Всегда есть что сказать, просто мы боимся реакции на эти слова.
«Что? Как? Не может быть! Это все лож! Не правда, не верю!», — крутилось у меня в голове, когда я был на пресс конференции. Я не мог поверить, не мог понять, что это значит, не мог отойти от шока. Всю пресс конференцию я думал об этом.
Возвращаясь домой, я анализировал поведение Илоны. Вспоминал каждое ее слово, движение, поступок, ища хоть малейший подвох. Хорошо все обдумав, понял, что поведение девушки порой было странным, а порой каким-то зажатым и чересчур сдержанным… неужели это действительно произошло? .. Нет, это полный абсурд и моя паранойя из-за этого письма! Вроде я не знаю, что это сучка замышляет! Даже по сообщению ясно, с последнего рядка, — Это мой тебе прощальный подарок! — что это очередная лож этой стервы, но в глубине сердца что-то больно кольнуло…
Когда я зашел в дом, была уже глубокая ночь. Все давно спали, поэтому я решил отложить интересовавший меня разговор с Илоной на завтра. Лег на кровать и попытался заснуть, но это злосчастное письмо никак не хотело выходить из моей головы. В итоге, размышляя всю оставшуюся ночь, пришел к выводу, что спросить об этом я должен не напрямую, а намеком. Утвердительно кивнув своему решению, я, наконец, заснул.
***
На часах было двенадцать часов дня, а за окном светило солнце. Да, замечательное субботнее утро. Родители поехали к моей бабушке, поэтому день сегодня будет спокойным, наверное. Еле-еле встав с кровати, я оделся, умылся и спустился вниз. Внизу на кухне копошилась Илона. Поприветствовав ее поцелуем, я сел за стол, завтракать, точнее обедать. Девушка, приготовив обед, села рядом со мной передавая мне тарелку с едой. За трапезой, я спросил:
— Илон, знаешь, я тут подумал, что я почти все рассказал про мое детство и юношество, а ты всего лишь немного. Может, все же, удостоишь меня чести поведать об этом? - я, перестав ковырять вилкой в тарелке, посмотрел с надеждой на нее.
— Хм. И что же ты хочешь услышать? — спросила она.
— Ну, не знаю. Может, про какие-то подвиги детства… хм, или, может, с тобой что-то такое случилось? — сказал я, с подвохом в голосе, но, видимо, девушка этого не заметила.
— Даже не знаю,.. у меня было самое обычно детство. Не было, каких-либо приключений или подвигов. Да, мы часто шалили с друзьями, но чтобы что-то эдакое происходило, увы, не было. Самое интересное и захватывающее в своей жизни я давно тебе уже рассказала, — ответила Бочкарьова, улыбаясь.
— Понятно, — сказав это, я опустил глаза в тарелку.
Пришла Карина и попросила и ей насыпать порцию, а я так и остался, молча, есть. Блин, а чего я ожидал?! Что она сразу все мне расскажет? Конечно, если это, все же, случилось, то любая изнасилованная девушка не захочет такое поведать своему парню. Это факт. Опять я протупил!
Весь оставшийся день я провел, размышляя над этой проблемой. Через неимоверные умственные усилия я, все же, придумал свой план. Хоть он и был отвратительным, но другого выбора у меня не было.
Было пять вечера. Карина ушла к подругам, тем самым, обеспечив мне возможность действовать. Я зашел в комнату Илоны. Она лежала на животе поперек кровати и слушала музыку, весело теребя ногами, размахивая головой в такт песни. Я, увидев сию картину, улыбнулся, но моя улыбка не длилась долго. Тихонько закрыв на замок двери, направился к девушке. Она же, поглощенная музыкой, даже и не заметила моего присутствия. Когда я подошел вплотную к кровати, то Бочкарьова удосужилась удостоить меня своим вниманием. Она быстро выключила песню, при этом снимая наушники и кладя телефон на прикроватную тумбу, спросила:
— Стас, что-то случилось? — не удивительно, что она именно это спросила, ведь мое лицо не имело ни одной эмоции, а глаза излучали холод.
— Ничего, — ледяным голосом произнес я, и запрыгнул на кровать, одним движением рук, беря Илону за запястье, переворачивая на спину.
Бочкарьова не понимала, что происходит, а я пытался вжиться в роль холодного парня. Я, прижав ее всем телом к кровати и заломив одной рукой руки девушки за голову, целую ее губы, проникая языком в ротовую полость. Вроде она мне поддалась, но частичка ее, все же, не понимала к чему это. Свободной рукой проник под ее толстовку и прошелся ею от ее плоского живота к небольшой груди. Илона начала вырываться и просить остановится, но я это пропускал мимо ушей. Я еще больше навалился на нее и начел сминать девичью грудь. Протесты начали усиливаться, а попытки вырваться прекратились, наверное, она поняла, что это бесполезно. Наигравшись грудью, я спустился ниже к бедрам. Хоть это и было до одури неправильно и мои поступки противны самому мне, и я уже было хотел прекратить, но нужно было завершить начатое. Я расстегнул пуговицы на ее штанах и перешел к ширинке. Девушка из всех сил умаляла меня прекратить, ее голос переходил на хрип, а в глазах стояли слезы. Видя ее такой мое сердце, больно кольнуло, но я, через неимоверные усилия, залез к ней в штаны и нашел ее промежность. Она гортанно закричала, а из глаз брызнули слезы. Я быстро вытянул руку обратно и ослабил хватку, но Илона оттолкнула меня, при этом неосознанно впиваясь своими ноготками в мою кожу и, тем самым, царапнув меня. Девушка выпрыгнула из кровати и направилась к дверям. Я замешкал, пораженный ее реакцией, но справившись с собой, направился к ней. Бочкарьова порывалась открыть дверь, дергая за ручку, но та не подавалась.
Я обнял ее и начал успокаивать, но она еще больше начала реветь и кричать, вырываясь:
— Нет!!! Отпустите меня скоты! — кричала она в пустоту то, что было адресовано не мне.
— Прости Илона! Прошу, успокойся. Я тебя не трону, приди в себя! — молил я, ведь мне было больно смотреть, как она мучается из-за меня.
Услышав это, у нее подкосились ноги, и мы присели на пол. Девушка, как будто пришла в себя, перевернулась ко мне лицом и, сжав в руках мою футболку, прижалась ко мне и горько заплакала. Мне лишь оставалось утешающее погладить ее по содрогающейся от всхлипов спине.
Через некоторое время.
Увидев, что Илона более-менее успокоилась, спросил:
— Какие ебаные уроды с тобой это сделали? — ярость во мне так и клокотала, но я пытался сдерживаться.
— Хах, ты понял, хотя после такого трудно не догадаться, — горько произнесла девушка. В ее глазах стояли слезы.
Мня одолела грусть, а сердце больно сжалось, как будто в тисках. Наблюдать ее такой было очень мучительно, ведь, блять, именно я виноват в этом со своей долбанной паранойей. Она продолжила:
— Все верно «шмыг», меня изнасиловал парень из моей бывшей школы, когда мне было почти пятнадцать лет…
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления