Онлайн чтение книги Змеиный клык Serpent's Tooth
Глава 3

Мушкетная пуля просвистела мимо головы Шах-Джахана, когда, повернувшись в хауде своего боевого слона, он прикрыл глаза от палящего солнца, пытаясь получше разглядеть сражение, внезапно разразившееся в тылу его отряда. Мгновение спустя еще одна пуля попал в горло махауту, сидевшему за ушами своего слона. Мужчина медленно соскользнул в сторону, кровь хлестала из его раны, прежде чем он упал на каменистую землю. Шаг слона замедлился, когда он поднял хобот, тревожно трубя и раскачивая головой из стороны в сторону. Когда Шах-Джахан на мгновение ухватился за край своей покачивающейся хауды, чтобы удержаться на ногах, второй махаут, который сидел позади первого, быстро соскользнул ниже на шею зверя и наклонился вперед, чтобы заговорить ему в правое ухо.

- Спокойно, спокойно, Вершитель Гор, - сказал он, прижимая свою анку, железный стержень управления, к морщинистой серой шкуре его плеча. Успокоившись, слон опустил свой выкрашенный в красный цвет хобот.

Вся колонна вокруг в беспорядке остановилась. Мушкетчики спрыгивали с седел, толкали порох и заряжали своё оружие стальными шомполами, готовясь к стрельбе. Немного впереди слона Шах-Джахана младший офицер — приземистый мужчина в зеленой тунике - выкрикивал приказы своей небольшой группе пехотинцев построиться. Шах-Джахан услышал еще один залп выстрелов, и двое пехотинцев изогнулись и упали. Один из них сразу же затих. Другой лежал, растянувшись и подергивая пятками. Один из его товарищей, пожилой мужчина с редкой седой бородой, наклонился, чтобы помочь ему, но в него тоже попали. Выронив копье, он навалился на тело своего товарища.

Повсюду царили шум и суматоха. Пока он не начнёт действовать быстро, чтобы овладеть ситуацией, может последовать паника, подумал Шах-Джахан. А для этого он должен слезть со своего слона и пересесть на коня. Не дожидаясь, пока выживший махаут поставит слона на колени, он перелез через край инкрустированной драгоценными камнями хауды и упал на землю, согнув собственные колени, чтобы смягчить удар.

Легко приземлившись, он крикнул своему корчи:

- Приведи мне моего коня!

Но прежде, чем оруженосец успел это сделать, сквозь пыль и мушкетный дым показалась группа всадников, которые яростно атаковали пехотинцев перед Шахом-Джаханом. Воодушевленные своим офицером в зеленом, пехотинцы стояли на своем. По его команде они пригнулись в грубом V-образном строю, их короткие копья были готовы вонзиться в всадников. Когда всадники — группа примерно из двадцати человек — подъехали ближе, один, стройная фигура с длинными черными волосами, струящимися за головой без шлема, обогнал остальных на своем пропитанном потом сером скакуне. Хотя солдат во главе V-го строя храбро удерживал свое место, его копье так сильно дрожало в его нервных руках, когда он ударил биджапурана, что тот промахнулся. Серая лошадь нападавшего немедленно сбила его с ног, оставив лежать на земле, а его череп был раздроблен одним из лошадиных копыт. Солдат позади и слева от него был сделан из более прочного материала. Он ждал до последнего момента и, тщательно прицелившись, ударил копьем вверх из положения на коленях. Как он и намеревался, она попала коню в горло. Тотчас же животное споткнулось и упало, заставив своего всадника кувыркнуться через шею, после чего тот рухнул головой вниз на землю, где он остался лежать неподвижно, кровь и мозги пролились на его волосы.

Где же его собственная лошадь? Шах-Джахан оглянулся и увидел, что его корчи бежит к нему, ведя своего гнедого жеребца. Схватив поводья, он вскочил в седло и крикнул своему телохранителю:

- Следуй за мной! - выхватив меч, он бросился на вражеских всадников, которые теперь окружали выживших пехотинцев. Один из нападавших так сильно дернул поводья своего коня, чтобы развернуть его лицом к новой угрозе, что его лошадь встала на дыбы и отбросила его назад. Другой всадник, вооруженный длинным копьем, успешно развернул своего черного коня и сильно ударил в сторону Шах-Джахана. Когда они сблизились, мужчина сделал дикий выпад в сторону Шах-Джахана, который промахнулся, но Шах-Джахан сделал другое. Когда их лошади проезжали мимо, он поймал руку своего врага рубящим ударом меча. Всадник выронил копье и начал терять контроль над своей лошадью, которая понеслась прочь, перерезая путь другому вражескому всаднику, который не смог помешать убегающему животному врезаться в его собственную лошадь с такой силой, что обе лошади упали, унося с собой своих всадников.

Третий всадник, дико размахивая длинным изогнутым ятаганом над головой, поскакал на Шах-Джахана, который увидел его как раз вовремя, чтобы откинуться в седле, чтобы избежать его сверкающего клинка. Однако, придя в себя быстрее, чем его противник, Шах-Джахан ударил его мечом в пах. В последний момент биджапуранец парировал удар своим ятаганом, но оружие сломалось, когда он это сделал. Шах-Джахан попробовал еще раз. На этот раз удар прошел насквозь, пронзив живот его врага, и человек упал. Натянув поводья, Шах-Джахан увидел, что другие атакующие всадники теперь разворачиваются и начинают скакать обратно в том направлении, откуда они так недавно пришли.

Сердце колотилось от возбуждения битвы, первым побуждением Шах-Джахана было преследовать и уничтожить этот небольшой отряд вражеской кавалерии, но он быстро понял, что делать это было бы глупо. Как командующий армией, он должен предоставить это другим. Он должен был пройти в тыл колонны, где первоначально разгорелся конфликт, чтобы посмотреть, как там продвигаются боевые действия. Проезжая сквозь дым и пыль, он заметил, что несколько его людей неподвижно лежат на земле, а за другими ухаживают их товарищи. Рядом валялось тело боевого слона, а также тела нескольких лошадей. Другая лошадь с раздробленной левой передней ногой стояла и жалобно ржала. Однако он не видел никаких признаков боя, пока не приблизился к тылу, где ехали повозки с багажом и порохом.

Сквозь просвет во все более густеющем дыму он разглядел несколько неподвижных шестиколесных повозок, запряженных волами. Двое волов, тянувших переднюю повозку, были ранены и лежали в оглоблях. Их погонщики изо всех сил пытались отрезать их от следов, в то время как те, кто ехал сзади, пытались маневрировать вокруг них, крича на своих волов и дергая их за ярма. Как раз в этот момент Шах-Джахан увидел шестерых всадников, одетых полностью в черное, скачущих к ним галопом. У каждого был двойной лук, и его сопровождал другой мужчина, держащий в руке в перчатке две стрелы с повязанными вокруг них пылающими пропитанными смолой тканями - та же тактика, которая убила отца Абдул Азиза, Ахмеда Азиза. Шах-Джахан только успел подумать, прежде чем все лучники взяли пылающие стрелы и прикрепили их к своим лукам. Приподнявшись в стременах, они натянули тетивы, готовые открыть огонь по повозкам, где погонщикам теперь удалось срезать одного из раненых быков с оглобли первой повозки. Мушкетная пуля попала в одетого в черное лучника прежде, чем он успел выпустить стрелу, и тот упал с лошади. Когда он сделал это, его пылающая стрела задела его одежду, подожгла ее. Крича в агонии, он катался по земле снова и снова, пытаясь погасить ее.

Сильный порыв горячего воздуха пронесся мимо Шах-Джахана, оглушив его и почти сбросив с седла. Пытаясь справиться со своим дико взбрыкивающим конем, он задавался вопросом, что же произошло. Затем он понял, что фургоны, должно быть, были пороховыми тележками и что по крайней мере одна из огненных стрел лучников пробила промасленную матерчатую крышку и воспламенила мешки с порохом внутри. Ему удалось успокоить лошадь, но он почувствовал острую боль в левой щеке. Сняв перчатку и пошарив пальцами, он обнаружил торчащую из нее деревянную щепку и вытащил ее. Взглянув вниз глазами, полными песка и пыли, он увидел еще несколько осколков, вонзившихся в бок его лошади и позолоченное седло. Как и он, оба были забрызганы пятнами красного липкого вещества — плотью быков и их погонщиков. Когда пыль начала оседать, он увидел, что два фургона взорвались. Изуродованные тела людей с все еще прилипшими к ним обрывками опаленной ткани были разбросаны по земле вперемешку с телами быков и обломками повозок. Едкий запах пороха смешивался с более сладким запахом горелой плоти.

Подъехал один из его офицеров. Шах-Джахан видел, как шевелятся его губы, но ничего не слышал. Вскоре, однако, к нему немного вернулся слух, и он разобрал, что повторял этот человек.

- Они убегают, ваше величество.

Хотя Шах-Джахан все еще не пришел в себя после взрыва, он знал, что ‘бежать’ - неподходящее слово. Он не победил своего врага. После того, как его войска понесли потери успешном рейде, враги начали поспешное, но тактическое отступление. Они — не моголы — были победителями сегодня.

Это было не так, как должно быть ... Не после того, как надменные голконданцы предсказуемо поссорились с биджапуранами и отступили обратно на свои территории, оставив последних продолжать войну самостоятельно. Это было, конечно, не то, чего он ожидал, когда месяц назад вывел свою колонну из Бурханпура, чтобы прочесать суровые внутренние районы за рекой Тапти, где группы захватчиков совершали набеги на изолированные крепости и убивали его косидов, его посланников и сборщиков налогов.

