Узкое серебряное лезвие застыло возле левого глаза, и Хэль изо всех сил зажмурилась, ощущая кожей холод заточенного металла. Она уже представила, как эта острая штуковина вонзается в глазное яблоко, и если бы не крепкие женские руки, сжимающие ее голову, уже давно бы отшатнулась, не способная преодолеть себя и свой страх.
– Расслабься, девочка, и не дергайся, а то всю жизнь будешь с корявым шасса-барса ходить, – добродушный голос шасс-мастера совсем чуть-чуть успокоил Хэль, а затем его серебряный нож сделал первый надрез над ее верхней губой.
Девочка окаменела, чувствуя, как металл рассекает кожу, и даже боль не заставила ее шелохнуться. Терпимо.
Кровь тонкой струйкой потекла вниз, пара капель проникла сквозь сомкнутые губы, оставив во рту соленое послевкусие. Старик аккуратно вытер ее и смазал ранку мазью, останавливающей кровь.
– Вот видишь, ты больше боялась, – вслед за первым надрезом шасс-мастер сделал второй, третий, четвертый – пока щеки, губы и подбородок Хэль не покрыла тонкая сеть кровоточащих порезов, складывающихся в особую, неповторимую вязь символов старого языка шаресов. «Хэль, дочь Серого Моря и Горы-под-облаками-из-пламени, та-что-подносит-воду рода Балькара». Девочка не умела читать, но значение своей шасса-барса знала с семи лет, когда на ее щеки нанесли первые два пореза – именно тогда родители продали ее в дом Кагеса Балькара. Шасса-барса носят только рабы в собственности Высоких Домов.
Закончив с надрезами и убедившись, что ни один из них не кровоточит, шасс-мастер открыл банку с еще одной мазью, специфический запах которой заставлял слезиться глаза.
– Ну а вот теперь определенно будет больно, – старик макнул в мазь кисточку и обратился к женщине, сжимающей голову Хэль:
– Дай ей что-нибудь в зубах зажать, а то еще язык себе откусит. А ты, девочка, не вздумай размахивать руками. Сама знаешь, что будет, если масло даррака попадет в глаза.
Предупреждение шасс-мастера было лишним: с семи лет она помнила прожигающее плоть прикосновение черного как смола вещества, одним из основных компонентов которого была кровь тварей из Бездны. Масло даррака мгновенно исцеляло порезы и царапины, и даже серьезные раны. Но последние никто не рисковал им обрабатывать – в девяносто девяти случаях из ста человек умирал от болевого шока. А тот единственный счастливчик-выживший до конца дней своих будет носить черный шрам, который не свести даже самой сильной исцеляющей магией. Хэль носит шрамы на щеках, обработанные маслом даррака, уже четыре года.
После третьего прикосновения кисточки шасс-мастера она наконец потеряла сознание. Перед этим еще успела испытать некое подобие гордости за свою стойкость – сквозь реки слезы и вой дикой боли. Не зря начальную шасса-барса разрешают наносить рабам только после одиннадцати лет, ой не зря...
Когда Хэль начало казаться, что эта пытка будет длиться вечность, руки, стискивающие ее голову, внезапно исчезли, и от неожиданности она едва не упала со специального кресла, на котором собственно и проходила вся процедура.
– Свободна, – заявил сзади глухой женский голос. Его обладательница стояла, скрестив руки на объемной груди, и сверлила девочку взглядом.
– Хэль. Ее зовут Хэль, – произнес шасс-мастер, оценивая свою работу с расстояния четырех-пяти шагов. – Хочешь посмотреть в зеркало?
Хэль, сообразив, что обращаются теперь именно к ней, согласно кивнула.
– На что смотреть? – пробурчала помощница старика. – Рабыня – она рабыня и есть.
Девочка улыбнулась в ответ, как ее и учили. Люди без шасса-барса должны видеть на ее лице только улыбку и ничего кроме улыбки.
– Она немая? – спросила женщина у старика, поднося к лицу Хэль зеркало.
– Скорее всего, – ответил шасс-мастер задумчиво.
Нет, Хэль умела говорить. Давно, когда-то давно. Почему у нее не получается сейчас, она и сама не знала. Могла охать и ахать, смеяться, плакать, кричать, подражать голосам животных и птиц, но связывать звуки в слова, а слова – в нормальную человеческую речь... Больше нет. В голове остались обрывки воспоминаний о том, как она болтала с подругами, когда еще жила вместе со своими родителями, помнила даже слова своей любимой песенки, но когда пыталась напеть ее, губы и язык деревенели. И Хэль не помнила, когда это началось.
Помощница шасс-мастера не доверила ей драгоценное зеркальце, но ей и так все было прекрасно видно. Чего не отнять у шасса-барса, так это изящества, особенно у женских шасса-барса. Черные линии обугленных маслом даррака порезов замысловатой паутиной покрывали почти половину лица, и теперь Хэль всю жизнь суждено ходить с этой маской. Которая улыбается всем нарисованной улыбкой.
Хэль скорчила своему отражению несколько рож, но ничего не помогало – шасса-барса продолжала улыбаться. Стало жутко, и она отвернулась.
– Привыкай, – шасс-мастер, похоже, понял смысл реакции девочки на зеркало. – Беги к себе и отдыхай. Я скажу, чтобы тебя завтра не пристраивали к работе.
Хэль спрыгнула с кресла и в благодарностях поклонилась старику. Выбегая из его мастерской, она внезапно остановилась, повернулась и поклонилась еще раз – его помощнице. Та сделала вид, что не заметила, старательно роясь в одном из сундуков.
Солнце клонилось к горизонту – процедура нанесения шасса-барса заняла весь день. Значит, Хэль следует поторопиться – ей влетит, если не успеет вернуться в усадьбу до наступления темноты, и всем будет все равно, что у нее для опоздания уважительная причина. И в любом случае никто не послушает старика-мастера, так что ей не следует рассчитывать на завтрашний выходной.
– Хэль, почему так поздно? – грозный голос в воротах поместья Балькаров не изменил ее ожиданиям.
Девочка повернула голову в сторону здоровенного детины в кольчуге и с копьем в руках, и невинно улыбнулась.
– Мать моя женщина... – отшатнулся парень. – Я и забыл, что тебе сегодня шасса-барса должны были нанести. Ты это... улыбайся реже, хорошо? Жуть какая, тем более в потемках, – он отвернулся и сделал вид, что девочки нет рядом вообще.
Хэль не сильно расстроилась: за четыре года в доме Балькаров она так и не запомнила его имя. И не сильно стеснялась по этому поводу.
Пять имен. Ей следует помнить всего пять имен.
Поместье Балькаров представляло собой огромный особняк , рассчитанный на одновременное проживание в нем почти двухсот человек. Для прислуги, в том числе и рабов, было выделено целое крыло, и Хэль следовало подняться на второй этаж, чтобы попасть в свою комнату. Вернее, она была не только ее – жила вместе с еще тремя девушками. Вместе с Халлэ.
Имя подруги она запомнила сразу, с момента знакомства, и ни разу его не забыла. В отличие от имени господина, с которым полгода мучалась... Халлэ – лучшая подруга, старшая сестра, вторая мать, и если бы не приказ господина Кагеса, то она бы весь день провела рядом с Хэль, пока ей наносили шасса-барса. Халлэ переживает и ждет, так что ей нужно спешить.
Стуча босыми пятками о деревянный пол террасы, Хэль совсем позабыла об осторожности и о том, почему имя Иланэ выучила за три дня. Боль – хороший учитель.
– Куда несешься, гиена? – девушка с длинными черными волосами, заплетенными в толстые косы, схватила Хэль за руку и злобно развернула к себе лицом.
Гиеной Иланэ прозвала девочку в первый же день – из-за густых пышных волос цвета спелой пшеницы. В родной деревне Хэль все ходили с такими, заплетая их бесчисленные косички; немало было среди ее земляков и обладателей синих и зеленых глаз. Из-за них Хэль в поместье Балькаров тоже невзлюбили, считая, что взгляд глаз цвета бирюзы приносит несчастье. В остальном же она ничем не отличалась от остальных шаресов Эрсанского архипелага – те же черты лица и темная кожа, немного светлее, чем у дикарей Южного Материка.
– Опять молчишь? Я же слышала, как ты пару раз бурчала себе под нос!
Хэль попыталась вырваться, но безуспешно. Ей оставалось только прожигать обидчицу взглядом.
– Не пялься на меня! – раздраженные слова были усилены резкой пощечиной, и девочка уже второй раз за день попробовала вкус собственной крови.
– Иланэ, что случилось? – на шум прибежали подруги девушки. Все, как и она, с шасса-барса, рабыни дома Балькаров.
– Эй, смотрите, – одна из новоприбывших схватила Хэль за подбородок, – Гиена теперь тоже с барсой, как и все нормальные люди. Достала уже своим чистым личиком сверкать.
К слову, рука подруги Иланэ на лице девочки причиняла последней сильную боль – порезы продолжало жечь.
– Следи за языком, – раздалось у девушек за спинами, – шасса-барса носят только рабы.
Любимый и такой родной голос, казалось, подарил Хэль крылья за спиной, ей хотелось смеяться от радости. Халлэ пришла ей на помощь!
Халлэ стояла в семи шагах от сборища подруг Иланэ, серебряные лучи только-только взошедшей на небосвод Луны окружали ее полуобнаженное тело сияющим ореолом. Похоже, что она уже успела лечь спать, но подозрительный шум разбудил ее, и девушка вышла как есть, в одной набедренной повязке. Великолепная возможность подробно рассмотреть завершенную шасса-барса, которая после восемнадцати лет покрывает не только нижнюю часть лица рабыни, но и шею, плечи, грудь и руки до локтей. И маска Халлэ не улыбалась безмятежно, как у большинства рабынь – мастер передал в своем творении хищную натуру девушки, ее силу и тигриную грацию.
Хэль улыбнулась так тепло и искренне, как только могла, чтобы показать подруге, что все в порядке. Это и стало ошибкой – Халлэ заметила кровь на ее губе.
Иланэ ничего не успела сделать, и кулак Халлэ с молниеносной скоростью впился ей в подбородок, когда девушка обладательница одним прыжком преодолела разделявшее их расстояние. Следующим ударом заступница Хэль выбила по меньшей мере четыре зуба девушке, державшей девочку за подбородок, и, довольно рыча, переключилась на ее соседку, которой досталось в голову босой ступней. Несчастную сбило с ног и она покатилась по твердому холодному полу.
– Что ты делаешь??? – закричали на нее остальные рабыни со всех сторон. Глупая ошибка, так самым разумным поступком было сейчас бежать прочь со всех ног: Халлэ собиралась мстить ВСЕМ присутствующим подругам Иланэ.
Что она доходчиво в следующую секунду и объяснила, схватив ближайшую рабыню за волосы и рывком прикладывая ее голову о свое колено. Отчетливый хруст хрящей сообщил всем, что нос жертвы безжалостно расплющен.
– Она сошла с ума!
Крики ужаса и отчаянные вопли девушек подняли на ноги все поместье Балькаров, но к тому времени, когда господин Кагес лично прибыл на место происшествия, у ног Халлэ лежало шесть стонущих и плачущих от боли тел.
Из всех обладателей шасса-барса она быстрее остальных пала ниц, склоняясь перед хозяином в самом низком из поклонов. Кагес Балькар, оценив последствия драки одним, но очень цепким взглядом, изрек:
– Двадцать плетей мерзавке – нанесла ущерб моей собственности. Остальным всыпьте по пять.
– А этой? – один из слуг, без шасса-барсы, держал Хэль за волосы, хотя она и так никуда не собиралась бежать.
