Онлайн чтение книги Химера и Чик, который хотел стать поваром Short stories
Возвращение.

Бабушкин дом, сложенный из большущих плохо обтёсанных брёвен, выглядел просто огромным, особенно после маленькой тёмненькой квартирки. И бабушка тоже выглядела огромной, руки толстые как ноги, а ноги как телеграфные столбы; груди как бронебойные орудия торчат далеко вперёд, а высокая башня седых волос подпирает потолок. А каменное выражение лица, навечно застывшее в обвислых щеках и контурной сетке морщин, вместе с бесцветными глазами, спрятанными за стёклами очков, не обещали лёгкой жизни. Но бабушку он не боялся, он привык к крупным женщинам, мама тоже крупная, хоть и более мягкая, без острых углов бабушкиной внешности. 

Так повелось, - рассказывала мама, - у нас в семье все женщины крупные, богатыри, а мужчины мелкие и тощие как селёдки. Он ведь остался единственным мужчиной в семье, и ему не с кем себя сравнивать, но,глядя в зеркало, он мог засвидетельствовать что тощий и мелкий. 

Папу он не помнил совсем, единственное слышал от мамы, что папа теперь богатый и женат по новой, а мама, в отличии от папы, бедная и до сих пор одна. Бедность заставила их переехать к бабушке. Бабушка старенькая, - сказала мама, - ей уже нужна наша помощь, не должна она жить одна. Да и жизнь в провинции, подешевле, может и с работой полегче, это только кажется что в столицах мёдом намазано… Дальше мамин рассказ он пропустил, ему стало грустно, что ему работа? Он не хотел переезжать, он надеялся, когда-нибудь богатый папа вернется, встретит его в подъезде и изменит его жизнь. А теперь ничего не произойдёт, не поедет папа в провинцию к бабушке. Но он смолчал, не сказал маме, она всегда плакала и кричала слушая его фантазии про папу. В отличии от прочих детей, которые любили мам безотчётно, безосновательно, он точно понимал что любит маму, и не хотел её расстраивать. 

Бабушка не встречала их на вокзале и они долго добирались до её дома, сначала на автобусе, а потом в тесном прокуренном такси. Прямых дорог в провинции не делали из принципа, они то бесконечно поворачивали, то спускались вниз в тёмные овраги, то выбирались на верх, на залитые летним солнцем вершины сопок. Наконец обогнув заросшее высоченными дубами, и пятнистыми стройными ясенями, заброшенное старое кладбище с проржавевшими оградками и покосившимися памятниками, они выехали на короткую улочку упирающеюся краем в настоящий лес. Такси не сразу высадило их около дома, машина проехала в конец улицы и развернулась. Здесь он впервые увидел колодец из серых бетонных колец, под маленькой треугольной крышей. Около грубой деревянной лавочки, подле колодца, кто-то поставил два синих горшка с геранью. Заметив что он смотрит на неё, герань замахала ему листьями на хрупких ножках и кисточками розовых цветков. Он понимал это ветер, но всё равно в испуге отпрянул от пыльного окна такси, и не оглядывался до самого дома. 

Таксист выбросил их на дорогу, и даже не сказал спасибо, получая плату. Наверное он думает: быть вежливым это слабость, - говорила про таких людей мама. Вот он слабый, но всегда остаётся вежливым. Бабушкин дом стоял первым на углу, у круто спускающегося вниз проулка. Он, житель равнин, плоских как кухонный стол, даже от такого спуска, от домов и деревьев торчавших из кривого склона, от тревожного незнакомого воздуха, у него закружилась голова и он едва не упал под тяжестью сумки с вещами.

- Ну чего ты, - мама обняла его за плечи, - смотри какая красотища, сколько зелени, даже домов не видать! И никакое наводнение не страшно..

Он и так не боялся наводнений, но решил промолчать, если маме тут нравится, то хорошо, обливаясь потом, он покорно таскал сумки до калитки.

Бабушка встретила их не словом, но делом. Она рубила дрова. Похоже мама преувеличила, сказав что бабушке нужна помощь. Нагнувшись бабушка брала дубовую чурочку, ставила на широкий деревянный пень, и тускло блестевшее лезвие топора на отполированной тысячами прикосновений ручке, взлетало в воздух. 

«Дзынь!» - пел топор. «Тюк» - стонала чурочка. «Треск»! - половиночки разлетались далеко в стороны по двору. А бабушка тянулась за следующей, у неё в спине что-то щёлкало, как шестерёнки в механизме, но она не останавливалась.

