Онлайн чтение книги Свидание в Лабиринте Svidanie v Labirinte
Глава 4.3

- 4.3 -

Хорошо было Гарун-аль-Рашиду: снял царские одежды, прикинулся иноземным купцом и гуляй себе свободно по городу. Проверяй: врут тебе советчики или нет. Вникай, чем дышит доверенный народ, чему радуется, о чем заботится. В наш век такие фокусы не прокатят. Ночью или днем, в брендовом прикиде или в рванине, даже в униформе дорожного рабочего скрыться невозможно. Прохожие на раз-два вычисляют медийную личность. Приходится прятаться как заразному: шляпы, темные очки, шарфы до самого носа. Стены славы становятся тюрьмой. Лишают свободы передвижения. И, рад бы посидеть, как все нормальные люди - в парке, на берегу, в придорожном ресторанчике - но, увы, повышенная узнаваемость неизменно создает сутолоку. Чтобы глотнуть свободы, вынужден путешествовать за тридевять земель. Туда, где популярность не докатилась. Где люди приветливы к тебе как к незнакомцу, а не актеру.

Может, поэтому улочки старинного города поманили к себе. Сорвался с места и полетел на фото охоту. Хотя, если уж совсем честно, поиск интересных кадров - лишь, прикрытие. Завеса. Отвод глаз. Острая душевная недостаточность нуждается в особом лечебном режиме: наедине с собой, с собственными мыслями. Подальше от суеты, спешки, посторонних разговоров. Время разбрасывать камни и, время, собирать их. Вот и сейчас, камешек за камешком, собираю мозаику былых событий.

***

Роль для настоящего мужчины. Как я за нее ухватился! Наконец! Вот она - возможность понять чего ты стоишь. И как личность, и как актер. Проверить границы возможного. Для тебя - возможного. Сколько сможешь вынести, а что окажется обстоятельством непреодолимой силы. Не секрет, что актерская стезя лукава: мы изображаем то, чего в реальности не пережили. Даже, если снимаемся в боевике, то "игру" оставляем себе, а "работу" перекладываем на плечи каскадеров. Дескать, не творческое это дело - ногами махать. Чаще всего, такой подход накачивает, лишь, "мышцы" воображения. При этом, бицепсы, трицепсы и широчайшая мышца спины доводятся до нужных объемов в тренажерном зале. А это, совсем не одно и то же, что тело, закаленное подвигом. Ежедневным и ежечасным. Укрощение страха, подавление слабости, выход из состояния растерянности формирует совсем другие рельефы. Настоящие. Не пластиковые. Подчиненные воле и силе духа. Мышечные волокна - это хорошо. Но, они, лишь, инструмент. Орудие в руках характера.

Одно дело потеть под железом в цивильном фитнес -центре. В компании с тренером, кондиционером, душем и прочими атрибутами цивилизации. И, совсем другое, гнить в окопах. Сутками не вылезать из лат на солнцепеке. Дубеть в них зимой. Фехтовать до одурения. До темных мушек в глазах, пока клинок не станет продолжением руки. Потому, что от этого зависит не твоя карьера, а жизнь тысяч других, доверившихся тебе, людей. Ну, и заодно, прицепом, твоя жизнь, тоже.

Актеру придется забыть, что он - существо мирное, порой флегматичное. Что оружие держал, только, в тире. В жизни не убил ни одного таракана. Не то, чтобы покуситься на человека. Пусть, врага, но, все же - человека...

Воин. Правитель. Историческая фигура. На его плечах ответственность за судьбы народов. Широкоплеч. Могуч. Титан, а не человек. Он на голову выше выше современников. Личность, пронзающая века: весть о его деяниях, передаются из уст в уста. От поколения - к поколению. Такие приходят раз в тысячелетие. Человек ли он? Вроде бы, родился, как все. Рос, как все. Мужал, как все. Но там, где "все" остановились, он пошел дальше. По неведомой и невидимой тропе подвига. Именно в этом чувствуется порода. Незаурядность мышления. Надземность.

В такой персонаж можно вдесятером уместиться и то, место останется. Где же взять сил, чтобы наполнить собой, человеком обыкновенным, такой образ. И, дело, даже, не в габаритах и килограммах. Дело в масштабе личности. Сплаве актера и, так называемого, жизненного материала. Он должен быть близок тебе. Выношен. Выстрадан. Как же понять человека, для которого холодная ночь у костра, две недели в седле, скудная пища - дело обыкновенное. Он так живет. И, все воины живут именно так. По сравнению с героем, я - зеленый стручок. Салага, пороху не нюхавший. А, надо дорасти. Дотянуться. Соответствовать. Иначе, на экране будет не отважный воин, а клоун. В непомерно больших башмаках и кафтане с чужого плеча. Конечно-конечно, кино может творить чудеса: тут подсветить, там ракурс подобрать. В тренажерке убрать лишнее и накачать нужное. Пригласить специально обученных людей. Тех самых, азартных, которые ради эффектного трюка готовы шею свернуть. Опять таки, достижения компьютерной графики растут не по дням, а по часам. Спрашивается, что же останется актеру? Только ли эффектные позы и пафосные фразы?

Экран - великий обманщик. Не даром, на заре своей юности, кино называли "иллюзионом". Со временем, техника создания миражей совершенствовалась. Отпочковались новые виды искусства: ТВ и компью-терра инкогнита (последняя, еще только входит во вкус; наращивает мощности, от компьютерных игр переходит к созданию микро-сериалов). Но, в главном, зрителя не обманешь. Если актер - слабак, то и герой у него не получится. Хиленький окажется герой. Фуфло, а не персонаж. Чучелко на подпорках.

Получается, что экранный образ создается не столько за счет внешнего вида, сколько за счет внутреннего содержания. И, напряжения. Наука пытается поймать эту неуловимую энергию. В искусстве ее называют харизмой. В обычной жизни - силой слова и силой взгляда. Есть расхожая притча: к одному известному мудрецу, пришла вдова с сыном. У мальчика - диабет, а он никак не мог отказаться от сладкого. Женщина была в отчаянии: сын, единственное, что осталось у нее в этой жизни. Мудрец согласился помочь, но велел прийти через две недели. Все окончилось благополучно. Ко всеобщей радости - мальчик отказался от опасной привычки, вырос сильным мужчиной и благодарным сыном. Но, вот, что терзало вдову - почему мудрец запросил две недели сроку? Ведь, никакого лекарства он мальчику не дал. Просто сказал: сладкого - не ешь!

По прошествии лет, женщина, все же, не выдержала и снова пошла к мудрецу. Теперь уже не с просьбой, а с вопросом: для чего потребовались пресловутые две недели? Наставник принял вдову так, словно она приходила вчера. Он прекрасно помнил и мать, и сына. На вопрос ответил просто: я, тоже, любил сладкое. Очень любил. Чтобы помочь твоему сыну, мне пришлось отказаться от лакомств. Через две недели аскезы, мои слова уже набрали силу. Из простого набора звуков, они стали орудием убеждения. Одной фразы было достаточно, чтобы ребенок все понял и принял. А, сладкого, я не ем до сих пор. Не имею права.

Прямо скажем, аскетичная досталась задачка. Не для слабых характеров. Если действовать в лоб: спать на голой земле, раз в сутки питаться пригоршней зерна. Да, еще запивать "обед" холодной водичкой - итог будет печален. Воспаление легких и гастрит. Это, в лучшем случае. О худшем и думать не хочется. Современный человек не заточен для такого. Разумеется, подготовка будет серьезной. А, тренировки - еще серьезнее. Вплоть до отчаяния. Но, не тренировками едиными жив персонаж. Нужна харизма. Чтобы, при обычных руках, плечах, торсе и, вполне современных, чертах лица, чувствовалась легендарная мощь. Сверхчеловечность. Вековая героика.

Помню, как пытался решить эту проблему. Попытка за попыткой. Опыт за опытом. Вариант за вариантом. Жить в образе не получалось. Никак не получалось. Совсем. Казалось, что все напрасно. Что все проваливается в никуда. В в небытие. Что придется, с позором, отказаться от роли. Ибо, лучше вовремя отказаться, чем видеть постыдную беспомощность на экране. Но, как подтвердилось в очередной раз, ничто не проходит бесследно. Отвергнутые и забытые, заготовки послужили перегноем. Питанием для дерзновения мысли. Катализатором же, стал небольшой рассказ. Даже, не рассказ - рассказец. Приторное нравоучение. Не хочу заново погружаться в розовый мармелад - только, отчаянье тех дней вынудило прочесть сей опус. Лучше, перескажу по памяти:

Одинокий всадник едет по пыльной дороге. Дорогой плащ потерт. Лошадь утомлена. Переметные сумы полные книгами, а не товарами. Видно, что это человек пытливого ума. Путешествующий с важной целью, а не только от скуки или корысти ради. На одном из перекрестков наш путешественник встречает каменотеса. Мастеровой измучен до предела: руки сбиты в кровь, спина согбенна; удушливый кашель, то и дело, сотрясает жалкое тело.

- Жизнь ужасна и бессмысленна, - говорит он - мои дед, отец, все мои предки занимались добычей камня. И, мои дети и внуки, тоже, будут гробиться в карьере. Такая у нас судьба. От колыбели до могилы глотать пылищу и надрываться.

Путешественник достал тощий кошель и высыпал, половину его содержимого, страдальцу. Дорога шла дальше. В другой каменоломне он встретил Мастера. Хотя, работа была тяжкой и пыльной, но у него все ладилось. Горело в руках. Да и сам труженик, был счастлив и спокоен.

- Жизнь хороша, - улыбнулся он - мои дед, отец, все мои предки занимались добычей камня. И, мои дети и внуки, тоже, будут работать в карьере. Такая у нас судьба. От колыбели до могилы. Таково наше предназначение. Ведь, кто-то должен добывать камень, чтобы люди могли строить крепкие и красивые дома. Возводить мельницы, школы, больницы. Работа грязная и тяжелая, но я - счастлив. Особенно, когда вечером прихожу домой и любимая встречает у порога. Помогает смыть грязь и пот. Сажает за стол. А, потом, я играю со своими сыновьями. Вижу, как день ото дня, они становятся крепче и рослее.

Мастер разделил с путешественником свой обед и благословил на счастливую дорогу. "Как по разному живут люди" ,- подумал путешественник. "Делают одно дело, но первый страдает, а другой - счастлив". В таких размышлениях он провел весь день и всю ночь. Потом, еще много дней и ночей. Пока не встретил третьего каменотеса. Щуплый и хрупкий, тот трудился как Геракл. Ворочал глыбы, играючи тесал камни, пластами обрушивал негодную породу.

- Я строю Храм. Место встречи небожителей и человеков. Чтобы люди, устав от беспросветности существования, приходили за нерушимым, непреходящим счастьем. Чтобы искали и находили помощь и поддержку свыше. А, еще, самое важное - ответы на вечные, а не сиюминутные, вопросы: кто мы? как оказались в этом мире? в каких отношениях с Архитектором этой Вселенной?

Нехитрая притча, можно сказать - примитивная. Тем не менее, именно она прояснила сверхзадачу: призыв к первопроходцам. Словно, крик в вечность. К тем, кто приручил и, теперь, в ответе не только за узкий круг родных и друзей, а - за целые народы. Кому выпала ноша творить историю: вы не имеете права на слабость. На ошибку - да! в этом мире все, время от времени, ошибаются. Но, сдаться, уйти от борьбы, показать слабину - права не имеете. Даже, умереть не имеете права. Без победы, ваша гибель обернется уничтожением целых народов. Предельная собранность, нацеленность, осознание, что отступать некуда - таковы составные части победы. Думай на десять ходов вперед. Обосновано рискуй. Будь сдержан и невозмутим. А, еще - неотступен. И, тогда, небеса поддержат тебя. Дадут мощнейшее оружие - разум. И, победы, и поражения зарождаются в разуме. Гораздо позже, они проявляются в пленных, трофейном оружии и торжественных шествиях.

