ни что-то ещё не было тронуто, а Дюбуа не звали утром — так канцлер сделал вывод, что Дориан провёл бессонную ночь.

— Скажи мне, Шоссе, — после долгого молчания сказал император. — Быть может ты тоже считаешь, что я тиран и убийца?

Де Балю помнил того ещё мальчиком, нежелавшего учиться и недовольного учителями, вечно не попадавшего ногами в стремена и тайно уходящего ночами из замка в город, а потому его сердце исполнилось отцовской любовью, и он с сожалением смотрел в глаза, в которых нельзя было увидеть того, что десять лет назад.

— Я не могу считать вас тираном, государь. Если бы вы следовали не по праведному пути, я бы не стал молчать.

Дориан ещё долго всматривался в лицо де Балю, а затем опустил глаза обратно.

— Я много думаю о том, что сказал посол, Шоссе. Я понял, что у нас всего два пути, по которым мы можем пойти: первый — это принять предложение Генриха и заключить мир, но где гарантия, что он не обманул нас? Если мы закончим войну, закончится смута, но имею ли я право остановиться и не продолжать завоёвывать то, что хотели завоевать мои предки? Это расцвет Империи — неужели он должен прекратиться на своём пике из-за народа, который не желает понимать важность этих лет и нашего положения во всём мире?

— Однако не забывайте о том, что всякое государство рождается из народа.

— Ты прав. И второе — послать письмо с отказом в Сицилию и продолжить войну. Вновь мы не можем знать как изменится обстановка и присоединится ли к Генриху Руальское ханство, — если так случится, то мы не сможем долго сопротивляться их флоту — армия устала, а все деньги из казны уходят на её поддержание, хотя в этом нет большой пользы. Но если мы попытаемся и приложим усилия, мы сможем разбить сицилийский флот и будем в выигрыше. Это большой риск.

— Тем не менее он может быть оправдан.

— Именно так.

— Государь, в любом случае вы можете начать завоевания вновь, когда в Империи воцарится порядок, будет создано и улучшено второе войско — у вас были планы по введению реформ и строительстве нового морского флота, так почему бы не взять передышку и осуществить всё то, что вы хотели в плане внутреннего устройства государства?

— Если меня не убьёт какой-нибудь шпион Генриха, — улыбнулся император, а канцлер кивнул.

Прошло ещё некоторое время, прежде чем Дориан свернул карту и похлопал де Балю по плечу, приказывая тому взять перо и бумагу.

***

Олень тихо перебирал листву, когда его слух уловил нечто, что приближалось с большой скоростью и своим движением шатало листья растений в гуще леса. Он поднимает голову, и чёрные глаза напряжённо всматриваются туда, в темноту, где всякое живое убивает другое, чтобы выжить; где всякий шорох предвещает смерть и врага, тихо перебирающего лапами и готовящегося выпрыгнуть на тебя, повалить, и растерзать тушу, дабы утолить свой голод.

Вот, уже готовясь бежать, олень зависает на месте, водит головой, видя зайца, который продолжает свой путь, не обращая внимание на рогатого соседа. Он вновь опускает голову. Ни звука.

И, через время, раздаётся повторный шорох, но животное не реагирует, зная, что это грызун и продолжает свою трапезу. Вдруг что-то режет воздух, и в бок врезается острый наконечник стрелы, отчего олень дёргается, разворачивается и бежит прочь в панике, слыша, как за ним раздаётся быстрый топот и шумное дыхание.

Спустя несколько секунд бедро пронзает спазмом, и олень заваливается, издав дикий рёв, пытается встать на тонких ногах, но вновь падает. Дыхание сбивается, кровь стекает по брюху, и в конце концов зрачок прикрывает веко, а где-то раздаётся громкое «Издох!».

На место, где лежит туша, выбирается молодой человек с луком в руках. Он прослеживает глазами маршрут убегающего зверя, останавливается на растекающейся луже крови и поднимает глаза ввысь — туда, где через листву едва проникает свет. Тихий выдох, зажмуривание глаз, смахивание пота со лба.

— Ваше Высочество! — к нему, через заросли, пробирается слуга со свёртком в руках. — Ваш отец прислал вам срочное письмо.

— Что случилось?

— Эквадорцы согласились на предложение о мире.

— Неужели? — он читает письмо, сощурившись. — Хорошо. Скажи всем, чтобы готовились. Мы возвращаемся в столицу.

***

Итак, по оглашению мира между Сицилией и Эквадорской Империей, все государства, которые были так или иначе замешаны в их вражде, наконец смогли бы сложить мечи перед друг другом. Смута начала бы стихать, а революционные выступления и вовсе были бы прекращены. Голод и бедность обеих стран вынудили две ненавидящие друг друга державы работать вместе, и в конце концов Дюбуа зачитал письмо о том, что Эквадор вскоре посетит Его Королевское Высочество принц Стефа́н Парфений, наследник сицилийского трона. Выслушав перечень титулов, прилегающих к принцу, Дориан сидел нахмуренный, а в зале, где собрались все советчики, стоял гам.

