Томас прибыл на место в половину двенадцатого и загнал машину в единственный уцелевший сарай, чтобы не светиться снаружи. Мальчишка уже был там – лежал на куче сена, спеленатый по рукам и ногам, рот был заклеен липкой лентой. Томас проверил узлы – ни единого шанса развязать их и сбежать. Генри знал свое дело.
Брата не было – он в кои-то веки прислушался к совету Томаса и уехал сразу после того, как привез мальчика. Впрочем, Томас понимал, что это не его заслуга – Генри не дурак и сам знает, что светиться вместе опасно. Тем лучше.
Выглянув из сарая, Томас удостоверился, что нигде нет ни огонька, ни движения – похоже, за ним действительно не следили, пусть он и считал это глупостью со стороны Солитарио – затем вернулся к мальчику и осторожно отклеил ленту с губ.
- Только не кричи, – предупредил он. – Тут тебя все равно никто не услышит, а у меня уши чувствительные. Могу и разозлиться.
Матео кивнул.
- Вот и умница. Сейчас я тебя развяжу, но бежать не советую – тут чистое поле, темень – хоть глаз коли. Заблудишься в пять минут.
Томас быстро справился с узлами, и мальчишка, морщась, вытянул ноги и руки в разные стороны.
- А у вас попить нет? – спросил он.
Томас чертыхнулся. Все никак не мог привыкнуть к жестокости брата, тот даже воды ребенку не дал, прежде чем уехать!
Он залез в салон машины и, порывшись в бардачке, протянул Тео банку газировки.
- Вот, держи. Только не говори, что ты еще и голодный – еды у меня нет.
Мальчик помотал головой, щелкнул колечком и ойкнул – острым краем он порезал палец. Кровь закапала на и так изрядно заляпанную рубашку.
- Ну елки-палки, – выругался Томас. Теперь его еще и в жестоком обращении с детьми обвинят, если поймают. – Ты что, никогда их не открывал, что ли?
Тео помотал головой.
- Папа редко пьет колу.
- Все папа да папа… – Томас снова полез в машину. – Папа то, папа это… Где вот сейчас твой папа?
Среди прочего хлама он наконец откопал старую замызганную аптечку и, порывшись в ней, извлек начатую упаковку пластыря и почти пустую бутылочку перекиси. Вроде срок годности еще не вышел, впрочем, какая разница?
Он плеснул перекись на палец Тео, жидкость мгновенно зашипела. Мальчик прикусил губу и молча смотрел на крохотные пузырьки. Наверняка щипало жутко, но он не жаловался. А Томас в детстве из-за любой царапины такой ор устраивал, что все окрестные кошки разбегались…
- Ну вот. – Томас прилепил пластырь на порез. Получилось криво, но главное, чтоб держался. – Сейчас кровь остановится. И пей давай свою газировку, раз уж из-за нее столько жертв.
Мальчик кивнул и приник к банке.
- Спасибо, – сказал он, когда закончил. – За газировку и за это. – Он продемонстрировал неуклюже заклеенный палец.
- Да было бы за что, – фыркнул Томас. – Можно подумать, первый раз тебе кто-то пластырь лепит.
- Нет, но… – Тео подтянул колени к груди. – Знаете, ваш брат не первый, кто меня украл.
- Да ну? – совсем не удивился Томас. – Ты, наверное, какой-нибудь богатенький сынок, не иначе.
Тео пропустил сарказм мимо ушей.
- Но вы первый, кто меня не бьет. – Он улыбнулся, и Томас непроизвольно тоже начал расплываться в улыбке, но, спохватившись, состроил серьезную мину.
- Тоже мне, достижение. А остальные что, лупили тебя почем зря, что ли? Я не про брата, сам знаю, что он мудак.
- Первым был дядя Лукас. Он очень не любил папу, все мечтал сделать ему побольнее, вот и украл меня. Но дядя Лукас вовсе не был злым, просто… – Тео помолчал, подыскивая нужное слово, потом пожал плечами, – обиженным.
- Обиженным? – повторил Томас. Однако ж мальчишка его заинтриговал. – Это в каком смысле?
Тео снова пожал плечами.
- Он много разговаривал сам с собой, даже плакал один раз. Я знаю, что он сделал что-то плохое папе. Давно. Но папа никогда не делал ему больно в ответ, хотя наверняка хотел. Я бы хотел.
- Хороший у тебя папа, – протянул Томас, растянувшись на сене. Он посмотрел на часы – до прибытия самолета оставалось еще сорок пять минут. – Ты сказал, дядя Лукас был первым. Значит, был и второй?
Тео съежился и сразу будто стал меньше. Томас пожалел, что не прикусил язык, но было уже поздно.
- Был, – глухо ответил Тео. – Это плохой человек. Ужасный. Чудовище. Даже ваш брат… – он осекся на мгновение, потом снова заговорил, – даже ваш брат не такой монстр.
И где только детишки понабрались таких слов, подумал Томас, ежась. Он не был уверен, что хочет слушать дальше.
- Он хотел убить папу, – продолжал Тео. – Но сначала – тех, кого он любит. И выбрал… выбрал меня. Если бы я знал, я был бы осторожней и не попался ему… Но…
Мальчик всхлипнул, и Томас, повинуясь порыву, протянул руку и похлопал его по спине. Ему становилось все неуютнее, но он должен был дослушать до конца. Любопытство разбирало, да и мальчишка, похоже, нечасто говорил с кем-то об этом. Пусть выговорится, вреда никому не будет.
Тео вытер щеки, размазав по ним грязь, и тихо ойкнул, когда коснулся левой стороны лица – там лиловел огромный синяк, спасибо Генри.
- Вы знаете, я хочу такую же прическу, как у папы. Видите, как отросли? – Он улыбнулся сквозь слезы, но уголки губ тут же сползли вниз, как у грустного клоуна. – Так вот, этот человек сначала состриг мне волосы. Потом сломал пальцы. И все записал на видео и отправил папе. И говорил, что будет продолжать, что сломает мне руку, ногу… спину… И все покажет папе, чтобы он мучился.
Томаса мороз драл по коже. Уж такого зверства он и представлять не хотел. Конечно, он, бывало, тоже ломал пару-другую фаланг должникам – то было по молодости, когда он только-только раскрутил бизнес – но проделывать подобное с ребенком за здорово живешь… Каким чудовищем надо быть, чтобы вообще додуматься до такого? Волосы отрезал… Псих!
- Я так хотел убежать, но не мог… Не мог… Я просто ждал, когда придет папа, и он пришел, он спас меня! Спас от того монстра и сделал так, что он больше никогда не вернется. – Тео задрожал. – Но я все время боюсь. Боюсь не за себя, боюсь за папу, что его похитят или… или убьют. – Он поднял на Томаса заплаканные глаза. – Дядя Томас, за что? Что мой папа им всем сделал?
Отличный вопрос. И множество ответов, но ни один из них не будет правильным. Поэтому Томас промолчал и просто придвинулся ближе, осторожно обняв мальчика за плечи. Тот уткнулся ему в грудь, прямо в логотип рок-группы «Extreme» , и, уже не сдерживаясь, разрыдался в голос.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления