Онлайн чтение книги Реквием
Сомнения

А у Елены Георгиевны беспокойные мысли в голове бродят. «Ещё двоих поднимал шеф на «эшафот» и всё с тем же успехом. Не могу избавиться от ощущения, что я с самого начала правильно разгадала приём шефа. Судя по многим, совершенно неоспоримым симптомам, дальше речь пойдёт о моей кандидатуре. Кто это сказал, что долго давить на мужчин нельзя, а то взорвутся? А на женщин можно! К сожалению, мужчины иногда обладают возможностями, в которых женщинам зачастую отказано… где по объективным, где по субъективным причинам. И трудно судить, в каких случаях это справедливо, в каких нет. Но ещё сложнее женщине доказывать своё неоспоримое превосходство. Жизнь такова, какова она есть.

Брать тему? А что остаётся? Удручает одно обстоятельство: во всех решениях шефа чувствуется незаметная, но железная рука расчётливого, независимого заместителя. У Владимира Григорьевича короткая память на чужие заслуги и достижения, он не помнит оказанную ему помощь. Его тактику я давно разгадала. Он умеет в случае необходимости выдвинуть против каждого из нас любые обвинения и, пользуясь пассивностью большинства, под благовидным предлогом избавиться от неугодного ему, а вот чтобы вызволить кого-то из беды – и пальцем не пошевелит.

Почему меня раздирают сомнения? Мой отказ будет ему только на руку? Не стоит рисковать без особой нужды. Крайности ещё никого никогда не приводили к добру. Шеф как-то горько обмолвился при мне: «Всё, что делается в отделе хорошего, зам приписывает себе, что не удаётся – на меня вешает. Он способен воздействовать на коллектив в гораздо большей степени, чем ты можешь допустить». Гнуснейший тип. Крепко сел шефу на хвост. Если соглашусь, то и моё поведение он примет как должное.

Может, бросить вызов, стукнуть кулаком по столу и избавить себя от лишних хлопот? Хоть раз сделать лучше лично для себя, а не для отдела. Главное – склонить на свою сторону шефа. После этого у остальных уже не будет выбора. Может, поддержит, не останется в стороне? Ведь не сможет он уйти и отсидеться за стенами своего кабинета. Хотя вряд ли нам удастся поладить в этом деле, не будет он обрадован такому повороту сюжета, не придётся он ему по душе. В силу зависимости от зама он не решится выступить против него, не станет противостоять ему, – пришла к горькому для себя выводу Елена Георгиевна. – А без шефа трудно будет убедить аудиторию и получить преимущество. Нет, не зря шеф остановил свой выбор на мне. Верит, надеется. Нельзя его подводить.

А вдруг зам не захочет остаться в одиночестве и присоединит свой голос, чтобы заслужить расположение людей? Нет, не нуждается он в нём! Он даже свои неудачи умеет обратить себе на пользу. Нет, не ошибаюсь я – зам самое серьёзное препятствие на пути моего отказа.

Что же предпринять? Взять тему или не взять? На одной чаше весов мои амбиции, на другой руководимые мной люди. Нельзя подводить коллектив. Надо дать им заработать. И премию выбью. Это моя сильная сторона. Согласие – мой бонус на будущее. Ох уж эти мне этические идеалы шестидесятых – патологическое желание добра всем людям, кроме себя, болезненное пристрастие к неудачникам. А теперь… Поможешь, и они же отомстят, ответив чёрной неблагодарностью. Уже случалось такое. Не в чести теперь взаимопомощь и порядочность. Но только не шеф.

Почему я никогда ни к кому не питала настоящей яростной ненависти? Злиться случалось, конечно, вынуждали. Чувство гордости, трудолюбия, обязательности вколачивались в мою голову с детства, вот и сидят они внутри меня, и грызут, и погоняют. Правда, теперь мой внутренний голос в этом плане звучит далеко не всегда уверенно. И в группе всё чаще раздаются голоса: «Вам больше всех надо? Зачем завистников плодить? На нас трудно равняться, но им же не хочется на нашем фоне хуже выглядеть, но и вкалывать, как мы тоже не хотят. Вот вам и конфликт».

А эта вечная подсознательная неудовлетворённость собой... Она очень сильно снижает самооценку. Ситуация в стране меняется быстро, а я медленно перестраиваюсь? При таком настрое коллектива главная трудность состоит в том, чтобы спокойно уговорить людей не бунтовать, а задуматься над перспективами. Сейчас откажетесь вы, потом откажут вам. Вот и вся механика.

Уступить настойчивым просьбам совести, согласиться? Была не была! Чёрт возьми, корона с головы не свалится, если выполню работу Ивонова. Докажу свою лояльность и что не исчерпала свои возможности, а это где-нибудь положительно скажется. Шеф лишний договор подкинет в трудную минуту».

Елена Георгиевна приблизительно, без сметы и калькуляции стала в уме подсчитывать выгоды, которые сулила ей новая работа.

«Вот это-то и смущает: подработка получается не очень денежная. Но ведь кому-то миллионы, а для кого и сто рублей деньги. «Съел» большую часть гонорара незадачливый предшественник. А лучше, чтобы расходы пришлись пополам. Да и поставщик приборов и материалов семь шкур сдерёт, оберёт дочиста. И чиновники не преминут на этом деле погреть руки, наверняка поспешат попользоваться бюджетными деньгами, ведь не секрет, что с каждого договора отстёгивать приходится. Умопомрачительная бухгалтерия. Форменное безобразие! Что тешиться самообманом – нам опять крохи останутся.

Как шеф раньше говорил: «Надо работать ради сокровенных минут созидания». Только не теперь, на голодный желудок. За народ пострадать не обидно, а тут из-за чиновников беды принимать приходится. Задыхаемся от махрового бюрократизма.

А эта странная эквилибристика цен, её жуткие, искусственно взвинченные скачки. Докатились и до нас последствия бездумной или… очень обдуманной приватизации. Как бы не промахнуться с зарплатой, – чувствуя себя в эти минуты противно беззащитной, с какой-то беспросветной горечью мысленно рассуждает Елена Георгиевна. – А где время взять на эту работу? Оно и так сжато донельзя. Остаются выходные и ночи».

По мере рассуждений у Елены Георгиевны возникали разнообразные «но», и неуверенность мешала ей чётко определиться с решением.

«Как бы там ни было, а я уже приготовилась принять работу над чужим проектом как неизбежное, выкинула внутри себя белый флаг капитуляции. Всё-таки я некоторым образом осторожный (или, вернее, настороженный) романтик, если берусь за такие дела. Романтика ведь из души вырастает. Что я не циник и не прагматик – это уж точно. Может, с возрастом стала разочарованным романтиком? Такой романтизм гроша ломаного не стоит. Нет, теперь идеалистом и романтиком быть не только глупо, но и опасно. Можно оказаться в постыдной роли человека, которого водят за нос, да ещё всем показывают, тычут пальцем… Похоже, я на пути к исправлению.

Смешно сказать: до сих пор в себе не разобралась. А что будет, если я возьму на себя смелость сменить политику и отклоню предложение, отвечу шефу несогласием и погляжу, чья возьмет? Чем чёрт не шутит, а вдруг получится что-нибудь интересное? Ведь дело не в моем тщеславии. Какая-то есть несуразность в моем положении, в моей неуверенности. Вроде не глупая и энергии хоть отбавляй, а вот, поди ж ты, всё дается с трудом, с боем, с натугой. Понимаю – мало знать факты, надо уметь устанавливать их связи, выстраивать цепочки взаимодействий. И этому вроде бы научилась.

Нет во мне лёгкости отношения к жизни. Не умею я украсить её, как Анна Аркадьевна. Она и замуж с тремя детьми умудрилась выйти за прекрасного человека, и докторскую диссертацию защитила. Сейчас вместе растят пятерых детей. И вроде бы ничего особенного в ней нет. Как наседка хлопочет. Но какая милая наседка! Допоздна около своей установки возится, а потом берет авоську, бидончик, и не спеша идет в гастроном. Со стороны глянешь – и в голову не придет, что она профессор. Простая, без гонора и апломба. И как ей удаётся решать проблемы с руководством? Может, муж у них… основной игрок?»

На какой-то миг затея побороться с руководством пришлась Елене Георгиевне по душе. А, попытка не пытка! Но она тут же «зависла» и мысленно обругала себя. «Какой серьёзный предлог придумать для отказа? Шаткая позиция, не перемудрить бы. Безудержный оптимизм здесь неуместен. Конфронтация с начальством по мелким вопросам – обычное дело, и относиться к ней надо спокойно. А вот в крупных делах… И всё же, какие средства давления остались в их распоряжении? Вероятнее всего, только обязать, не мытьём, так катаньем заставить. Стоит ли противиться? Как я буду выглядеть в такой ситуации?

Соблазн отказаться велик. А с другой стороны, он таит в себе опасность. Что перевесит? Игра стоит свеч? Разве удачный для этого выпал момент? Вот она, пища для размышлений! Случай представляет особый интерес? Нет. Не стоит искушать судьбу. Немедленно отказываюсь от экстравагантных намерений! Разочарование – слишком тяжёлое испытание. Скажут, как водится: с чего это она вдруг упёрлась? И что самое обидное, подумают, что не удосужилась пораскинуть мозгами. И отказ зачтётся в минус. А это провал. Меньше всего я хотела бы выглядеть глупо.

Нет, не намерена я сдавать ранее завоёванные позиции. Не про меня этот вариант. И заместителю он на руку – лишний повод поддеть. Только разожгу гнев, а диалога с ним не получится. И без того постоянно ощущаю его недовольство. Такой противник мне не по зубам – крепкий орешек, съест – не подавится. С ним – как по тонкому льду. Всё равно навяжет чужую тему, а потом ещё припомнит возражения. Не доставлю ему удовольствия оттачивать на мне свою разрушительную иронию. Свой горб надёжнее. Мне хватит здравого смысла не связываться с ним. Осторожность всегда была моей отличительной чертой.

Само собой выходит, что не стану я никаких шагов предпринимать в направлении противостояния. Не то время. Зачем упорствовать, продолжая настраивать против себя человека, от которого, к сожалению, слишком многое зависит в работе. Из двух бед выбирать меньшее – такой мой принцип. А может, в этом и есть мой просчет?

Мне проще лавировать. От этого всем ощутимая польза. Возьму проект и гораздо больше очков себе заработаю. Неизвестно, как повернется дело в следующем году, а мне людей кормить. Я за них в ответе. Высовываться себе дороже будет. Этот опыт дался мне нелегко. До перестройки я слишком часто выступала против несправедливости, принижения, восставала даже против всяких гадких мелочей, с которыми приходилось сталкиваться на каждом шагу. Пока нельзя рисковать», – всё ещё пребывая в грустной нерешительности, размышляла Елена Георгиевна, привычно перемалывая в голове кучу информации, рассматривая её со всех сторон, анализируя все «за» и «против» по каждому, казалось бы, несущественному моменту. Решение вызревало постепенно.

Она сознавала свою правоту и уже раскаивалась в своём внезапном порыве поиска справедливости. Жизнь научила её остро ощущать любые отклонения от обычного, подчас почти бессознательно отбрасывать всё несущественное из множества человеческих поступков, из путаных подробностей выбирать, с её точки зрения, самое важное, главное на тот момент, последовательно отсекая всё, что не может иметь значения для данного случая. Это стало её привычкой.

Окончательно утвердившись в своём решении, Елена Георгиевна сразу успокоилась. Мысли перестали метаться, и она целиком ушла в размышления о том, как ей лучше построить разговор с шефом.