Макс
Печенью чувствую, пацан влюбился. То, как он смотрит, как касается, как говорит, опуская глаза — всё указывает на это. А теперь он ещё и ревнует.
Что делать? Может быть оставить всё как есть? Отпустить и забыть, пока не поздно, чтоб не так больно было потом. Но вместо этого быстро подхожу и хватаю Шона за руку выше локтя. Он пытается вырваться, но я удерживаю так сильно, что могут остаться синяки, разворачиваю к себе, подхватываю почти падающего и уже двумя руками легонько трясу, заглядывая в лицо, вижу, что вот-вот расплачется.
— Шон, ты ничего не хочешь мне объяснить? Какого хера ты сейчас творишь? Что-то не так?
— Я просто хочу домой. Можно я уже пойду?
— Нет, нельзя. Давай позавтракаем, — строго говорю я и тяну за одну руку на кухню. — Что будешь пить?
В голову пришла единственная мысль, что если он сейчас останется, то мы сможем поговорить и всё прояснить.
— Кофе. Сахара побольше. И сливки. И бутерброд. Два.
Я улыбнулся.
— Что смешного? — напыжился он, усаживаясь за стол.
— Да так, подумал, что еда иногда лечит и помогает мыслить здраво.
Вытаскиваю хлеб и колбасу, подвигаю к Шону вместе с ножом, а сам колдую над чашками.
— Сыр, салат и майонез, - командует мой гость, и я снова подхожу к холодильнику, чтобы достать всё, что он хочет.
Бутерброды у Шона получились высокие и красивые, собирал он их долго и тщательно.
Чашки с кофе давно стояли перед нами и, скорее всего, напиток в них уже порядком остыл, но я молчал и терпеливо ждал, когда ребёнок натешится.
Натешившись, Шон выбрал самый большой бутерброд и поднес сие произведение искусства ко рту.
— Что? — приподнял он брови на мой вперившийся взгляд, всё с той же улыбкой на лице.
— Любуюсь, — ответил я и потянулся за своим бутером.
Ещё минут десять мы расправлялись с трудом помещаемым в рот завтраком в полной тишине, переглядываясь и строя друг другу рожицы.
— Шон, что ты теперь думаешь об Илане?
— Думаю, он не подойдёт ко мне больше, — дожевав и вытерев тыльной стороной ладони рот, ответил мой "братишка".
— А если подойдёт и извинится? Я полагаю, он слышал наш разговор, так ведь? Поэтому ударил тебя?
Шон кивнул и начал медленно пить остывшую бурду.
— Ты хочешь знать, могу ли я его простить? А он? Простит ли он меня? Это же я ему лгал, я скрыл правду, я бОльший лжец, которому нет прощения.
— Шон. Это я во всём виноват. Я всё это затеял. Хочешь, я поговорю с ним?
— Нет! — выкрикнул Шон, и лицо его стало тёмным и злым. — Я сам с ним разберусь. Лучше, скажи мне... Нет, оставь, — он вылез из-за стола и направился к двери. — Пойду я.
— Нет уж, спрашивай! Я же вижу, что хочешь.
Шон стоял у входной двери, рука лежала на ручке.
— Ты говорил, что у тебя никого нет.
— Так и есть. Но это не значит, что я ищу новых отношений.
— А кто это тебе написал, что сгорает от желания и что-то с тобой сделает?
— Шон, может быть всё-таки повернёшься, а лучше сядешь, и мы поговорим?
Шон, насупившись, вернулся на стул, положил перед собой руки.
Большого желания отчитываться перед этим мальчишкой у меня не было, но объясниться всё-таки придется.
— Лёлик — это мой соперник в спорте и в жизни. Из всех боёв, что были между нами, он выиграл всего лишь раз. А было их больше десяти. Сейчас он живёт и работает в Германии, через неделю приезжает на соревнования, в которых обещает у меня, как ты не правильно понял, выиграть. И так каждый раз пугает и обещает.
— И что? Вы просто друзья? — лицо Шона начинает проясняться и он с надеждой подаётся всем корпусом вперёд.
— Я бы так не сказал. Мы больше приятели, чем друзья. Но между нами есть договоренность, и это кое-что важное. Шон, что ты делаешь?
Обойдя стол, этот мальчишка усаживается ко мне на колени, обвивает руками шею
и прижимается всем телом.
— Если ты свободен, могу я немножечко тобой попользоваться? — и тянется губами к моим.
— Шон, что за игры? — громко чмокаю его и уворачиваюсь, потому что он тянется за другим, недетским поцелуем.
— А я и не играю. Ну Макс, ну давай.
— Ты не дослушал, Шон.
Приходится применять усилия, чтоб оторвать от себя эту пиявку.
— Ладно-ладно. Рассказывай, — он перестал напрашиваться на поцелуй, однако с коленей не встал.
— Однажды, после очередного боя, мы зависли с Лёликом и друзьями в баре, где перед всеми он взял меня на слабо, что выиграет в следующий раз, и за это я буду должен выполнить его желание.
— Желание? — Шон вмиг стал серьёзным. — Какое?
— Я на год подпишу с ним контракт. У него в Мюнхене свой клуб. Он давно зовёт к себе, хочет, чтоб я стал его партнёром и тренером.
— Это же несерьёзно? Ты не мог согласиться на такие условия?
— Я обещал. В то время я как раз заканчивал учёбу, и меня ничего здесь не держало. Да и сейчас, я как бы свободен.
От того, что я увидел на лице Шона, мне стало, как-то не по себе.
— Только не говори, что ты влюбился, — да, зря я это ему сказал.
Теперь уже моя очередь держать вырывающегося пацана, начинающего тихо истерить.
— Шон, я не хотел, чтобы так случилось. Я правда хотел только помочь. Мне казалось, что мы так похожи, я даже в какой-то момент поверил, что мы с тобой братья.
Извиваясь и пытаясь вырваться из моих рук, Шон даже умудрился меня поцарапать, после чего я схватил его в замок и крепко прижал к себе.
— Ну всё-всё, малыш. Успокойся. Давай разберёмся.
Держу, дышу в шею, поглаживаю по спине. Когда истерика прошла и остались только всхлипы и вздохи, увлекаю объект на диван. Усаживаю, тулюсь рядом, не забываю удерживать — а вдруг снова рванёт?
— Шон, — начинаю тихо, держу себя в рученьках, потому что и самому всё это ой как не нравится. Этот парень мне приглянулся с первой нашей встречи, простой, открытый, наивный как я когда-то. — Вспомни, ты же совсем недавно говорил, что любишь Илана. Я и подумать не мог, что всё так обернётся. Давай ты разберёшься со своими чувствами, может это просто благодарность? Братская любовь, в конце концов?
— И целовались мы по-братски? Макс, я не знаю как всё это получилось, но вот вышло так, и я не знаю, что делать. А что ты? Я совсем тебе не нравлюсь?
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления