Онлайн чтение книги Реквием
Заместитель

Елена Георгиевна перевела взгляд на Владимира Григорьевича, который почему-то замешкался и ещё не вышел из зала. «Каков зам? По природе своей молчаливый, склонный к сосредоточенности. Так ли это? Помнится, какая ярость нетерпения поначалу вспыхивала в нём, как только он понимал, что разговор не сулит ему никакой выгоды и он не сумеет добиться желаемого без каких-либо усилий. Потом научился в нужный момент находить подходящие фразы или бросать взгляд, который совершенно очевидно указывал собеседнику на его место. И только общаясь с человеком выше себя по чину, в чьей власти было предоставить ему что-то или отказать, кто, безусловно, мог быть ему полезен, он становился обходительным, разговорчивым и любезным.

Поначалу случалось, особенно с женщинами, он получал удовольствие от разговора, отдаваясь очарованию самой беседы или соблазну чувствовать себя объектом восхищения и любви, и тогда вполне мог закончить разговор не в свою материальную пользу, лишь бы продолжать испытывать влияние своего обаяния. Но как редко такое бывало!

Теперь он непреклонный, непревзойденный, запредельно недосягаемый, деспотичный лидер. Так он о себе мнит? Неутомимый, непостижимый. Всё «не» да «не». Что кроется за его незавидной внешностью? Убеждённость в собственном могуществе? На чём она основана? Почему никто не стремится обуздать его головокружительный взлёт? Будто и не затронул его кризис.

Одевается он, с моей точки зрения, безукоризненно – козырь в его пользу. На выбритом до синевы лице постоянная маска ироничной вежливости. Беспощадные бледно-серые глаза, ничего не упускающие из виду, смотрят на всех свысока. Они невыносимо холодные, презрительные, подчёркнуто безразличные. Но какая у него, черт побери, гордая посадка головы. Какое самомнение! А эта картинно выпяченная грудь и вызывающе расправленные плечи? Они выражают нечто такое, что ему весьма приятно, а остальных раздражает.

Уравновешенный, величественно невозмутимый, без малейших признаков суетливости. Статуя. Скала. Обладает высокомерным мужеством? Всё в нём дышит спокойным достоинством. Кажется, совершенно невероятным вывести его из себя. И всё же понятно, что его спокойствие – покой временно затихшего урагана или вулкана. Он вызывает во мне чувство тревожного любопытства.

Знает себе цену. Говорит неторопливо, весьма вероятно, что обдумывает каждую фразу, поэтому-то всё у него выверено. Всегда выжидает момент, чтобы оставить за собой последнее слово. Дает понять, будто в действительности его вовсе не волнует то, чего он так осторожно, но напористо добивается, потому что знает: так или иначе, но в конце концов он получит своё. Каждый жест подчеркнуто театрален, паузу умеет держать, это выходит у него естественно и не вызывает протеста. Иногда он бывает обескураживающе обаятелен.

Высокомерный, тщеславный, преуспевающий. Любит, чтобы всё у него было только лучшее. Безупречный, непогрешимый, великолепный в своей неоспоримости. Не подступишься. Не доводилось мне раньше видеть такой экземпляр. Когда требуется, блистательно владеет словом, но духовные муки не касаются его сердца. Он не из тех, кому доставляет удовольствие говорить людям от души добрые слова. Фразы может употреблять ласковые, но они не бальзам. В основном язвит. Легко обходится без чужого сочувствия и сам не грешит этим. А может, скрывает, маскирует свои чувства?.. Насколько мало думает о других, настолько много о себе. Терзания – не его ментальность. По части цинизма не мне с ним тягаться.

Для него всегда важны определённые и ясные факторы: целесообразность, объективность, реальность. Чётко знает, что хочет. У него есть цель, от которой его ничто не может отвлечь. Немудрено, что пока ещё ни одна задуманная и спланированная им для себя акция не провалилась. Иначе и быть не могло. В шестидесятые он давно бы сгорел в пламени своих непомерных амбиций, а сейчас есть возможность таким, как он, развернуться.

Как он говорит? «Историю пишут победители. Проигравшие – обречёны на забвение». Какой гонор! Не осталось для меня незамеченным и то, что в случае неожиданной опасности он на самом деле не спасует, следует ожидать от него деятельной решимости. И при всем при том хитер и осторожен, как волк. Хорошо знает, как отвести от себя обвинение, всегда сумеет вовремя сместить глаза и мысли проверяющих со своих проблем на чужие и, если потребуется, быстро замять любое скверное дело. Все ходы и выходы знает. Умеет жонглировать законами.

При неблагоприятных условиях скроется туда, куда не подступиться, не подобраться. Следы заметёт или на другого человека вину свалит. Ловко вывернется или даже обернёт дело против нападающего. Уже бывало такое. Добивается своего, пуская в ход связи, дергая за нужные ниточки, взывая к поддержке высокопоставленных друзей, требуя помощи от тех, кто вынужден подчиняться. И при этом умеет соблюдать внешние приличия. Эта линия поведения вовсе не нова, её применяют не одно столетие. Она в ходу у чиновников.

Думаю, зам досконально знаком с механизмом управления поведением людей прежде всего потому, что хорошо знает себя. Ему прекрасно известно многообразие чувств, обуревающих человеческое сердце в зависимости от того, что предлагает или отнимает жизнь. Любопытный тип. Может, он умеет предвидеть причудливые изменения, свойственные ветру истории?.. Не слишком ли высоко я его подбросила?

Он привык наносить удары ещё до того, как жертва успеет почувствовать опасность. Никому спуску не дает, ничего не оставляет на волю случая. Хищник. Тот ещё субчик! На его совести, с моей точки зрения, уже много чего... нехорошего. Заметен в нём и угнетающий избыток здравого смысла: его система уверенной самозащиты.

Пока работа приносит хорошие деньги, он будет ею заниматься и не выпустит вожжи из своих рук. Как тигр, почуявший запах крови, будет бросаться на добычу, ничем не гнушаясь. Гребет под себя всё, до чего дотягивается. Если у него появляется шанс – никогда не упускает. Свои шкурные интересы блюдёт зорко. Своя рука – владыка. Что хочу, то и ворочу. Я ошибаюсь?

Почему играет вторую скрипку? Ведь он не признает соперничества. Ему это выгодно, умеет в тени оставаться до нужного часа, а как только представится благоприятная возможность – воспользуется? А может, руководство института держит его на вторых ролях? Вывод не напрашивается сам собой. Какие ещё трактовки и оценки я могу предложить? Разве возможны другие варианты? Главным у нас числится шеф. Но ни для кого не секрет, что право решающего голоса принадлежит заму. И это несмотря на то, что прошло не так уж много времени с его появления в стенах нашего НИИ. А может, он захочет выдернуть кресло и из-под директора? Что-то я стала думать, как мужчины. С кем поведешься…

Зам не загоняет себя, бережно к себе относится. Может, он и прав в какой-то мере, в смысле здоровья… Поклонник новшеств. Подвергает переделке не только процесс, но и людей. Ловкий полемист. Если потребуется, ошельмует кого угодно (говорят, у него большой опыт в этих делах), уничтожит, камня на камне не оставит. Кому угодно (почти) сумеет что угодно вменить в вину – не пожалеет. Пальцы в рот ему не клади. И в то же время, любой бунт сможет свести на нет, загасить, урегулировать. Никогда не допустит скандала. Не позволит втянуть себя в неоправданную аферу.

Может точно и убедительно обосновать любую (?) точку зрения или доказать, что проблемы не существует. Ему, используя внешне вроде бы разумные аргументы, удаётся убедить человека сделать то, чего вначале тому никак не хотелось. Его любимая фраза: «Я слишком умен, чтобы быть слишком добрым и честным». Ох, не люблю я тех, кто считает всех глупее себя.

Никому не спускает ни малейшего промаха. Он не склонен оставлять безнаказанным даже самые скромные посягательства на своё реноме, на свою территорию, ничего не делает просто так, из душевного повеления. Как-то – ещё в самом начале нашего общения – я поймала его очень заинтересованный взгляд и услышала похвалу, произнесённую с видом благосклонного достоинства. Какими словами он выражал своё расположение! И это при комиссии! Ну, думаю, медведь в лесу сдох или тысячелетний дуб повалился. Что он этим хочет сказать?

Была бы мужчиной, сразу приняла бы его слова на свой счет как объяснение в любви. Это первое, что приходит им в голову, когда видят к себе расположение несколько большее, чем положено иметь на работе между сотрудниками. Слишком верят в своё неотразимое обаяние. Видно, у многих из них и на работе голова не тем занята.

Но тут же сообразила, что раз зам так любезен, значит, ему что-то от меня надо. «В ответ он ждет от меня шикарных комплиментов в свой адрес! – наконец догадалась я. – Затем, видно, и хвалил». Но я долго перебарывала себя, считая его пока недостойным, упустила время, и ничего не ответила. Какой прокол! Какая осечка! Здравый смысл, конечно, склонял в сторону необходимости произнести ему хвалу, но так не хотелось! И момент был упущен.

Нетрудно догадаться, что он не был в восторге от моего промаха. Думаю, он никогда не забудет этой минуты своего мнимого унижения. Не люблю льстивое, неискреннее подыгрывание, хотя понимаю, что не обойтись без него, когда дело касается общения с клиентом. Это как бы часть этикета.

Долго заместитель не мог простить мне оплошности. Никак не хотел примириться. Ведь был затронут и принижен его авторитет! Но мне претила его жесткая манера общения с подчиненными и привередливость, и я уперлась. Не заставил он тогда меня расшаркиваться перед ним. В людях я больше ценила технические, профессиональные способности вне зависимости от начальственного ранга и простые открытые отношения, не выносила чиновничьи «штучки». Вот и «погорела», как швед под Полтавой.

Как-то при встрече посмотрел он на меня так, что я вся внутренне съежилась, и зло так процедил: «Умнее вас считал. С таким, с позволения сказать, чутьем, вы далеко не уедете». «Так и не рвусь» – этой полудетской фразой я успокаивала своё раздражение после общения с ним. Я понимала его. У него ни один комплимент не должен остаться «неоплаченным». Наверное, до сих пор недоволен моей нерасторопностью.

Ознакомил-таки зам меня с тонкостями взаимоотношений с такими субъектами, как он сам. Научил играть с ним, быть сверхлюбезной. Вынудил, хотя и ненавижу лицемерие. Пришлось ради людей, которыми командую. Ох не по душе мне эта арифметика! С волками жить – по-волчьи выть. При свидетелях, когда этого требует дело, внешне я почти всегда с ним соглашаюсь и придаю такое необыкновенно высокое значение его словам, что посторонним кажется, будто ловлю их с его губ. И тут – я в этом твердо убеждена – я права, потому что жизнь – сплошной компромисс. И где он нравственен, а где нет, человеку самому решать на основании обстоятельств и своих внутренних убеждений. Но, оставаясь один на один, я тут же требую сатисфакции. И зам, понимая и принимая игру, в таких случаях уступает. Серьезно спорим.

От деда я переняла его основное правило: не желай другому того, чего не хочешь для себя. Нравы людей со временем, конечно, меняются, а мораль должна сохраняться. А ещё дед предупреждал, что от моего сопротивления плохие люди силы набираются. Но когда я смиренно удаляюсь, они теряются, не зная, чего от меня ожидать, и весь пыл их пропадает, просто улетучивается. Дед умел так сгустить пространство и сказать таким голосом, что не поверить ему или ослушаться его было невозможно. И я внимала ему. Поучительный образ деда всегда служит мне для того, чтобы гордыня не одолевала, чтобы глаза вовремя разлепляла.

Помнится, разочаровалась я в методах преподавания специальных наук в университете, даже подумывала бросить учебу. Глупой, заносчивой случалось быть. Дед утверждал: необдуманные слова и решения – это одно, а действия, следующие за их принятием, – совсем другое. И я убедила себя окончить обучение, доказала сама себе, что я лучше и с большей пользой смогу заниматься любимым делом, имея за плечами богатый багаж теоретических знаний.

Дед терпению учил, выдержке. Самокритичен был. Всё больше с юмором, с иронией о себе говорил. Помню, маму успокаивал: «Ты же знаешь, упрямство в нашей семье только по мужской линии передается». Мама рассмеялась и отвлеклась от проблем. Разве можно было после таких слов сердиться и обижаться! Да, что там ни говори, умел дед и слово сказать, и дело сделать. Жаль, мало мне было отмеряно времени на общение с ним. Число наших встреч могу пересчитать по пальцам рук.

Я, к слову сказать, так и не научилась жить без деда. По-прежнему каждый шаг свой по нему сверяю, мысленно совета испрашиваю. Дед по-своему, по старинке, интересно излагал свою концепцию жизни: благословенный труд – форма служения Богу, Отечеству и семье. Может, оттого и трудоголиком сделалась.

Дед старался передать мне не только свои знания, но и то, что считал в себе лучшим. Усмирял мой бунтарский дух, сдерживал, но не укрощал полностью его порывов. Стремился отсрочить мой выход во взрослую жизнь, пока в достаточной степени не поумнею. Надеялся успеть вооружить меня всем тем, что могло понадобиться в последующей жизни.

Пытаясь избавить меня от вредных наслоений, полученных от окружения, он, случалось, вышелушивал меня своими вопросами, как початок кукурузы или стручок фасоли. Утверждал, что непомерные претензии порождают вспыльчивость и гнев и ведут к нетерпимости. А я упорствовала. Не убежденный мнимой разумностью моих доводов, он оспаривал, отвергал их и навязывал свои взгляды твердо, властно, с истинной непреклонностью. Он словно гвозди забивал мне в голову, а не тривиальные истины. «Главное – научиться думать, действовать и трудиться». «Зависть разрушает человека, парализует, не дает свободу творчеству». «Леность, беззаботность, безразличие и скупость непростительны…» Но мне казалось, что я и без него всё это давным-давно знаю и понимаю, просто не заостряю на них внимание. Вот и артачилась. Говорила полушутя, что любое подавление человеческой личности опасно, потому что ведет к непредсказуемым последствиям, что принуждение и невыполнение желаний является причиной неуравновешенности характера и даже психических расстройств. И что хуже? И он терпеливо объяснял.

А после бесед дед снова становился мягким, сердечным, даже нежным… Именно он направлял мой разум, определял стратегию, придавал форму мыслям и помогал стать тем, кем я сегодня являюсь. Именно ему я обязана той искре безумства, что так необходима для созидания, и ещё способности устремлять свои мечты в будущее и направлять их по тропе практического смысла. Если уж на то пошло, многое у него получилось. Не удалось только научить меня смеяться над жизнью и её бедами. Не успел или с этим надо было родиться? А вот философский взгляд на вещи и ирония как проявление духа противоречия – от него.

К сожалению, разум не есть панацея от всех грозящих человеку неприятностей, и хорошо бы иметь защитную оболочку юмора, а не иронии. Вот поэтому жизнь – это чудо, наслаждаться которым в полную меру дано не всем. Далеко не всем. Дух человеческий всегда пребывает в состоянии взлета, но у многих из нас в некоторых аспектах он так и не возносится выше высоты, определенной ему природой. И не у всякого человека выдерживает испытание на прочность материал, из которого строится его душа.

Трудно уловить тот момент, когда надо быть смиренной, а когда лезть на рожон. Всю жизнь учусь лавировать, а всё равно обжигаюсь. Такая вот трудная наука. Куда там по сравнению с ней страшный для студентов сопромат!

И всё же, какой зам? Харизматичный, тонкий, нежный? Скорее, изнеженный, лощёный, холёный. Очень чувствителен к факту собственной лучезарности. Любит, чтобы ему подчинялись беспрекословно. Даже не допускает мысли о возражении при свидетелях. Стремится исключить всякую возможность управлять им. В пользу этого говорят даже его гладко зализанные черные волосы, неизменно прямая, какая-то скованная походка робота. Мне кажется, такие субъекты воспитываются с детства, в соответствующей среде. Переучиваться – процесс слишком болезненный. (Яркий пример тому – сын генерала из моего детства?)

…И прекрасное здоровье зама, тоже, наверное, служит ему неиссякаемым источником счастья. Молодец, очко в его пользу.

Перед начальством он – сама утонченная любезность, наигранная, хорошо отрепетированная. А как насчет юмора? Не приметила. Умеет, обдав клиента замораживающим взглядом, неподвижным выражением физиономии, возвести перед ним непреодолимую стену. Лицо сколько-нибудь официальное грубых слов произносить не должно, и вот здесь-то как нельзя лучше подходит его спокойный, «леденящий» подход. И в рассудительности ему не откажешь. Хотя методы осуществления оставляют желать лучшего. Наверняка считает себя носителем истины в последней инстанции. Числится непотопляемым, потому что глубоко уверен в своём превосходстве. А я умею, когда это необходимо, вовремя сдать назад, не зацикливаясь на самолюбии, лишь бы на пользу людям.

Само собой разумеется, знает зам свои сильные стороны и удачно использует их. Для очистки совести скажу: молодец. Преклоняюсь перед сильными духом. Недаром говорится: бог дает всем, а кто как распорядится своим даром – другой вопрос. А он умеет, но, к сожалению, только с обязательной выгодой для себя.

Если захочет, воспользуется малейшей ошибкой сотрудника и вмиг выгодный контракт или долгосрочное соглашение отдаст блатному. Преследует каждого, кто не отвечает его представлениям об удобном сотруднике, и прежде всего того, чья наука составляет конкуренцию его «трудам», смотрящимся на их фоне более бледно. Погубит любого, кто посмеет усомниться в его способности властвовать. Считает, что в таком деле ему все средства сгодятся. Тут его мстительная натура берет верх. Ему важнее уничтожить, чем создать. Наплюет в душу, пойдет на всё, чтобы воспрепятствовать продвижению того человека. Задавит. Вот тут-то и пригождаются обласканные им чиновники, надежные «прикормленные» друзья.

И чужая порядочность ему мешает жить. Такому постарается вкатить тройку выговоров и выгонит, не поморщившись. А неопасных людей обходит, как огибают статуи или, точнее, столбы. Вертит сотрудниками, как вздумается, манипулирует, будучи прекрасно осведомленным о мотивах их поступков. Психолог. Жизнелюбивый циник. У него не проскочишь. Не помнит, о чём не хочет помнить.

Самое обидное, что не удаётся ему противостоять. Мы ведь, к сожалению, часто ведём себя, как стадо баранов: то бестолково сбиваемся в кучи, то напротив – кто в лес, кто по дрова разбредаемся. Сдается мне, что чем людям хуже, тем ему лучше. Ухо востро с ним держать приходится и быть постоянно в тонусе.

Как-то закрутилась и не успела согласовать с замом свой проект, так он усмотрел в этом жестокое оскорбление, попытку ниспровержения его авторитета, и тем обрекла себя на конфронтацию. А шеф просто подошел бы и напомнил… и никаких обид. Но только не зам! Это же ниже его достоинства! Долго я беспокоилась, какое изощренное наказание он придумает мне за непреднамеренную дерзость. Боялась подвести своих людей. Боже мой, боже праведный, сколько ошибок мы совершаем за свою короткую жизнь! Будто начерно живем, мало задумываясь о последствиях. Инна шутит: «Поменьше анализируй, а то вдруг вскроется что-нибудь такое, что вообще не захочется жить». Ей проще, она не руководит.

Не сразу, но всё же успешной работой вернула я себе значительную часть расположения зама. И в голосе его появилось что-то похожее на уважение. Понял, что без честных тружеников ему не обойтись. А ведь сначала за дурочку держал из-за моей излишней прямолинейности, в открытую презирал, не втихую подкапывался, как к некоторым, более сильным противникам. Не понимал, что насквозь его вижу, только характера не хватает вести с ним борьбу? Интересно, испытывает ли он со мной хоть иногда чувство кошки, упустившей свою излюбленную жертву?

Жуткий человек. Когда такой попадает в коллектив – судьбы людские летят кувырком. Всех подчиняет, в стадо превращает, использует. Блатных «насаждает». И нет пощады тому, кто пытается ему воспротивиться. Считает себя выше критики. Вот тебе и роль личности… Взашей таких гнать надо. Кто этим займется? А пока он гонит… Тиран, изверг, изувер. Мне его не победить, остается ненавидеть и остерегаться.

И ко мне неминуемо подкрадывается пенсионный возраст, а сынок ещё школьник. Может, минует меня сия чаша? Надеюсь, до доцентов и профессоров очередь у него не скоро дойдет. От воли руководителя зависят судьбы сотрудников, вот и приходится отмалчиваться либо маневрировать. А некоторым ловчить, ублажать или ещё нечто в таком же роде делать, пытаясь при этом соблюсти остатки собственного достоинства. Иначе крышка. И перед кем приходится выслуживаться, прогибаться, заискивать? Перед этим… как его там… шибзиком?.. Обидно. И всё по той простой причине, что некуда больше идти. Безработица, безденежье.

Как бороться с замом? Как заставить его отказаться от того, на что он рассчитывает? Как найти слабое звено в его кажущейся безупречной стратегии? Вся загвоздка для меня, например, ещё в том, что не удаётся полностью вытравить из сознания посеянное ещё в раннем детдомовском детстве чувство растерянности перед наглостью и до сих пор не искоренённую, порожденную нищетой и зависимостью приниженность перед начальниками.

Многие из нас привыкли легко сдаваться, стоять, сгорбившись, с затравленным видом, спиной чувствовать приближение неприятностей, гнуться под окриками, бежать за всеми, подчиняясь стадному чувству. И это всё объясняет. Наверное, поэтому у меня никогда не было стопроцентной ненависти к тем, кто рушил мои мечты, ломал карьеру, гадил в душу. Была только обида и досада на то, что судьба подсунула мне этих людей. Может, эта неспособность у меня ещё от излишней доброты, от стремления понять любого и оправдать? Работать умею, бороться не всегда получается.

А такие субъекты, как зам, не считают себя плохими и не видят смысла оправдываться. Хотя, помнится, один такой «типчик» как-то признался мне: гадкий я человек! (А человек ли?) И сказал это с какой-то неподражаемой гордостью, так что у меня от удивления брови кверху полезли. Не совладала с собой, не сработала привычка контролировать свои чувства и поведение, а он смеялся мне в лицо, довольный произведённым эффектом. Никогда не могла понять эту несоразмерность в некоторых людях. Собственно говоря, я вольна думать по этому поводу всё, что мне заблагорассудится. И всё же моё глубокое убеждение – злой, жестокий человек не может быть истинно счастливым. А может, счастье бывает разным? Издеваться над кем-то – счастье? Власть применять не во благо даже близких людей – тоже счастье?

Нет, некоторые из моих знакомых, конечно, открыто выступали, но чем это заканчивалось?.. Повержены. Не всем дано воевать, предвидя своё поражение. И всё же я уважаю людей с собственным мнением. И тоже борюсь по мере сил. «Мало воюешь», – возражает кто-то внутри меня. «Да, мало», – торопливо перебиваю я сама себя, соглашаясь с мнением своей совести и продолжаю осторожничать, потому что сын у меня. И я за него в ответе. И ещё за тех людей на работе. За них я тоже несу ответственность. Великий стратег Кутузов тоже считал, что вовремя отступить бывает на пользу. Ищу себе оправдание?

А зам сумел отлично вписаться в современную ситуацию со своим лозунгом: думай так, делай иначе. Потому и на коне. Что нам говорит на эту тему литература? Раз уступив или отступив, можно навсегда остаться в услужении у дьявола. Крайность.

Не стану я продавать душу дьяволу, останусь в обнимку со своим достоинством. Если я чего и достигала в своей жизни, то не переступая через совесть, а лишь иногда играя в поддавки. Тем и горда. Был единственный свет в моем окошке – мечта, и знала я один верный путь, потому-то и училась зло, напористо, надеясь трудом и знаниями проложить себе «дорогу широкую, ясную». И не ошиблась. Достаточно много сумела. И вера, пусть даже иссохшая и потрепанная, но осталась в моем молчаливом, романтичном сердце. И до сих пор поддерживает.

Зам умнее других? Да. Хотя смотря что за ум считать. В науке он слабее многих. Наглее, настырнее, хитрее? Да. Благодаря этим качествам уверенно демонстрирует свои преимущества и не сомневается в непогрешимости своих умозаключений. Предприимчивее, напористее, осторожнее? Да. Знает, что к чему в этом мире.

Какие цели он преследует? Ох, боюсь, подсидит он директора и сместит. Наверное, ждет не дождется такой возможности. Не удивлюсь, если уже начал необъявленную войну. Не сомневаюсь, что его внешне спокойное сидение в заместителях шефа – уловка. Наш отдел прибрал к рукам, все нити у него, всех на коротком поводке держит. Не слишком ли много на себя берет?

Слышала, собирается баллотироваться в депутаты. Значит, позиционирует себя не иначе как другом народных масс. А что, и пройдет. И будут люди с надеждой смотреть ему в глаза, а он снисходительно оглядывать их сверху вниз или поверх голов, и лицо его будет выражать незыблемый авторитет. И будет распирать его от гордости и тщеславия. У нас любят уверенных в себе. (А где же неуверенность, присущая всем, кто невелик ростом, прячет её под маской гонора?) Наполеон!

И ведь уже многие находят, что так и должно быть. Мне сначала как-то не представлялось, что он может пойти на такой шаг, а теперь пугает его вездесущность. И это внушает тем большее беспокойство, что разобщение в коллективе доходит до того, что ни одного вопроса невозможно решить сообща. Трудно представить, чем всё это закончится. За один год расчленил коллектив! Не доводилось мне раньше бывать в такой переделке. Вот так и государства рушат.

Ещё не защитился, а уже торопится занять важное кресло. Неужели верхи прочат его на место директора института? Нет, для полного счастья нам только зама в директорах не хватает! Отдалить бы момент такой развязки, но как? Жизнь – клубок неразрешимых проблем. Иногда судьба так ударит под дых, что долго опоминаешься, и память о таком событии горькой занозой застревает в сердце, а другой раз – ничего, легко проскакиваешь неприятное, – иронично хмыкает про себя Елена Георгиевна. – А может, со стороны пришлют истинного ученого, если наши не устраивают, тогда и нам и науке повезет? Так часто раньше делалось, чтобы порвать старые связи, встряхнуть организацию, направить её по новому пути. Ой, вряд ли… по теперешней-то жизни. И куда заведут нас такие, как Владимир Григорьевич? Всё же ускользает от меня полное понимание его личности. Многолик, многогранен? И это тоже талант. Талант чиновника.

Не с первых минут знакомства зам сумел расположить к себе, освоиться, вписаться, багаж доверия постепенно накапливал. Учился. Тогда он должность занимал не самую престижную. Помнится, сразу проявил себя как полноценный деловой партнер. И я прониклась к нему доверием, помогать стала. Поразил меня тем, с каким истым упорством и систематичностью входил в мельчайшие детали изучаемого дела. Ну а потом… уже через год…

Он всё время играет какую-то роль и на всех будто в прицел смотрит. Но играет только по своим правилам и на своём поле. Может, так и надо при капитализме? Времена высоких материй ушли в прошлое. А нас уже не переделать.

Зам иногда любит проявлять великодушие, но за счет других. Тешит себя так? Вся его жизнь – искусная борьба, стремление побеждать. Насколько полезен он отделу? При его некоторых положительных, так необходимых для современной жизни качествах, он далеко не подарок. Ох не подарок! Даже напротив… тот ещё гусь.

В любви и уважении сотрудников не нуждается. Сам себя любит и этого ему достаточно? Не думаю. Такие типчики многого хотят. Есть ли у него привычки, которым он предавался бы с наслаждением и которым имел бы обыкновение оказывать предпочтение? Не знаю. А при случае не прочь была бы выяснить. Как к женщинам относится? Не чужд их общества, снисходит до использования. Интересно, любовь к женщине может сделать его милосердным? Сомневаюсь. Наверное, способен только на сильную временную страсть. Думаю, и она тоже является порождением его рассудка; практическое соображение всегда перевесит. Захочет, сможет женщину поднять до уровня звезды, а может держать на задворках, в грязь втаптывать. И втаптывал. Инна до всего дозналась. К сожалению, подлость вопреки всему часто нагло торжествует. Воспитан соответствующим образом или натура такая? Это выше моего понимания. Пирамиды – символ тщеславия фараонов, количество любовниц – то же самое для современных «суперменов».

Он всегда такой уверенный и спокойный? Ничем его не прошибешь. На чём зиждется его сознание своей исключительности? Что делает его непотопляемым? Чем это объяснить – можно только гадать. Самое естественное предположение – за ним кто-то стоит, что прикрыт он бронированным щитом верхушки. Кто же его пасет? Кто оказывает покровительство?

А может, он блефует и сам поддерживает эти слухи? По теперешней жизни это часто случается. Какая реальная сила его поддерживает? А вдруг… Не исключено… До какой степени простирается его власть, сколько лишних тузов в его колоде? Как далеко он готов зайти в своих притязаниях?

Елена Георгиевна невольно сделала отстраняющий жест. «Не очарована длинным списком его высокопоставленных знакомств. Мне известна ненадёжность благоволения некоторых из них. Как там, в поэтических строках, звучит стремление быть подальше от сильных мира сего?.. Смущает ряд соображений, одно из которых то, что, не пройдя спецкурс и спецпрактикум комсомольской, партийной или административной школы, делать там, наверху, неподкованному нечего. Сразу сгоришь, закопавшись в ошибках. Да и субординация… Собственно, в любом деле надо быть на высоте знаний. Значит, засланный и прибыл набираться опыта? Но ведь не советские времена. Собственно, что изменилось? Какая разница? Верхи всегда верхи.