Дзынь -Тюк - Треск — Дзынь — Тюк - Треск — Дзынь — Тюк — Треск, - бабушкина рука не знала усталости. Позже, вечером, кряхтя и обливаясь потом он собирал тяжелые дубовые поленья, даже не помышляя поднять чурочку целиком. 

- Дай-ка я на тебя посмотрю, - сказала бабушка и он покорно вышел из-за маминой спины, он всегда подчинялся женщинам. И хотя ему уже десять, бабушка легко подхватила его под мышки и подняла. Как пустышка он взмыл вверх, разрывая земное притяжение. От испуга он закрыл глаза, и представил как бабушка сейчас поставит его на пень, топор разрежет воздух.. Дзынь-Тюк-Плеск и его половинки осядут по краям пенька. Разумеется этого не случилось.

- Какой легонький, прямо как девчонка, - бабушка поставила его сразу на крыльцо, - но ничего, я его откормлю. Проходи в дом, - она подтолкнула его в спину.

Он взялся за широкую со следами облупившейся краски, алюминиевую ручку и потянул на себя. Тяжелая, отсыревшая деревянная дверь нехотя поддалась его усилиям, провернувшись металлические петли скрипнули протяжно и тоскливо, как птица угодившая в клетку. Беги — почудилось ему в скрипе и он замер на пороге дома. Бабушка сжимая в одной руке топор, другой нетерпеливо толкала его в спину. Он вывернул шею, но огромная бабушкина туша заполнила проход и он увидел только краешек синего небо, мысленно, как узник навечно отправляющийся в темницу, он попрощался с небом и холодный сумрак дома поглотил его.

- Это веранда, - сказала бабушка окидывая взмахом руки, тусклое, заставленное тазиками и ведрами помещение, где в углу примостился маленький столик вперемешку засыпанный выстиранным бельём, - прихожка по вашему. Здесь нужно разуваться.

Не смея возразить и даже говорить, он поспешно стянул потрепанные кроссовки и поставил их около стены покрытой крохотными чёрными точками.

- Не сюда, - сказала бабушка, - вон там, у плинтусов ставь.

Он переставил кроссовки, чувствуя как холодный пот стекает по затылку.

- Так хорошо, правильно, привыкай, - бабушка опустила толстую ладонь ему на макушку и взъерошила тонкие пряди, - а вон там кладовая.

В полумраке веранды, он едва различил ещё одну дверь, запертую на маленький висячий замочек.

- Ты туда нос не суй, - велела бабушка, и лёгкое прикосновение её пальцев обернулось давящей тяжестью могильной плиты. - А теперь в дом.

Широким жестом она распахнула последнею дверь, млея от страха он сделал два маленьких шага, перевалил порожек и остановился на самом краешке густого бордового ковра. Откуда-то из глубин дома, раздалось тоненькое цоканье и на встречу ему вышло существо на длинных ножках. Существо выглядело испуганным и расстроенным не меньше его, оно остановилось посередине ковра, робко прячась в тени кухонного стола, выдавая своё присутствие лишь блеском выпуклых чёрных глазок — бусинок.

- А ну ка пурдель, не смей никого кусить, - суровый как стальная проволока голос разрезал воздух, услышав бабушку, мирно урчавший за печкой холодильник вздрогнул, хрипнул и смолк .

Стало так тихо, что он слышал как с потолка осыпается побелка.

- А если пурдель будет кусаться, - продолжила бабушка, нагнувшись она поставила топор около печки, тусклая сталь ехидно звякнула, - то придётся зарубить его топориком.

Краешком глаза он взглянул в прятавшийся за очками, краешек бабушкиного глаза и понял что та не шутит. Понял это и пурдель, дрожа и извиваясь собака выбралась из тени и остановилась перед ним. Косясь на него выпуклыми глазками, пурдель поджал левую переднею лапу и тихонько взвизгнул, как бы говоря: теперь твой ход. Он опустился на колени и протянул руки в молитвенном жесте, извиваясь как сороконожка, пурдель подошёл к нему и прижался маленькой кудрявой головкой к груди. Обняв жестковатое и теплое собачье тело, он опустил голову и пурдель несмело лизнул его в подбородок. Чувствуя как дрожит и колотится жилка на тонком собачьем горлышке, он тихо заплакал по своей прошлой жизни. Скупые маленькие слезинки пачкали кудрявую шерстку пурделя.

- Ну чего плачешь? - мама оторвала его от пурделя и вытерла лицо мягким белым платочком, - у тебя новая жизнь начинается, улыбнись! Подружишься с ребятами, пойдешь в новую школу..

Он всхлипнул, но сумел удержаться что бы не разрыдаться как девчонка.

- Ох, горе ты моё, - мама поцеловала его дрожащие губы, - лучше бабушку обними. Она подтолкнула его к бабушке, задумчиво стоявшей у печки.