Разум - это находиться над ситуацией. Над схваткой. Знать дорогу к счастью. Не к сиюминутной радости, а к изначальному, нескончаемому счастью. К Храму своей души. Четко отделять следствия от причин. Зерна от плевел. Видеть последствия "незначительных" уступок. Одна гайка способна пустить под откос целый состав. Одна уступка собственной слабости - целую жизнь. И, не только свою.

Сейчас, когда осознал размах образа, еще не раз содрогнулся - легкомысленно взялся за роль. Просто, весьма легкомысленно. Сомнения были и тогда, перед началом съемок. Многочисленные сомнения. Но, видимо, харизма героя уже захватила меня. Стало стыдно отступать. Дрейфить. Не перед коллегами. Не перед зрителями - перед героем. Выходцем из легенды. Личностью потрясающего размаха. Отказ мог означать, только, одно - отступление. Поражение без боя. Наверно, иначе не мог. Не имел права предать труд десятилетий. Свести на нет усилия, вложенные в меня наставниками, режиссерами, партнерами, съемочными группами. До сих пор удавалось избегать такого позора.

Что заставляет актера зажиматься на сцене, каменеть или суетиться перед камерой? Первое, что приходит на ум - неуверенность в собственных силах. И, только потом, по зрелом размышлении, понимаешь, что мы попадаем в объятия страха: вдруг буду выглядеть смешно. Глупо. Неестественно. Зрители обругают, коллеги засмеют, режиссеры потеряют из виду. Навсегда. Кому нужен слабак и неудачник, когда вокруг тысячи прекрасных актеров. Именно эти или им подобные мотивы, ставят подножку актерскому творчеству. Нужно иметь мужество, чтобы забыть о них и предаться роли. Еще больше требуется мужества, если предстоит играть сверхличность. Страх угнетает. Но, его тирания не всесильна. Стоит решить для себя: пусть не получится, но я сделаю все, что смогу; все и немного больше, - и зажим уходит. Собственно говоря, такой страх - одна из разновидностей гордыни. Качества коварного, ползучего, хамелеонского. Оно может маскироваться под скромность, нетребовательность, дипломатичность. Пока актер держится за былые достижения, почести и славу - он беспомощен. Беззащитен. Бесперспективен. Какой может быть прогресс, когда, то и дело, оглядываешь назад: не было бы хуже! Вдруг, персонаж получится слабым и это всем станет заметно.

Человеку не дано оставаться на месте. Он или прогрессирует, или - деградирует. Третьего варианта нет. Стоит пойти по легкому пути, как начинаешь катиться под уклон. Слабеть. Зависеть от обстоятельств. Идти на поводу у собственных капризов и чужого, не всегда доброжелательного, мнения.

***

Оставшиеся до возвращения дни, были насыщены до предела. Впечатления, одно ярче другого, открывались в самых неожиданных, простых, житейских ситуациях. Казалось, что камера приросла к рукам. Объектив выхватывал сюжет за сюжетом. Один интереснее другого. Ничто не раздражало. Даже, смена последнего кадра на мерцание оранжевого круга. Скорее, наоборот, сулило новые открытия. Этот тупик мы уже проходили. Потерпи, дорогой, потерпи. Вот, вернемся домой. В кабинет. Все и наладится. Надеюсь, что твое тревожное мигание, не нарушит правил безопасности и нас пропустят в самолет. А, то, прямо сказать, выглядишь ты странно. Если раньше походил на обычный планшет, то, теперь, на нечто тревожное и настораживающее.

Только сейчас осознал, насколько я соскучился. Затосковал по обожаемой Стрекозе, по Малышу, по привычному ритму, когда дневная суета сменяется блаженством отдыха. Но, отдых тела, вовсе не означает прозябания мысли. Наконец, все приходит в гармонию. И бытие, и думы - мирно уживаются под одной черепной коробкой. Всему находится место и время.