Онлайн чтение книги ОрдЛар, древний мир OrdLar, the ancient world
Глава 5. Знакомство с фауной древнего мира.

То был старинный аристократический дом, и во времена его пышности и блеска едва ли кто-нибудь мог бы поверить, что некогда его будут поденно отдавать внаём иностранцам. Но величие и падение сменяют друг друга. Так всё идет в этом мире. Чудную лестницу и полированный дубовый пол топчут теперь недостойные их ноги.

Бертрам Пол. Тень власти.

Провинции, принадлежавшие империи, описанные нами в предыдущей главе, пали, утратили силу свою и независимость; римский сенат расторг опасные для себя связи Греции, Этрурии и Галлии. Завоеватели света победоносны были от единого посеяния раздора между неприятелями своими. Соединенные силы противников могли бы поставить непреоборимые препоны успехам их оружия.

Гиббон Эдуард. О состоянии Римской империи при Антонинах.

В этой главе поведаю о флоре и фауне с их основной эволюцией. Без этого их облик будет казаться странным и неправдоподобным, как и повадки. Начну с пункта общего их происхождения, по аналогии с Землёй, где животные и растения имели одного предка, аналогичного зелёной эвглене, или от неё непосредственно.

На Ордларе тоже были и есть агрессивные жгутиконосцы, но их совсем мало благодаря авларомикотам, и то узко специализированы. В эволюции так всегда, хоть в благородной бесполой, хоть и в убогой половой: не успевшие стать новым видом вымирают при агрессивном естественном отборе под ударами потомков, приспособленных лучше к прежнему образу жизни, либо меняют образ жизни во избежание конкуренции. Там, где условия не изменились, вид-предок часто может остаться, каким был. Пример этого с отсталой Земли: антилопа и коза. Общий предок – антилопа, но козы в горах лучше антилоп справляются и там вытеснили их. Но в прежнем местообитании антилопы живут, условия не поменялись, а адаптированные к горам козы не спускаются в саванну.

Жгутиконосцы остались лишь одного семейства: плёночников (Adgeaceae). Они имеют 2 стадии жизненного цикла: свободноплавающие и плёночные. Все со жгутиками, похожи на эвглены, но при наличии большой концентрации органического питания создают биоплёнку в аммиачном океане с пузырьками водорода. Все плёночники склонны к массовому цветению «самоуничтожению»: на синеватой биоплёнке рядом с водородными пузырьками формируются при разрастании биоплёнки по её краям фторовые пузырьки, и при попытке откусить с краю кусочек фтор и водород соединяются со взрывом.

Это не даёт почти никому, кроме нечаевского червя-террориста (Nereis terronechaevus) из одноименного семейства, уничтожать эти плёнки, которые закрывают доступ к метану и убивают всё живое при массовом «цветении» водоёма. Червь этот произошёл от вымерших ныне полиповидных организмов, которые при стадии стробиляции стали не вымершими медузами, а подвижными сегментированными червями, они же черви-террористы. Начало их жизни идёт на стадии полипа, при избытке их на одном участке дна начинается стробиляция, и из одного типичного полипа получается один червь-террорист. И полипы, и черви – суть один организм, от которого по итогу произошла половина фауны планеты: из-за внутриклеточной защиты от яда стрекательные жала не развились в ядовитые, а стали лишь липучими жгутиками. Жертва приклеивается к щупальцам, а потом за работу принимаются развившиеся из ресничек зазубренные «иглы» с двойным набором компонентов: первый набор «нейтрализаторов» по своей природе представляет собою органические соли всех металлов и действует по принципу связывания активных центров защитных ферментов жертвы. Второй компонент прикреплён к нейтрализаторам и активируется при связывании ферментов жертвы, это набор расщепляющих ферментов, которые переваривают жертву, а потом через «иглы» питательная смесь всасывается прямо через щупальца полипов, которым поэтому не нужен рот.

Он становится нужен им на стадии червя: при стробиляции все «сегменты» срастаются, в центре каждого образуется отверстие, через которое прорастают мышечные тяжи, как ранее были при формировании полипа, а далее – сегментированная нервная система с большим числом нервных узлов, спереди тела их больше.

Щупальца сбоку тела становятся аналогом ласт для плавания в открытом водоёме и закапывании в почву при появлении авларовых рыб-предаторов (Avlaroperdaceae), а спереди – сложным набором ловчих инструментов. Между 10-12 щупальцами появляется рот-присоска, он не принимает участие в поглощении пищи, питается червь-террорист на стадии червя так же, как полип, но может удерживать крупную добычу против планктона на стадии полипа. А ещё на стадии червя он может восстановиться при потере «головы», предыдущий сегмент за одни земные сутки станет новой «головой».

При приближении к плёночникам он применяет одну хитрость, чтобы жить среди их взрывоопасной плёнки и не погибнуть. Он пахнет, как плёночники, и при пассивном плавании около них его не видно, он одного с ними цвета.

Но при взрыве плёнки, который устраивает заметившая червя и пытавшаяся его поймать хищная фауна, червь может погибнуть, и спасает вид от вымирания лишь наличие на теле под ластами многочисленных «почек», которые при взрыве разносит в аммиачных волнах повсюду. Оседая на дно, они становятся полипами, и цикл начинается сначала. Длина червя-террориста от 2 мм до 15 см на стадии полипа и до полуметра – на стадии червя. Их органы чувств ориентированы на волны и изменение давления вокруг, а также на слабые запахи всего живого и фтора с водородом. Часто черви не гибнут, а рывком уплывают от атакующего хищника, тот промахивается, взрывая плёночников, и с ожогом уплывает прочь. А иногда и гибнет, так что червю-террористу перепадает немного падали.

От червей-террористов произошли черви-шахтёры (Mbaaneminthacea). Они стали жить в иле и почве на уровне поверхности водоёмов, питаясь почвенной органикой и редко падалью. Они аналогичны дождевым червям Земли, но более хищные, стадия полипа у них аналогична предкам, но червь-шахтёр короче земного и с копательными «лопатами», полипы червей-террористов для него – лакомство, и он съедает их снизу, со стебелька, оставляя дно местом смерти.

Наедаясь, он не покидает грунт и живёт всю жизнь в нём.

Впрочем, большинство полипов и червей гибнут и зубах своих прямых потомков, авларовых рыб. Они разнообразны по виду и типу питанию, но авларовая рыбка-скалоед (Avlarus litophagus) любит полипы больше всего, а взрослых червей – время от времени. 99 % полипов гибнет от ярко-чёрной, как нефть, рыбки, 60 % взрослых червей – тоже. Она питается и авларомикотами водоёмов, причём, всеми. Её большой рот с 4 челюстями в зубах-скребках и 10 обрамляющих его рудиментарных щупальцах с острыми крючками не пропустит донной поживы, а полуметровое тело с широкими и толстыми плавниками защищено зазубренными шипами со всех сторон. Это не даёт рыбке быстро плавать, но ей это и не нужно: она при опасности сворачивается в шипастый шар, и мало останется охотников скушать этот колючий мячик. Рыбки эти стайны и с тремя чёрными глазами, что делает дно после «походов опустошения» словно вылизанным, и живого не будет там долго. А делают они так круглые сутки за исключением времени полусуточного сна прямо на дне водоёма в виде колючего шарика и защиты от хищников. Им благодаря бесполости не надо прерываться даже на спаривание и борьбу за статус в стайке: с хвостового плавника у них регулярно отделяются «почки», которые и вырастают в новых рыбок. Они становятся планктоном и питаются авларомикотами на поверхности и плёночниками на стадии активных пловцов, а также постоянно пребывающими в планктоне рыбками-запятыми (Grammaticeae). Эти рыбки едят всё, поглощая также и фтор с водородом на стадии взрослой особи, чтобы риск неприятного взрыва отваживал остальных. Их лавинообразное размножение совпадает с цветением плёночников и является бичом для всех прочих. Более того, взрослые фиолетовые с алыми полосками рыбки длиной до 2 см с острыми зубами неистово кидаются на хищников и отгоняют их от своей пищи.

Они одни могут питаться плёночниками, когда те «цветут». Но до этой стадии рыбка-запятая уязвима, чем черви-террористы с авларовыми рыбками и пользуются. Если бы все почки от одной такой рыбки в течение земного года выжили и выросли, всё дно всех водоёмов ОрдЛара было бы занято ими впритык.

Полипы и нередко взрослые черви-террористы решают эту проблему. Взрослых рыбок ест рыба-ларец (Vendigo carnus). Она длиной до роста человека, но тоньше и с более плотной мускулатурой. На конце её зеленоватой с чёрными разводами трёхглазой морды во взрослой стадии нет рта из челюстей, но есть произошедшая от него длинный зазубренный 70-сантиметровый «клинок» с 1000 ядовитых пищеварительных желёз внутри. Он не рубит, а протыкает на манер пики, минуя таким образом шипастую защиту рыбок, и переваривает их изнутри. А затем просто высасывает получившийся бульон. У авларовых рыбок еда при наличии рта тоже не переваривается в желудке: их язык содержит «иглы», как у червей-террористов, и вся еда методом «воронки» проходит мимо них, получая дозу «угощения» для переваривания.

Так же себя ведут и виды рыбок-неразлучников (Lardilarlordi). Эти напоминают поведением саранчу, вид зелёных стрелок (Lardilarlordus cortanus) размером с мелкого зеленоватого черноглазого карасика с мелкими лезвиями по всему телу, они неуязвимы к почти любым хищникам. Они агрессивно плавают в открытом водоёме тысячами и едят всё, что естся, лишь цветение плёночников им не по нутру. Даже слабое количество яда от биоплёнки обращает их в бегство, и они зарываются в ил в ожидании гибели плёночных врагов. Нередко на годы. Иной управы на рыбок-неразлучников нет совсем, и они тоже переваривают добычу вне организма.

Это аналогично земным паукам, что исключает кишечный паразитизм, так что глистов на ОрдЛаре нет, вымерли. Но пищеварительная система у местных своеобразна: у червей это набор сосудов типа лимфатических, и переваренная еда поступает по ним во все ткани. У рыб и более развитых организмов эта система усложнена: есть рот для захвата крупной добычи с фильтрами по типу китового уса и состоящий из бывших 12 щупалец «язык», он принимается за работу по введению фермента, когда снабжённые мышцами фильтры выделят аналог смолы, которая соберёт всё собранное, как паутина пеленает муху. Далее - поглощение пищи. У рыбок-неразлучников во рту и на боковинах фильтров тоже есть лезвия, что позволяет им и умертвлять добычу, и пеленать в виде «нарезки». Есть у них и жутковатый способ воспроизводства, которые есть и у немногих продвинутых авларовых рыбок, их предков. Он напоминает саккулину: в основании зазубренных боевых шипов есть капсула с зародышем, и при ударе шипом он отделяется от рыбы, вводя на манер шприца самого зародыша в тело нападающего. Участь у него, если иммунитет не справится сразу, как у гусеницы с личинками внутри. И пищеварение у зародышей, как у саккулины, они выделяют ферменты поверхностью тела и всасывают ей питательный бульон. Заживо.

То есть, кишечник у всех жителей ОрдЛара на всех стадиях жизни отсутствует, а все продукты выделения уходят через почки в виде аммонийных солей изопрена после 5-6 биохимических путей обработки пищи. Которые за счёт деаммонификации потребляются панцирными водорослями (Shellalgaceae). Через многочисленные поры в их шипастом седом панцире. Диаметром от 1 мм до 2,5 см, эти растения поглощают все отходы в море, конкурируя с авларомикотами в этом, но выделяемые ими яды делают их опасными для поедания всеми, кроме… яркого и вредного нравом семейства рыбок-педантов (Avlaropedatnticeae).

Они уникальны тем, что произошли не от полипов и червей, а от вымершего семейства псевдомедуз. Будучи активными пловцами и вытесненными рыбками-запятыми, эти снабжённые упругим полимерным каркасом для прикрепления мышц стали рыбками-педантами. Теперь это самое разнообразное по числу видов семейство пловцов планеты занимает все склоны ниже уровня водоёмов, и почти все они развили симбиоз с панцирными водорослями, чистят участочек и недовольны любой соринкой, кусают всех гостей. Будучи неуязвимыми к яду водорослей, они одни их едят, потому скапливают в себе яд и несъедобны на взрослой стадии для всех. Ради этого о и охраняют водоросли от всех желающих отведать флоры. Внутренний скелет у рыбок-педантов каркасного типа, как и у всех на планете, что позволило развить многим способность издавать инфразвук для общения. Но каждая взрослая рыбка-педант довела это до совершенства, её крик может взрывать вакуольные пузырьки биоплёнок, что освобождает водоём от «цветения». Червям-террористам негде прятаться, и все пируют ими. А рокочущим звуком вроде «бе-бе-бе», похожим на бурчание всем недовольного педанта, разноцветные с зеркальным покрытием рыбки отпугивают всех остальных, кидаются на всё, что движется, и хищник отступает восвояси.

К слову, в виде планктона они уязвимы, и синяя рыбка-педант (Avlaropedatntica cianovampirus) развила адаптацию для спасения немалого числа особей на стадии мальков: все мальки этого семейства прячутся во рту авларовых рыбок и рыбок-запятых, питаясь через длинный «язык» частью пойманного ими, но у синей рыбки это пошло дальше. Они прячутся между стенкой ротовой полости и фильтрами, прокалывая «языком» мелкие сосуды и питаясь чёрной кровью большой рыбы.

От того, насколько крупна рыба-жертва, зависит, какая жизненная форма будет у взрослой рыбы, рыбки-запятые малы и «породят» мелкие сине-красные матовые формы длиной не более 0,5 см, авларовая рыба же «даст» крупную синюю форму, похожую на лист и с зеркальными боками. Они переносят с собой потомка жгутиконосца, синего кровавика (Cianosangvina ichtiophagus) из одноимённого семейства. И эти две формы друг друга на дух не переносят. Каждая из них паразитирует в крови рыб, но реакция на них одинаковая. Больная рыба быстро растёт, много ест и постоянно теряет чешую, в которую переселяются взрослые особи, они станут спорами и будут съедены мальком рыбки-педанта, которая к ним устойчива и через «язык» передаст их в активированной форме своей жертве. Сами они погибают при попытке подселиться в 95 % случаев, съедаемые другими, иначе бы они перезаражали всех рыб на планете. При поедании их обычным способом кровавики гибнут, лишь питание кровью дало им жизнь. Рыбки-неразлучники им смерти подобны, лезвия на фильтрах режут их на части сразу.

Кровеносная система у водной фауны планеты аналогична таковой у позвоночных: замкнутая, но кровь из оксида марганца почти чёрного цвета, потому мясо чёрное. Но ни у кого на ОрдЛаре нет сердца, вены и артерии мелкие и находятся внутри мускулов, что позволяет им осуществлять кровообращение без центрального органа в едином ритме за счёт системы клапанов. У червей кровь на марганце тоже, но у червей-шахтёров есть доступ к красному окислу хрома, что позволило обрести уникальную адаптацию иметь кровь с двумя металлами, а не одним. Это делает их биоиндикаторами, видно, откуда какой червь – у водоёма жил или в земле дальше. И споры панцирных водорослей цепляются к их щетинистым «ластам»-лопатам, позволяя переносить их из водоёма в водоём через подземные затопленные ходы.

Правда, часть видов червей-шахтёров вышла на поверхность земли, породив первую волну сухопутных жителей. Вначале панцирные водоросли прижились на грунте, породив кактусообразные растения всех эпох, подцарство авларовые кактусы (Lardaistvidata). Самые типовые виды, которые есть везде: кактус Мариетта (Lardaistvidus Mariettus), кактус Меррита (Lardaistvidus Merrittus) и кактус Тиндалоса (Lardaistvidus Tindallus). Без их участия не обходится ни один биотоп. Кактус Мариетта высотой с дом, серый и растёт ближе к водоёмам, не переносит сухость, в отличие от серого кактуса Меррита размером с кошку, который по причине оттеснения от водоёмов выше упомянутым видом любит горы и фиксирует азот, возвращая его в круговорот вещества. его семена миллиардами летают в воздухе на микропузырьке водородного состава, становясь пищей фаэтонам. Кактус Тиндалоса мелок и синеват, является пищей всем, но много его есть нельзя: его яд действует не сразу и убивает иммунодефицитом при передозировке, а при поедании его скрытые в мякоти микроскопические семена прорастают в теле убитого или часто прямо на его морде при жизни, вызывая ужасную болезнь, тиндалоз. Без лечения, а его придумали лишь разумные жители, не спастись, ибо его корни прорастают всюду, во все органы и ткани. Впрочем, у геноцидников всех видов, прямых потомков червей-шахтёров, есть к этому иммунитет, и кактус с убитым им становится им желанным обедом.

Но почти вымершая в водоёмах авларовая рыбка-неразлучник вида седой неразлучник (Lardalarlordus albus) поменяла образ жизни из-а конкуренции с другими рыбами и стала жить на дне и отмелях. Её лезвия стали смесью крюков и лопат для закапывания в ил дна. Но она быстро научилась питаться кактусами Мариетта и мелкими геноцидниками, для чего вышла на сушу окончательно в виде полуводного отряда мариэттов (Mariettora). Они заняли все ниши амфибий, питаясь всем, чем только можно. Однако крупный геноцидник не чета шестилапому пятиметровому мариетту авларовому (Mariettus lardus). Лезвия на его спине не пропали, а четыре челюсти-лепестка с многочисленными тёмными зубами могут легко перемолоть камень из кремня, как леденец. Десять когтей на каждой лапе позволяют держаться на любом грунте, а бывшая чешуя стала бронёй.

На хвосте у него зазубренные шипы, способные бить при атаке сзади, а в основаниях оных – «почки» для размножения. При ударе шип отделяется, и в жертву попадает зародыш мариетта. Участь жертвы – как у водного предка. При большом количестве «шипов-яслей» мариетты становятся очень агрессивными и нападают на любое животное поменьше для репродукции, но это редко бывает. Чаще шип остаётся в земле и там прорастает, как обычный зародыш.

Только один мариетт, мариетт-строитель (Mariettus thermitus) пошёл в этом ещё дальше прочих, он жалит так кактусы Мариэтта и Тиндалоса, и потомство этой метровой фиолетовой амфибии выедает кактус изнутри заживо, а потом покидает их как взрослые особи. Но далеко не уходя, высохший остов используется ими в дальнейшем как дом, а мелкая фауна и только проросшие кактусы – как пища. Когда приходит пора плодиться, мариэтт закапывает кактус-дом на время своего недолгого отсутствия, находит другой, и история повторяется. Так из не бывает много на одной территории, ведь они территориальны до фанатизма.

Только мариэтты не могут удаляться далеко от водоёмов, опасность пересыхания из-за летучести аммиака – их бич и изъян. Эту проблему решили другие, их потомки. Меньше самих мариэтов, байроны (Baironita), шестилапые и юркие существа метровой длины и меньше, отрастили сплошную не сохнущую далеко от водоёмов шкуру из аналогов изопрена, а отходами жизнедеятельности стал сульфат аммония, прежняя органика пошла на шкуру. Серую, всю с бурыми разводами и шершавую, незаметную на земле и среди растений, что помогло им охотиться на крупных геноцидников и рыть землю в поисках червей.

Теплокровность не развил никто на планете, кроме авларомикота «камина» (Avlaromyces thermogenus), который теплом привлекал синих геноцидников (Genocidomorphus oceanos), чтобы в тепле быстрее развивалось их бесчисленное потомство. Этот вид геноцидников опасен для всех, кроме байронов, которые не боятся их яда и сами питаются ими в 50 % случаев. Прочая еда – кактусы и черви. Один из байронов, байрон шипастый (Baironus spikus), начал жить стаями и выращивать кактус Бэбиджа (Lardaistvidus Babedgus) как наиболее питательный и обычно плохо растущий рядом с другими растениями. Убивая прочие виды плеванием фтороводорода на них, он сажает семена кактуса Бэбиджа вскоре после убийства конкурирущего растения, они одни выдерживают такой «пестицид», и проросшее ест.

Там, где этих синеватых кактусов очень много, байроны есть всегда, и они очень территориальны по отношению к их растениям. Едящего их пищу представителя другого вида они загрызут насмерть.

Один из мелких геноцидников, аэростатный (Genocidophorus mendeleevus), породил семейство Менделеевы аэростаты (Mendeleeviceae) и одноимённый отряд. Он тоже научился отращивать шкуру на манер байронов и вовсе не пересыхать. Это позволило ему задерживать и водород, надуваться за его счёт и летать, как аэростат. Это помогло ему охотиться на высоте и спасаться от мерритов и байронов, плодясь на скалах, где легче спрятать от вездесущих червей с байронами своих потомков. Но для полёта одного хрупкого пузыря с газом мало, и они развили из конечностей, кроме 2 передних с шипами для ловли мелкой живности и состригания верхушек кактусов. Целых четыре «крыла», работающих по типу подвижных стабилизаторов и парусов, а их форма тела стала напоминать острый спереди и сзади дирижабль для быстрого горизонтального полёта. Общались меж собой они яркими алыми и синими сигналами, свет - от светящихся симбионтов-авларомикот.

Ниша летающих существ ими занята всерьёз и надолго, одни поедают наземную пищу, другие вроде двухметрового и быстрокрылого хантера (Mendeleevicus hunterus) - другие аэростаты, ещё и крадут их газ для скорости дозаправки своих летательных пузырей.

Разумеется, мелкая живность всех сортов стала им попутчиками, нередко опасными. Например, мариэтт-путешественник (Mariettus protus) размером с мышь может вцепиться не в привычную для такого образа жизни большую рыбу или гигантского сородича на спине между шипами, где почти не достать, и проткнуть когтями с хвостовыми шипами аэростатов пузырь, а на земле Менделеев аэростат – покойник. И мариэтт, пересохший на высоте далеко от водоёма, тоже.

Но в водоёмах от мелкой авларовой рыбки-прялки (Avlarus Uittnis), никогда не видевшей суши, появилось семейство, которое стало третьей волной переселенцев на твёрдую землю. Они развивали не длину тела, а щупальца и их хватательные функции. Тем самым они породили отряд Арэев (Araea), они же псевдоосьминоги. Их тела стали подобны торпедам, общались синими сигналами для тишины, а многочисленные щупальца развили жестикуляцию и мозг, и обзавелись острыми мелкими крючьями с выростами плоти между ними. Это позволяло и впиваться в жертву, и ощупать её на предмет ядовитости, ведь органы чувств на щупальцах у всех в водоёмах. На суше ни у кого щупальца не исчезли, а стали аналогом коротких усиков у насекомых, ещё и с функцией дополнительного захвата добычи широкими шершавыми «лентами» при нападении.

Псевдоосьминоги стали терроризировать водоёмы, устанавливая и симбиоз, как в с рыбкой-педантом. Та чистила их после охоты, питаясь частью трофеев, за это арэй вредный (Areus terrorus), который стал опасен даже для рыбки-неразлучника своими шипастыми щупальцами и бронированным против лезвий телом, мог нередко жить среди рыбок без предостерегающего «бе-бе-бе» и раздачи пинков бронированной мордой, да ещё и кушать понемногу водоросли. Впрочем, свою с рыбками территорию он стал защищать тем же звуком, что и они, но резче, и атаками с частым убийством нападающего.

Плодятся арэи, как и рыбки-педанты, почкованием, но их потомство хранится далеко от водорослей, иначе рыбки его скушают во время очистки территории от паразитов. Так это спасает колонию от перенаселения.