На самом деле, его удивляло многое. Например, обнаружить, что среди тех, кого его люди захватили, были местные жители, присоединившиеся к захватчикам. Испугавшись за свою жизнь, они пытались оправдать свое предательство, некоторые утверждали, что отчаянно нуждались в добыче, чтобы купить еду во время серьезной засухи, другие утверждали, что их семьи страдают из-за высоких налогов, которые он ввел, чтобы накормить свою большую армию и заплатить ей.

Но у него не было выбора. Если он не повысит налоги, как он сможет набрать армию, достаточную для борьбы с захватчиками, не истощая свою казну? Экспедиция едва ли увенчалась успехом, даже до этой засады. Почти каждый раз, когда его армия сталкивалась с группами вражеских рейдеров, те убегали до того, как он мог применить всю свою огневую мощь — но не раньше, чем они наносили потери, как это было только что.

Час спустя настроение Шах-Джахана было мрачным, когда он обратился к старшим офицерам, собравшимся вокруг него.

- Как врагу удалось застать нас врасплох? - он пристально посмотрел на своего командира арьергарда Ашока Сингха, одного из сыновей раджи Амбера и многообещающего молодого офицера.

- Они видели, как мы приближались, Ваше Величество. Заключенный рассказал нам, как они прятались в кустарнике каким-то образом от нашей колонны и наших пикетов, пока мы не прошли. Все они были верхом — у них даже были запасные лошади, чтобы унести добычу и своих раненых, так что они смогли обойти нас с тыла. Затем они поскакали в атаку прямо из-за нашей колонны, воспользовавшись теми огромными облаками пыли, которые мы поднимали, что позволило им быть почти рядом с нами, прежде чем мы их заметили.

- Разве вы не выставляли охранные караулы у себя за спиной?

- Нет, Ваше Величество. Мне очень жаль.

- Так и должно быть. Но ты не единственный, кто виноват. Мы все должны извлечь из этого урок. Вопрос не только в том, чтобы назначить больше караулов, но и в том, чтобы попытаться заглянуть в умы наших врагов и понять их тактику, - не последовало никакого ответа, кроме нескольких кивков его командиров, чье уныние было ясно видно по выражению их лиц, поэтому Шах-Джахан продолжил: - Вместе мы добьемся успеха, я уверен в этом. Но теперь мы должны подумать о том, какими должны быть наши ближайшие шаги. Сколько наших людей мы потеряли?

- Не слишком много - меньше сотни, я думаю, но мы также потеряли много снаряжения во время нападения на багажный поезд. Мощный взрыв в пороховых повозках выбил несколько пушек из их стволов и поджег несколько вагонов с продовольствием.

- Что ж, тогда нам ничего не остается, как вернуться в Бурханпур, где мы сможем отдохнуть и пополнить запасы, - коротко ответил Шах Джахан. - Совет распущен.

Когда его офицеры отвернулись, Шах-Джахан понял, что они верны ему, и чувствовали обратное так же сильно, как и он, но дело было не в этом. Им всем — включая его самого — следовало бы лучше усвоить урок первоначального поражения Ахмеда Азиза. Это было бы на их страх и риск, если бы они продолжали недооценивать силу и хитрость своих врагов.

- Посмотри на этих воздушных змеев, кружащих там, - сказала Мумтаз Шаху-Джахану, когда они стояли, обняв друг друга, на одном из закрытых балконов форта Бурханпур, наблюдая, как оранжевое солнце садится сквозь пыльную дымку на горизонте. - Должно быть, какое-нибудь бедное животное умирает там, на равнине.

Шах-Джахан кивнул. Это становилось обычным зрелищем. Муссонные дожди все еще не начались. Силуэты деревьев на фоне заката были голыми и безлистными. Там почти не было видно ни травинки, и все посевы засохли. Обычно широкая река Тапти превратилась в грязный ручеёк. Человек и зверь изо всех сил пытались достать драгоценную воду из ручья и нескольких окружающих его луж, окаймленных зеленой слизью. Домашние звери, так же, как и дикие, теперь умирали, их туши, высушенные кожурой и костями, лежали на сухой земле.