Есть связи, которые далеко не всегда очевидны. Что же касается меня, то я уверена в существовании скрытого порядка жизни, недоступных мне глубинных взаимоотношений разных уровней, тонких слоев бытия руководящей верхушки, находящейся вне прямой досягаемости. Там хитроумные переплетения доходят до того, что право лидерства приобретает в основном только сильнейший или богатейший. Нет, деньги – недостаточный фактор. Связи вкупе с ними. Надо много знать, чтобы отважиться, хотя бы слегка намекнуть на истинное понимание положения дел в этом слое. Мне это не дано. Здесь мало знания краткого курса политэкономии, изучаемого только для того, чтобы сдать экзамен. Не моя это епархия, не моего ума дело…

Упросил как-то шеф по пути занести больному заму договоры на подпись. Как в девятнадцатый век попала. Квартира двухэтажная (ещё до перестройки полученная), вся пропитана духом элегантности. Изысканное сочетание старины и современного комфорта. Баснословно дорогая мебель. И картины, картины… Я тогда восхищенно, удивленно и испуганно молчала, захлебнувшись эмоциями. Откуда у него такое? Сразу вспомнились скромные, в основном двухкомнатные, до потолка заставленные книгами квартиры наших профессоров.

Белиберда в голову лезет. У меня своя жизнь, свой круг общения. Я пассивный, отстранённый наблюдатель гигантской, целостной системы, в которой всё взаимосвязано, взаимозависимо. Она спрятана от глаз большинства простых людей. Всё протекающее наверху для меня мнимо и условно. Там, как и во все века, идет мощная виртуозная игра. Мне трудно наглядно представить себе их круг общения с бесконечным числом неожиданных, изощренных хитросплетений. Они, заняв круговую оборону, не впускают в него никого из чужаков. Там не может быть случайных людей.

Нет, конечно, если быть до конца честной перед собой, разобраться во всех этих хитросплетениях я, конечно же, могла бы, только зачем мне это? Я же не собираюсь становиться одним из звеньев этой их жизненно важной цепи. Я не тщеславна и не стремлюсь стать публичным человеком. Меня устраивает моё место скромного, но далеко не последнего человека в нашем вузе и в НИИ. И незачем мне заморачиваться чужими проблемами. Хитрость и я – категории несовместимые, поэтому у меня свой потолок.

А для зама, видно, эта среда родная. Он умеет плести тончайшие кружева интриг. И хотя вопрос с его дальнейшей карьерой пока остается открытым, я думаю, он пройдет во власть. Чей он протеже, кому выгодно его продвижение, чем оно продиктовано – не мой вопрос.

А мой друг юности – очень толковый ведущий инженер из нашего НИИ – женился на москвичке, дочери генерала. Сейчас в министерстве. Вот тебе и потолок! Не обидно, когда талантливые люди занимают там достойные места. А как мой знакомый Василий стал директором предприятия? Говорят, прикрылся броней чинов и старых заслуг, заручился высоким покровительством, и, когда какому-то крупному чинуше приглянулась его прекрасная квартира, они столковались. Может, треп?.. И мой шеф тоже, наверное, теперь мелкая разменная монета в чьей-то игре? А вдруг заму когда-то выпал джокер и уж он-то его из рук не выпустил? Ох не верю я в эти сказки про случайное везение!

Что послужило мне поводом к подобным рассуждениям? Зачем мне знать этот виртуальный – для меня – мир? Непонятен он мне, омерзителен. Некоторые по пути в него столько раз в грязи изваляются, прежде чем достигнут желаемого. А я никому пятой точки не лизала, ни с кем в постели не кувыркалась.

Увлеклась я что-то. Чепуха, всякая чертовщина в голову лезет. Наслушалась сплетен. Недаром говорят, что не критикует руководство разве лишь ленивый да трусливый. Так и хороших людей можно изгваздать и затащить в общую помойную яму. Может, большинство из тех, что идут во власть, имеют целью достойно служить родине, а я их не по шефу, а по заму меряю, как старая маразматичка. Я в своей жизни уже много ошибок совершила, многому научилась, теперь могу и покритиковать, – усмехнулась, оправдывая себя, Елена Георгиевна. – Только ни к чему мне это».

* * *

За окном тревожный сигнал «скорой помощи» разрезал ночную темноту. Кира очнулась от воспоминаний о Лениных рассуждениях в тот далекий памятный вечер. Мысли её потекли в другую сторону. Она вдруг, непонятно почему, представила себе молодую, счастливую Лену, окруженную веселой оравой сыночков и дочек. «Прекрасный мог бы быть вариант», – улыбнулась она, и её думы направились в русло забот о собственных внуках: «Как там сегодня справится младший внучок с контрольной по математическому анализу? Первый курс – самый трудный». Тревога о внуке отодвинула на второй план преходящие проблемы и радости, которые свели её в этот вечер с подругами юности. Потом она стала думать о младшей дочери, о маленькой внучке-прелестнице… и задремала с тихой радостной улыбкой на лице.