Но один из видов арэев, арэй зелёный (Areus terrorus esmeraldus), навострился охотиться на мариэттов поменьше, а стаей убивать иногда крупного. Но крупные живут на суше не меньше, чем в воде, и часть псевдоосьминогов вышла на сушу для освоения этого пищевого ресурса. Вначале они жили лишь у водоёмов и сами становились пищей, но менделеевские аэростаты, охотившиеся у воды, стали им неожиданными помощниками. Цепляясь за них, они заставляли живые аэростаты взлетать выше, и окрестность суши стала видна лучше. Пользуясь навыками арэя вредного, своего предка, они инстинктивно «приручили» часть летунов и стали летать на них, подманивая кусочками мяса. В итоге появился вид арэй Гвиздо (Areus Gvizdos sp.), который стал летать на «дирижаблях», прыгать с них и убивать добычу, а потом делить её со своим транспортным средством.

Поначалу их тела недолго терпели метановый воздух, но потом они научились лучше предков дышать расширившейся частью ротовой полости, а потом и вовсе обзавелись лёгкими на манер илистого прыгуна, так что водоём для них так и остался необходимостью. Некоторое время спустя арэй Гвиздо стал полностью дышащим воздухом, но не сухопутным полностью, ибо он вышел из воды в воздух, и на суше был лишь при убийстве добычи. Но пребывание в полёте, прицепившись к брюху неспособного в одиночку умертвить большое животное живого аэростата четырьмя специально приспособленными для этого щупальцами, сделало его устойчивым к атмосфере, а активная охота приспособила к жизни на суше. Вместе они добывать добычу, которая недоступна им по отдельности, ибо щупальца арэя могли терзать острыми крючьями добычу, которую не может убить сам аэростат, а арэй не моет сам летать и ускользать от наземных хищников без своего летуна.

Так арэй Гвиздо стал на манер кое-какого персонажа смертью с небес, а потом стал собирать для себя на суше и мелкую растительность, которую ел прежде лишь в водоёмах. Они заменили всех летунов мира, не дав взлететь байронам, так что птиц и птерозавров не появилось. Мелкие потомки этих симбионтов, фаэтоны (Areus Gvisdos Phaetonus sp.) общим размером от бабочки до орла, летали и становились дармовой пищей для всех подряд.

Случилось в итоге то, что должно было: часть арэев Гвиздо перешли почти полностью на сушу в горах недалеко от водоёмов и стали там даже ночевать в сплетаемых из растений жилищах, улетая лишь на охоту. 4 хватательных сильных щупальца и 4 щетинистых цеплятельных стали аналогом гибких рук и ног. Вначале им нелегко приходилось, - байроны и мариэтты охотились на них, - но, в крайнем случае можно было взлететь вместе со своими прикормленными аэростатами-симбионтами.

В итоге таких отношений они познали и водоёмы из аммиака, родину своих предков, и воздух, и сушу, что повышало интеллект, так что вскоре разумные существа стали жить-поживать и за власть воевать. Похожие на изумрудных с синеватыми светящимися – адаптация к полётам для подачи сигналов на расстояних, когда от ветра ничего не слышно, – пятнами и узорами из них они напоминали осьминогов, но 4 щупальца напоминали стоящие на земле ласты тюленя, со щетинистым низом, а 4 спереди – 4 плоских змей с шипиками-крючьями изнутри, а выросты между ними – маленькие шершавые изнутри пальцы. 3 огромных, закрытых прозрачной капсулой, янтарных с красным отливом глаза смотрят во все стороны, а рот из 4 челюстей-лепестков закрыт щупальцами. Тело размером с младенца и весом около 4 кг. Скелет приспособлен к падениям и образует как бы каркас, состоит, как и у всех на планете, из аналога терпеновой смолы, гибче кости вдвое.

Так выглядят разумные представители вида Арай (Areus sapiens aeronauticus). Которые до самого конца их мира не оставили привычку летать на менделеевских аэростатах.