Согласно сообщениям из отдаленных деревень, люди тоже начали умирать, большинство из них от голода, другие были убиты тиграми, изгнанными голодом из гор и джунглей, чтобы набить пустые желудки человеческой добычей. Несколько деревенских жителей, с ввалившимися глазами и костлявыми, пробрались в Бурханпур, младенцы сосали сморщенные и лишенные молока груди своих матерей. Он приказал, чтобы им дали столько еды, сколько можно было сэкономить из ограниченных запасов комиссариата, но его солдаты должны были быть его главным приоритетом, поскольку восстание все еще не было подавлено. Возможно, последняя зачистка страны, в которую он отправится на следующий день с подразделением своих всадников, приведет к тому, что его враги будут сражаться на его условиях больше, чем он делал раньше. Изменив свою тактику и оставив тяжелое вооружение и пехоту позади, он позволил бы своей колонне двигаться быстрее и более гибко реагировать на финты и налеты, в которых его враги казались столь искусными. Более того, сама мобильность его новых сил может позволить ему подойти ближе к повстанцам, прежде чем его обнаружат.

Словно угадав направление его мыслей, Мумтаз ворвалась в его самоанализ. Глядя ему в лицо, она спросила:

- Почему ты должен завтра возглавлять войска? В конце концов, большая часть армии останется здесь, и у вас достаточно компетентных командиров. Почему ты не можешь доверить им эту задачу?

Шах-Джахан улыбнулся. Этот вопрос он обсуждал сам с собой, так что у него был готовый ответ.

- Я должен идти, потому что мое присутствие воодушевит наших людей, и я верю, что многие сельские жители, некоторые из которых могут сочувствовать повстанцам, которые дают им нелепые обещания, внушают благоговейный страх. Я надену позолоченный нагрудник и шлем моего деда Акбара. Он всегда говорил мне, что император должен создавать образ власти и авторитета, превосходящий образ обычного человека, и что его народ будет любить его за это. Он снова и снова доказывал мудрость своего утверждения.

- Но есть риск в том, чтобы так бросаться в глаза, не так ли? Не забывай, что ты так же, как и все, восприимчив к оружию и ранам.

- Я знаю, что я такой же смертный, как и любой другой человек. Обманывать себя в противном случае было бы первым шагом к катастрофе и, возможно, безумию, но я должен нести повышенный риск ради империи и нашей династии.

Глядя на Мумтаз в сгущающихся сумерках, он увидел по выражению ее лица, что она не совсем убеждена, поэтому он быстро добавил:

- Кроме того, я буду осторожен, а мое снаряжение и телохранители - лучшее, что может быть, - пока он говорил, последние лучи солнца опустились за пыльный западный горизонт. Он наклонился и поцеловал Мумтаз. Как много ему предстояло потерять.

Рай Сингх соскочил с лошади и поспешил к Шах-Джахану.

- Ваше Величество... Мы застали врасплох небольшую группу биджапурских всадников, когда они отдыхали после полуденной трапезы. Они укрывались от жары в тени заброшенной хижины пастуха. Двое убежали — один, который охранял их лошадей, и второй, который отошел, чтобы облегчиться, и каким-то образом добрался до своего скакуна. Но мы схватили остальных. Смотрите, они сейчас придут.

Прикрывая глаза от металлического блеска послеполуденного солнца, Шах-Джахан увидел, как разведчики, которых он отправил под командованием Рая Сингха прочесывать засушливую местность впереди своих основных сил, галопом ворвались в лагерь. Пятеро держали под уздцы лошадей, на которых, со связанными за спиной руками, покачивались пленники. Четверо заключенных были примерно его возраста, но пятый был намного моложе — высокий юноша, чья испачканная грязью красно-золотая туника свободно висела на его стройном теле. Охранники держали его отдельно от остальных, и глаза юноши нервно метались из стороны в сторону.

- Ты их допрашивал, Рай Сингх? - спросил Шах Джахан.

- Да, Ваше Величество. Двое из нас по отдельности отвели их в хижину пастуха. Мы держали их с завязанными глазами, и мой товарищ перемежал обещания награды моими угрозами пыток. Четверо мужчин были достаточно храбры, отказываясь что-либо раскрывать, но этот юноша начал обоссываться от страха, когда я сказал ему, что железные когти уже нагреваются, готовые вырвать внутренности из его живота. Он был только рад принять последующие негромкие обещания моего друга о его свободе и выложил все, что знал. Другие биджапурцы подозревают, что он предал их, и выкрикивают угрозы о том, что они с ним сделают. Вот почему мы держали их порознь.

- Хорошая работа, Рай Сингх. Что он тебе сказал?

- В атаку! - крикнул Шах-Джахан. Он и его всадники пустили своих лошадей галопом по направлению к лагерю Биджапурана в полутора милях отсюда. Лагерь представлял собой набор палаток и импровизированных укрытий, сделанных из мертвых ветвей деревьев, сгрудившихся вокруг липкой грязи, которая была всем, что осталось от небольшой лагуны. На дальней стороне лагуны стояли хижины того, что еще до начала засухи выглядело как бедная деревня. После краткой консультации со своими офицерами по поводу информации, предоставленной захваченным юношей о местонахождении лагеря его врага и их силах, Шах-Джахан принял решение о нападении сразу после рассвета, когда его противники должны быть заняты своими омовениями и завтраком.