– Хэль? – узнал девочку хозяин. – Отпусти. Не видишь, ей шасса-барса только что нанесли. Проследи, чтобы ее не заставляли завтра работать, пусть отдыхает. Масло даррака – страшная вещь, – он внезапно задрал полу своей туники и показал всем небольшой черный шрам на бедре. – Меня как-то раз ранил отравленным кинжалом наемник из Кнарреса, и чтобы спасти мою жизнь, целитель прижег им мою рану. Я тогда от боли сознание потерял.
– Господин очень силен, если выдержал лечение такой глубокой раны маслом даррака, – слова лести у присутствующих слуг нашлись быстро. Хэль, если бы могла, просила смягчить наказание подруги. Двадцать плетей – это слишком много!
Показательную экзекуцию провели на рассвете. Халлэ привязали к столбу, вбитому во дворе поместья как раз для таких целей, и дюжий мужик с плетью мерно, неторопливо отвесил положенные двадцать ударов. Хэль уже после первого удара вздохнула с облегчением: били не в полную силу, и орудие наказания выбрали не самое опасное, без заточенных краев, стальных шипов и свинцовых грузил – такими можно было и крепкого мужчину убить или сделать калекой всего за пять ударов.
Халлэ начала кричать после шестого, и под конец бессильно висела на ремнях, которыми ее руки привязали к столбу. На лице Иланэ, впрочем, при виде этой картины было мало радости – ее ждало то же самое. И пусть ударов будет всего пять, но вчера вечером, до того, как на шум прибежали старшие слуги, Халлэ успела пару раз пнуть ее по ребрам. Попасть под порку со сломанными костями – самое меньшее из удовольствий. Поэтому, кстати, ее решили выпороть позже, когда выздоровеет...
Наконец подругу Хэль отвязали, и очень вовремя подхватили под руки – стоять самостоятельно она не могла. Вся ее спина превратилась в один огромный багровый кровоподтек, плетью сорвало куски кожи.
– Легко отделалась, – произнес стоявший рядом с девочкой стражник. – Все-таки любят у нас эту тигрицу, несмотря на весь ее несносный характер.
Хэль не могла не согласиться с мужчиной: Халлэ в поместье любили все, кроме Иланэ и ее шайки. Она дружила с парнями, не позволяя им к себе прикасаться, дружила с девушками – если они умели держать язык за зубами; старших уважала всех без исключения; любила возиться с малышней – Хэль, относясь именно к этой категории, вызывала у нее какое-то особенное теплое чувство. Девочка подозревала, что как раз из-за все того же цвета волос, из-за которого ее невзлюбила Иланэ. То, что девушка могла ее еще и элементарно жалеть, Хэль в голову не приходило вовсе.
Халлэ отнесли в их комнату и положили на живот, на ее циновку. Благодаря приказу Кагеса девочка теперь могла весь день провести рядом с подругой, и теперь сидела рядом, не прекращая гладить ее длинные шелковистые волосы цвета вороньего крыла. Пришла Калесанда – домоправительница и старшая над всеми слугами в поместье, и поставила рядом с Халлэ баночку с целебной мазью. Покачав неодобрительно головой при виде неподвижной девушки, она пробормотала что-то похожее на «Допрыгалась» и ушла, предварительно убедившись, что Хэль знает, как обращаться с лекарством.
Девочка помощи была несказанно рада – мазь, стоящая больших денег, должна очень быстро поставить Халлэ на ноги.
– Хэль, – тихо прошептала девушка, когда убедилась, что рядом никого нет, – принеси чего-нибудь поесть. Только чтобы никто не заметил, ладно?
Просьба остаться незаметной была не лишена смысла – остальным не следует знать, что девушка после всего чувствует себя не так уж и плохо. Она слишком артистично сыграла свою роль у столба, чтобы разбить образ из-за такой глупости, как здоровый аппетит.
Хэль облегченно рассмеялась – Халлэ смогла на некоторое время обмануть своим бедственным видом даже ее. Девочка зря переживала, а значит, и сегодняшняя ночь пройдет также, как и предыдущие.
Соблюдая все меры предосторожности, она спустилась в кладовую при кухне и торопливо набросала за пазуху первое, что под руку попадется. Попались сыр и кусок копченого мяса, а по пути назад Хэль еще и стащила с подноса крупный апельсин. Горка клубники, что лежала рядом, была бы предпочтительнее, но девочка со вздохом проигнорировала ее – после нее на светлом платье останутся слишком яркие пятна.
Халлэ не стала есть все в одиночку и поделилась с подопечной. Ели в тишине. И Хэль не могла не замечать тех быстрых осторожных взглядов, которые девушка бросала на ее лицо.
– Ты знаешь, почему моя шасса-барса отличается от остальных? – тихо спросила Халлэ.
Хэль пожала плечами, дожевывая дольку апельсина.
– Я из тех, кого-склонила-сталь. Взятая в плен. Твои родители были просто свободными, крестьянами, а я – из семьи воина. Наш род звался Эррари. Теперь его больше нет...
Даже если бы Хэль и могла говорить, она бы все равно не промолвила ни слова: Халлэ впервые за четыре года говорила о своем прошлом. Говорила, находясь далеко-далеко, голосом, который больше походил на эхо минувших дней.
– Мне тогда тринадцать было. Нанесли положенную моему возрасту шасса-барса и сразу же продали сюда. Я не плакала, веришь? Ну, из-за масла даррака...
Нечем было уже плакать, – на этом месте девушка печально улыбнулась. – А ты плакала вчера?
Хэль отрицательно мотнула головой, но так просто подругу провести было нельзя.
– Врушка! – Халлэ со смехом обняла девочку и прижала к себе.
Хэль сопротивлялась, но только для виду. Она была счастлива, что с лица Халлэ исчезло это выражение безнадежной тоски.
Вечером вернулись соседки по комнате – шаресски с южной части архипелага. От остальных их отличали более темная кожа и склочный характер, с которым было непросто сладить даже Халлэ. Но они никогда не трогали Хэль, и уже только из-за этого девушка готова была их терпеть.
У южанок было еще одно положительное качество: не сплетничали о друзьях. Вечером, с окончанием дневных забот, они могли все уши прожужжать о том, что видели на рынке (их часто посылали в город за покупками), сколько проиграли и сколько выиграли в кости знакомые стражники, за какой красавицей бегают все местные парни или наоборот, почему хромает домоправительница из соседнего поместья, и о многом, многом другом. Но за пределами своей комнаты лишь единицы могли услышать то же, что и Хэль с Халлэ, девочка часто сравнивала их южный выговор с птичьим щебетом, и уже не раз под него засыпала, чтобы увидеть во сне пропущенные сцены из повседневной жизни.
Первое, что сделали южанки по возвращению, так это проверили состояние здоровья Халлэ. Старшая из них, неодобрительно цокая, взяла оставленную Калесандой мазь и еще раз смазала спину девушки.
– Молись, чтобы завтра тебя не выгнали в поле, – сказала она, вытирая руки. – Господин Кагес сильно недоволен. Целитель содрал с него слишком большую сумму за лечение носа Креввы.
– Поделом ей, – огрызнулась Халлэ.
– Поделом будет тебе, когда солнце свалит тебя с ног, а раны загноятся.
– Переживу.
Южанки обменялись осуждающими взглядами и легли на свои циновки.
– Что сегодня интересного случилось? – Халлэ, не дождавшись, когда они начнут рассказывать дневные новости, первой начала разговор.
Осторожный стук в дверь оборвал южанку на полуслове. Затем дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель пролезла голова чумазого мальчишки.
– Халлэ?
Прежде чем кто-то что-то успел ответить, ребенка бесцеремонно втолкнули внутрь – целая орава ребятишек ворвалась в комнату, стайкой столпившись перед циновкой девушки. Все без шасса-барса, только с небольшими черными шрамиками на щеках – дети рабов Кагеса Балькара.
Мальчонке, открывшему дверь, немного не повезло и по нему даже успели потоптаться босые ступни товарищей, но он с невозмутимым видом встал, отряхнулся и прикрыл за всеми дверь.
– Сказку! – произнес он коротко и требовательно.
Это шумное вторжение само по себе не было неожиданностью: вот уже почти что год Халлэ собирает в этой комнате самых младших обитателей поместья и рассказывает им какую-нибудь интересную историю. Началом традиции послужил случай, когда во время сильной грозы – большая редкость на архипелаге – два ребенка прибежали в комнату, когда в ней были только Хэль и Халлэ. Чтобы успокоить их, девушка рассказала сказку о Великане и Соловье, и на следующий день дети привели с собой друзей. С тех пор Халлэ обязалась два раза в неделю читать детям сказки перед сном – против ежедневной практики выступили южанки. Хэль была им очень благодарна за это...
– Идите спать, Халлэ больна! – старшая южанка с самым воинственным видом встала между девушкой и детьми.
– Нет, Лиэнэ, пусть останутся! – девушка уже успела сесть, прикрывая руками обнаженную грудь.
– Если Калесанда увидит, что ты еще можешь читать сказки, тебя завтра точно выгонят в поле!
– Мы будем вести себя очень тихо, да, ребята? – девушка окинула детей заговорщицким взглядом. Те согласно закивали, тут же рассаживаясь по своим привычным местам. На пол.
– Расскажи о Белом Водяном! – первое предложение не заставило себя долго ждать.
– Нет, лучше о Быстроптице!
– Об Аркасе и Тролле!
– Тихо вы! – прикрикнула Халлэ. – Нет, сегодня я вам расскажу о Ведьме Кнарреса.
В комнате повисла зловещая тишина.
– Но ведь это не сказка... – прошептал кто-то.
– Белый Водяной тоже есть на самом деле! – возмутились в ответ.
Халлэ, чтобы поскорее прекратить лишний шум, таинственным голосом начала свой рассказ:
– Кнаррес испокон веков был прибежищем всевозможной нечисти, никогда в нем не было единого правителя, он никогда ни с кем не вступал в союзы и не вел войн. Земля, куда со всего света сбежались люди и нелюди всех мастей, и каждое племя там жило по своему собственному укладу. Вы когда-нибудь видели орка или гоблина? А там, в Кнарресе, их можно встретить на каждом шагу, и берегись, если не можешь постоять за себя!
– А кэсари и вэла там тоже живут? – спросил мальчишка из самых маленьких.
– И даже вутанари!
– Ого... – донеслось со всех сторон.
– Однажды, сто лет назад, появилась в нем одна очень сильная ведьма, такая могущественная, что своими речами могла околдовать даже драконов. И всего за семь дней весь Кнаррес пал к ее ногам и она стала его правительницей. Армии нечисти под ее началом опустошали Север, Балезанию, штурмовали Вольные Города и крепости Железных Княжеств. И сколько бы раз их не сокрушали, Ведьма Кнарреса вновь и вновь собиралась с силами, и не было никого, способного ее одолеть...
– Она даже убила Меч Севера, который одним ударом мог разрубить пополам дракона! – на этот раз не удержался самый старший мальчишка, и на него зашикали со всех сторон.
– А Бетанорикс отомстил за отца, превратил Ведьму Кнарреса в горсть пепла и развеял по ветру! – младшая южанка устала слушать уже знакомую ей историю из-за моря.
Хэль грустно вздохнула – сегодняшний вечер сказок не клеился.
– Во-первых, Беттанорекс, – Халлэ всеми силами старалась скрыть раздражение. – А во-вторых, он ее запечатал в Бездне, а не убил. Ведьма Кнарреса бессмертна.
– Все зовут его Бетанорикс, – возразила южанка.
– Так его прозвали в Балезании! Там не могут толком выговорить его имя, вот и коверкают...
– Ты-то откуда знаешь?
– Знаю. И вообще Беттанорекс – это имя целого рода, очень известного на Севере.
– И как же героя на самом деле зовут?
Вопрос поставил Халлэ в тупик и она умолкла. Но потом словно взорвалась:
– Бездна с вами, пусть будет Бетанорикс! Это не отменяет того, что он величайший из магов в истории!
Дверь в комнату резко распахнулась и на пороге появилась разъяренная Калесанда. Ничего удивительного, Халлэ забыла о своем собственном обещании не шуметь.
– Что ты здесь устроила, мерзавка? Тебе мало утренней порки? Раз у тебя достаточно сил на вечерние сказочки, значит, и работать завтра сможешь. Хэль, тебя это тоже касается! А вы, – ее взор перешел на притихших детей, – бегом по своим комнатам!
Убедившись, что в комнате остались только ее квартиранты, домоправительница вышла, хлопнув дверью на прощанье.
– Ну я же говорила... – произнесла южанка.
Халлэ прорычала ей в ответ что-то бессвязное и легла на живот, отвернувшись лицом к стене. Хэль, прежде чем последовать ее примеру и лечь спать, погасила свечу, а потом, уже в темноте, подошла к подруге и мягко погладила ее волосы – она всегда вот так желала ей спокойной ночи.
Халлэ улыбнулась – Хэль отчетливо ощутила это – и тихо ответила:
– И тебе сладких снов, сестренка.
Калесанда сдержала свое слово, и Халлэ и Хэль отправили перебирать плоды скени. Очень сладкие и терпкие, они были излюбленным лакомством для многих садовых вредителей, а потому неповрежденными встречались довольно редко. Но на хозяйском столе должны быть только спелые, целые, крупные плоды, с блестящей черной кожурой. Скени, которые не проходят отбор хотя бы по одному из пунктов, в зависимости от качества могут продать, выжать сок, оставить от них только косточку – из нее можно выжать масло, и прочее. Роду Балькаров принадлежала целая плантация деревьев скени, и сейчас Халлэ и Хэль предстояло справиться с десятками здоровенных корзин, в которые плоды насыпали с горой.
– Через час к вам придут помогать другие девушки, – произнесла Калесанда, оставляя их одних в большом сухом амбаре.
Халлэ, ничего не ответив, сразу же принялась за работу, повернувшись к выходу спиной. Одежды на ней почти не было – она перевязала грудь бинтами, чтобы лишний раз не смущать мужские взгляды. Вынужденная мера, так как прикосновения ткани к ранам, которые покрывала лишь лиловая корка лечебной мази, были невыносимо болезненными.
Справиться с таким объемом работы за один день было невозможно даже с помощью еще четырех обладательниц шасса-барса, монотонный кропотливый труд растягивал время в бесконечность. Единственное, что радовало, так это прохлада в амбаре, и отсутствие необходимости лишний раз показываться под безжалостным солнцем архипелага. И Хэль прекрасно понимала, что Калесанда таким образом просто заботится о о Халлэ, опекая ее таким, пусть и странным образом.
На четвертый день под воздействием лекарств спина девушки перестала напоминать фрагмент из ночного кошмара, отеки спали, раны затянулись, а там, где старая кожа была содрана напрочь, уже виднелись пятна новой, блестящей и гладкой.
– Как жаль, что шасса-барса восстанавливается вместе с кожей – я бы с радостью содрала себе пол-лица, лишь бы избавиться от нее, – Халлэ с помощью маленького осколка зеркала пыталась рассмотреть результат чудесного лечения. Шасса-барса на плечах и лопатках сохранила свой прежний узор, новая кожа росла вместе с черными линиями. От могущественного черного колдовства не так просто избавиться... Хэль вообще ни разу не слышала о способах избавления от шасса-барса.
– Думаю, сегодня можно пойти на гору, – удовлетворенная осмотром, девушка убрала осколок зеркала и посмотрела на Хэль.
Девочка встрепенулась от радости, сверкая своим большими счастливыми глазами. Наконец-то они смогут выбраться из порядком поднадоевшего поместья! Осталось только дождаться момента, когда большая часть обитателей дома уснет...
За час до полуночи Хэль услышала, как Халлэ тихо поднимается со своей циновки, и сразу же встала вслед за ней. По смазанной игре теней поняла, что ее подруга связывает лентой свои длинные черные волосы в конский хвост, на манер свободных – рабам с такой прической ходить не позволялось. Затем перемотала руки и ноги дополнительными бинтами (кисти и голени девушки всегда скрыты ими от посторонних глаз). Южанки крепко спали, и чтобы не разбудить их, достаточно было просто не шуметь. Впрочем, они определенно знали о ночных похождениях подруг, но раз за последние три года кроме них никто больше об этом не узнал, то и беспокоиться сильно не стоило.
Открыв оконную ставню, выбрались на террасу, с которой прекрасно просматривался весь внутренний двор поместья (она шла вдоль всего второго этажа П-образного здания). Убедившись в отсутствии посторонних глаз, Халлэ кошкой взлетела по деревянной подпорке на покатую крышу терассы и втащила за собой девочку. Теперь необходимо было лишь забраться на крышу третьего этажа и спуститься вниз по внешней стене особняка, благо там был участок, плотно обвитый садовыми лианами. Трудный и опасный путь, но Халлэ, чтобы не попасться на глаза охране, вот уже три года использовала его, и удивительно легко – особенно если учесть, что Хэль в это время сидела у нее за спиной.
Проблем не возникло и в этот раз, и уже через пару минут они были в саду, окружавшем особняк с трех сторон. Собаки, охранявшие его, были прикормлены Халлэ еще до того, как Хэль продали Балькарам, а потому лишь приветливо обнюхали своих знакомых.
– И вам доброй ночи, ушастые, – Халлэ почесала за ухом самого дружелюбного пса и бесшумной походкой направилась к садовой ограде. Только перебравшись через нее, она поставила Хэль на землю.
– Не отставай, – улыбнувшись, она быстро и легко побежала к горе.
Поместье Балькаров находилось у восточного подножия Горы-что-смотрит-на-море-закатов. С пологими склонами, поросшими густым лесом, с плоской вершиной, в старину она была превосходным местом для сигнальных огней маяка, но вот уже пятьдесят лет город к югу от нее обходится лишь башней на остром окончании мыса, защищающего гавань от сильных штормов. От древнего маяка, стоявшего некогда на одном из склонов, остался лишь скрытый густыми зарослями круглый фундамент.
Чтобы добраться до руин маяка, Халлэ и Хэль потребовалось чуть меньше часа. Взбираться на гору сквозь лесные заросли в ночи давно стало для них привычным занятием, они прекрасно знали здесь каждый куст, корягу и камень, и куда не стоит идти, чтобы ненароком не упасть с обрыва. И девочка была уверена, что пожелай они сбежать от Балькаров навсегда, это не стало бы для них большой проблемой. И уж тем более для Халлэ, которая бегала быстрее любой охотничьей собаки.
– О Небеса, я как же я соскучилась по этому дереву! – воскликнула девушка, когда они вышли на плоскую вершину небольшого утеса, на котором собственно маяк раньше и стоял.
Хэль не могла не согласиться и даже кивнула, приветствуя старое засохшее дерево с высоким прямым стволом. Его основание было частично обмотано плотной толстой тканью.
Халлэ подошла к дереву, несколько раз присела, подпрыгнула, разминаясь, а затем нанесла по стволу резкий сильный удар правой ногой, на уровне голени человека. Едва вернув ногу в исходное положение, ударила кулаком левой руки, чуть выше уровня своего плеча – сегодня воображаемый противник девушки был одного с ней роста. Отступив на полшага, снова ударила правой ногой, в разы сильнее, и все дерево содрогнулось до самой тоненькой веточки на лысой макушке. Ни одно человеческое ребро не выдержит такого сокрушительного удара...
Восхищенная Хэль задержала дыхание, наблюдая, как дерево медленно возвращает себе невозмутимую неподвижность. Иланэ должна благодарить судьбу и богов за то, что Халлэ даже в минуты гнева сдерживает свою подлинную силу... В мире нет человека сильнее ее – давно уже уяснила для себя девочка. Даже Таракс, глава охраны поместья (последнее, пятое имя, которое смогла запомнить Хэль), вооруженный мечом и щитом, в кольчуге, не смог бы ее одолеть, и никто во всем мире не смог бы сейчас разубедить в этом Хэль.
Как и всегда, спокойно наблюдать за безжалостным избиением дерева она могла лишь первые десять минут. Будь на ее месте парень, он часами мог бы наблюдать за длинными сериями прямых, джебов, свингов, хуков; ударов ногами, локтями и коленями; на месте, в прыжке, подшаге и подпрыжке; иногда удары наносились с короткого разбега, когда Халлэ всей своей массой налетала на несчастное дерево, выставляя вперед ступню, кулак или иную часть какой-либо конечности.
– Почему ты не хочешь отрабатывать удары? Я же тебе показывала, – Халлэ на секунду отвлеклась, наблюдая, как девочка резво прыгает с камня на камень – яркий лунный свет и практически всегда безоблачное небо позволяли ей это без опасности промахнуться.
Хэль не обратила на ее слова ни малейшего внимания и приготовилась прыгнуть особенно далеко. Задержала дыхание, словно перед прыжком в бездонную пропасть, сильно оттолкнулась и... едва не свалилась с шероховатой неровной вершины, когда в ступни больно ударил еще хранивший дневное тепло камень.
– Меня начали тренировать еще до того, как я научилась ходить, но ты тоже очень многого сможешь достичь, если начнешь сейчас, – Халлэ понаблюдала за девочкой еще некоторое время, а потом вернулась к своей тренировке.
Хэль села на с таким трудом покоренный валун и подперла подбородок ладонями. Девушка уже не раз ей это говорила, но учиться драться ей не хотелось. Она всегда старалась спрятаться или убежать от опасности, и даже представить себе не могла, что ударит кого-то. Халлэ другая, у нее внутри сидит дикий зверь, хищный и опасный...
Последний удар получился каким-то особенно блеклым, и девушка, тяжело дыша, отступила. Хэль отметила, что сегодня подруга выдохлась почти втрое быстрее – раны все же давали о себе знать. Сбросила лишние бинты, оставив лишь те, которые все привыкли видеть – ими она скрывала сбитые от постоянных ударов кулаки, и подошла к краю утеса.
– Как всегда здорово. Да, Хэль?
Девочка была уже рядом, сидя на давно облюбованном камне и свесив ноги в пропасть. Город внизу горел редкими искрами огней, лунная дорожка начиналась от деревянных пристаней и серебряной стрелой уносилась к горизонту, разделяя тихое море на две темные части. Еще одна прекрасная ночь рядом с Халлэ.
– Однажды я пересеку это море, – внезапно произнесла девушка, – и отправлюсь на Север. Туда, где шасса-барса – всего лишь странный рисунок на коже...
Хэль покачала головой – в данный момент Халлэ смотрела на запад. Даже если плыть в ту сторону пару недель, всего лишь проплывешь через пролив между Северным и Южным материком, чтобы попасть в открытый океан...
– А еще там, на Севере – Беттанорекс! Величайший из героев... Знаешь, он ведь не только маг, но и мастер каннари-твин. Соединил в одно целое магию и боевые искусства и вышел за пределы человеческого понимания и воображения. Он – из тех гениев, которые рождаются раз в сто поколений! Он навсегда изменил этот мир... Говорят даже, что он может сделать магом простого человека, убрать с лица раба шасса-барсу...
Девочка недоверчиво посмотрела на подругу, не зная, можно ли в это верить. Возможно, только что она вообще впервые усомнилась в ее словах.