Он закрыл глаза, поджал губы, раскинул руки так что плечи затрещали и, как в омут с головой, бросился в бабушку. На ощупь та оказалась тёплой и мягкой, а пахла бабушка — бабушкой. Спрятавшись лицом в бабушкином животе и вдыхая запах былых лет, он внезапно успокоился, не может она оказаться ведьмой, не может..

- Ишь ты.. ух ты.. - бабушка грубо хохотнула, - а нос то мокрый, промочил мне свитор до самых печёнок. Она положила руки ему на плечи, и он опять испугался что его задушат. - Да ты не стесняйся, у мужиков всегда глаза на мокром месте, только одни крепятся а другие завсегда плачут.

- Не говори так, - возразила мама, - он у меня мужчина, а мужчины не плачут.

- Только где они, мужчины? - проворчала бабушка и он вырвался из её объятий, - за всю жисть ни одного не видала..

- Ладно, хватит мне сопли разводить, чай не проводы в армию, давайте я дом покажу. Здесь значит у нас кухня, вон холодильник, там шкап с едой, каши в основном всякие, стол там ножи, ложки,.. картошка в подполе сыспортилась уже, а новая ещё не наросла, ну там помидоров накрученных много ещё, - бабушка остановилась переводя дыхание, - съедать будешь у меня полную тарелку, не терплю я всяких огрызков в миске.

Даже зная что бабушка на него не смотрит он кивнул в ответ и обернулся поискать взглядом пурделя, но тот уже спрятался, и только топор зловеще блеснул улыбкой в сумраке старого дома.

- Это зала, - продолжала бабушка, показывая длинную прямоугольную комнату, - вон телевизор на тумбочке, вон шкап пустой, вещи свои сюда сложите, вот секретер писать удобно, и диванчик, здесь мама спать будет.

- Но у тебя же комнаты свободные? - удивилась мама.

- Да не освободила я, рука не поднялась, - бабушка толкнула дверь в стене залы, и они оказались в комнатке-пристройке, заставленной книгами. Неряшливыми кривыми стопками книги лежали прямо на полу и поднимались до середины стен, залезая даже на подоконник единственного окна, - всю жисть собирала их, а пошто они нужны? Ни ума в них, ни силы, одна скука, да пыль. Она хлопнула ладонью по ближайшей стопке, в воздух взвилось тёмное облачко. - А вона газеты, совсем шлак, - за дверью, в углу, высокой горкой лежали толстые еженедельники с пёстрыми обложками, - понимаю мусор, да руки выбросить не поднимаются. Ну, ничего, теперь у нас школьник появился, будешь летом книги таскать и читать. Тут много классики, с молодости моей лежит..

- Да, он у нас не особенно то читать любит, - сконфуженно призналась мама.

- От я удивленна, - язвительно заметила бабушка возвращаясь на кухню, откуда две двери вели в последние комнаты, - Дальняя значит, моя спаленка, а вот, твоя комната..

Он осторожно зашел в узкую комнатку, на стене узорчатый ковер, под ковром маленькая, почти детская кроватка, окно с пыльным подоконником и круглыми следами от цветочных горшков, у окна из высокого ведра торчало домашние дерево с наполовину облетевшими листочками, рядом тумбочка она же столик, и потрескавшийся линолеум, да комки шерсти по углам.

- Здесь странно пахнет, - заметила мама, - животными, как на конюшне.

- Ещё бы, - встав раком бабушка вынула из под кровати толстую, забитую свалявшейся шерстью тряпку и алюминиевую плошку с водой, запах псины мгновенно сгустился и усилился, - раньше, до вас, здесь пурдель жил.

- У него что же, отдельная комната? - спросила мама.

- А что ему со мной проживать? - возразила бабушка. - А мальчишки собак любят, они быстро сдружатся. Но смотри, - бабушка повернулась к нему, - если пурдель будет кусаться, сразу говори мне, уж я ему тогда покажу!

Так он получил свою первую комнату, ранее бывшую собачьей конурой и первого друга, бывшего собакой.

Позже, вечером, он собирал раскиданные во дворе поленья, и укладывал их рядком вдоль забора. Из открытого окна доносились звуки шипящей и трещащей сковородки, мама готовила запоздавший ужин. Пурдель встревоженно бегал по двору, заглядывал в углы и нюхал воздух. В низинах уже сгустились вязкие, чернильные сумерки, но здесь на вершине сопок, солнце ещё держалось. Красные закатные лучи протянулись от горизонта, и превратили окружающий мир в зловещие картонные декорации. Дома и постройки выглядели плоскими, словно театральный задник, а контрастные тени казались глубокими как колодец. 

Бабушка наблюдала за ним с крыльца, широкоплечая, в свиторе и бесформенных брюках, она напоминала ему моряка. Капитана давно сгинувшего судна, внезапно вернувшегося на берег. В стёклах её очков умирало по маленькому солнцу, просто отражение заката, но ему становилось жутко, всякий раз когда он замечал её взгляд. И топор был при ней, стоял рядом. Может дровишек ещё наколю, - сказала она выходя на крыльцо, но так и не притронулась ни к одной чурочке, просто стояла и смотрела как солнце сгорает на горизонте. Он сложил последние поленья и остановился поиграть с пурделем, собаке он вроде бы нравился. Закатный свет начал меркнуть, и пропадать, раньше, в городе он никогда не видел таких закатов. Может и с солнцем здесь что-то не в порядке? Украдкой он бросил взгляд на бабушку, та переменила недвижную позу и взяла топор. Наверное ждёт как пурдель меня укусит, что бы срубить ему голову, - подумал он. Но пурдель не кусался, наоборот, выражал полнейшее добродушие.

- Зябко мне, - бабушка одёрнула свитор, - пойдём в дом..

Так заканчивался его первый день на новом месте. Он думал что ни за что не уснёт в старом доме, но не успел разместится на кроватке, как сон сморил его. Сказалась усталость и стресс. Пурдель спал свернувшись калачиком на своей тряпке и тихо похрапывал. Ссыхаясь деревянные стены дома стучали и потрескивали, где-то щёлкнула половица, задребезжало стекло в оконной раме, в ночи гулко ухнула птица. Одинокая муха, вяло кружилась под потухшей люстрой, пискнула мышь, заставив пурделя вздрогнуть и открыть глаза.

Вскочив на тонкие ножки, собака обежала комнату, проверила под кроватью, но мышка уже исчезла. Мальчик в кровати всхлипнул во сне, перевернулся на другой бок, и закутался в одеяло. Пурдель взглянул на него, встал на задние лапы и запрыгнул на одеяло. Обнюхав пятки мальчика, он пристроился рядом, вытянувшись вдоль края, но на тесном матраце не хватало места, и мальчик пихнул его ногой. Пурделю это не понравилось, слишком долго кровать принадлежала ему, он не мог сдаться без боя. Собака зарычала, не столько угрожающе, сколько вопросительно. Мальчик снова дёрнулся, и пёс едва не оказался на полу.

Зарычав уже зло и жёстко, пурдель перебрался к голове мальчика, к открытым плечам и шее. Но мальчик утихомирился и лежал тихо, и не подвижно, пурдель ткнулся мокрым носом ему в щеку и лёг рядом. Тут мальчик снова всхлипнул и дернул рукой, разъярённый пурдель подпрыгнул и вцепился в одеяло. Мальчик ничего и не заметил, тогда пурдель заглянул ему в лицо, и увидел как на губах надувается и лопается тонкий пузырёк слюны. Пурдель прислушался и понял что мышиный писк исходит изо рта мальчика. Писк разозлил собаку, не понимая что делает пёс клацнул зубами, и вцепился в нижнею губу мальчика.

- АААААААА — закричал он, просыпаясь от резкой боли, по щекам стекало что-то горячие и липкое. Он испугался что его облили кипятком и завопил громче, - АУУУУУААААА.. Мам, мамочка..

В доме, одновременно во всех комнатах вспыхнул яркий свет, даже в его спальне люстра за сияла как солнце.

- Мама ты идешь? - уже тише прокричал он, закрываю губу ладонью, внизу у кровати, он заметил пурделя с окровавленной мордочкой.

Нет, что ты наделал, - прошептал он, - прячься!

И тут дверь резко распахнулась, буквально сорвалась и впечаталась в стену.

- Мама? - вопросительно прошептал он.

В дверях стояла бабушка, в кожаном плаще и в красной шахтёрскай каске с фонариком, на голове. В руках она сжимала топор, а в очках отражался закат.

- Так он всё-таки кусается! - возвестила бабушка. - Сейчас я отрублю ему задние ноги, а потом голову. Держи хвост, что бы не мешался!

- Пожалуйста, пожалуйста, - закричал он прижимаю собаку к груди, - только не убивайте пурделя.

- Это приведёт к непоправимым последствием, - презрительно сказала бабушка, и почесала топором голову.

- Только не убивайте пурделя, - в мольбе прошептал он.

-Хорошо, - согласилась бабушка вытаскивая его из кровати, - тогда я отрублю голову тебе. Пошли со мной на двор, и нечего ныть, я же предупреждала тебя…