Во время долгой, залитой лунным светом поездки к лагерю он беспокоился, не может ли — с тех пор как сбежали двое биджапурцев — его враг быть в состоянии повышенной готовности. Однако он убедил себя, что даже если бы его противники придавали какое-либо значение захвату своих разведчиков, исходя из их прошлого опыта, они не ожидали бы, что его собственные силы так быстро отреагируют на любую полученную ими информацию. Они также не ожидали, что враги так быстро преодолеют тридцать миль между местом захвата и их лагерем.

Но его опасения, казалось, были беспочвенны, подумал Шах-Джахан, когда, преодолев несколько невысоких холмов, он и его люди посмотрели вниз на лагерь с дымящимися кострами для приготовления пищи и рядами привязанных лошадей и солдат, двигающихся туда и сюда по своим обычным обязанностям. Его люди быстро одолели нескольких часовых, расставленных вокруг холмов. Теперь, когда он и его войска скакали галопом, зеленые знамена развевались на ветру, а копыта лошадей стучали по обожженной земле, по направлению к лагерю Биджапурана, его враги бежали к конным рядам, пристегивая мечи, хватая копья со своих пирамидальных стоек и готовясь встретить его натиск.

«Но они не успеют», - подумал Шах-Джахан, подгоняя своего коня еще более быстрым галопом.

Затем, перекрывая боевые кличи своих людей и стук копыт, он услышал громкий треск, а затем еще один. Звуки доносились спереди и слева от него. Повернув голову в том направлении, он увидел, что ветви нескольких биджапурских укрытий были отброшены в сторону, чтобы показать пушки, которые уже приводились в действие. Мушкетчики тоже пригнулись за пушкой, держа свое длинноствольное оружие на передках, когда они стреляли. И пушечные, и мушкетные пули находили свою цель.

Сквозь пыль, поднятую его атакующей кавалерией, он увидел, как передние ноги одной из ведущих могольских лошадей подкосились. Падая, она перекинула своего всадника-знаменосца через голову, врезаясь в землю. Вскоре всадник и знамя были поглощены наступающей кавалерией, но теперь падали и другие всадники. Раненая лошадь без всадника перебежала дорогу группе его раджпутской кавалерии, двое из которых не смогли вовремя развернуться или остановиться, чтобы избежать этого, так что все трое рухнули на землю в беспорядке молотящих конечностей и копыт. Однако, несмотря на потери, его люди, как и он, продвигались вперед изо всех сил, подгоняя своих лошадей руками и пятками. Вскоре они должны были быть в лагере, вступая в бой со своими противниками в ближнем бою, чтобы биджапурские артиллеристы были менее эффективны, будучи неспособными четко отличить друга от врага.

Заметив в последнюю минуту впереди небольшую колючую изгородь — вероятно, первоначально построенную для содержания деревенского скота, Шах-Джахан натянул поводья своей лошади и, наклонившись вперед, заставил ее совершить прыжок. Когда животное благополучно приземлилось, он увидел группу вражеских всадников, приближающихся к нему галопом. Как им удалось так быстро вооружиться и сесть в седло? Или биджапурцы ждали его, пряча подготовленных к бою всадников, а также пушки в палатках и укрытиях? Слишком поздно думать об этом сейчас. Он должен сосредоточиться на предстоящей битве. Ведущий биджапуранец был верхом на сером коне, держал в правой руке длинное копье и направлялся прямо к нему. Шах-Джахан сильно натянул поводья, так что его лошадь прошла слева от надвигающегося всадника, а это означало, что тот не мог нанести должный удар копьем в императора. Когда он проходил мимо, Шах-Джахан нанес удар мечом, зацепив лошадь своего врага за круп, заставив ее встать на дыбы и сбросить своего всадника на землю. Другой биджапурский мятежник рубанул своим кривым мечом по Шаху-Джахану, который сумел парировать удар своим собственным оружием.

Развернув своих лошадей, двое мужчин снова поскакали друг на друга, пиная пятками вздымающиеся бока своих лошадей, чтобы подстегнуть их. На этот раз Шах-Джахан нанес первый удар, но биджапуранец нырнул под его режущий клинок и в этот момент направил свое оружие в нагрудник Шах-Джахана. Доспехи доказали свою ценность, и удар прошел без вреда. Двое мужчин снова развернулись и поскакали друг на друга. И снова Шах-Джахан нанес удар быстрее - и на этот раз решительно. Его рубящий удар пришелся противнику под незащищенный подбородок, разорвав горло и почти обезглавив его. Даже не вскрикнув, враг упал навзничь с седла.

Оглядевшись по сторонам, вытирая пот с лица хлопчатобумажным шейным платком и пытаясь восстановить дыхание, Шах-Джахан сквозь пыль и дым увидел, что его люди ведут ожесточенные бои. Все больше и больше повстанцев присоединялись к схватке, в том числе некоторых Шах-Джахан мог видеть, как они скачут из деревни за лагуной. Становилось все ясней и ясней, что биджапурцы действительно ожидали его прибытия, пряча силы везде, где только могли, в том числе и в деревенских хижинах. Он снова недооценил своего врага, и теперь они одерживали верх. Он должен что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

Среди быстро приближающихся всадников его внимание привлек небольшой отряд численностью не более дюжины человек, возглавляемый двумя солдатами, несущими длинные биджапурские золотые знамена, раздвоенные, как змеиные языки. В центре их стоял всадник в сверкающем нагруднике, почти равном по великолепию его собственному, и шлеме с плюмажем. Это, должно быть, биджапурский генерал, который, если верить сообщениям, был одним из нескольких сыновей султана. Если бы он мог убить его, это ослабило бы натиск его врагов и дало бы моголам столь необходимый шанс перегруппироваться.

- Те из вас, кто может, расцепитесь и сплотитесь вокруг меня! - крикнул Шах-Джахан сквозь шум битвы людям, которые были в пределах слышимости. Как только они начали это делать, он бросился к биджапурскому генералу и его свите, которые теперь были менее чем в шестистах ярдах от него. Его лошадь тяжело дышала, и у на ее шее была густая пена белого пота, но она была готова и начала опережать остальных его людей.

Менее чем через минуту он был среди биджапурской группы. Его первый удар глубоко вонзился в незащищенную левую ногу одного из знаменосцев, зацепив его чуть выше колена и рассек сухожилия и плоть, ударившись о кость, почти выбив оружие из рук Шах-Джахана. Однако он держался за рукоять, когда знаменосец упал, уронив свой золотой штандарт в пыль. Другой всадник ударил Шах-Джахана, но меч соскользнул с его нагрудника. Тем не менее сила удара отбросила императора назад в седло. Однако через несколько мгновений он восстановил равновесие и увидел, что находится на расстоянии удара от генерала. Вложив весь свой вес в удар, он поймал мужчину прямо под его блестящим нагрудником. Хотя генерал и остался сидеть на лошади, он выронил меч и согнулся пополам, схватившись за живот. Шах-Джахан быстро нанес еще один удар, предназначенный для того, чтобы прикончить его, но в этот момент он почувствовал сокрушительный удар по собственной голове и его шлем упал. Он поднял руку в перчатке, пытаясь прийти в себя, но в ушах у него гудело, мысли путались, а перед глазами появлялись белые звезды и вспышки, мешая зрению. Он должен ненадолго уйти от конфликта, чтобы оклематься.

Инстинктивно он пнул своего скакуна вперед, подгоняя его руками и пятками. Охотное животное набрало скорость, но затем вспыхнувшие огни и звон в голове усилились. Побежденный, он упал вперед на шею своей лошади…

Что это было такое, что дергало и тянуло его? Они с Мумтаз были в коконе среди звезд, но что-то или кто-то схватил его, оттащил от нее. На бледном лице Мумтаз застыло выражение ужаса и мольбы. Затем она, казалось, растворилась в бархатной темноте. Он не мог понять. Неужели ее отстранили от него, а не его от нее? Этого не может быть... Он не должен этого допустить. Он попытался протянуть руку, чувствуя, как что-то более отчетливо дернуло его за одежду. Кто-то действительно царапал и ощупывал его тело, дергал за конечности, уводя его от Мумтаз.

- Нет, нет, - пробормотал он, покачивая головой. - Мумтаз, я останусь с тобой, - затем он почувствовал, как что-то, что могло быть только пальцами с острыми ногтями, схватило его за горло.

Открыв глаза, но все еще ошеломленный, он увидел размытое, но изможденное лицо с впалыми щеками и яркими глазами всего в нескольких дюймах от своего собственного. Его губы, казалось, были приоткрыты от удивления, достаточно приоткрыты, чтобы обнажить почерневшие обрубки зубов. Пряди длинных седых волос выбивались из косы, в которую они были заплетены сзади. Большие пальцы впились ему в горло, ища кадык. Призрак определенно пытался его задушить. Инстинктивно Шах-Джахан поднял руки и оттолкнул костлявые пальцы от своего горла. Затем он схватился за лицо дьявола. Он чувствовал себя удивительно теплым, когда сопротивлялся, отвратительное и кислое дыхание загрязняло его ноздри. Он откинул голову назад, выкручивая ее при этом. Раздался треск, и призрак перестал сопротивляться и повалился вперед на Шах-Джахана, теплая слюна капала из его вялой пасти на его лицо. Несмотря на легкость, фигура имела некоторый вес.

Давление этого, вместе с ощущением слюны, стекающей по его щеке, врезалось в мозг Шах-Джахана, возвращая его к полному сознанию. Он оттолкнул тело от себя, его разум прояснился, а глаза сфокусировались. Он сел и огляделся. Солнце сияло из своего полуденного зенита с ослепительной яростью. Если не считать тела, он был один в роще голых деревьев. Медленно, к своему ужасу, Шах-Джахан осознал, что фигура с вывернутой под неестественным углом головой, высунутым языком и вытаращенными глазами была женщиной, более того, старухой. Края ее изодранного красного сари развевались на ветру, обнажая костлявую грудную клетку, а под ней-провисший кожный кратер там, где должен был быть живот. Должно быть, она умирала с голоду. Он убил ее. Почему? И почему он был один?

Медленно, разрозненные воспоминания — столкновения с оружием, боевые кличи как ободрения, так и боли — объединились в его сознании. Он помнил свою стремительную атаку на лагерь Биджапурана, стук копыт своей лошади и через некоторое время нападение на вражеского генерала, но что произошло дальше? Наконец пришло воспоминание об ударе по голове, воспоминание о падении вперед… Его лошадь, должно быть, унесла его за несколько миль от места битвы. Он не мог ни видеть, ни слышать признаков конфликта, ни, как он с ужасом осознал, своей лошади. Внимательно осматривая окружающую песчаную почву, он различил несколько отпечатков копыт. После того как он упал, его лошадь, должно быть, ушла. Но как старуха вписалась в это дело? Присмотревшись повнимательнее к ее трупу, он увидел на земле рядом с ним одно из своих колец — большой резной изумруд — и да, там была одна из серебряных застежек, которые держали его легкий плащ, теперь аккуратно сложенный рядом с ней. Должно быть, так оно и было — она грабила его тело, а когда почувствовала, что он пошевелился, попыталась убить его.

Очевидно, инстинкт выживания пересилил все остальные женские чувства заботы и защиты. Тот же самый инстинкт, должно быть, объясняет ее одиночество. Покинула ли она свою деревню в поисках пищи после смерти своей семьи? Они лежали где-то слишком слабые, чтобы двигаться? Или они действительно бросили ее? Выживание было действительно первостепенным в человеческом сознании. Вот почему она пыталась убить его… почему он убил ее… действительно, почему, размышлял он, он приказал убить своих сводных братьев. Теперь он сам должен снова стремиться выжить.

Подняв свой плащ рядом с телом женщины, он грубо обернул его вокруг своей непокрытой головы, чтобы защитить ее, хотя она и болела от яростного солнца. Отблеск его нагрудника мог выдать его врагам, а также обременить его, когда он шел. Он быстро расстегнул его и, выковыряв небольшое углубление в песке, закопал его. Затем он посмотрел на то, что, как он предполагал, было отпечатками копыт его лошади. Его лошадь, казалось, пришла с северо-запада, прежде чем он выпал из седла, после чего она направилась на юг. Должен ли он следовать за ним и попытаться вернуть его или ему следует вернуться по своим следам в направлении битвы? Он должен пойти за лошадью, рассудил он. Вероятно, это прекратилось бы довольно скоро. Кроме того, исход боевых действий был крайне неопределенным. Возможно, он возвращается на место поражения своей колонны и сталкивается с захватом или смертью.

Медленно он начал пробираться на юг сквозь голые деревья, следуя по следам лошади, которые становились все менее и менее отчетливыми по мере того, как земля становилась все более каменистой к краю рощи. Как он жалел, что не проводил больше времени со своими разведчиками, изучая секреты выслеживания. Оторвав взгляд от слабых отпечатков копыт, он осмотрел горизонт в надежде увидеть своего скакуна. Вместо этого он увидел каких-то всадников примерно в миле от себя, приближающихся с севера в облаке пыли. Он не мог сказать, были ли они друзьями или врагами, и укрылся за стволом одного из больших деревьев, напрягая зрение, чтобы разглядеть какие-либо опознавательные знаки. Он не мог и все еще оставался за стволом, когда отряд подъехал ближе. Затем они разделились. Половина мужчин направилась к одной стороне рощи, остальные - к другой, обе половины явно намеревались провести тщательный обыск. Когда они подошли еще ближе, Шах-Джахан прижался спиной к стволу дерева, стараясь казаться как можно меньше и незаметнее. Внезапно, к своему огромному облегчению, он узнал старшего офицера — высокого раджпута верхом на черном коне, одетого в шафрановые одежды под стальным нагрудником. Это был Ашок Сингх. Войска были его собственными. Он выбрался из-под укрытия ствола дерева и побежал к краю рощи.

- Ваше Величество, это вы? Вы ранены?! - крикнул Ашок Сингх, спрыгивая с седла.

- Да... и нет, по крайней мере, не всерьез. Слава богу, ты нашел меня. Я был без сознания, и моя лошадь, кажется, перенесла меня сюда прежде, чем я упал с нее.

- Мы нашли её блуждающей неподалёку.

- Мы одержали победу в битве? - спросил император.

- Да, Ваше Величество. Мы одержали верх в бою, во время которого мы потеряли вас из виду, а затем выгнали биджапурцев из их лагеря, причинив им много потерь, когда они отступали.

- Преследование все еще продолжается?

- Нет. Наши потери также были велики. В ваше отсутствие ваши генералы сочли, что лучше перегруппироваться и позаботиться о наших раненых, чем продолжать погоню. Они опасались еще одной засады, подобной той, которая настигла Ахмеда Азиза, и, конечно, нам нужно было выяснить, что с вами случилось.

Таким образом, победа ни в коем случае не была полной, подумал Шах Джахан, но лучше частичный успех, чем неудачи, которые он потерпел ранее.

Два часа спустя, снова надев нагрудник, который один из его солдат достал из тайника, Шах-Джахан сел на коня. Неподалеку потрескивал и горел погребальный костер, наспех сооруженный его раджпутами из мертвых деревьев рощи. Судя по ее одежде, старуха явно была индуисткой, и ей казалось вполне уместным исполнять обряды ее веры. Но с пламенем, облизывающим завернутый в вату труп, не было необходимости задерживаться. Пусть старуха превратится в пепел в одиночестве в пустыне. Сейчас важно было снова присоединиться к основной части его войск, прежде чем распространятся деморализующие слухи о том, что император был ранен или даже убит. Бросив последний взгляд на клубящийся черный дым костра, он пустил свою усталую лошадь легким галопом.

Первые несколько миль ни одно живое существо не пересекало их путь по засушливой и безликой местности, но затем Шах-Джахан заметил справа от них что-то похожее на небольшую деревню - не более шести или семи лачуг. Возможно, там был еще не высохший колодец, где они могли напоить своих лошадей. Подав знак своим людям, он повернул коня в направлении низких домов из глинобитного кирпича. Когда они приблизились, старик, пошатываясь, поднялся со своего ложа под увядшим баньяном, на котором сохранилось всего несколько листьев, и, спотыкаясь, двинулся вперед на тонких, как палки, ногах, которые выглядели слишком слабыми, чтобы выдержать даже его хрупкий вес.

- Еда, господа, еда, я прошу вас... - кричал он через потрескавшиеся губы.

Шах-Джахан натянул поводья своего коня. Глаза старика неестественно блестели в запавших глазницах над выступающими скулами.

- Ваши запасы закончились? Когда вы в последний раз ели?

- Наше зерно пропало шесть недель назад. Через несколько дней наши животные начали умирать. Мы съели их туши — кожу и внутренности тоже. Мы даже перемалывали их кости, чтобы сделать что-то вроде муки. Нам повезло, что в нашем колодце еще оставалось немного воды. Но кроме этого мы не ели ничего, кроме сухих листьев и двух гекконов, которых поймали несколько дней назад.

- А где остальные жители деревни? - спросил император.

- Они уехали три дня назад, чтобы поискать еду в другом месте, но моя жена была слишком слаба, и я остался с ней.

- Дайте ему всю еду, которая у нас есть, и любые запасные бутылки с водой, - сказал Шах-Джахан Ашоку Сингху. - Я не представлял себе масштабов голода.

- Всё плохо, Ваше Величество. У стен Бурханпура я видел, как гордые люди сражались из-за непереваренного зерна, извлеченного из навоза животных. Но в этих отдаленных регионах все выглядит гораздо хуже. Говорят, что родители продают своих детей в рабство за несколько монет в надежде, что и они, и дети смогут таким образом выжить. Ходят даже слухи о каннибализме среди некоторых горных жителей, чьи стада овец и коз погибли.

Когда раджпуты передали мужчине еду и воду, Шах-Джахан не мог выбросить из головы мысль о людях, перемалывающих кости на муку и даже опускающихся до каннибализма. Возможно, ему не следует удивляться. В конце концов, прошло всего несколько часов с тех пор, как он сам убил старуху. Однако, пока он ехал дальше, его осенила другая мысль. Мужчина, должно быть, действительно любил свою жену, чтобы остаться с ней, а не бросать ее, чтобы искать свой шанс вдали от деревни, точно так же, как он сам остался бы с Мумтаз. Если выживание было основным и эгоистичным инстинктом, присущим животным, то у человека были и другие, более благородные инстинкты... такие как любовь.