– Великий человек, сокрушивший Ведьму Кнарреса – Кристину Этлакен... – Халлэ, задумчиво рассматривая ночное море, внезапно смутилась и отвела взгляд, шасса-барса и отсутствие дневного света надежно скрыли девичий румянец на ее щеках. Хэль, впрочем, догадалась о его наличии.
– Однажды я встречусь с ним, – Халлэ словно пообещала это Луне на небе, и морским волнам. – А сейчас нам пора возвращаться.
На следующий день, после полудня, Калесанда собрала всех рабынь дома Балькаров, находившихся в ее непосредственном распоряжении, во дворе усадьбы, чтобы сделать какое-то важное объявление. Хэль также заметила господина Кагеса, смотревшего на них с террасы второго этажа, и начальника охраны Таракса, стоявшего рядом с ним. Последний каким-то очень странным взглядом смотрел на Халлэ.
– Сегодня нашему досточтимому господину Кагесу Балькару, – произнесла Калесанда, – пришло письмо от светлого господина Рэнари Валла. В нем говорилось, что светлый господин Рэнари Валл изволит завтра посетить дом нашего досточтимого господина Кагеса Балькара. Я ожидаю от всех вас надлежащего поведения, дабы ни одна косорукая растяпа не навлекла позор на дом Балькаров... – дальше Хэль не слушала – Халлэ очень странно себя вела. Застыла, словно окаменела, и невидящим взглядом смотрела в никуда, сжимая кулаки так крепко, что если бы не бинты, давно бы уже рассекла ногтями кожу на ладонях.
Хэль с беспокойством подергала ее за подол платья, и девушка очнулась, подарив ей виноватую улыбку.
– Халлэ, Хэль! – громкий окрик Калесанды спас девушку от лишних объяснений. – Поднимайтесь с остальными на третий этаж и помогите с уборкой. И чтобы ни одной пылинки не осталось!
Отвесив поклон, давая понять, что указания ясны, подруги стали подниматься наверх в сопровождении шумной стайки других рабынь. Но на половине пути их остановил Таракс.
Дав знак идти дальше всем, кроме Халлэ, он произнес:
– Это ведь дом Валлов продал тебя Балькарам? Или я ошибаюсь?
Хэль, которая осталась неподалеку, тайком от начальника охраны, увидела, как Халлэ вздрогнула от неожиданности.
– Все верно, господин Таракс, – ответила девушка, согнувшись в глубоком поклоне.
– Ты из рода Эррари, – мужчина не спрашивал, а констатировал факт.
– Да, господин Таракс.
– Они были практически полностью истреблены Валлами. Ты жаждешь возмездия?
– Носители шасса-барса не имеют иной воли, кроме воли своего господина, – все так же покорно ответила Халлэ.
– По ночам ты ходишь на гору и отрабатываешь удары из каннари-твин. Ты прячешь под бинтами сбитые кулаки и синяки на ногах, но походку и тело бойца под ними не скрыть. Ты держишь меня за новобранца, не знающего, с какой стороны браться за меч, Халлэ?
Наступила тяжелая пауза. Хэль всем своим телом вжималась в деревянную стену, переживая за подругу. Таракс, оказывается, знал об их ночных тренировках!
– Родители с малых лет приучили меня следить за тем, – Халлэ разогнула спину и выпрямилась, – чтобы навыки каннари-твин не утратили свою остроту. Как носительница шасса-барса, я не имею права практиковать боевые искусства, но они давно уже стали частью меня... Прошу прощения, что скрывала от всех свои привычки, но разве за все годы в доме Балькаров я хотя бы раз применила каннари-твин нашего господина?
– Именно поэтому я и закрывал глаза на твои... – Таракс повернул голову и посмотрел на притаившуюся Хэль, – ночные похождения. Когда Валл уедет, я поговорю с господином Кагесом о том, чтобы тебя отдали под мое руководство. А до тех пор не смей выкидывать никаких фокусов!
Сверкнув напоследок глазами, Таракс ушел.
– Идем, Хэль, – произнесла Халлэ тихим мягким голосом. – Дела ждут.
Девочка, следуя за подругой, не могла ощутить ничего, кроме исходящей от нее всеобволакивающей волны глубокой грусти. Ничего похожего на гнев или злость, ни единого намека на жажду мести. Вот почему начальник охраны так легко отпустил Халлэ – в ней больше не было того дикого зверя, который так часто показывал окружающим свои острые клыки. И Хэль сильно беспокоила эта перемена в ее душе.
В полночь Халлэ разбудила ее. Хэль, стряхивая с себя неуспевшую окрепнуть паутинку сна, с удивлением обнаружила, что волосы девушки собраны в хвост, хотя обычно она делала перерыв в одну-две ночи между тренировками.
– Идем со мной, – она уже стояла у окна.
Пожав плечами, девочка повиновалась.
На горе Халлэ нанесла по дереву всего пару десятков ударов, да и те вполсилы. Остановилась и, словно о чем-то задумавшись, уперлась ладонями в ствол, опустив голову и плечи. Хэль, которая все это время наблюдала за ней с крайней тревогой, хотела было уже подойти, как вдруг девушка резко отпрыгнула назад, принимая лдну из своих стоек. Только на этот раз она была собрана и сосредоточена как никогда прежде, все ее тело словно сжалось в тугую пружину. Затем она двинулась, совсем чуть-чуть, и Хэль в испуге плотно прижала ладони к голове – рядом словно кто-то очень сильно и очень быстро ударил плетью о воздух, так, что зазвенело в ушах.
Халлэ посмотрела на перепуганную девочку и виновато улыбнулась.
– Прости, – и приняла прежнюю стойку.
Следующий звуковой удар стал таким же внезапным, как и предыдущий, и только после четвертого Хэль сообразила, что Халлэ просто бьет кулаком о воздух – слишком быстро, чтобы это можно было вот так просто заметить.
Пятый удар стал последним, девушка остановилась и сняла бинты, просто бросив их под ноги.
– Идем, Хэль, я хочу показать тебе одно место.
Загадочным местом оказалась пещера у самого подножия горы. Вход в нее был надежно спрятан среди огромных камней, усеивавших узкую полосу между отвесной каменной стеной и морем. Стараясь не подскользнуться на скользких от воды камнях, Хэль последовала за подругой в узкую темную расщелину, часто оглядываясь назад, на уменьшающийся с каждым шагом клочок звездного неба.
– Это заброшенное святилище Матери Клинков и Костей, богини-воительницы, – Халлэ наощупь отыскала в одной лишь ей известной нише масляную лампу и огниво, за пару ударов зажгла огонь. – Я нашла его, когда решила сбежать от Балькаров, еще в свою первую неделю здесь. Передумала, конечно, и больше сюда не возвращалась.
«Почему решила вернуться сейчас?» – хотела спросить Хэль, но получилось лишь дернуть Халлэ за короткий подол платья.
– Такие места не посещают без веской причины, – ответила девушка.
Наконец длинный извилистый туннель закончился, и они пришли в просторную пещеру с высоким потолком. Хэль восторженно задержала дыхание, когда слабый свет лампы высветил на стене напротив каменный барельеф женщины с множеством рук, каждая из которых сжимала меч. Работа была очень тонкой и изящной, древние мастера вложили в свой труд все возможное почтение и уважение к божеству.
Халлэ зажгла четыре лампы, стоявшие на маленьком каменном алтаре перед изображением Матери Клинков и Костей, поставил рядом с ними свою и стала на колени. Слова древнего языка шаресов плавным текучим потоком сорвались с ее губ, бархатные, убаюкивающие. Хэль поняла, что девушка молится, не отрывая взгляда от своей богини, просит о чем-то важном, но вникнуть в смысл просьбы было невозможно. И крохотный серповидный клинок, который Халлэ извлекла откуда-то из складок одежды, стал полной неожиданностью для девочки, как и то, что его острое лезвие одним легким движением отсекло собранные в хвост прекрасные черные волосы.
Халлэ возложила свое подношение на алтарь и легла на мягкий песок, усеивающий пол пещеры.
– Хэль, – тихо позвала девушка, – иди ко мне.
Девочка очень осторожно подошла, не понимая всего смысла происходящего. Ей было обидно из-за того, что она не может задавать вопросы, а Халлэ, в свою очередь, не собирается ничего толком объяснять.
– Ложись рядом. Переночуем здесь.
Хэль, послушно сворачиваясь клубочком подле груди подруги, старалась не думать о том, что с ними сделают за самовольную отлучку Калесандра и Таракс. Ничего хорошего, но размеренное дыхание Халлэ быстро ее успокоило. Не стоит сомневаться в ней, она всегда знает, что делает – так думала Хэль, медленно засыпая. Тепло тела близкого человека согревало и радовало сильнее, чем что-либо еще на свете.
– Хэль...
Девочка открыла глаза и встретилась с очень нежным, очень глубоким взглядом Халлэ. Темно-карие глаза подруги сияли словно две звездочки в небесах.
– Я люблю тебя, очень сильно. Помни об этом всегда, хорошо?
Хэль кивнула в ответ, чувствуя, что больше не может бороться со сном. Крепче прижаться к груди Халлэ и уснуть – ей, наверное, другой ответ и не нужен...
Проснулась Хэль в одиночестве. Быстрым внимательным взглядом окинула пещеру и поняла, что Халлэ рядом точно нет. Со всех ног бросилась к выходу из пещеры, на секунду замерла, позволяя глазам привыкнуть к яркому солнечному свету – рассвет наступил уже довольно давно. Птицей взлетела к руинам маяка и, не найдя Халлэ и там, побежала к поместью.
Несмотря на время, дом Балькаров был погружен в тягостное молчание. Во дворе толпились люди, Хэль заметила много чужих лиц. Особенно плотное столпотворение было ближе к главному входу в особняк, люди широким кольцом окружили что-то, лежавшее на земле.
Отчаянно работая локтями, Хэль пробила себе дорогу сквозь стену из человеческих тел, и замерла, не веря своим глазам. У широких каменных ступеней, в трех шагах от бледного как мел Кагеса Балькара, лежали два тела.
Одно принадлежало высокому рослому мужчине в богатой одежде, лицо которого, обращенное к чистым небесам, было обезображено багрово-черной дырой на месте переносицы; второе, женское, было нещадно изрублено мечами воинов, хмуро смотревших на окровавленную землю. Один из них, начальник охраны Таракс, зажимал ладонью кровоточащую глазницу, другие стонали от боли, причиняемой сильными ушибами и переломами.
– Халлэ взбесилась, – произнес кто-то за спиной Хэль. – Рэнари Вэлл был убит, даже не успев что-то понять, да и никто не увидел ее удара. Господин Таракс первым бросился на нее с мечом, и лишился глаза, и только помощь других воинов, как господина Балькара, так и господина Вэлла, позволила одолеть убийцу. Столько лет рядом с нами жила мастер каннари-твин, а мы и не догадывались...
Ночью Хэль пришла к руинам маяка. В одиночестве.
Старое сухое дерево поприветствовало ее тихим скрипом своих ветвей, вопрос, прозвучавший в воздухе, оставил на губах девочки соленый привкус слез.
– Халлэ больше не придет, – ответила она.
Подошла к обмотанному тканью стволу, приняла стойку, которую видела не одну тысячу раз.
Удар, в который она вложила всю свою грусть, не оставил после себя ничего, кроме саднящей боли в костяшках пальцев.
– Север, – выдохнула Хэль, и стиснула зубы, чтобы нанести следующий удар.
– Беттанорекс, – дикая боль в левой руке вынуждала перейти на крик, но поддаваться ей девочка не желала.
– Север. Беттанорекс. Север...
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления