Онлайн чтение книги Корбан, не Даллас Corban, isn't Dallas
Рассказ № 1. То, что рядом и внутри нас.

– Прошу прощения, О’Доннел, – сказал он. – Я очень испугался вашего кинжала.
– Ну... – произнес я в замешательстве. – Видимо, вы решили, что я хочу вас заколоть.
– Да, решил! – Видя недоумение на моем лице, он добавил: – На самом деле я так не думал – это был лишь слепой первобытный инстинкт человека, на которого идет охота.

Роберт Говард. Повелитель кольца. Это у него Толкин украл и идею, и название, вор!

Надеюсь, тебе никогда не придется пере­жить того, что довелось мне, когда я увидел в окне это лицо; представь: надо мной — летнее синее небо, теплый ветерок овевает меня свежим дуновением, и вдруг... Я понял, что случайно проник взглядом в иной мир, заглянул в окно заурядного современного домика — и увидел разверстую пасть преисподней.

Артур Мейчен. Сокровенный свет.

По асфальту, старому и местами вспученному неутомимыми корнями жизнестойких, невзирая на все вялые попытки человека их усмирить, деревьев шло двое. Один, смуглый по лету высокий крепкий шатен с карими презрительными глазами, чью одежду составляли летние брюки и сандалии со светлой пляжной рубахой и панамкой того же цвета, чьи движения были быстрыми и отточенными, как у бывалого драчуна. Второй, совсем старый, седой и степенный, с резной серой тростью и в летнем же туристическом костюме светло-серого цвета с узорами в форме корабельных канатов, на левом нагрудном кармане – петлица, в которой была медаль «Воронцовские пещеры», в которых он недавно бывал со своим спутником.

Взгляд старика был «равнодушно-пронзительным», он словно видел всё насквозь, но ни разу не задерживал ни на чём внимание дольше пары секунд, что не могли скрыть даже стильные солнечные очки. И голос у него был довольно приметным, если кто решил бы запомнить, – неестественная чёткость и при всём подобии шёпота немалая сила. Такое сочетание не позволяло собеседнику говорить, что он что-то не расслышал, благо повторить слово в слово он мог относительно сложную фразу на любом языке почти без акцента.

Точно так же мог его спутник, хотя развязность его баритона маскировала чёткость и отсутствие любого акцента, но, в отличие от старика, он мог его умело изображать. Это он делал и сейчас, любой принял бы его по говору за жителя Адыгеи.

- Не так, Корбан, Вы видите их ясно, научились видеть как бы за дверью, но ассоциируете их с чем-то знакомым. Это - отдельный мир, хотя он рядом с нами и в нас самих. – говорил без назидания, просто советуя, старик, остановившись у высокой разрушенной лестницы, - Попробуйте снова.

- Ян, я делаю это, но ощущаю лишь историю этих мест, и всё. Мешанина людей и зверей, даже упавшую ветку, убившую старика. – ответил, шумны выдохнув, шатен. – сосредотачиваюсь, чтобы мир казался ширмой, и как бы отодвигаю её и смотрю в глубину. Так ведь?

- Да, верно, и Вы должны представить весь мир и всё в нём остановившимся, как бы стеклянным, как из облитого грязью стекла, с которого Вы как бы смываете грязь и видите в истинном облике то. иное. Что за этим стеклом?

- Всё верно, Ян, я так и делаю, но получается лишь история, туман и жуть я ещё в первую неделю научился игнорировать, Вы учили.

Старик задумался, у него получалось легче. Видимо, практики надо больше. Этим соображением и поделился с собеседником.

- А, впрочем, Корбан, интересно. Может, что-то увидите историческое интересное.

- Пока лишь суета, тренируюсь наводить на резкость, Ян.

Что есть наш мир? Лишь форма, принимаемая материей, ширма. Что есть материя? Лишь прах. И, летя сквозь неумолимое время, места запоминают всё, что с ними происходило, как бы обретают свою собственную сущность. Подобно тому, как набирается опыта человек, напиваются временем, опытом и места, их сущность и уже она в каждом случае начинает со временем развиваться по своим собственным лекалам, становясь по итогу лишь отдалённо похожей на себя в начале жизненного пути.

Если сосредоточиться, отметая все так называемые события, составляющие вместе всю жизнь, а обращать внимание на нечто иное, живущее независимо от суетливой материи, как бы глядя в Бездну, отодвигая внешнюю оболочку окружающих предметов, как бы открывая дверь мысленно из освещённого мира в бездонную пропасть, тогда Их будет видно. И будет видно сущность каждого места, которая помнит прошлое и знает, хоть и не понимает, многое-многое, как архив.

И так может абсолютно любой, если сможет сосредоточиться и видеть, что мир – ширма, а за ним, стоит приоткрыть надоедливые шторки, иное. Тот свет не где-то в небесах или под землёй, он здесь, рядом с нами и внутри нас, всегда!

Корбан учился этому, но его разум показывал ему лишь более ранние события, такие же мелочные и пустые, как и происходящее сейчас. Ян видел старания шатена, но пока всё было на месте. Сам он видел эпохи древнее в разы, и знал, где искать одну вещицу, которую искал тридцать лет.

- Ян, дальше тридцати лет назад никак! – сердился Корбан.

- Со временем, не спешите так, я учился этому пять лет. Если долго слишком смотреть и часто, можно сойти с ума, так что не переусердствуйте. Тот свет, он же этот, его истинная неотторжимая часть, мир Их, хороший архив, благо самоорганизация у бесплотного есть не меньше, чем у живого, но не более того.

- А, если Они начнут смотреть на меня? – спросил Корбан.

- Тогда придётся сражаться с ними или затаиться, а их природа и эволюция мне известны плохо, благо все труды по магии, мистике и эзотерике не говорят об этом конструктивно ни слова! Приходится учиться самостоятельно, как Вы знаете, Корбан. Интересно изучать Их.

- Знаю, знаю! – поморщился тот. -А они изучают нас или, что вернее, давно изучили из-за своей древности. И что-то делали, чтобы оставаться в тени. Убивали тех, кто их находил. Твари!

- Вероятно. вполне вероятно. - ответил старик. Он-то знал про «сойти с ума» не меньше, а больше психиатров. Кроме шизофреногенного общества и пристукнутых родичей, виноваты ещё и Они, слишком на них засмотревшиеся нередко, скажем так, поедались Ими. Он не сказал Яну, что в местах видел и практически слышал во многих местах при взгляде в Бездну крики пойманных Ими людей всех возрастов и полов. Некоторых из них он знал, дурдом стал их ПМЖ.

И он планировал за них отомстить, сделать безопасным и тот свет тоже. Хоть он не имел отношения к загробному миру ни грамма, но уничтожать сущность живых существ никакие места не имеют право! Подумал и поделился этими мыслями с Корбаном. Тот эмоционально согласился. Надо узнать о Них всё и уничтожить.

Теперь стали понятны неожиданные несчастливые случаи с физиками и просто иными людьми или увидевшими, как говорят в народе, чертовщину. Вот, почему написано, что увидевший бога - не жилец. В облике богов, демонов, судьбы и прочих высших разумов всегда таятся Они. А иногда подкидывают живым какие-то неточные сведения, а те говорят, что это интуиция.

Хоть бы раз перестали быть инфантильными и верящими во всеобщую благость полудетьми и подумали, откуда дровишки, и зачем к ним это приходит. Мотив, источник, всегда надо это спрашивать! Узурпаторы того света и кукловоды этого, убийцы и подонки. Раз таятся, значит, боятся. Значит, знают, что не бессмертны, что Их можно убить. Это когда-то и случится, ни один тиран не живёт вечно, и Корбан с Яном вместе хотел быть тем, кто свершит очищение во имя жизни.

Приняв такое решение, он пошёл со стариком принять тёмного пива с помидорами черри и сырным омлетом с жареным перепелом, своей любимой едой. Старик заказал себе судака жареного, картошки под соусом и коньяка с лимоном, благо хорошо во всём выше перечисленном разбирался.