За день об этом узнал весь Гоцель, а ещё через месяц ворота замка открылись перед гостем. Была середина дня, когда в зал для советов вошёл Дюбуа и с каменным лицом объявил, что принц уже ожидает.

— Что с тобой? — спросил де Балю, стоявший по левую сторону от императора, который сидел на троне.

— А… государь… — выдавил из себя несчастный камергер дрожащим голосом.

Так бывало, когда Дюбуа знал, что на него обрушится злость повелителя. Дориан, приобретая грозный вид и теряя терпение, приподнялся с места.

— Его Высочество … он … я не знаю, как так могло получиться.

— Что? Чего ты ждёшь? Зови же его!

— Я уже здесь, Ваше Величество.

Дюбуа отошёл в сторону, а Дориану открылся вид на человека, которого он видел второй раз в своей жизни.

Принц Стефан обладал худым строением и узкими плечами, однако его прямая осанка и гордо поднятая голова говорили о том, что Его Высочество обладало прямотой в общении и дерзким нравом. Его манера общаться слегка прищурив глаза и улыбаясь, выдавала презренно-снисходительное отношение к окружающей обстановке. Принц был большим транжирой; его кафтан был пошит из дорогой ткани, невиданной в краях эквадорцев, а на каждой золотой пуговице выгравирован герб рода — тюльпан; навершение меча, торчавшее из ножен, было необычным, с резными элементами, выполненными единожды и лишь для наследника, а вокруг головы была повязана атласная синяя лента, из-под которой выбивались чёрные густые волосы.

Можно сколько угодно описывать наряд и вальяжность Стефана, но лучше упомянуть о том, что он был тем самым послом, которого Дюбуа назвал псом, а Дориан мерзавцем. Принц отдал быстрый поклон, на что император сразу пришёл в себя и приветствовал его.

— Де Балю, Дюбуа — можете идти.

После того, как эти двое удалились, Дориан поднялся со своего места. На губах Стефана блуждала улыбка.

— Я рад, что вы узнали меня, Ваше Величество. Впредь я позабочусь о том, чтобы не отправлять к вам мерзавцев-послов.

— Зачем вы это сделали?

— Я понимал, что только я смогу убедить вас в мире. Если бы я ошибся, не стоял сейчас здесь, перед вами.

— Вы, однако, очень находчивы и убедительны, Ваше Высочество, — глумливо отозвался второй.

— Что ж. У меня важные новости, но прежде я бы хотел чтобы у нас перед глазами была карта.

Сказано — сделано. Слуги внесли карту и расстелили её на полу.

— Месяц назад я получил письмо от Хана — Туга́ла. Он предлагал мне соединить наши войска на западе и атаковать вашу армию у берегов Критова моря. Я написал ему в ответном письме, что мне нужно время подумать и приказал ждать и не действовать без моего согласия. Но сейчас, когда весь мир узнает о том, что наши государства заключили мир, он непременно поймёт, что я одурачил его и перейдёт в наступление. Есть вероятность, что он нападёт и на сицилийские земли, захотев проучить меня. В отличии от нас, у него не уставшая армия, поэтому он в гораздо более выгодном положении.— Я вас слушаю.— Я предлагаю послать людей во все концы света, дабы разнести весть о том, что вместо мира вы казнили моего посла и отправили мне его голову. Затем я напишу Тугалу письмо о том, что всё обдумал и согласен на его предложение. Когда его войска будут пересекать Критово море, мы уничтожим его флот и его самого. Второй раз они не нападут.

Дориан посмотрел на того с неподдельным удивлением. Стефан, уловив его взгляд, повёл плечами.

— Если хотите, мы можем сказать, что вы просто убили посла и не отправляли его головы. Но, как по мне, звучит устрашающе и поддерживает ваш статус.

— Нет, нет. Я поражён этим планом.

— Разве он плох?

— Необычайно хорош. Но есть ряд трудностей. Мы не можем заплатить армии, нужно накормить народ, да и как те, кто недавно воевали друг против друга встанут плечом к плечу?

— Ненависть объединяет людей, Ваше Величество.

— Если мы хотим взять Тугала в море, нам нужно заново отстроить морской флот. Для всего нужны деньги.

— Если позволите…

Стефан окликнул кого-то, и в зал внесли огромный деревянный сундук, наполненный золотыми монетами. Сверху лежало несколько свитков. Принц взял один из них и протянул императору.

— Это чертежи новых судов, которые разработаны лично мной. Если мы объединимся, то успеем всё до того, как руальские корабли подойдут к берегам.

Дориан внимательно разглядывал этого человека, который лишь своим присутствием уже поражал его, и поражал безмерно с каждой секундой. Он боролся внутренне со своими сомнениями, полностью не доверяя, но и не испытывая криводушия по отношению к принцу. И неожиданно для самого себя он ощутил, что перед ним стоит тот, кто не только прекратит вражду между двумя государствами и положит начало долгого мира, но и изменит его самого и всю его сущность.